Кривой прямой узел

Саша Тумп
          Сначала в дом зашёл Пашка, мой пятилетний внук, понурив голову, и всем своим видом выражая муки и страдания, следом  его отец, мой сын, глубоко набравший в себя воздух и еле сдерживаясь от гнева.
           – Всё! Хватит!.. Будешь жить у дедов пока не научишься… – изрёк сын нам с внуком и сел в кресло.
           Я посмотрел на внука, тот на меня. Я незаметно для сына заговорщицки подмигнул ему, улыбаясь, чем вызвал у того грустную улыбку и глубокий вздох.
           Сын, немного успокоившись, сдерживаясь, чтоб не «разволноваться» вновь, выпалил: – Ты представляешь… неделю не могу научить его, – он посмотрел на внука, – завязывать шнурки на ботинках. Неделю!.. Не-де-лю!..
           – Сам уже научился за это время, а сын всё не может…– добавил я, вспомнив, как когда-то он сам постигал эту науку.
           – Нет!.. Ты посмотри… на зиму купили ему хорошие ботинки, так теперь шнурки на этих  ботинки мы с матерью ему завязываем… Прямо… «подай лакей лапти»… А после того, как мать отказалась – только я. И в садике так же… Наша нервная система не выдерживает. Твой внук – тебе и… решай как хочешь. Я ушёл!
           Сын поднялся и пошёл к выходу.
           – Купи нам что-нибудь сладенькое к чаю и приходи через час-два, крикнул я ему в спину.
           Тот, демонстрируя всем своим видом независимость и неверие в исполнение его просьбы, ушёл, высоко подняв правую руку, под своё ехидливое хмыканье.
           Пашка сидел в кресле, прямо держа спину и положив ладони на колени.
           – Сделай мне кофе, а я пока кое-что найду, – сказал я и пошёл доставать «семейный мешок» с разным верёвочками и шнурками.
           – Тебе, как всегда, одну ложку кофе и одну сахара, – раздался голос Пашки с кухни.
           – Покажи, какой ложки и на какую чашку, – ответил я ему.
           – На твою чашку кофейную ложку, – Пашка демонстративно, ехидно, укоряюще улыбаясь,  показал мне мою чашку и чайную кофейную ложку.
           – Ага! – подтвердил я, кивнув.
           Я расправлял на пальцах штук десять различных шнурков, когда в комнату мелко переступая ногами, неся кружку с кофе, упершись в неё глазами, зашёл Пашка.
           – «Мало дело-то ещё, а требуют как с мужика» – подумал я и сказал: – Принеси стул и положи его на спинку и садись напротив него.
           Пашка все сделал: положил стул, сел напротив его в ожидании.
           – Возьми четыре шнурка и завяжи их на одной ножке стула узлом, как ты обычно вяжешь – сказал я, прихлебывая кофе.
           Пашка, разглядел стул, потом его ножки, потом взял шнурки и стал их громоздить на торчащие палки напротив груди.
           Наконец «работа» была закончена.
           Я сел рядом с ним у перевернутого стула, бросив взгляд на его «творение».
           – «Если эти дуболомы не вернут уроки труда в школы – мы получим толпу–стадо  здоровых и сильных людей, которые выйдут на демонстрацию, если им запретят тусоваться в кабаках и клубах», – грустно подумал я.
           Пашка навязал, я не знаю, как их называть, дед называл их «собачьи узлы».
           На такой узел привязывали собак, когда хотели, чтоб собака не бежала за хозяином в лес следом. Собака легко отвязывалась через какое-то время и бежала к хозяину, нагоняя на него всю живность, что встречалась на пути. Но «собачий узел» имел и другое значение о котором Пашке знать пока рано.
           – Раньше, когда человек уходил в тайгу и не хотел, чтоб с ним шёл его верный друг – собака, он её привязывал дома на верёвку, так как ты вяжешь узлы. Собака легко от такого узла освобождалась – узел сам развязывался, потом, но не сразу, хозяин успевал хоть сесть в лодку, хоть уйти туда, куда ему было надо.
           А иногда хозяин садился и ждал своего верного друга, а собака отвязавшись, бежала по следу хозяина, распугивая всю живность, тем самым выгоняла их под выстрел хозяина.
           Пока Пашка осмысливал услышанное и соображал, как вязать веревки, я фломастерами нарисовал ему «пособие».
           Смотри… у тебя конец верёвочки, если разглядеть узел, идёт за веревочкой – это так привязывали собак, а чтоб узел не развязывался, этот конец должен идти сверху другого конца.
           Теперь бери ещё шнурки и вяжи их на другую ножку стула, но гляди на рисунок.
           Я взял свою чашку и пошёл на кухню за второй чашкой кофе и сигаретой. «Кофе без сигареты – деньги на ветер!»
           – Всё! Готово! – раздалось из комнаты.
           – Всё проверь ещё раз, а то получишь от меня «двойку» за урок, а кое от кого и подзатыльник, – крикнул я, покосившись на недокуренную сигарету.
           Узлы Пашка завязал правильно. Передо мной красовалась ножка стула, украшенная настоящими морскими «прямыми узлами».
           – Потренируйся, а потом будем вязать узлы, чтоб их можно было, потянув за кончик развязать, – сказал я, внутренне гордясь, что у Пашки ушло на эту науку меньше времени, чем у его отца когда-то.
           «Тогда, наверное, я психовал… А его батька от этого волновался», – думал я, глядя на труды внука, который помогал себе всем чем мог, описывая языком какие-то замысловатые узоры.
           –Моя мама называла такие узлы «бантиком», – сказал я грустно. – Но это ещё не всё… Тут у тебя всё перед глазами, а завязывать-то надо на бо–тин–ках. А это вниз головой.
           Тащи свои ботинки,  будем их надевать – завязывать шнурки и снимать.
           – Когда завяжешь шнурок узел надо затянуть, что есть сил, – я показал как, чем вызвал смех у внука.
           …Пашкин отец пришёл с коробкой какого-то кекса.
           Мы сели пить чай. Было видно, что Пашке очень хочется что-то рассказать отцу и он то и дело поглядывал на меня.
           Я незаметно сложил рисунок и протянул Пашке. Тот его спрятал в карман, под взгляд отца.
           – Ну… как у вас тут дела, – спросил сын нас.
           – Норррр–маль–но! – сказа Пашка, – Хочешь дома побыть – шнурки завязываешь на прямой узел с бантиком, хочешь у дедушки  – на собачий без бантика, – сказал Пашка.