В первые годы жизни на космодроме, на территории всего Советского Союза, включая Казахстан, разрешалась весенняя охота на водоплавающую дичь. Сырдарья, выходя в это время из берегов, затапливала окрестности настолько /даже по другую сторону железной дороги/, что отрезала пути к озёрам в районе Джусалов и Казалинска. При этом у охотников была единственная возможность появиться на природе с ружьём – только на реке вблизи Ленинска. Однако почти вся утка во время перелёта шла вдоль её противоположного берега, а портативных лодок в то время в продаже не было. И нам до поры приходилось лишь любоваться на проносившиеся мимо косяки желанной дичи.
Но мне однажды повезло – накануне весны, проездом через Москву, в ГУМе удалось купить надувную резиновую лодку. В тот год, в ожидании паводка и прилёта уток, я каждый вечер, по возвращении с работы, выходил на берег Сырдарьи. Ледоход на ней начинается с южных регионов, где тёплая погода устанавливается раньше. Подпирая ещё крепкий ледовый панцирь, сковывавший реку на севере, этот ледовый вал, продвигаясь с отрогов Тянь-Шаня к низовьям – при отсутствии плотин – периодически образовывал огромные заторы. Тогда Сырдарья выплескивалась из берегов, разливаясь местами на десятки километров. А после очередной подвижки льда и резкого спада воды, в пойме оставались, наряду с застрявшими на берегу гигантскими льдинами, бесчисленные озера, протоки и просто лужи. Они-то и давали временное прибежище пролётной водоплавающей дичи, которая, стремясь поскорее добраться до гнездовий, в несметном количестве следовала за ледяным валом.
Готовясь к открытию охоты, я старался не пропустить столь благоприятную для этого обстановку, которая могла длиться – в зависимости от погоды и уровня воды в реке – от одних до нескольких суток. И я дождался-таки своего часа! Затор образовался чуть ниже нашего Ленинска, и вода, выйдя из берегов, вплотную подошла к его защитной дамбе. На том берегу – за островом, что напротив нынешнего пляжа, замаячили первые стайки уток. Прорыва затора на реке и спада воды можно было ожидать в любое время. Учитывая, что шла середина недели, и в моем распоряжении на завтра может оказаться только лишь вечерняя зорька, я загодя приготовил охотничье снаряжение и уложил его в рюкзак.
На другой день по возвращении с работы я сразу же зашёл на дамбу и убедился, что мои старания были не напрасны: вода из поймы ушла, а за островом тучами кружились утки. Отказавшись от ужина, я тотчас накачал лодку, переоделся и, закинув на плечи рюкзак с ружьём, поспешил к реке. Подплывая к тому берегу, опасался, что, завидев охотника, утки разлетятся в поисках более спокойного места для ночёвки. Но ничуть не бывало: облетая меня стороной, они, продолжали кружиться стаями над оставшимися от разлива лужами и вынесенными на берег глыбами льда. Уток, преимущественно шилохвости, было такое множество, что захватывало дух от столь радужной картины: ничего подобного раньше мне видеть не доводилось. Чтобы хоть как-то укрыться от их глаз, я поначалу кое-как пристроился на корточках за одной из льдин, предварительно высадив на ближайшую лужу чучела.
Пролетая мимо, дичь весьма охотно реагировала на своих резиновых собратьев. Но при виде вскочившего из засады охотника резко шарахалась в стороны, и взять её на мушку было непросто. Усугубляя обстановку, этому мешал и сильный ветер. Немудрено, что поначалу охота у меня не ладилась. Стреляя дуплетами, я горячился и безбожно мазал. К тому же, первая подбитая утка, оказавшись подранком, успела ускользнуть под льдину, и все мои потуги достать её оттуда закончились ничем. Так, израсходовав больше половины патронташа, я всё ещё оставался без добычи и находился в крайне возбуждённом состоянии. Делая небольшие паузы в охоте, пытался взять себя в руки, но безуспешно. Ко всему прочему, прятаться за льдиной в неудобной позе было утомительно. А утки, нисколько не пугаясь выстрелов, продолжали кружиться над поймой. И, поразмыслив, я решил в корне изменить «диспозицию».
Зайдя к луже с чучелами с наветренной стороны и положив /без всякой маскировки!/лодку на землю, я удобно устроился в ней на сиденье спиной к ветру, намереваясь отныне – с целью самодисциплины – стрелять по дичи, летящей только против ветра, и только из одного ствола. И дело сразу пошло на лад. Утки, то и дело заходя к чучелам на посадку, не обращали на меня никакого внимания и буквально сами плавно «садились» на мушку, поэтому трудно было промахнуться. Обретя уверенность в успехе, я успокоился и стал выбирать дичь уже покрупней. В результате в дальнейшем у меня не было больше ни единого промаха. А когда в стволе оставался последний патрон, то совсем «обнаглел», решив использовать его с максимальной пользой. И это мне удалось. Дождавшись, когда после пролёта над головой нескольких шилохвостей, на посадку к чучелам начала заходить пара крякв, я, удачно выбрал момент и сразил их последним выстрелом наповал. Поставив тем самым на той памятной охоте, длившейся в общей сложности не больше часа, жирную точку.
Не удивительно, что та охота запечатлелась в моей памяти как дивный сон, происшедший со мной наяву. Однако, когда, вдохновлённый удачей я попытался было продлить его и на следующий вечер, то не застал за островом уже ни одной утки: ледяной вал по реке двинулся дальше, и вся пролётная птица ушла вслед за ним в сторону моря.