Чуть поерзав в кресле, устраиваясь удобнее, Николай Петрович, покуривая, начал неторопливо рассказывать:
- Если ты еще помнишь, в детстве ты постоянно спрашивал у меня, почему у всех есть бабушки и дедушки, а у тебя их нет? Только постоянно сменяющиеся няни, и никаких бабушек и дедушек.
- Ну, конечно, помню. А к чему это сейчас? Речь ведь не о наших предках, а о нас,- недоумевая, произнес Борис.
- Самое прямое. Самое - самое. Я ведь везде во всех анкетах писал, что мои родители – сельские интеллигенты, учителя. Да и ты, я думаю, также писал.
- Конечно. Твои родители – педагоги. Мамин отец – партийный работник, а моя бабушка – домохозяйка. Но, они же, все умерли, когда я еще ребенком был.
- Могу тебя обрадовать. Материных родителей действительно уже нет на этом свете. А мои пока еще живы. Старенькие и дряхлые, конечно же, уже, но еще живы. Живут по-прежнему в своей деревне Песковке. Это меньше ста километров от города. Езды минут сорок. Я был у них на прошлой неделе, отвозил им продукты и лекарства. Ухаживают за ними две мои младшие сестры. Они тоже живут с семьями там, в Песковке.
- Но, ты же, всегда говорил, что ты один сын в семье?!!
- Да, я один сын. Но у меня есть две младшие сестры, а вот об этом я тоже умалчивал.
- Зачем?
- Таково было условие твоего второго деда.
- Не понимаю.
- Да и не поймешь, пока я не расскажу тебе все по порядку, с самого начала.
Затушив сигарету, откинувшись в кресле и прикрыв глаза, он начал рассказывать:
- Я родился в простой крестьянской семье. Мама моя всю жизнь работала на ферме телятницей, выхаживала новорожденных телят, растила их. А отец летом был пастухом, пас колхозный скот, а зимой кормил скот в базовках, вывозил на лошади навоз. Жили мы очень бедно, можно сказать просто были нищетой. Сахар в доме и то не всегда был. А уж о конфетах мы с сестрами только мечтали. Когда у мамы появлялись какие-то свободные копейки, она покупала нам сто граммов карамелек. И это были самые счастливые дни в нашей жизни! Нет, мы не голодали, питались очень даже неплохо. У нас был огород, в сарае было много кур и гусей. Была корова. В зиму забивали на мясо теленка, пару поросят, овец. Но нам хотелось чего-нибудь «вкусненького».
Я окончил восемь классов, пошел работать. Конечно на ферму. А куда я еще мог пойти? Ни образования, ни специальных навыков у меня не было. А вот кормить скот и ухаживать за ним мы умели с детства. Может, так бы и прожил я свою жизнь так же, как и мои родители в деревне. Но меня призвали в Армию. Служил я два года в Венгрии. То, что я там увидел, показало мне, что жить можно совсем по-другому, более культурно и обеспеченно. Вернувшись домой, снова на эту грязную работу на ферме, я всеми силами души стал ненавидеть и эту деревню, и эту ферму, и эту жизнь.
У меня в деревне была девушка – Танюшка Шатрова. Я ее очень любил, да и она меня тоже. Она меня два года из Армии ждала, письма мне писала каждый день. Очень они мне помогали, служба была не самой легкой. И уже стали мы поговаривать о свадьбе, но тут жизнь моя круто изменилась. Меня избрали секретарем комитета комсомола нашего колхоза. А это как-никак три деревни и больше сотни комсомольцев. Раньше-то в деревне много молодежи было. Работал я на этой должности с удовольствием. Как не крути, а собирать взносы и организовывать мероприятия, это не вилами махать. Мы стали часто проводить разного рода мероприятия, за год моей работы провели несколько вечеров для молодежи. Собираемость взносов тоже повысилась. Меня стали отмечать на совещаниях в райкоме комсомола. А через год в райкоме освободилось место инструктора, и мне предложили эту должность. Не стоит говорить, что я уцепился за эту возможность обеими руками. Я сразу дал согласие. Родители были рады за меня, гордились мной. Еще бы – работник районного масштаба! Они об этом даже не мечтали. Печалилась только Танюшка, ведь я уезжал без нее. Но я пообещал, что как только устроюсь, получу жилье, мы обязательно поженимся и я заберу ее к себе.
Николай Петрович поднялся с кресла, снова подошел к бару и налил себе выпить. Он уже не скрывал перед Борисом своих эмоций. Было понятно, что он рассказывает о наболевшем, о том, что, возможно, давно уже мучило его. Снова устроившись в кресле, он отпил из стакана, и продолжил свой рассказ:
- Не сдержал я своего слова, предал мою любовь, мою Танюшку. Это было мое первое предательство, но далеко не последнее. Попал в колею – из нее уже не выберешься.
Он снова сделал глоток из стакана.
- Так случилось, что в это время в райкоме комсомола инструктором по культуре работала твоя мать. В культуре она разбиралась, как заяц в апельсинах. Но на эту должность ее пристроил папенька после того, как окончив десять классов его дочь «с треском» провалилась на вступительных экзаменах в пединститут. Но главное было не в ее должности, а в ее положении в обществе. А по ее положению она числилась главной перспективной невестой района. Почему? Да потому, что первый секретарь райкома партии, каковым и был ее папенька, это фактически хозяин района. И очень многие парни пытались ухаживать за дочерью первого секретаря отнюдь не из-за того, что она была красоткой, а из-за положения ее папы. Красивой твоя мать не была никогда, особенно если сравнивать ее с моей Танюшкой. Работая инструктором, первое время я не обращал на нее внимания. Она, к тому же, была старше меня. Не знаю уж, чем я привлек ее внимание, но она вцепилась в меня, как клещ. По началу, я старался переводить все возможные знаки внимания с ее стороны в шуточки. Мне она была не нужна, я любил свою Танюшку. А потом у ее отца случился юбилей – пятьдесят лет. Я тоже оказался в числе приглашенных на мероприятие. Твоя мать сидела рядом со мной, в общем, споила она меня в тот вечер и увела к себе. А через пару недель заявила, что она беременна и я отец ее ребенка, то есть – тебя. Я не хотел на ней жениться, но меня вызвал к себе в кабинет ее папаша и поставил условие: или я женюсь на его дочери, или он меня посадит. Угроза была не шуточной, от него всего можно было ожидать. Тогда я поставил ему встречное условие – я женюсь на его дочери, но как можно скорее, но не позже, чем через год, я должен получить должность в обкоме комсомола. Я думал, что он не согласится с этим условием, но он, побарабанив пальцами по столу, немного подумав, изрек:
- А ты, вообще-то пробивной и наглый пацан. Не зря моя дочь на тебя прельстилась. Хорошо, обсудим, обдумаем, обмозгуем. А пока – свободен.
Неделя прошла в томительном ожидании. А через неделю он снова вызвал меня уже с готовым решением и с готовым пакетом документов. Разговор у меня с ним был не очень долгим, но конкретным. Яков Егорович сообщим мне, что через месяц я буду работать в обкоме комсомола пока на невысокой должности, но с перспективой карьерного роста. Анкета моя, заявление, рекомендации – все уже было готово. Я начал читать анкету, и не поверил своим глазам. Оказалось, что я единственный сын в семье педагогов Останиных, погибших в автокатастрофе в прошлом году.
Прочитав анкету, я спросил своего будущего тестя:
- Зачем все это вранье?
Он, не раздумывая, ответил:
- А ты что, думал, что кому-то в обкоме комсомола нужны дети пастухов и телятниц? Это не райком! Хотя я бы тебя, наверное, и в райком не взял. Это Вовка, ваш первый секретарь посвоевольничал, воспользовался тем, что я был в отпуске.
Помимо того оказалось, что я окончил не восемь классов, а имею среднее образование. Аттестат о среднем образовании и его копия тоже были в пакете документов. Как все это ему удалось, я не знаю до сих пор. Здесь же лежало уже заполненное заявление в ЗАГС. Подписав все эти документы, я физически ощутил, что преодолен определенный барьер, и вернуться обратно я уже не смогу никогда. Вот таким образом мне были навязаны и твоя мать, и ты. Мало того, Яков Егорович предупредил меня, что с этого дня я не смогу общаться не только с Танюшкой, но и с родителями, ведь они погибли, ни с сестрами, ведь у меня их не было.
Через три дня в ресторане сыграли свадьбу. На ней не было никого из моих родственников, но было много « нужных людей». Так я предал и свою семью. Но перспектива жить в своей квартире, которую нам на свадьбу подарил тесть, работать в городе, затмевала все и заставила замолчать совесть.