Царскаяохота. окончание

Часть четвёртая.


   Охотничьи рассказы.

От автора:
 
В этой части я собрал документальные записи рассказов многих костромских охотников. Хочу особо подчеркнуть: это не собрание охотничьих баек у костра. Здесь и давние воспоминания, и взволнованные пересказы случаев, произошедших буквально на днях, и размышления о взаимоотношениях  человека и огромного мира природы…







Андрей Никитин

                ЛОСЬ И ЛИС

Стаж охоты у меня небольшой пока. Несмотря на то, что по  возрасту – вроде не мальчишка, но охотиться начал я всего несколько лет назад. До этого мне  приходилось иметь дело с оружием совсем другим, а разница между стрельбой из боевого оружия и охотничьего огромная. Первый раз, когда стрелял из ружья, промазал. Я знаю, что стреляю неплохо, а тут – два выстрела и оба мимо. Зайца тогда гоняли, и он пробегал недалеко от меня. Он бежит мимо, я стреляю – и тоже мимо! Он продолжает бежать, я снова стреляю – и опять мимо. Честно говоря, я даже как-то расстроился. Может, ружьё у меня какое-то не такое?

Потом уже более опытные люди сразу определили:

–Да ты, наверно, стрелял, как из автомата стрелял в Чечне!

– Н-ну… да, наверно…

–Так ты же учитывай, что у боевого оружия и у твоего ружья, к которому ты ещё не привык, скорости полёта заряда разные, на охоте «повести» надо цель, упреждение дать и только потом стрелять!

Это был самый первый урок. Их – больших и малых, важных и не очень – во время практической охоты бывает достаточно, важно только вовремя делать выводы из них.

  Однажды был у меня урок выдержки. Так получилось, что в тот момент, когда стрелять было нельзя, прямо на меня, что называется «в штык», вышел лось. Стоим мы с ним – лоб в лоб – и любуемся друг другом. Если бы такая ситуация произошла раньше, то я наверно, как и многие начинающие охотники, начал бы стрелять из совершенно невыгодной позиции, причём, не имея на это права, просто с перепугу. Чем кончилась бы эта стрельба, актом о браконьерстве или нападением лося на меня –
 неизвестно, но к тому времени я уже получил начальное охотничье образование и решил, что надо расходиться миром. Может быть, я не лучший для этого способ избрал, но замахал руками: уходи, мол, с дороги. А он даже какой-то заторможённый был – не среагировал сразу, только после повторных сигналов он меня заметил и сиганул в сторону. А ещё урок был в том, что надо было знать:   лось не очень-то хорошо видит, его главное оружие защиты – слух, поэтому нужно было подавать весть о себе звуком.

А вот другая ситуация. В первый раз пошел на медведя. Место ожидаемого появления зверя возле овсяного клинышка было известно, лабаз был. Я пришёл, как учили, аккуратно,
 незаметно, учитывая направление ветра. Словом, всё правильно. А сижу на лабазе, и воображение играет: как-то оно будет, придёт или не придёт и так далее. Более того, что-то такое начало слышаться, какие-то звуки, шорохи, шумы, среди которых даже можно, как казалось, разобрать голоса людей, даже лай собак. С одной стороны, думаю, поблизости на пять километров жилья нет никакого, значит, где-то поблизости охота идёт. А с другой стороны, вспоминаю, бывают атмосферные условия, при которых звуки разносятся очень далеко. Кто его знает, может, сейчас именно такие атмосферные?

Короче,  изъёрзался весь, хотя и стараюсь не шуметь. Но  вдруг начинаю слышать какие-то звуки у себя за спиной. Ну, я человек военный, повидал всякое, но и то не по себе как-то стало: не иначе медведь с тыла зашёл. Говорили, что если он человека почует или услышит, то обходит его и подбирается сзади…

А шум-то сильнее и сильнее. Тут мне и другие неприятные мысли в голову лезут. О том, что лабаз не очень высокий, и медведь, став на задние лапы, запросто меня может  зацепить и стащить вниз. О том, что всё-таки нужно аккуратно разворачи-ваться лицом к опасности. Стал медленно-медленно повора-чиваться, а шум-то всё сильнее! И вот когда я уже почти полно-стью повернулся, то увидел прямо у себя под ногами здоровущего лося! Я замер. Выйти на медведя и стрелять лося,-- это у меня в голове как-то не укладывалось. Да и какая это была бы охота, если бы я сверху пробил бы ему череп! Нет уж, пусть проходит.

Лось долго стоял подо мной, шевелил ушами, а я боялся даже дышать. Потом он перешёл полянку, засунул голову в кусты и ещё постоял так – голова не видна, а всё туловище наружу. А затем всосался в лес. Будто его и не было.

Вообще, когда что-то начинаешь делать, чем-то заниматься, ощущения бывают острее, замечаешь даже какие-то мелкие детали, ещё нет наработанной привычки, всё внове. Да и на какие-то необычные случаи везёт. Или они есть всегда, но когда нам уже всё поднадоело, то мы не обращаем на них внимания?

Возле Сущёва есть местечко такое, сооружённое людьми на скорую руку, но потом оставшееся на долгие годы. Знаменитый тогда был председатель колхоза Леонид Малков, герой труда. Так вот он придумал летом свою ферму вывозить на острова, где великолепный травостой, где стадо никто не беспокоит и много других плюсов. Перевозили скот на баржах и металлических понтонах, для чего и сделали такую небольшую гавань, где и лодки держали, а при необходимости и паромную переправу могли держать. Так вот возле этого места мы как-то расположились вечером, костерок соорудили, за разговором по сторонам не очень-то смотрели, только кто-то из нас первым заметил движение чуть в стороне, там, где наши рюкзаки лежали. Посмотрели, прислушались,   вроде ничего нет. Через некоторое время – опять. Теперь уже я стал посматривать краем глаза. Вижу – тень какая-то шевелится у рюкзаков. Собака, что ли? Посветили фонариком, и видим: стоит и удивлённо на нас смотрит… лиса! Нет, не лиса даже, а лисёнок, такой подросток неопытный, тощий, даже жалко его стало, так жадно он обнюхивал наши рюкзаки. А уж от костра-то какие запахи шли! Вот он и не уходит, жизненного опыта нет у него, не опасается, просто стоит и ждёт. Ну, тогда из наших запасов кинули ему сосиску, он шарахнулся было, потом преодолел страх, схватил и отбежал в темноту. А перед этим мы его даже сфотографировать успели.

Ну, что – посмеялись и забыли. Но через некоторое время снова слышим шорох и видим, как один из наших рюкзаков медленно отъезжает в сторону старого ржавого понтона. Ах, ты, хитрец! Лисёнок подобрался так, что от костра его не было видно, ухватил рюкзак и как свою законную добычу пытался умыкнуть в своё убежище. Ну, рюкзак-то, конечно, вернули, пугнув наглеца, а еды ему всё же оставили, чтобы мог наесться. Плохо ему, наверно было. Плохо и одиноко…








Владимир Кладков

                ИСТОРИЯ, ПРОЧИТАННАЯ НА СНЕГУ

Было это уже больше четверти века назад…

Рано утром по берегу речки Павловица, в районе бывшего посёлка Киевская старица, кормились два лося. Бычки-трёхлетки  были спокойны, они не торопясь бродили в мелком осиннике, выбирая веточки помоложе, помягче и повкуснее. Ближе к воде находили ивняк и тоже кормились не спеша, не теряя, однако полностью бдительности: уши-локаторы  всё время
поворачивались из стороны в сторону, пока один лось обкусывал прутики, другой был настороже. Но зрение у лосей  не очень-то острое, а слух не предвещал никаких опасностей…

Они были молодые, и жизненного опыта им не хватало. Иначе они были бы вдвое осторожнее, потому что они и не подозревали, какая их ждёт смертельная опасность. А между тем Большая Охота уже началась. Незримо, неслышно. Только тени промелькнут между деревьями, не издав ни звука, и всё. Полное безмолвие и снова никакого движения.

И вдруг – как взрыв – из ниоткуда возникли три волка. Несколько скачков, – и они уже набросились на одного из лосей. Другой рванулся в сторону, мощно пошёл в лес, но за ним уже никто не гнался: стая будто слушала команду, а приказ был – все силы сконцентрировать на одном лосе. Ослушаться и нарушить дисциплину в волчьей стае невозможно, тем более, что охотой руководила матёрая волчица, под началом которой были два переярка. Все они рвали лося за задние ноги выше колен,, хватали за бока, бросались спереди…

Лось ещё надеялся уйти вслед за товарищем, метров сто он пытался уйти в том же направлении, но волки вновь будто подчинялись неслышным командам, будто осуществляли давно разработанный план операции. Они не пускали лося в том направлении, а наоборот – старались оттеснить его в другом направлении – по пожне, в конце которой был кустарник. Лось инстинктивно чувствовал, что там – гибель, что там уже шансов на жизнь у него не будет совсем. Он ещё сделал небольшой круг по берегу Павловицы, но всё же вынужден был побежать туда, куда его направляли загонщики.
То, что это были именно загонщики, стало ясно, когда лось, пробежав метров четыреста по пожне, приблизился к её концу. По пути его гнала волчица, а два более молодых волка не давали с двух сторон изменить направление. Оставался свободным только один путь – к кустам.

А там его уже ждали. Их было четверо – матёрый самец и три прибылых волка. Они уже давно залегли в этом удобном скрытном месте и только и ждали удобного момента, когда часть стаи выполнит свою задачу. И вот этот момент настал. Метров с пяти на свою жертву бросились все сразу. Снег на пожне был глубоким и достаточно плотным, он хорошо держал волков, а лось, проваливаясь, ещё метров сто тащил на себе всю свору и всё это время мощные волчьи зубы рвали его заживо…

Силы были  неравны. Бычок рухнул, и в считанные минуты всё было кончено.

И вот тут-то, когда Большая Охота закончилась, дисцип-лина в стае ослабла. Молодые рванулись вперёд, чтобы запо-лучить лакомый кусок, но не тут-то было! Матёрые волк с волчицей задали всем пятерым такую трёпку, что у тех живо отпало желание не уважать вожаков. Только после того, как старшие утолили свой голод, были подпущены подростки из этой семьи, и уже после этого такое право получили пришлые волки…

Даже на такую стаю мяса было много. Двое суток волки не отходили от своей добычи. Они отваливались, еле передвигаясь, отходили  на каких-нибудь десять-пятнадцать метров и ложи-лись, чтобы через некоторое время вновь подойти к уже почти голому скелету и найти там ещё что-нибудь.

Через два дня, когда от лося не осталось уже практически ничего, волков спугнули трактористы, приехавшие за сеном…


…Вся эта Большая Охота прошла у меня перед глазами, и в этом нет никакой неправды. Когда трактористы сообщили мне о  следах лесного побоища, я целый день ходил по следам зверей, между кровавыми пятнами на снегу и такими же кровавыми сытыми лёжками волков, понял стратегический замысел Большой Охоты и изумился тому, сколько, оказывается, интеллекта у животных, сколько неизвестного в их поведении! Ну, как они передавали друг другу сигналы-приказы?! А может быть, их рычание и есть их речь?









Борис Басманов

          ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА «ЛАБАЗАХ»

Успех этой медвежьей охоты зависит во многом от выдержки охотника, его смелости, совести и воспитанности. Бывает, что раненый зверь, бросившись после выстрела на охотника, находящегося на земле, сминает его и наносит тяжелые увечья. На моей памяти у нас в Солигаличском районе было пять таких случаев. В двух из них, когда охотник, ранив медведицу и посчитав её убитой, из-за жадности или в азарте начинал стрелять по маленьким медвежатам. В такие моменты «мёртвая» медведица, услышав рёв медвежонка, мгновенно «оживала», бросалась на охотника или стаскивала его с низкого лабаза. Она задавала ему такую  «трёпку», после которой горе-охотник подолгу лечился в больнице.

В трёх других случаях раненый зверь уходил в лес, а охотник в азарте слезал с лабаза и в вечерних сумерках с фонариком пытался его преследовать. А это категорически запрещено правилами охоты. И естественно, что раненый медведь, раздражённый болью, молниеносно, чаще сзади, нападал на своего обидчика и наносил ему тяжелые раны. Но сколько я помню за свою жизнь, смертельных травм, нанесённых медведем, у нас в районе не было. А вот от колхозных быков были и смертельные случаи.

Немало на этой охоте и смешных приключений. Я знавал охотников, которые перед посадкой на лабаз принимали, видимо, для смелости стопочку-другую, а потом, сидя неподвижно на лабазе на высоте 2-4 метра, задрёмывали. Ружьё выпадало из рук и от удара о землю взведённые курки срывались, грохали выстрелы, а испуганный охотник спросонья, резко дёрнувшись, тоже летел с  узкого сиденья вниз, чем навсегда отваживал напуганного медведя приходить на это поле. Такие случаи бывали не раз, о чём со смехом потом рассказывали участники той охоты.

Запомнился и ещё один   случай. Старые охотники, два Николая Васильевича, которым было больше, чем по 60 лет, и Андрей Васильевич, уже за 70 лет, сговорились поохотиться на медведя возле деревни Лесниково. Выкупили лицензию, добрались до места, осмотрели овсяные поля и решили, что все они трое сядут караулить медведя на разных полянках. По очереди, помогая друг другу, сделали лабазы, какой кому удобнее. Андрей Васильевич носил очки и для лучшего обзора пожелал сделать себе лабаз повыше: так метра четыре над землёй. Ему нарубили длинных кольев-жердей, закрепили их стоя с наклоном вокруг густой ёлки. Наверху концы кольев связали, в образовавшуюся корзину наложили для мягкости еловых лап, для опоры ногам приладили поперечную жёрдочку – и лабаз готов. Договорились, что если услышат выстрел одного из охотников, то двум другим надо немедленно спешить на помощь.

Устроились, сидят, ждут.  Вдруг в вечерних сумерках где-то грохнул выстрел. Андрей Васильевич на четырёхметровой высоте заспешил, засуетился, не замечая, что его тёплая, прочная куртка сзади зацепилась за конец одного из верхних кольев. В спешке попытался отцепиться, но в это время поперечная жердь из-под ног выехала и упала вниз. Ноги потеряли опору, и он повис на коле, как  рыба на крючке. Андрей Васильевич долго дёргался, пытаясь освободиться и найти опору ногами, но тут злополучный кол обломился, и охотник полетел на землю. Благо мелкий ельник, росший под лабазом, смягчил падение и «медвежатник» отделался лишь небольшими ссадинами…

А тот выстрел был совсем не по медведю: это посторонний охотник стрелял на реке по уткам, чем вызвал досадное совпадение и поставил старика в неприятное положение.

Надо сказать, что медведь почти всегда подходит к овсу очень тихо и осторожно. Даже не треснет ни одной веточкой или сучочком, так как, наверное, знает, что идёт брать чужое, оттого так тщательно и крадётся. Но его приближение выдают тревожные щебетания дроздов и разных мелких птичек. Охотники, услышав птичий переполох, понимают, что медведь уже близко, и настораживаются. Мой дед, бывший большим любителем охоты на лабазах, говаривал: «Вот как тихо, шельмец, подошёл, как на лодке подъехал».








Николай Мельников

МЕЖДУ НАМИ, МУЖИКАМИ

Я в охоте, считайте, всю жизнь. Это словами не передать, –   какое может быть у страстного охотника отношение к этому занятию… Но я не об этом.  Есть в охоте много привлекательных сторон, а для меня одна из самых важных – особое ощущение братства охотников, особый кодекс чести. Мы ведь друг друга  сразу распознаём: и какой у тебя опыт, и какой у тебя характер… Да просто – мужик ты или не мужик! Перед товарищами нос не задираешь, ошибки свои признаёшь, слово держишь – значит, ты уже достоин быть в этом братстве. Не про нас сложена
пословица, правда, но очень верная: рыбак рыбака видит издалека…

В детстве я об этом не задумывался. Ружьё купили, когда я в пятом классе был. И хоть наш Кадыйский район и не относился к разряду самых охотничьих, но всё же охотились много, каждый из нас, пацанов, уже давно в охоте принимал участие, правда, в виде всяких силков и ловушек. Одна ловушка особенно у нас была популярной, уж не знаю – есть такая в других краях или нет, а у нас она называлась «попрыжок». Она была так устроена, что птица, увидев приманку и подойдя к ней, должна была обязательно подпрыгнуть, чтобы её клюнуть. А ловушка была настроена так, что сразу же реагировала на этот прыжок и захлопывалась. Мы довольно успешно ловили «попрыжками» разных птиц, но, конечно, всё это было совсем не то, мы мечтали о том, как по-взрослому пойдем на охоту с ружьём…

Вы знаете, в первые свои выходы в лес на охоту я больше  воображал, чем реально охотился. В этом возрасте сильна романтика, и  в раннем утреннем лесу, в тумане ты видишь очень многое из того, чего там никогда и не было… Подстрелить рябчика тогда было для меня и моих сверстников охотничьим подвигом! И только потом, став взрослым, я понял, как много мы впитывали тогда красоты жизни, настоящей поэзии природы…

А  настоящая охота для меня начиналась значительно позже. И тогда же на практике начал я осваивать неписанный кодекс поведения охотника. У англичан есть прекрасная
присказка о том, кого можно назвать настоящим джентльменом. Такое звание, по их мнению, достоин носить только тот, кто в полной темноте, без единого свидетеля, наступит кошке на хвост и после её истошного вопля назовет её кошкой, а не как-нибудь иначе. Настоящий охотник ведет себя по-джентльменски, по правилам даже тогда, когда его никто не видит.

Был вот такой случай. Уже взрослыми мужиками осваивали мы охоту на глухарином току. Опытный охотник подготовил нас теоретически, объяснил нам, как передвигаться, чтобы остаться незамеченными. Вообще вот эти мгновения подкрадывания к цели – самые волнительные, самые прекрасные в этой охоте. Я уж не говорю об азарте, который тебя одолевает с головы до ног.

И вот мой напарник увидел глухаря на ветке, выстрелил. Глухарь упал. Но когда охотник подошел, то увидел, что подстрелил глухарку. А этого делать ну никак нельзя, даже не потому, что это запрещено, а потому что ты сам подрубаешь сук, на котором сидишь: эта веточка жизни прервалась, не дав потомства… И огорчение тем больше, что охотник-то видел глухаря и стрелял по глухарю! Что уж там произошло – понять, конечно, трудно. Можно было и ошибиться в утренней мгле, могла уже в момент выстрела подлететь глухарка. Но всё это мы обсуждали потом. А тогда товарищ вышел к нам с пустыми руками.

          – Ты ведь стрелял?!

–  Стрелял.

–Не попал?

–   Попал.

–  И где?

–   Закопал…

Когда он рассказал нам то, что с ним произошло, я ему говорю, чтобы он забрал птицу, в конце концов ошибки бывают у всех. А он мотает головой: нет, не возьму, не могу. Я ему было стал говорить, что, мол, не стоит оставлять, потому что всё равно пропадёт. И тут наставник наш, молчавший до этого, сказал:

–   Правильно. Не бери. На душе спокойней будет. А в лесу ничего не пропадает. Глухарка погибла, а  лиса или, скажем, куница найдёт её обязательно и выживет. Всё на свете связано. Из лесу ушло, в лес пришло…

…Или вот другой случай. Вышли мы с гончей и она подняла лису. И тут происходит вот что: собака уходит, а на месте подъема мелькнуло что-то рыжее. И сразу же один из нас выстрелил туда, даже не разглядев толком, по кому это он стреляет. А это – грубое нарушение. Никогда нельзя стрелять по невидимой цели. И вот это нарушение тут же  выехало нам
 боком,  потому что там оказалась не лиса, которая ушла, а чужая собака, которая после выстрела рванула куда-то.

Выходят к нам её хозяева. Они, оказывается, недавно купи-ли молодую собаку и, выйдя в лес, решили приобщить её к охоте и пустили к опытной собаке. Вот так создалась ситуация, в которой все неправы. О нашей вине я уже говорил, но и другая сторона виновата: нельзя, не сказавшись, подключаться к чужой охоте, так можно и самому под выстрел попасть.

Люди неопытные  тут же начали бы хватать друг друга за грудки и «брать на голос». Но в этом случае мы сразу поняли, что  имеем дело с правильными мужиками, с которыми и разговор-то правильный должен быть. Мы сразу спросили, сколько стоила собака. Чтобы понять смысл вопроса, надо знать, что собака, попавшая под выстрел, уже не годится в охотничьи собаки, она будет бояться выстрела даже в том случае, если её не ранили, как в нашем случае. Нам так же прямо ответили, что стоила она пятьдесят рублей, а это по тем временам были очень хорошие деньги, и мы знали, что цена за собаку была объявлена честная, ровно столько, сколько она стоила на самом деле.

Мы собрали деньги и отдали их. И разошлись, не держа зла друг на друга…

Таких случаев  в практике бывает очень много, жизнь
 вырабатывает тот самый негласный кодекс поведения, соблюдение которого и становится признаком настоящего охотника.







Борис Мясников

ОХОТА С ПСИХОЛОГИЕЙ

Нет, я нисколько не преувеличиваю: такая берлога
попалась мне единственный раз в жизни. А уж я столько их повидал! Но эта была какая-то особенная… Впрочем, по порядку.

А было это возле Солигалича. Там, если знаете, на реке Воче заказник. Большой. За одним егерем числилось до тридцати тысяч гектаров леса! Штаты не увеличивали – денег, как всегда, было мало, попробуй тут за всем уследить. Короче, если по-честному, то охрана была плохая. Но район удаленный от Костромы, в области на самом   северном краю находится, поэтому пришлых браконьеров было мало, своих там все знали наперечет, так что если случались какие-то неурядицы, так только по естественным, природным причинам. И вот именно за  ними не всегда можно было уследить. Приехал я туда, а охотовед тамошний сразу же докладывает: есть уже пара случаев, когда медведь задирал коров.

Чтобы понять ситуацию, надо помнить, что такое в природе происходит обычно очень редко. Потапыч – зверь хоть и силь-ный, но к таким «силовым методам» прибегает редко. Значит, что-то  не заладилось у него с осенней кормежкой, то ли еще что-то, но произошел у него психологический сдвиг, стал он менее осторожен, действует нагло, а это очень опасно, такого зверя надо из леса убирать.

Короче говоря, собрались мы с Николаем Александровичем и еще с одним местным охотником Александром Крыловым и стали обдумывать, что и как надо делать. Охотовед опять же докладывает, что уже выследил медведя, уже, как положено, обошел,  обследил его берлогу. То есть, если ты охотник неопытный, то ты сразу придешь к выводу, что там уже и делать нечего: иди да стреляй. А у меня на личном счету медведей свыше двух десятков, а участий в охотах уж и не сосчитаешь. И я совсем не люблю скоропалительности, неподготовленности. Очень уж опасный он зверь – медведь. Где-то читал я, что идти на такое дело нужно со спокойным сердцем и полной уверенностью. Чуть что дрогнет в душе, сомнение загложет или поджилки затрясутся (не думайте, что у опытных охотников такого не бывает), – лучше охоту отложить, пойти в другой день.
А у меня что-то на сей раз на сердце было неспокойно. Не за себя. С самим собой у меня в тот раз был полный контакт и единодушие. А вот за партнеров… Ведь уверенность в
партнерах – одна из главных составляющих удачи на охоте, без этого вообще  лучше не ходить на охоту, а вот у меня в тот раз такой уверенности не было. Вроде бы люди очень опытные, не раз бывали на медвежьей охоте, но мне все припоминался рассказ охотника о том, как однажды медведь схватил-таки его когтями, еле ноги унес… Я, конечно, делаю скидку на  как бы узаконенное охотничье привирание, но в то же время думаю: а что, если не выдумывает? Ведь это значит, что у него наверняка осталась психологическая травма, и этот человек может в решительный момент дрогнуть.

Про Николая Александровича, охотоведа нашего, ничего плохого не знаю, но зато точно знаю, что стрелок он –   не из лучших, может и промазать.

И вот, присобрав все это в голове, предложил я им перед охотой немного потренироваться. Сказать, что это предложение было принято с радостью,   –    не скажу: мужское самолюбие часто мешает в самых нормальных ситуациях. Но – убедил. Накануне выхода еще раз подробно проинструктировал, попрактиковались и в стрельбе по мишеням с разворота, с хода. Короче, – все, вроде бы, предусмотрели. На следующий день пошли.

И вот тут-то начались всякие мелкие неурядицы, пошло все не очень гладко. Прежде всего – егерь не нашел место, где  медведь залег. Почему,   –  это, в общем-то, понятно: время прошло, был обильный снегопад, снег мокрый резко меняет вид окрестностей, дело-то было в феврале. Но так или иначе, а егерь в растерянности оглядывался: вроде бы пришли, а вроде и место-то другое… А там был сосновый бор, понижение такое, ложбина, а в ней – ветровал, деревья лежат, вывернутые с корнем… Снег глубокий.

Не знаю, как у других, а у меня с годами выработался такой нехитрый прием, который мне часто помогал обнаружить зверя: надо попытаться стать на его место. Конечно, при этом нужно знать его повадки и привычки. Но на этот раз я попробовал с точки зрения медведя подумать, где бы я устроился на зимовку.
И вот тут-то я и увидел эту уникальную берлогу. Дело в том, что на этом месте, так уж получилось, разом упали три
дерева, причем, в разные стороны. И вот их корни, поднявшись над землей, образовали как бы шалаш, прикрывающий глубокую яму. Да, тут уже мне, медведю, осталось только чуть-чуть подустроить эту яму – и берлога готова!

Показываю в ту сторону и машу: пускай, мол, собаку. Все это, конечно, молча, в полной тишине. И вот тут происходит что-то непонятное, редкий случай: собака доходит до берлоги и… спокойно возвращается к нам. Что такое? Нет медведя?!  Ну, тут уж я  в полный голос кричу:

  –  И где ж твой медведь?

Он разводит руками, мнется и ничего не понимает:

–   Может, не та берлога?

–   Может быть… может… Но давай еще разок собаку пошлем.

И все это – в полный голос, уже ничего не опасаясь. Собака тоже как-то нехотя пошла, лениво, как бы говоря: ну, что посылаете, все равно ничего там нету… И вдруг – с визгом отскакивает от норы. А это означать может только одно: медведь поднимается, появится через секунду.

Тут я подзабыл сказать, что когда первый раз посылали собаку, то тогда уж мы по местам стояли:  я напротив выхода из берлоги, мои спутники – по сторонам. Медведь рявкнул и мгновенно выскочил, да не на меня, а в сторону, где охотовед стоял. Ну, мы-то все были наготове уже, но в голове у меня опять пронеслась мысль о том, что  стрелок-то он неважный, медведь запросто может его достать, если он промажет… 

Да, и еще об одном не сказал. Дело-то давно было,   современные  карабины еще только где-то изобретались, а у нас были самые обыкновенные гладкоствольные ружья. А из них даже тяжелой пулей убить зверя наверняка можно только метров с десяти-пятнадцати. Вот так мы и стояли – примерно на таком расстоянии. Понимаете теперь, что ситуация должна была решиться в ту или иную сторону почти мгновенно?!

Охотничья этика дает право первого выстрела тому, на кого бросается зверь. Но в этом случае я ждать не стал, выстрелил сам, но уже как-то под углом, попал куда-то возле головы. Медведь взревел, крутнулся обратно к норе и… упал. Нет, я его не убил. Но пуля попала в позвоночник или какой-то нерв, и у него отказала вся задняя половина туловища… Он был  мужественный зверь, он еще пытался противостоять судьбе: передними лапами он потянул снег с землей под себя и пополз! Те метр-полтора, которые  ему оставались до спасительного, как ему казалось, убежища, он процарапал лапами до глубоких борозд, передняя часть туловища провалилась вниз, постепенно сползая ещё ниже, но задняя парализованная часть почему-то застряла, только лапа одна была видна…

В общем, это был, конечно, финал поединка. Но медведя-то   нужно было доставать. А сделать это можно только спустившись немного в жерло берлоги и привязав к ноге веревку… Я тут не случайно паузу делаю. Прочувствуйте  весь юмор положения. Три охотника стоят у берлоги и каждому ох, как не хочется щекотать даже убитого медведя. Постояли, постояли… Заявок в президиум от добровольцев не поступило. Пришлось лезть мне.

Сказать, что чувствовал я себя при всем этом неуютно, -- значит ничего не сказать, но мне всё же удалось завязать веревку, и мы его вытащили. И только тогда обнаружилось, что живой он ещё! А я-то к нему в берлогу лазил! Ну, добили…

Уже потом, когда успокоились, я осмотрел медведя и нашел свою первую пулю. Других ран не нашел, кроме, конечно, самой последней.  Спрашиваю Николая Александровича:

–   Что ж ты не стрелял?

А он глаза отводит, говорит:

–  Стрелял я…

Я вначале не поверил, потому что выстрела-то я не слышал. Разозлился, взял ружье. А ведь и вправду стрелял! Только, наверно,  одновременно со мной выстрелил, потому я и не слы-хал. Чуть было не обидел человека. А он ведь просто промазал, когда медведь был в двух-трех метрах от него…
Вот такая психологическая история.







    Евгений Скворцов.      
   
                СТРЕЛЯНЫЕ ЗАЙЦЫ

…Охочусь-то я давно, на кого только не приходилось охотиться, всю область исколесил. Но вот спроси меня, какой зверь меня обхитрил, так я тебе скажу – простой заяц! Два раза я с ними потерпел поражение. Да нет, мне не стыдно, потому что охота – она ведь поединок, тут уж не от размера зверя все зависит, а от его воли к жизни, что ли…

Ну, с одним зайцем все просто было. Я по этому вертохвосту стрелял раз десять. Это же надо! Все мимо! То есть, я точно знаю, что зацеплял его, и не один раз, даже знаю – куда: по ушам и по хвосту. Но в тот день, видно, не судьба была тому зайцу погибнуть, повезло ему. Уж такие он скачки делал неожиданные, будто на расстоянии чувствовал, когда я спусковой крючок нажимаю. Только я прилажусь, а он ка-ак сиганет, да еще с каким-то переворотом… Опытный зайчина, может быть – и стреляный. Короче – так он и ушел от меня. Побежал жить дальше.

А вот второй случай,– это уж по-настоящему наваждение было.

Происходило это, в общем-то, совсем недалеко от города – на речке Кубани (кто у нас не бывал, те не знают, что речь идет не о  той, южной  большой Кубани, а о маленькой, с ударением на первом слоге, в Костромской области). Особо объяснять людям, которые хоть раз охотились, ничего не буду. Просто в обычную неделю, среди обычных рабочих дней вдруг так нестерпимо захочется походить с ружьишком! И в эту минуту не думаешь о результате, о добыче – лишь бы выйти в поле или в лес, оторваться от обычных забот… Вот и в тот раз вышел я и ходил в районе Кубани. И тут – заяц.  Прямо в поле заяц не торопясь пошел, на открытое пространство.

Ну, думаю, здесь-то я тебя и достану! Все вокруг просматривается хорошо, трудно остаться незамеченным. Только смотрю я это повнимательнее  раз, смотрю другой, а зайца нет! Куда ж он делся?

Иду дальше и облегченно вздыхаю: вот оно в чем дело! Прямо на этом поле мелиораторы проводили свои работы и оставили штук 20-30 труб, среднего такого диаметра, как раз зайцу туда и пролезть, хорошая такая искусственная нора. Подхожу вплотную, ружье наготове, жду, что сейчас выскочит с перепугу. Но нет, никто и не думает выскакивать. Я тогда беру сучок какой-то и давай стучать по трубам. Никакого впечатления на зайца это не произвело. В чём дело? Попробовал поворошить трубы – они  не очень тяжелые были. Результат – ноль. Тут уж я всерьез подумал, что прозевал я этого ушлого зайца. На всякий случай пальнул разок над трубами – с тем же успехом, никто меня и моего ружья не боится, никто никуда не бежит…

Я уж собирался уходить, но азарт-то подталкивает: не может быть, чтобы убёг! И вот становлюсь я этак на карачки и начинаю просматривать все трубы. И что же вы думаете? Уж не помню – в которой, но вижу я этого пройдоху и совсем недалеко от начала трубы. Сидит и на меня смотрит, словно говорит: даже если ты меня и застрелишь, то достать все равно не сможешь. Я в азарт все больше вхожу, в какой-то момент мне даже показалось, что заяц ухмыляется, смеётся надо мной. Ах, ты, думаю, наглец такой! В какой-то момент даже контроль потерял: пальнул все-таки в отверстие трубы. После выстрела заглядываю, а там дым и пух и ничего не видно. Бой в Крыму, словом… Через минутку смотрю снова и … зайца не вижу! Неужели, думаю, разнес я его? Да нет, не может быть, заряд слабенький. И вдруг слышу какое-то движение. Я вдоль трубы пошел, слушаю. Так и есть, этот хитрец развернуться в трубе не может, так он пятится к другому выходу!

Ну, сами понимаете, его на другом конце можно было просто в шапку положить: после выстрела он, наверно оглох, ошалел. Вряд ли он был ранен, потому что дробь пошла рикошетом от стенок, но ошеломлен он, конечно, был. Ну, а теперь уж я поуспокоился и решил продолжить поединок по-честному: дать ему вылезти, а потом не ловить, а стрелять. Стал я сбоку от другого конца трубы, приготовился…

Не знаю, как это получилось, но не успел я выстрелить. Заяц как-то выкатился из трубы и пошел скачками по полю! В какой-то момент я еще успевал его достать вдогон, да только рука не пошла.

Больно он жить хотел, заяц…











Георгий Долотов       
                АДРЕНАЛИНЧИК…

  –    Накануне день выдался какой-то суматошный:  разгребать заботы всякие пришлось много, звонки были всё какие-то не по делу, случайные, посетители – тоже не самые нужные, зато совершенно неотложного всего накопилось немало, причем, такого, что надо было сделать именно сегодня. В общем, один из не самых удачных дней человека, который привык делать что бы то ни было на результат, чтобы сразу было видно, что работал не зря. И вот сижу это я в конце дня, тут пауза такая открылась, и сразу другие мысли приходят, совсем не о делах. Сразу начинаю представлять – как оно там будет, как всё пойдет… Ну, да, я это об охоте говорю!

– А мне казалось, при вашем охотничьем стаже и довольно известном стрелковом мастерстве вам-то особенно и напрягаться нечего…

– Э-э, нет! Даже если ты сто лет охотишься и видывал-перевидывал всякое, то и тогда не можешь ты быть перед охотой абсолютно спокойным… нет, не спокойным, а равнодушным! Ты же не машина какая-нибудь, ты человек, а человеку свойственно уникальное достоинство  –  воображение. Вот и представляешь… А потом ещё – нервное напряжение, в корне которого самый простой человеческий страх. Мы ведь на этот раз наладились на медведя, а это зверь серьезный, порой непредсказуемый. И вот сколько уже на своем веку стрелял медведей – и зимней охотой, и вот так, как сейчас, осенью,    –     никак нельзя к такой охоте привыкнуть. Потому что ты, как древний князь, говоришь как бы медведю: «Иду на вы!». А он-то   –   царь леса, у него и сила есть, и звериные какие-то амбиции. И вот вы должны сойтись практически один на один…
 
– Ну уж, один на один! У вас современный карабин, оптика на нем с ночным видением. Вы куда более в выгодном положении, чем он!

–   Да, пожалуй, я соглашусь, чистота древней охоты от нас ушла, но все же острота ощущений остается, такой адреналинчик в кровь впрыскивает, что ой-ой-ой!

– Вот вы за этим адреналинчиком-то и отправились…

– Да, уже давно было намечено, место выбрано, да все никак не получалось пойти. А тут подпёрло: медведи уже почти все овсы поели, потом их труднее будет ожидать в  определенном месте, а тут еще приблизился срок – путевка у меня на море, если сейчас момент упустить, то потом уж вообще неизвестно,  –  когда удастся выбраться… В общем, быстро отправился домой, мне ведь собраться, как говорят, только подпоясаться… Приезжаю, а это не так близко, в Островском, к своему приятелю Крышковцу: давай, мол, пойдём на медведя. А Пётр Николаевич разводит руками – у его друга юбилей, не пойти нельзя… Ну, я не против и один. Намечен был у нас небольшой такой пятачок овсяной, куда, судя по всему, медведи наведывались ещё. Добрался благополучно, осмотрелся, вижу – накануне были! Ладно. Обычно поле мы между собой распределяем: один край – напарника, другой край – мой.

  –   А это зачем?

– Так ведь невозможно заранее знать,   –   откуда зверь к полю подойдет. Существует ведь и убойное расстояние. А дальше – кому как повезет, с чьей стороны он окажется, того и добыча. А при необходимости можно поддержать друг друга…А в этот раз пришлось одному выбирать. В общем, время пришло, полез  я на свой лабаз. Тут ведь миллион всяких предосторож-ностей и хитростей в этом деле. Те, кто ими пренебрегает, в лучшем случае наказываются ушедшей добычей, а про худший случай лучше не думать, не зацикливаться. Очень важно, напри-мер, с какой стороны дует ветер, медведь выходит только против ветра к полю. У зверя нюх тонкий, моментально учует, если что не так, да и слух у него острый, зря это говорят: «медведь на ухо наступил». Так что никаких тебе тут чиханий, кашляний и так далее. А уж курить – господи, упаси! Но это я так, для ликбеза говорю, а по сути – притаился я на своём насесте и сижу. У меня лабаз переносной, собственной конструкции, из алюминиевых трубок, складной, весит всего килограммов пять, не больше. Но сидеть удобно.

Вообще – эти минуты тихого сидения, особенно в  пору, когда приближаются сумерки, это что-то особенное, не
сравнимое по ощущениям ни с чем… Начинает темнеть, постепенно отчётливые очертания деревьев начинают расплываться, терять форму. Приходит  удивительный час, когда всё вокруг становится нереальным, зыбким… И в этот момент начинается удивительное: начинают петь птицы. Все разом! Хором! Это потрясающая музыка. Я не знаю – почему происходит этот вокальный взрыв, кто подаёт сигнал к началу этого удивительного концерта, но он всегда начинается в это нереальное время. Издают звуки все птицы, какие только есть в лесу, и продолжается всё это минут пятнадцать-двадцать, а потом опять – будто дирижёр махнул своей палочкой – все разом замолкают. В ушах звенит от тишины, ни один листик не шелохнётся… А ещё минут через пятнадцать обычно выходит из леса зверь. Раньше, когда звучит птичий хор, он не двигается – ничего ведь не слышно, а ему надо слушать трески и шорохи, медведь зверь осторожный.

Время от времени посматриваю в свой прицел ночного видения –  не белые ведь ночи, осень началась. Вдруг улавливаю какое-то движение. Многие думают, что медведь – зверь неуклюжий. Ой, не так это, ребята! Ловок, быстр, поворотлив мишка-то. Вот и на этот раз, – когда он появился так бесшумно, я, опытный охотник, и то не уловил. Но раз появился, я уже слежу. Медведь вышел далековато как раз где-то на невидимой границе убойного расстояния. Посматриваю через оптику за его движениями и жду, чтоб он хотя бы немного передвинулся в мою сторону. А его, как нарочно, что-то привлекло там, на одном месте. Так ведь, думаю, он полакомится и уйдет,   с такого
 расстояния стрелять бесполезно, только спугнешь. Надо подходить.

Алюминиевая конструкция еще и тем хороша, что она практически не скрипит,  не визжит, я аккуратненько спустился и двинулся через поле к зверю. Шаг, другой… Медведь – вижу через прицел – меня не слышит; а ветерок-то в мою сторону, так что он меня и не унюхивает. И вот так – шаг за шагом
пробираюсь я к нему поближе. Уже оставалось метров тридцать, когда я в чем-то дал промашку: медведь обернулся, красные глаза сверкнули в темноте, как два лазера – это он меня взял на прицел.

Я тоже готов. Стоим мы друг против друга. Я выжидаю, чтобы он  хоть чуть повернулся, чтобы стрелять наверняка. А он тоже выжидает и не поворачивается! Но вот вижу – начинает он движение вбок, я под это движение приладился, сделал вынос, то есть, если бы он продолжил движение, осталось бы только выстрелить. Но он вдруг резко мотнул головой в другую сторону и сделал скачок к лесу…

Я, конечно, выстрелил вдогонку. Даже подранил. Это  уже утром мы с приятелем обнаружили следы крови, вернее, остатки этих следов, потому что после выстрела и сорвавшейся охоты пошел мелкий, но густой осенний дождь, который, как известно, смывает все следы. Мы обошли кругами все окрестности, но так ничего и не нашли. Моя надежда на то, что я его все-таки достал, не оправдалась. Остался жив и ушел. А я этот поединок проиграл. Вот такой был адреналинчик… Как вспомню эти две красные точки, так по хребту мурашки пробегают!

– А давно ли это было?

– Вчера.





Юрий Басов
ШМОНЯ

Я много лет работал охотоведом. А кто знаком с этой работой, тот знает, что приходилось мне заниматься и промысловым отстрелом лося. А это вообще очень тяжёлая работа, а к тому же у нас штат состоял из двух-трёх человек, так что приходилось, в основном, добывать лосей в одиночку. Единственным и верным помощником в такой работе становится собака, лучше всего – западно-сибирская лайка, как правило – кобель.

У меня было несколько прекрасных лаек. Вывез я их в своё время из Москвы щенками с отличными родословными, а уж рабочие качества – пробы негде ставить. Заполучить такого щенка – большая удача. В середине девяностых у меня оставался ещё очень хороший кобель, но ему шёл уже седьмой год, и надо было готовить ему замену. А сделать это было совсем непросто, потому что таких собак не только в районе, но и в области были единицы.

Помог случай. В своё время одного из щенков, родившихся от моего кобеля, я подарил одному охотнику. Собака была прекрасная, все качества унаследовала, только хозяин её занемог с возрастом и перестал ходить на охоту. А собаку-то жалко, ей работать надо, быть в форме. Вот он и вернул её мне. Сука, конечно, была прекрасная, для получения потомства я подбирал ей «жениха», как для принцессы. Нашёлся, наконец, отличный кобель, шёл ему тогда десятый год, и вот в половине февраля родились щенки. Помните «Песнь о собаке» Есенина?

Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.

До вечера она их ласкала,
Причёсывая языком,
И струился снежок подталый
Под тёплым её животом…

У нашей собаки щенят было шестеро. Она вела себя агрессивно, не подпускала к щенкам никого кроме меня и тёщи. Через две недели у щенков открылись глаза, встали ушки, закруглились хвостики и они стали похожи уже на лаек. Заказов на щенков было очень много, только одного никто не хотел брать: он был маленький, в полтора раза меньше других. Тёща всё сетовала: ну, кто возьмёт «заморыша»…

Вот так у нас появился  «Шмонтик». Теперь я твёрдо знаю, что любой слабый малыш при хорошем уходе и кормлении может даже обогнать своих благополучных сверстников. Кормили мы Шмонтика усиленно, и к восьми месяцам он стал рослым кобелём. А красив же был! Экстерьер отличный, окрас рыжий с серой дымкой, грудь белая – одно загляденье.

Собаки, работающие по крупному зверю (особенно – в одиночку), как правило, физически очень крепкие и достаточно агрессивные, даже по отношению к человеку. Шмоня по характеру отличался и от своих родителей, и от деда, он был значительно мягче. Но ему по наследству передались прекрасные рабочие качества. В десять месяцев из-под него отстреляли первого лося. В три года он уже прекрасно работал по  лосю, по птице, «добирал» я с ним и медведей.

Да, характер у Шмонтика был мягкий, у него не было склонности к дракам и бродяжничеству, как у большинства кобелей. А каким был послушным! Мои ребята в летний период часто брали его на реку, и он никогда не убегал. Даже когда я его вечером иногда выпускал погулять, он всегда приходил домой сам. Да что там говорить, – он был любимцем семьи.

Поскольку промысловый отстрел лося запретили, остался только спортивный, сроки охоты на лося сократили с 3,5 месяцев до полутора. К половине ноября снега выпало уже по колено, что значительно затрудняло охоту: и собаке тяжело, и лось «не стоит». Однако к середине декабря мы закрыли все имевшиеся лицензии и закончили охоту. Кобель отлично работал, и почти каждый выезд мы поднимали и гоняли зверя. Многие, в том числе и ребята, с которыми мы охотились, очень хотели щенка от Шмонтика, но пары ему никак не могли подобрать.

И вот тогда-то мне позвонил глава администрации района (он тоже охотник) и попросил меня организовать охоту на лося охотникам из Москвы. Ну, дело знакомое, дело обычное. Я обратился к своей бригаде за помощью. Сложность была в том, что гости приезжали всего на два дня, а охота, естественно, должна была быть результативной. В назначенный день мы с утра были в сборе, однако, гости позвонили, что задерживаются и будут только к середине дня. Глава администрации попросил провести сегодня охоту без них, а в помощь нам он предложил взять двух охотников – работников администрации. Я их знал, конечно, но никогда с ними не охотился. В общем, поехали.

Один из наших охотничьих участков находится рядом с городом, за что получил название городского. Загон этот очень большой, трудный, иногда приходилось стоять по несколько часов, прежде чем лося выгонят из загона. Сказать по правде, у нас как таковой загонной охоты нет, поскольку в загон идёт обычно один загонщик и собака, от которой практически зависит весь успех охоты. На этот раз в загон шли два загонщика и две собаки. Лидером был, конечно, Шмоня.

Через час собака выгнала на номер трёх лосей. Но один из «пришлых» охотников бегал по номеру, поэтому лоси заметили его и пошли обратно в загон.  Охотник спохватился поздно, но всё же успел выстрелить вдогон по последнему лосю и заранил его. Примерно через час Шмонтик снова выгнал раненного лося на этого же охотника. Лось двигался медленно и после второго выстрела рухнул. Шмоня по привычке запрыгнул на лося и стал его рвать, это было его законное право  после преследования добычи.

Охотник видел лося впервые. Он забыл обо всём на свете, у него вылетели из головы все инструкции по технике безопасности, Он бросился к лосю и, пробежав по глубокому снегу несколько десятков шагов, остановился в семи-восьми метрах от него. Очки у него запотели, он был сильно возбуждён, и когда увидел, что впереди что-то шевелится, вскинул карабин. В Шмоню он попал с четвёртого выстрела.  Собака взвизгнула, это услышали и загонщик, и два соседних номера. А я в этот момент не слышал ничего – находился далеко…

Когда мы подъехали к этому месту через некоторое время, на дороге стояли ребята из моей команды. Стоял и горе-охотник. Все мрачно смотрели в сторону или в землю. Все молчали.

Один из моих товарищей принёс на руках Шмоню и положил в машину. Он же  привёз меня домой…
Утрату мы всей семьёй переживали долго и болезненно. И прежде у меня пропадали собаки, их воровали, три погибли от волков, одну сбила машина, но чтобы собаку застрелить в миг торжества, в миг победы,  –   такого я и представить себе не мог…

…После этого случая у меня полностью пропало желание заводить собак.
Однако, спустя два года знакомые привезли мне из Карелии  ушастого, на длинных ногах, рыжего двухмесячного западно-сибирскоко кобелька по кличке Бастер…
Видимо, жизнь продолжается…





    ЛЕСНЫЕ ДИКОВИНЫ

Так вот сразу, когда тебя спрашивают, и не упомнишь что-то интересное, а ведь сколько за много лет всяких историй было! Сколько таких эпизодов, которые сами просятся, чтобы их рассказать. Да и рассказывают охотники, ещё как рассказывают! Но для этого нужно, чтобы охота была удачной, чтобы костерок повеселей трещал, чтобы тишина вокруг была… У Константина Симонова есть такая строчка: «Мы ели то, что бог послал, и пили, что шофёр достал»… А как же без этого, если по правде
говорить! И  стоит только перебрать моменты сегодняшней охоты, стоит посмеяться над  чьей-то неловкостью или просто невезением, как завяжется узелок разговора, и потянутся воспоминания о былых походах и подвигах охотничьих. Вот уж, поистине, «бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они»…

Но это всё – если так складывается. А то ведь в обычной жизни большинство охотников не очень-то любит
распространяться о своих удачах и поражениях. Нет, есть, конечно, единицы «художественных рассказчиков», есть  и писатели, которые всё это могут хорошо изложить на бумаге, но всё же таких мало.

А потом согласитесь, что когда сам вспоминаешь,   –   это одно, а когда тебя просят рассказать (точно так же сложно, когда просят спеть!), то  как-то зажимается человек, который не умеет этот зажим преодолеть, как это делают профессионалы – певцы и рассказчики.

Так что повторить атмосферу у костра невозможно, потому что слушают люди, которым ничего дополнительно объяснять не надо, а смеются они над тем, что  сами видели, посторонний человек юмора этого не поймёт…

Поэтому я лучше расскажу о тех особых случаях, когда во время охоты я видел что-то нестандартное, необычное. И даже здесь придётся кое-что пояснять.

Было это осенью, примерно середина сентября. В такое время хорошо дышится, воздух прозрачный, видно хорошо и далеко. Обычно. А в этот раз что-то меня явно глаза подвели: смотрю перед собой, а там раскидистая такая берёза стоит, лист ещё не весь сбросила, но уже довольно прозрачная, поэтому отчётливо вижу, что на дереве сидит птица. Не маленькая, но и не очень большая… Что за наваждение! Не пойму, кто это там сидит! А расстояние-то всего метров каких-нибудь пятнадцать-двадцать. Прикинул я в памяти по-быстрому всех известных мне в этих местах птиц (а дело было совсем недалеко от Костромы, в Долматовском хозяйстве) и ни одна из них не подходит! Главное – сидит-то неподвижно,  не повернётся, не шелохнётся. Да и сидит ко мне хвостом, голова не видна. Вот уж, поистине – игра-загадка «Угадай-ка»!

Потом  я сдался. Дело в том, что сначала я всё хотел опознать птицу без помощи оптики. Да и вообще – зачем оптика на таком расстоянии. Но потом сдался – посмотрел в бинокль.

И увидел совершенно невероятное. Я прекрасно понимаю, что человек, далёкий от природы, просто не поймёт уникальность того, с чем я столкнулся.  Говорят, что в давние времена, когда людям приходилось такое видеть, это считалось знаком того, что скоро начнётся большое несчастье – голод или война, или мор…  Вот настолько необычным было это явление.

А видел я  очень, вроде бы, обыкновенную картинку: на этой самой берёзе сидела… утка! Самая обыкновенная кряква, самка. Почему она совершила этот  полностью невероятный для себя поступок, противоречащий всей её природе, я  так никогда и не узнал, но были ведь причины, по которым эта крякуша оказалась на дереве! После того случая шло время, всё в мире было, вроде бы, благополучно. Наваждение прошло. Примета не сбылась. Пронесло на этот раз…

А вот случай другого рода, но тоже по-своему уникальный. Мы тогда на лося пошли по чернотропу с собаками. Людей было много, так что достоверность того, о чём я сейчас расскажу, могут люди подтвердить. Добыли мы тогда некрупного лося, полуторагодовалого. Слышу – собака заливается, но почему-то на одном месте. По-нормальному лось должен бы убегать, я его уже вижу на убойном расстоянии, а он будто и нет собаки, не бежит. В общем, выстрелил я, лось упал. Подхожу сам, подходят другие. И что же мы видим? Сразу бросились в глаза его ноги. Это было что-то абсолютно нестандартное. Ну, лося вы видели? Хотя бы на картинке? Тогда вы согласитесь со мной, что   при всей своей внешней неуклюжести и громоздкости это животное очень грациозное, особенно во время бега. Копыта-пальцы у него хотя и довольно крупные, но в сравнении со всем телом кажутся совершенно пропорциональными и ноги от этого выглядят стройными и сильными.

Теперь попробуйте мысленно этого  ловкого танцовщика обуть не в балетную обувь, а выдать ему огромные бахилы – тяжёлые и мешающие ходить. Вот именно такую картину мы и увидели… Ноги убитого лося кончались огромными копытами. Они были примерно в три раза больше, чем обычные. Отчего они так разрослись в стороны, – так мы и не догадались, хотя с нами были специалисты-охотоведы. Высказывали разные
 предположения. Сбой в генетической программе, болезненный нарост, результат долгого стояния в неволе без возможности передвигаться и стирать копыта… Но ни на одной версии мы так и не остановились. Так и осталась эта маленькая тайна природы нерасшифрованной.

К числу редкостей природы я отношу  и добытого мною медведя. Сколько я ни расспрашивал медвежатников, никто с таким не встречался. Речь идёт о его окрасе. Он был… четырёх-цветным! Основной цвет был желтоватый, охристый, голова же была как бы отделена от туловища резким контрастом цвета: она была абсолютно чёрной! Но природе и этого было, как оказалось, мало: загривок у медведя был совершенно седым, даже с каким-то голубоватым отливом, а брюхо – чуть-чуть кремоватое, почти белое. Это было настолько необычно, что я заказал таксидер-мисту чучело, а после подарил его одному человеку, который очень многое для меня сделал.

Вот такие диковинки иногда попадаются!






Михаил Юрченко

ВОТ ТАКОЙ МОЙ ЭКСТРИМ

Вообще-то я экстремальные ситуации не люблю и не стараюсь их искать. Я считаю, что на охоте  всё должно быть продумано так, чтобы места для экстремальной ситуации не оставалось. По возможности. Но всё на свете не просчитаешь, всё не предусмотришь, поэтому и мне несколько раз пришлось побывать на том самом лезвии ножа, по которому  надо было пройти между жизнью и смертью.

… Я прекрасно понимаю, что в тот день я выглядел перед молодёжью странно, придя в борцовский зал, когда там шла обычная тренировка, и сказал, обращаясь ко всем:

– Сейчас вы видите перед собой человека, который остался жив только потому, что успел упасть быстро… Умение спасло мне жизнь, поэтому хочу научить вас тоже. По моему хлопку вы должны упасть. Цена такая: не успел – погиб!

И хлопнул в ладоши. Несколько человек не успели среаги-ровать… Потом я им объяснил ситуацию, в которой побывал. А дело было так.

С Борисом Николаевичем Лапшиным  шли мы на лося. Всё было как обычно, даже продолжение было  тоже вполне
заурядным: мне навстречу вышел здоровенный бык, метров с двухсот я прицелился, выстрелил. Лось дёрнулся – ага, думаю, попал. Но он вдруг разворачивается резко и уходит в лес. Дальше тоже всё идёт стандартно: я иду туда, осматриваю место. Вижу – кровь. Попал, значит. Тут и Борис Николаевич подбегает, тоже смотрит: прилично крови-то на земле, рана, говорит, не маленькая. Ну, и побежали мы по следу. Через какое-то время Лапшин мне говорит: ты, Мишка, скинь свой вещмешок, оставь мне, а сам пробегись дальше, может, недалеко ушёл. А то я задохнулся. Чего-то сердце начинает подводить…

«Начинает»! Это в его-то возрасте! Ну, я тут рассуждать не стал, сбросил мешок, подхватил карабин и – ходу. И опять всё, как бывало уже когда-то: след прерывистый, потому что первый снег от оттепели местами уже сошёл. Я в землю гляжу, но по сторонам головой верчу, чтобы обстановку видеть. Ну, всё, как всегда…

И вот тут-то, ребята, и началось неожиданное. Это уже потом, когда мы анализировали ситуацию, стало понятно, что огромного лося я, фактически, поставил в тупик, потому что впереди оказалась свежая вырубка. Вот, говорят, что у зверя нет разума. Ну, пусть тогда мне умники объяснят, как мог лось просчитать, что выходить на вырубку ему нельзя, потому что он становится прекрасной мишенью! А он не только понял это, но и тут же принял единственно правильный для него в такой ситуации план действий: он решил атаковать врага! Истекая кровью, он понимал, что это – его единственный шанс на спасение. И он решил принять бой. Он развернулся головой к преследователю и стал по своему же следу точно за небольшой такой ёлочкой, которая росла на краю леса. Он даже пригнул голову, чтобы стать менее заметным…

Всё это, я повторяю, мы вычислили позже, а в тот момент я в растерянности смотрел по сторонам, но лося, который должен был быть совсем рядом, не видел. И в этот момент – будто что-то взорвалось – стоявшая передо мной ёлка буквально падает на меня, следует удар в плечо, карабин вылетает из рук… Ещё ничего не поняв, я сделал, наверно, единственное, что можно было сделать: я прыгнул в сторону, туда, где была небольшая канавка, из тех, которыми опахивают лес против пожара. Еще не успев прыгнуть, почувствовал на себе всю тушу лося, тоже рухнувшего от такого рывка, и удар копытом по ноге. Я лежал в этой канавке, видел рядом свой карабин, лежащий  на земле и стволом направленный в мою сторону. Я прекрасно понимал, что дотянуться до него я могу, но подтащить готовый к стрельбе карабин к себе по земле – это самоубийство, любой сучок, любой бугорок – и  оружие выстрелит прямо в меня… А лось что-то долго не  поднимается, хотя и делает попытки, но каждый раз снова утыкается мордой в землю.

И я рискнул. Протянул руку, взялся за ствол и резко бросил его вверх. Карабин не выстрелил, а  мне удалось его поймать за цевьё и я прямо с одной руки  (вторая не работала) выстрелил лосю в голову.

Борис Николаевич, когда подбежал, так он, матёрый охотник, видавший на своём веку много всего, растерялся. Я его никогда не видел таким. Он подскочил к лосю и с криком: «Ах, гад, ты на моего друга!» ещё раз выстрелил ему в голову, хотя это уже и не требовалось – лось был убит. Посидели мы, осмотрелись. Рогом он мне  пробил толстую куртку и достал до тела. Чуть ниже, удар пришёлся бы под ключицу, а там артерия, и это был бы конец. На ноге рядом с пахом – ссадина и синячище от удара копытом. Тоже мало радости, если б попал.

Только перевернув лося, мы поняли, почему он меня не добивал. Самым первым выстрелом я попал ему в верхнюю часть передней ноги и перебил её. Уходил лось на трёх ногах, а когда делал свой последний бросок, не устоял на одной ноге и упал головой вперёд. И подняться с одной ногой, да потеряв много крови, он уже не мог…

Вот такой экстрим вынужденный, когда  проходишь по
лезвию ножа…

Ещё много раз приходилось попадать в подобные ситуации. Вон, видите нож, на ковре висит? Самый мой любимый, самый ходовой. Сработан настоящим мастером этого дела, я всегда говорю, что у Гоши мышление такое… металлическое, что ли. И голова и руки у него всё про металл знают. Рукоятка ножа из капа, это я сам  находил, а металл уж его. Редкостная работа. Не прибамбасами всякими, видите – он рационален, ничего лишнего, а элегантностью и надёжностью.

В тот раз мы с Гошей шли на медведя. Небольшое овсяное поле, куда  хозяин леса должен выходить, на одном конце Гоша лабаз развернул, а я присмотрел себе ёлку, которая на краю поляны стояла, а потом почему-то покосилась, наклонилась так, что её  макушка стала нависать над самым овсом. Короче, -- место хорошее, и я залез на эту ёлку верхом, затаился. Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Сидим, сидим в разных концах, не знаю, – как там Гоша, а я уж заскучал.

И тут неподалеку от меня на поляну выходит  группа кабанов и  идут они прямо на меня, чуть стороной. Тоже овёс потоптать любят. Пять или шесть их было. И два из них оказались у меня на линии выстрела почти одновременно. Я стреляю, один сразу утыкается в землю, а второй, когда я и в него выстрелил, начал кричать и как-то странно, полуползком продвигаться к кромке леса. Я – бегом туда. А визг такой, что у меня прямо редкостное желание возникло: скорей добить, чтоб замолчал. Вернее, замолчала, свинья это была. Пришлось добивать. Вот этим самым ножом. Короче, когда Гоша подбежал на выстрелы и крик-визг (а он почему-то подумал, что это я так кричу), всё было кончено.

И в другом случае этот нож был со мной, правда, из-за моей ошибки не пригодился он мне, а уж как был нужен!

В тот день я организовывал охоту на лося. Гости-охотники у нас были, а когда такая ситуация, то стараешься так людей расставить  по номерам, чтобы наиболее вероятное движение зверя приходилось именно  на гостя, а сам организатор становится где-нибудь на отшибе. Егеря точно доложили, что лось есть, можно начинать. Все распределились, одного из гостей на вышку поставили, остальные – по номерам. Я, как мне и положено, стою себе на крайнем номере. Через какое-то время вижу: два лося уходят вдали через поле. Не успел я подумать, что охота сорвалась, слышу выстрел. Уже потом я узнал, что это нашему гостю под выстрел вышел кабан и он его положил сразу. А в тот момент стал я смотреть внимательнее – после выстрела зверьё начинает уходить, и кто-то может выйти на меня.

Так оно и получилось. Выбежали на меня  ещё два кабана. Выстрелил, убил одного, второй выстрел был не таким удачным, но попал, кабан ещё пробежал немного, и тоже ткнулся  носом в землю. Ну, насчёт осторожности я помню всегда и никогда сразу не подойду близко к зверю, даже если знаю, что он убит наверняка. Прислонил карабин к дереву, срезал ветку, очистил её. Воткнул нож в это же дерево, и подступаю к кабану. Подошёл сзади и сзади же ткнул его палочкой под хвост…

То, что произошло в следующую долю секунды, я не смогу забыть никогда: это был какой-то взрыв, взметнулось непонятное ОНО – визжащее, летящее на меня… А самое главное – от кабана исходило такое ощущение силы, грозной мощи! Мне  повезло, что он не  сбил меня в первый момент. Сам-то я не очень
запомнил происходившее, только вихрь, какой-то толчок, мгновенная мысль о том, что оказался безоружным… О том, что конец пришел, не думал, для таких «размышлений» всё-таки нужно хоть какое-то время, а здесь работали, наверно, самые древние инстинкты, которые мы обычно прячем, не хотим признавать, что и мы – тоже в первооснове животные. Любой зверь, на которого напал враг, вступает в борьбу за жизнь независимо от того, есть ли у него шансы на спасение или нет… Человек, в общем-то, забыл об этом инстинкте, но иногда он просыпается, и человек становится зверем.

Без малейшего преувеличения могу сказать, что это была битва за жизнь как  с его стороны, так и с моей. У меня был единственный шанс – броситься на кабана сверху, но как я это сделал, не знаю. Знаю только, что осознал я себя только тогда, когда я сидел верхом на кабане, изо всех сил держась за его уши, а кабан тащил меня… вокруг того самого дерева, где стоял, недосягаемый, мой карабин и где торчал в стволе мой нож!

Когда туман неожиданности в голове рассеялся, я заметил, что кабан, делая раз за разом круги, идёт по кровавому следу! Значит, он серьёзно ранен, и у меня есть шансы на спасение. Я сообразил, что если покрепче сжимать ногами кабана, да ещё толчками, то кровь из раны потечёт сильнее. К этому моменту сознание уже работало чётко, но легче от этого не становилось, одна только мысль периодически возникала в голове: почему, чёрт возьми, никто не идёт?  Как всегда, причина оказалась простой: хороший трофей нашего гостя решили тут же отметить, а как  отмечают удачную охоту, вы прекрасно знаете. Короче, про меня на какое-то время забыли. Какое-то! Не меньше получаса прошло моей кошмарной езды по кругу. Важней всего, как считал я вначале, продержаться верхом до прихода подмоги, потом можно было бы отпрыгнуть в сторону, а товарищи добили бы зверя. Но время шло, а никто не показывался. Я начал кричать почти сразу, кабан орал несусветно, шума было много, но… нас никто не слышал. Наверно, если со стороны посмотреть, это было очень смешное зрелище: солидный, высокий мужик сидит верхом на огромном кабане, держась за его уши, скачет по кругу, кричит, кабан не тише себя ведёт…

Потом я понял, что кабан слабеет, а помощи ждать не приходится. Зверь уже двигался не так мощно, приостанав-ливался, спотыкался… И я подумал, что если мне удастся ухватиться за его заднюю ногу, то тогда можно его опрокинуть и у меня будет несколько секунд – дотянуться до карабина или ножа. Впрочем, думал я, карабин не поможет, ногу отпускать ни за что нельзя, надо будет удерживать кабана в перевёрнутом состоянии. Только нож.

Сами понимаете, что в такой ситуации долго раздумывать нельзя. Я отпустил одно ухо и попытался достать до кабанячьей ноги. Раз, другой… Только зря я понадеялся на то, что кабан не сумеет извернуться! Не успел я ухватить его за ногу, он тут же, при всей кажущейся его неповоротливости, исхитрился ударить меня клыком по ноге, вспороть снизу доверху сапог частично вместе с моей кожей… Кровь течёт у меня, течёт у него, но я-то уже на ногах, а он обессилел уже. Меня ещё хватило на то, чтобы рывком перевернуть зверя и дотянуться до ножа.

… Когда Кудрявцев с Долотовым, спохватившись, что меня долго нет, оставили компанию, пошли на мой номер, увидели одного кабана, а неподалеку – поле нашей битвы, и подбежали ко мне, всё было кончено. Мы лежали рядышком:  сами в крови и всё вокруг – тоже.  Поединок был честным и на равных: жизнь – против жизни, смерть против смерти.

Вот такой у меня бывал экстрим.





Александр Дынин

     «МОРСКОЕ» ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Охотиться я начал тогда, когда многие начинают: под присмотром отца в тринадцать лет. Потом учился, приехал в Кострому, работал на заводе «Рабочий металлист», на ДСК… А тогда за крупными предприятиями были закреплены охотничьи угодья да и вообще охота, как вид отдыха очень поощрялась. И рабочие, и мы, инженерно-технический состав охотились постоянно, возникали такие дружеские группы, излюбленные места. Для меня любимым местом было наше огромное водохранилище, которое старые костромичи называли и продолжают называть морем. Когда-то здесь были любимые места охоты Некрасова, в этих же краях жил его друг, егерь Захаров, из этих же мест был знаменитый невыдуманный дед Мазай. С той поры, конечно, всё сильно изменилось, затоплены многие сёла, береговая линия значительно отодвинулась… Да что там говорить – всё уже по-другому. А вот хорошим местом охоты море так и осталось.

Дело было в 1980 году. Наша компания заранее готовилась к открытию охоты, а посему решили мы, что и выехать на место нужно заранее: застолбить места получше да и мало ли что – осмотреться, просто отдохнуть. Вышли мы на трёх лодках. Разместились на двух, а чтобы было ещё комфортнее, мы с товарищем перебросили свои рюкзаки на «Прогресс», там один человек был. Ну, посуетились и пошли. Рюкзаки наши быстро ушли вперёд, мы природой любуемся… Где-то возле Великого смотрим: стоит наш «Прогресс», хозяин машет руками: мол, езжайте дальше, я догоню. Ну, догоню так догоню. Идём дальше.

  А погода-то начинает хмуриться, ветерок заиграл, волна пошла по воде, но пока всё терпимо. Дошли мы до места, подошли к берегу, стали ждать нашего товарища. А он  не показывается. Время идёт, а его всё нет и нет. Поломался, что ли? Короче, решили мы одну лодку назад отправить, ему навстречу. Надо сказать, что никакого беспокойства за человека у нас не было, потому что мужик был очень опытный, но всё же надо было посмотреть – что и как. Ситуацию мы воспринимали скорее как анекдотическую. Юмор был в том, что в наших двух рюкзаках были все наши патроны. Вроде бы и не большая беда: своя компания, поделились бы. Но фокус был в том, что у нас с товарищем был двенадцатый, а у остальных – шестнадцатый калибр, так что их патроны нам были ни к чему.

В общем, сидим, ждём. А погода всё хуже и хуже. Через какое-то время возвращается наша лодка. Ребята не сумели дойти до того места, где мы видели товарища: волна поднялась такая высокая, что буквально переворачивала судёнышко. Решили попозже попытаться ещё раз, когда ветер утихнет немного, а пока стали думать, как быть с патронами. Представляете: выйти на открытие охоты без патронов! Да хохот в Костроме будет слышен! Решили скинуться всеми имевшимися деньгами и попытаться купить патроны у охотников, которые тоже, вроде нас, подтягивались постепенно и занимали любимые позиции.

Ходоки отправились добывать патроны, а мы остались караулить возле лодок: может, наш товарищ всё-таки доберётся. И вы представляете, в седьмом часу наш красавец подходит на своём «Прогрессе»! Где был, куда пропал? А он не понимает, почему мы волнуемся:

– Да я же после ночной смены! Устал, думаю – посплю немного под берегом в лодке…

–   Ничего себе – немного! Ты хоть бурю-то видел на море?

–   Нет, не видел. Проснулся, понял, что долго проспал, и сразу пошёл сюда.

Ну что ты ему скажешь!

А тем временем наши ходоки подтянулись. С патронами! Им столько патронов надавали, что хватило их почти на весь сезон. А один – так тот прямо с патронташем отдал:

– Берите, берите! А патронташ потом привезёте. Я на Ключёвке живу. Спросите Васю, там все знают.

Вот такое было у нас приключение на море. Спасибо Васе и всем братьям-охотникам.






Александр Велигжанин

        С МЕДВЕДЕМ НАДО НА «ВЫ»

Я родился на самом краю костромской земли – на восточной границе есть деревня. Называется Лебеди. Там сразу за околицей речка течёт Луптюг, через неё – мост. Так вот на велосипеде поедешь по нему или пешочком пройдёшь,– а дальше-то уже не наша земля, в смысле – не костромская, Кировской области. Места удалённые от крупных городов, леса дремучие, охота  –   жизнь почти всех моих земляков. Там я добыл первого в своей жизни медведя. Было мне семнадцать лет…

В тот день пошел я просто для того, чтобы собаки
размялись, охотиться не предполагал. Ружьё, впрочем, с собой взял на всякий случай. И вот этот «всякий» и случился. Лайки мои вперёд убежали, я иду себе спокойно. Вдруг слышу – одна заливается, через некоторое время к ней присоединилась вторая. И голоса приближаются ко мне. Ага, думаю, не иначе – барсука подняли, гонят. Оба ствола крупной дробью зарядил и жду, пока выгонят. И тут ёлочки были передо мной, а я в ложбинке стою, лес за спиной. И тут эти ёлочки трещат, и вываливается… медведь! Собаки хватают его за штаны, он поджимается, но быстро движется прямо на меня, уже ничего не видя вокруг. Не буду врать, что я специально подпустил его поближе, нет, всё происходило и помимо моего сознания тоже. В общем, выстрелил я тогда, когда он был уже буквально в двух шагах. Мне повезло невероятно: выстрели я раньше, заряд дроби не смог бы пробить ему череп – и мне конец. А так он рухнул мгновенно. Заряд попал между глаз с очень близкого расстояния. Вот так я  стал медвежатником.

Потом выучился на охотоведа, поэтому всё больше организую охоты для других, а самому уже реже приходится
 охотиться. Но я с того, первого раза запомнил сам и всё время напоминаю другим: медведь – это не увалень из сказки, а хищный, ловкий, быстрый и очень сильный зверь. Всю жизнь в этом убеждаюсь.

Несколько лет назад приехал к нам поохотиться москвич, назовём его Костей. Азартный такой  мужик с элементами
 шапкозакидательства. Решил я его на лабаз посадить на овсяном поле. Ну, сопроводили его, проинструктировали, а сами подались в сторожку – ужин сооружать. Костя, в общем-то, не новичок, так что мы не очень беспокоились за него. И тут слышим – выстрел. Ну, понятно, мы бегом туда, к лабазу, где охотника нашего оставили. Костя стоит возле лабаза, не отходя, и только повторяет: попал, попал… Вышли на поляну и видим, что действительно попал: кровь на земле, на стеблях, даже клочки шерсти нашли – наверно, пуля навылет пошла, выходное отверстие большое, карабин у мужика мощный. Но самого-то медведя нет! пошли искать по следу, но далеко идти не пришлось: у края поляны несколько поваленных ёлок лежало корнями к небу, и из-за одного корневища медведь пытается встать, да ноги-то у него не слушаются… Ну, думаю, этот уже никуда не уйдёт. И по всем законам охоты кричу Косте: «Иди, добивай! Твой медведь». И напарнику говорю, мол, пусть он сам, а ты не стреляй. А это тоже закон охоты: если организатор что-то говорит,  это обязательно к исполнению.

И вот пока я всё это кричал и говорил, потихоньку продвигался вперёд на всякий случай, чтобы рядом со стрелком оказаться. Я же знаю, что медведь тяжело ранен и даже подняться не может. Немного расслабился, короче говоря. Ой, и напрасно же я так сделал! Каким-то  невероятным усилием медведь, будто и не  ранен он вовсе, вскочил и бросился на меня. Это вам только кажется, что двадцать метров – приличное расстояние. На самом деле – это пшик, ничто, когда несётся скачками разъярённый медведь. Мне показалось даже, что он всего-то два прыжка сделал, а вот он – рядом! Я двустволку вскинул, где уж там целиться, и выстрелил картечью в брюхо. И тут же из второго ствола пулей, но как потом выяснилось, она вскользь прошла по голове. И вот этот медведь с двумя ранами кидается на меня. А мне что делать? Только спасаться, но не убегать! Спрятался я за ствол ёлки, медведь подскочил с другой стороны… И тут мне, наконец, повезло: он заревел. А я сунул ему стволы в пасть и стараюсь загнать их как можно глубже. Стрелять, сами понимаете, нечем, так хоть таким способом защититься.

А ель-то не настолько толстая, чтобы он меня лапой не достал, вот он и воспользовался, хотя и мотал головой, пытаясь освободиться от ружья. Достал меня-таки: хватанул за ботинок. Да, не удивляйтесь, я в ботинках был, поленился в машине переобуться – погода сухая, сами мы непосредственного участия в охоте не предполагали. В общем, вторая ошибка, вторая недооценка опасности охоты на медведя, когда надо быть готовым ко всему. Но тот же ботинок и спас меня, потому что когда медведь зацепил его когтями, он, конечно, с ноги соскочил.

Думать о чём-то другом в такой ситуации невозможно, поэтому, когда позвучал выстрел, и медведь упал, я даже удивился. Зато потом… Во время … ну, так скажем, тихой, мирной беседы, где я ласково пожурил своих спутников, медведя и всю его родню, выяснилось, что всё делалось по правилам, но уж как-то не по товарищески. Напарник мой был недалеко, но не стрелял, потому что сам я велел ему не стрелять. Формально он был прав… Москвич тоже по-своему оказался прав, потому что он не спешил к медведю, а решил перезарядить карабин с разрывных на обычные пули, чтобы не очень портить шкуру. А тем временем, будь на мне сапоги, медведь бы меня разодрал на куски. Хорошо хоть, к финалу поспели!

Потом изучали стволы, на которых остались следы зубов. Это на стали! Вот ведь какая жизненная сила в этом звере. Медведь ведь очень опасный, умный соперник. И жизни не хватит, чтобы выучить все его фокусы и все повадки. Это почти дуэль. Потому и терпеть не могу пренебрежительного отношения к такому противнику. Бывали тут такие, приезжали… Крутые, пальцы врастопырку: «Ты чё меня медведём пугаешь? Это ведь просто собака с круглыми ушами!». А потом посидит часика три-четыре на лабазе, моргнёшь ему во тьме ночной фонариком, как договаривались, а ответа нет! Штаны со страху намочил! Ночь на медвежьем поле – что твоя передовая на войне: в каждом кусте, дереве – медведь мерещится: сидит и слушает, как твоё сердце уходит в пятки…

Так что, братцы, всегда с медведем на «вы» разговаривайте. Целее будете.







Георгий Долотов

    ЭТО ВАМ НЕ ШУТОЧКИ!

Издавна за охотниками и рыбаками закрепилась слава… если не вралей, то уж точно – людей, любящих преувеличивать свои «подвиги».   Уж сколько анекдотов, баек рассказывается про раздувающихся от гордости добытчиков! Сколько забавных случаев рассказывается самими охотниками у костра, в весёлых компаниях! И не иссякает эта струя юмора и  остроумия, потому что сама жизнь часто даёт поводы для возникновения смешных ситуаций.

Да что там далеко ходить! У меня самого было немало подобных случаев. Вот пару из них я вам сейчас расскажу.

Историю первую я называю «Заяц в собственном соку».

Дело было так. С одним моим приятелем собирались мы на медведя. А предварительно утром рано вышли на разведку. Утром – это потому, что по росе каждый след виден прекрасно. А мы-то пошли  на дальние овсы, в те времена ещё колхозы были, всё было засеяно. И уж если медведь выходил на поле, сразу будет видно. Короче, шли мы, шли, и вдруг перед нами открылась прекрасная картина – в одном месте целая россыпь прекрасных лисичек. А лисичка – это гриб не тот, чтобы мимо пройти, отменный, полезный, всякие насекомые да слизни-червяки его не трогают, на вкус чуть-чуть смолистый, в любом виде хорош. В общем, как говорится, «не проходите мимо!». А главное – там их  тьма-тьмущая была. Ну, мы, конечно, поклонились им. Минут за двадцать-тридцать набили рюкзаки, пошли дальше, нашли место, узнали всё, что надо, возвращаемся. Приятель мой всё никак не успокоится после удачной находки с лисичками, всё говорит об их достоинствах. И, между прочим, говорит:
  –   Я  один рецепт знаю – фантастика по вкусу! Для него как раз лисички нужны…

–А к грибам-то что? – спрашиваю.

Приятель погрустнел:

– Да вот к грибам-то  у нас ничего нет… А нужна зайча-тина.

И не успел он это сказать, как прямо перед нами, невдалеке, выскочил… заяц! Прямо наваждение какое-то! Я, конечно, тут же стреляю, подбираю трофей, а товарищ чуть не прыгает:

–   Вот повезло так повезло! Теперь у нас будет
королевское блюдо – заяц в собственном соку!

Ну, в соку так в соку. Дело это произошло уже в двух шагах от деревни, так что  мы живенько зашли в избу, где приятель мой обитал, а поскольку больше никого там не было, то мы занялись хозяйством – разделали зайца, грибы промыли. Хозяин  печь рас-топил, вытащил откуда-то закопчённый чугунок и начал колдо-вать над своим королевским блюдом: зайчатину порезал круп-ными кусками, грибами донышко чугунка выложил, мясо сверху, туда же всякий лук-перец-соль-лаврушку, поверх всего этого – опять грибы. М-м-да… Сразу видно, что предвидится
вкуснятина. А приятель-то хочет показать свои кулинарные способности, волнуется, всё повторяет:

  –   Заяц в собственном соку,  – это тебе не … хвост собачий!

Короче, после всех хлопот, поставили мы чугунок в печь, заслонкой закрыли и… Ну, конечно! Надо же отметить удачное начало приготовления такого особого блюда: заяц в собственном соку!

После первой бутылки я спрашиваю:

– А сколько оно готовиться должно? – не терпится ведь!

–  А вот сейчас выпьем з-за з-зайца… В соку. Собственном.

Ещё выпили. Товарищ понюхал, понюхал воздух и встал:

–   Пора.

Подошёл к печке, взялся за заслонку и торжественно так говорит:
– Королевское блюдо! Заяц в собственном соку! Это тебе не… хвост собачий!

И открыл печь.

Чугунка в печи не было.

Мы обалдело таращились, но чугунок исчез бесследно, только кучка угольков на поду! В полной растерянности я
пошевелил кочергой эту кучку и… мы увидели лужицу
 расплавленного металла! Чугунок растаял!

Нет, не спешите иронически усмехаться. Я тоже знаю, что русская печь – это не домна и что чугун в ней не мог расплавиться. Но дело-то в том, что чугунок был вовсе не из чугуна, это была современная имитация русской посудины, сделанная из алюминия! Когда вся влага испарилась, жар со всей силой навалился на нестойкий металл. В результате мы и получили королевское блюдо!
 
С той поры у нас повелось: как какая незадача, так сразу – «заяц в собственном соку»!



А вторую маленькую историю я называю «Сапог выручил».

Была утиная охота. Как водится, народу было немало, лодки на воде повсюду, выстрелы… Дело было недалеко от посёлка Куниково. Короче, –  рано или поздно, но в охоте наступает момент, когда душа требует отметить удачу или сгладить огорчение  от неудачи. С собой мы ничего не брали, поэтому было решено пристать к берегу и отправиться в посёлок за живительной жидкостью. При этом мы, конечно, знали, что от этого места идти далековато, но что поделаешь, если душа командует: надо!

Надо так надо. Подходим к берегу, а там уже – оживление, несколько лодок столпились, владельцы  обсуждают что-то. Оказывается, избирают гонца, чтобы, значит, за винцом сгонял бы. Ну, мы присоединились к компании, сделали паевой взнос, и мужик пошёл. Ждём-с…

Не было его довольно долго – минут сорок. Потом видим: идёт. Но как-то странно идёт, хромает, припадает на одну ногу. Что  такое случилось? Приближается он, и мы видим, что идёт он в обнимку… с сапогом! Своим собственным, потому что одна нога у него – босая, вот он и прихрамывает.

Ну, мужики, конечно, заволновались. По разным причинам. Одни хотят понять, что случилось, а другие отчётливо видят, что вина-то он не несёт!
 
А он подходит, сапог свой несёт как-то очень бережно. Ну, конечно, первый же вопрос:

  –  Что в сапоге-то?

А он, ничуть не смущаясь, говорит:

– Да вино тут, ребята!

– Что-о-о-о?!

–   Ну да, вино. Я ведь что – пришёл в ларёк, заплатил, взял бутылки и пошёл было, а потом думаю: и чего это я лишнюю тяжесть – стекло-то – на себе тащить буду!

  –  И что?

  –  Дак придумал! Сапоги-то у меня непромокаемые. Открыл я бутылки, вылил в сапог, бутылки сдал, на эти деньги,   да у меня что-то оставалось, ещё бутылку купил! Сапог выручил!

… Что было потом – пусть каждый сам додумает.




Михаил Простов

         ВЫХОД  «КОРОЛЯ»

Охотиться на лося – спросите опытных охотников, они подтвердят – лучше всего в так называемое глухозимье, когда и погода сравнительно мягкая, на грани оттепели, и в то же время  нужны для такой охоты снегопад и ветер, которые приминают звуки к земле, глушат их, мешают лосю – знатному «слухачу» сориентироваться, уловить – откуда грозит опасность. Вот такое время   –  самое удачливое, добычливое.

Вот и в тот раз  всё было, как по заказу, точно так, как нужно, и было у всех нас ощущение, что охота будет удачной. А кроме того, охотились мы на территории государственного охотничьего хозяйства     Непосвящённым этот факт ничего не скажет, а народ опытный сразу поймёт, что если речь идёт об охоте в ГООХе, то удача практически обеспечена, так  толково там организуется охота, такие опытные там работники.

Собственно говоря, так было и в тот раз. Для начала нас проинструктировали… Да, да, не удивляйтесь! Опытных
 охотников инструктировали, как новичков и все прекрасно понимали, что это необходимо, что на охоте случается всякое, так что о безопасности никогда напомнить не мешает. А потом сели мы на вездеходную технику и отправились к месту охоты, к деревне Пустынь. И тут всё шло чётко и по правилам: встали на номера на вышках, определились с векторами стрельбы и замерли в ожидании, пока не начнут свою трудную работу загонщики. Ни движения, ни шороха… Сейчас – те самые минуты, когда можно просто полюбоваться природой, обратить внимание на то, чего обычно и не замечаешь.

Вот прямо передо мной – след горностая. Справа раздаётся пулемётная дробь дятла, в березняке встревожено крикнула сойка, а вокруг бело-голубое снежное королевство, ветки
опускаются вниз под тяжестью снега, молодые берёзки сгибаются в дугу, но каким-то чудом не ломаются и простоят так до весны, до той поры, когда можно набрать сил до будущего года, до будущего снега и уже меньше поддаваться его тяжести…

Но вот… звуки издалека – крики, стук по деревьям, редкие выстрелы. Это пошли загонщики. Именно от них, от их мастерства зависит, куда выйдет зверь, пойдёт ли в нужном направлении. Звуки то затихают, то усиливаются, приближаются всё ближе и ближе. Тут уже, по собственному опыту знаю, нужно предельное внимание, потому что тебе не дано знать характер зверя, которого гонят. Один стремительно передвигается подальше от опасных голосов, он каждую секунду может, оторвавшись от загонщиков, выйти на тебя. Другой – более осторожный, опытный и хитрый. Он не спешит уйти. До последней возможности он будет стоять, слушать и принимать решение. А вот оно-то может оказаться совсем неожиданным, очень часто такие лоси делают рывок в сторону и – поминай, как звали…

Но вот уже слышно характерное щёлканье сучьев – это лось сбивает их рогами, значит, где-то близко… Ага, вижу!
Силуэт крупного зверя передвигается параллельно номерам, но хитрец  держится на почтительном расстоянии. Впрочем, долго это продолжаться не могло: вскоре раздались несколько хлёстких выстрелов, а через несколько секунд – громкие крики «Дошёл!». Уже просматривается движение загонщиков, донеслась команда, которая на любой охоте подлежит немедленному исполнению: «Не стрелять!»… Охота окончена. Да-а… обидно, не на меня вышел. Что ж, думаю, сегодня не повезло. А ведь так  ждал хорошего выстрела!

И вот в этот момент происходит нечто невероятно
 прекрасное, неожиданное, завораживающее: из чащи леса прямо на меня вышел… да, другого слова не подберёшь – король леса. Красавец-бык с мощным загривком, с высоко поднятой головой гордо нёс великолепную корону – огромные рога. Они в декабре и вообще-то встречаются редко, к этому времени лоси их уже сбрасывают, но этот самец запоздал, и ещё с полным правом чувствовал себя коронованной особой. Да и корона была красива: ветвистые отростки на мощных  лопатинах выглядели как зубцы на королевской регалии…

Но дело было даже не в короне, а в стати, в достоинстве, в гордой посадке головы. Да, это был настоящий король. Прямо след в след за ним шли ещё три лося – как свита. Король постоял, свита тоже замерла, пока он неспешно  поворачивал голову, всё время при этом шевеля ушами. Всё это происходило на расстоянии не более двадцати метров от вышки. А лось-предводитель будто слышал и понял команду «не стрелять», будто  твёрдо знал, что я стрелять не буду… Впрочем, у лосей зрение плохое, скорей всего, он меня не видел. Потом «король» повернул голову, будто показывая направление, и вся четвёрка, осмотревшись, не спеша перешла просеку и углубилась в лес.

Я провожал их взглядом, и ни на секунду не пожалел, что не имел права стрелять. Мой красавец-король остался жить. В голове роились какие-то напутственные слова о долгой жизни в лесном раздолье, о потомстве, которое пойдёт  в королевском роду, которое будет таким же благородным и красивым, с такими же коронами на голове…

Выход этого короля остался в памяти на всю оставшуюся жизнь. Эта редкая радость от красоты мне теперь иногда снится…





Евгений Прытов

                ТАКОЙ БЫЛ УПРЯМЫЙ…

Было это прошлой осенью. Из Костромы прислали мне двух человек на медвежью охоту. В очередной раз я посадил их на лабаз, а сам отправился проверить поле километрах в полутора: стрелять зверя не собирался, но если застану его там, хотел подшуметь, спугнуть его, чтобы ушёл он на поле, где сидят охотники. Так я надеялся.

Путь пролегал по следу ГТС-ки, почва рыхлая, поэтому поступь у меня была практически бесшумная, хотя я и не старался, шёл, не таясь.  То есть, опасности настолько ничего не предвещало, что карабин мой с оптикой висел у меня за спиной. А тут ещё полоса кустов, вдаль ничего не видно. Выхожу я из-за кустов и вижу: метрах в двадцати от меня медведь. Вполоборота  стоит ко мне и  спокойно обкусывает метёлки овса. Я только начал снимать карабин, как медведь уже повернул голову в мою сторону, а уже через мгновение он развернулся на всех своих четырёх и встал на задние лапы. Я-то на него уже через оптику прицела смотрел, поэтому отчётливо видел его глаза. А они выражали полное недовольство. Зверь явно был не рад моему присутствию и уходить не собирался. А может быть, затеял он испытание нервов: кто первый  отступит. Проверял моё терпение, значит. Постоял он, постоял, понял, что я уходить не собираюсь, и опустился. Не спеша так пошёл к лесу. Причём, вначале он даже не оглядывался, показывал, что никого не боится. Но метров через десять всё же приостановился, не выдержал,  –  оглянулся.

А я-то остался на прежнем месте. Медведь снова встал  на задние лапы. Он как бы показывал мне, какой он большой, чтоб я  с ним не связывался и уходил подальше. Воевать медведь явно не был настроен, всё стоял и стоял, долго выжидал, но когда акция устрашения снова не удалась, он явно был очень недоволен: пошёл в лес, и ещё долго был слышен треск ломающихся сучьев, потому что медведь не уходил, а всё  бродил рядом по закрайку…

А у меня тем временем созрел план. Недалеко от того места, от этого поля есть избушка егеря. Решил я сходить туда, чтобы выждать время. Я ведь как думал: если медведь ведёт себя так нагло по отношению ко мне, и никуда не ушёл, то вполне возможно, что он опять выйдет на поле, а я часа через полтора зайду и проверю. Если всё так и получится, то я на следующий день попробую взять его с охотниками с подхода.

Попив чайку в избушке и дождавшись сумерек, двинулся я в обратный путь. По той же дороге и шёл, а она слегка поднималась в гору среди кустов, а с правой стороны был недоруб. Я как-то задумался, всё вспоминал недавнюю встречу, по сторонам не очень-то смотрел, как вдруг поднял глаза и увидел за кустами чью-то голову. Оно, конечно, бывает, что и лось выжидает в кустах, чтобы перейти дорогу, я так и подумал вначале, но потом голова шевельнулась и спряталась, а я даже в сумерках  чётко определил: всё тот же медведь! Прятался он от меня или подкарауливал, медведь мне, конечно, не рассказал. А я с карабином наизготовку отодвинулся к левому краю дороги и пошёл вперёд. Уже когда подошёл достаточно близко, крикнул как мог громко. В ответ – только треск и шум кустов, постепенно затихающий вдали. Убежал он.

Но ситуация была очень неприятная.  Было ясно, что зверь не очень боится людей, а такого просто необходимо убирать из леса как можно скорее. Так что я наметил себе: если охотники его сегодня-завтра не убьют, придётся заниматься этим самому.

И вот через некоторое время я был на другом поле – в полутора километрах от того, где встретил медведя. Были мы вдвоём с товарищем. И не успели мы выйти на кромку поля, как увидели моего старого знакомого, резво бегущего метрах в тридцати от меня. А в центре поля стояла одинокая небольшая берёза. Медведь добежал до неё и встал на задние лапы, как бы прикрывшись берёзой. Выстрел, второй… Упрямый медведь, в которого наверняка попали, который имеет как минимум очень тяжелое ранение,.. уходит в лес! Товарищ мой рвётся следом, но этого делать никак нельзя было. Только уже потом, когда зверя добирали с собакой по его следам и следам крови на поляне, мы поняли, что медведь и в лесу приготовился к встрече с нами: остановился и ждал. Если бы мы сразу пошли следом, то нас ждал встречный бой.
Но каково же было наше удивление, когда мы его нашли! Оказалось, что первый же выстрел попал ему в  сердце. И  после этого он уходил от нас, с пулей в сердце он ещё строил планы мести обидчикам… Какая мощь была у этого упрямца!






Александр Рязанцев

            КАРТИНА С МЕДВЕДЯМИ

Да нет, я не про картину Шишкина «Утро в сосновом лесу», хотя  то, о чём хочу рассказать, во многом похоже…

Мне на своем веку много пришлось видеть интересного, познавательного, поучительного. Часто такие случаи связаны были с разным зверьём, но как-то так получилось, что мне  со временем понравилось наблюдать за медведями. И сам видел, и  друзья рассказывали. И чем больше я узнавал об этом звере, тем больше он мне нравился. Причём, иногда о животном, о котором знаешь не только теоретически, но и сам много раз встречался на практике, узнаёшь такие детали поведения, о которых прежде ты и не слышал.

Был тут у нас один случай. Мужик отправился в лес по грибы. Зашел не так уж далеко, но у нас-то как? Места, если и были когда-то достаточно обжитыми, то теперь народу вокруг мало, даже и грибников почти нет, мало кто в лес выходит. Ну, вот идет этот мужичок со своей корзинкой, идёт так, как и должен ходить каждый человек в лесу: тихо, не шумит. Да и потом – он сельский житель, это у него с детства заложено, не то, что городские дикари приезжают на своих крутых иномарках, вываливаются группой на природу и начинают… орать. Я-то, конечно, понимаю, отчего они кричат: боятся они, страх в них сидит перед лесом и тем неизвестным, что, может быть, прячется в этом лесу. И вот в радиусе не больше пятисот метров от машины бродят, всё время кричат «ау!» да ещё в машине врубят музыку на полную катушку, чтобы, значит, не потеряться, не заблудиться… И вот всё это цивилизованные и иногда и образованные люди называют общением с природой. Нет, недаром слово у меня выскочило в их адрес: дикари – они и есть дикари!

Но я-то не о них, а о том мужике. Тот-то человек правильный, идет себе, его и не слышно, по сторонам, как и положено, внимательно смотрит. Корзина у него уже почти полная. И вот тут его подвели обстоятельства. Подошел он к опушке по какой-то едва заметной тропке. Эх, ему бы разбираться немного хотя бы в тропках этих: что за тропки и откуда они в лесу берутся! А ему – ни к чему, он идёт себе. Да тут ещё заросли начались лабазника, это трава такая достаточно высокая с белыми цветами. Вообще-то правильное название у неё – таволга вязолистная, но у нас – лабазник и лабазник… И вот идёт он, прямо перед собой не видит ничего, лабазник густой и высокий…

…И вот тут-то он наступает ногой на медведя!

Всё, что я сейчас рассказываю, уже потом в деталях разбирали, а на деле  –   несколько секунд длилось. Тропа была медвежьей, и хозяин, побродив по лесу, решил отдохнуть. День был жаркий, медведю в тенёчке хорошо было, так он ещё больше обустроился: лёг на спину и раскинул лапы в стороны, чтобы, значит, ветерок бы ему брюхо поласкал. Кайф ловил, стервец!

И вот мужик наступил ему чуть ли не на причинные места. Ошалелый медведь ничего не понимает: кто мог хозяина леса потревожить; от дремоты мгновенно переходит в состояние угрозы, опасности. И, сами понимаете, спросонок срабатывает инстинктивная реакция: он  своей тяжеленной лапой ударил мужика по руке. Думаю, что если бы медведь сам не перепугался бы, то выпустил бы когти на всю длину, и от руки почти наверняка, ничего не осталось бы. Но медведь, конечно, нанес рану, но не такую, мужик от удара, от неожиданности попятился и упал прямо на свою корзину. Что думал при этом и что закричал, он потом не рассказывал, но  факт тот, что кричал, а тут ещё корзина, на которую он свалился, затрещала  таким
 необычным для медведя звуком, короче говоря, бросился медведь наутёк…

Вот такой случай на охоте. Даже на грибной! Но я-то почему этот случай вспомнил? Мы о поведении животных  говорили, а до этого рассказа я и не знал, что медведь может вот так  среди бела дня отдыхать на  открытом месте.

А вот сам я  очень люблю наблюдать за медведицей, когда она выводит своих медвежат на прогулку, на кормёжку. Тут уж, сами понимаете, все охотничьи инстинкты пропадают. И не потому, что в это время стрелять не только строжайшим образом запрещено, но и сам ты даже мысль о стрельбе воспринимаешь как кощунство.

…А это – удивительное зрелище! Медведица выводит свою ребятню, а их у неё бывает двое-трое, причём, трое – гораздо чаще. Говорят, что бывает и четверо, но мне не приходилось видеть самому. Выводит для физического, так сказать, развития и на «вкусные места» вроде овсяного поля или малинника. Может быть, мне когда-нибудь повезёт и я увижу, как медведица играет с  медвежатами. Это бывает, видимо, довольно часто, во всяком случае я на потаённых лесных полянках не раз замечал следы таких развлечений и «читал» всё, что там происходило. Вся трава на полянке искатана, видно, что гонялись друг за другом. Куда девались преследуемые, тоже видно: на   деревьях царапины, это значит, маленькие спасались, залезая по стволам, отрабатывая такие необходимые им в жизни навыки… Но «вживе» наблюдать всё это не приходилось. А вот возле прикормочных овсяных полей, сидя на лабазе, я не раз любовался совсем другой карти-ной. Здесь ситуация совсем не такая, как на удалённой лесной полянке. Здесь пространство открытое, соответственно и поведе-ние  меняется у семейства.

Кстати, о семействе. В разного рода литературе –
художественной, а иногда и в научно-популярной,  –  встречается такой термин, словечко такое: «пестун». Им определяют молодого медведя предыдущего помёта, который, якобы, остаётся с матерью этаким подростком. И, вроде бы, старший брат или сестра помогают матери растить малышей. Ни разу в природе не видел такого! Думаю, что это всё похоже на легенду. Дело в том, что природа так построила цикл воспроизводства медведей, что в этой схеме нет места вот таким полувзрослым медведям. Или медвежонок становится самостоятельным уже через год или он просто погибнет, потому что медведица приносит детенышей раз в два года. Когда она уже несёт следующее потомство, то уже к себе в берлогу никого не подпустит, какой ещё там пестун!

Дело тут, наверно, в том, что среди медвежат частенько рождается один более шустрый, более активный, чем другие. Он и молока больше перехватит, он, соответственно, и растёт быстрее. И уже через несколько месяцев такой «шустряк» сеголе-ток выглядит, как годовичок, продолжая ходить с братьями и сёстрами из одного помёта. Вот и создаётся иллюзия двух
поколений в медвежьей семье.

Но вернусь к той картине, к особому поведению медведицы в такой ситуации. Это и вызывает улыбку, и в то же время очень трогательно – видеть, как медведица одна выходит на край поля и внимательно осматривается по сторонам, в то время как  медвежата ждут, затаившись, разрешения выйти на простор за своим любимым лакомством. В этот момент медведица включает всю свою осторожность, свой нюх, свой слух, чтобы уберечь ребятишек от возможной опасности. Потом она выходит немного вперед, выбирает по возможности более высокую точку, поднимается на задние лапы и снова осматривает уже более дальние подходы – нет ли там кого? И только после этого, убедившись в отсутствии опасности, мамаша даёт малышам сигнал и они срываются с места и резвятся, и кувыркаются в овсах, и, конечно же, едят от пуза. Но даже не это меня всегда трогает, а то, как мать не поддаётся на заигрывания медвежат, приглашающих её тоже поучаствовать в этом празднике жизни. Она стоит в стороне – строгая и напряженная,– охлаждает особенно беспокойных шлепками и всё время смотрит по сторонам, время от времени вставая на дыбы, чтобы видеть дальше. И не сдвинется со своей позиции, пока потомство не наестся вволю, не наиграется вдосталь. Только после этого она каким-то непонятным образом говорит ребятишкам, что пора уходить, и всё семейство снова уходит в лес. Заигравшийся непослушник тут же будет наказан  мощным шлепком под зад, дисциплина здесь поддерживается неукоснительно, ведь даже маленькое неподчинение может стоить жизни…

Уходя, Мать-медведица ещё раз оглянется на поле, постоит, прислушиваясь, и растворится в лесу…







Борис Басманов

                НА ТОКАХ

Конец апреля и начало мая – желанная пора для многих охотников, так как в этот период обычно открывается весенняя охота, и многие её любители – молодые и не очень молодые, и даже пожилые охотники, жаждут непременно побывать на глухариных токах. Всеми ими  движет желание не только добыть столь существенный трофей, но и побыть в весеннем лесу, попить отдающего болотинкой крепкого чайку у лесного костра, повспоминать прежние, былые охоты. Все эти тщательные приготовления, сама дорога к глухариному току по сплошным лужам и колдобинам, даже заготовка сухих ольховых дров для ночного костра, несомненно, располагают к душевному равновесию и покою. Вслушивание в тишину прохладной весенней ночи, ожидание просветления утренней зори, осторожный переход от ночного костра к месту тока и волнующее ожидание таинственной песни глухаря – все это доставляет истинное наслаждение.

И вот: небо не востоке посветлело, чу! Где-то, кажется, вдалеке послышались чарующие звуки древней песни глухаря, и , строго рассчитывая каждое свое движение, ориентируясь на песню, начинаешь осторожно, делая два-три скачка, приближаться к пока еще невидимому певцу. И если повезёт с удачным выстрелом, то с учащенным биением сердца бежишь к желанному трофею, который, с шумом стукнувшись о землю, раскинув могучие крылья, уже неподвижный и молчаливый  лежит на сыром болотном мху, и как-то сразу гаснет интерес к этой заветной добыче…

Каждая охота на глухарином току остается в памяти на долгие годы. Я много раз бывал на глухариных токах, было много и удачных выходов, были и досадные случаи, когда возвращался домой с пустым рюкзаком, но недовольства в душе у меня никогда не возникало. Побывать на весеннем болоте, послушать загадочную песню глухаря, завлекающее квохтание глухарок и щебет многочисленных лесных певцов, дробный перестук дятлов   –  что может быть лучше?..

Не менее приятно и интересно побывать и на хорошем тетеревином току, которых, увы, осталось так мало. Я еще в 60-е и даже в 70-е годы бывал на таких токах, когда на токовище слеталось до двух десятков лирохвостых петухов, и казалось, что нет зрелища более увлекательного, чем тетеревиный ток.

По-литературному эти красавцы называются, конечно, тетеревами, но у нас обычно тетерева называют «поляш» – за приверженность его к обитанию по опушкам и окраинам полей и ближних перелесков, или еще его называют «косач»  –   за лирообразный хвост, напоминающий две косицы, так как два рулевых пера загнуты наружу в разные стороны. Эта птица наиболее знакома людям потому, что она большей частью живет возле человеческого жилья, а в глухих лесах она обитать не любит. Иногда тетеревиные стайки встречаются на незаросших вырубах и на ягодных болотах, но все же тетерева предпочитают жить на местах, окультуренных человеком.

Зимой тетерева держатся стаями. Зимний корм тетерева состоит из почек растений, в первую очередь березы. Днем стая держится на деревьях, ночью зарывается в снег и там ночует. Маскировку в снегу тетерева делают очень искусно: смотришь, сидит стайка тетеревов на старой, развесистой березе, выделяясь на заснеженном фоне леса как бы черными шарами, и  вдруг бесследно пропадает. А главное – бесшумно. Что за наваждение! Когда такое видишь впервые, даже как-то не по себе становится. Но позже, с опытом, понимаешь, что после кормежки, наполнив желудки мерзлыми почками, вся стая разом камнем падает в мягкий снег, пробивает лунки, затем под снегом птицы идут несколько в сторону, там затаиваются  и так засыпают. В снегу. Конечно, тоже холодно, но спать можно, ветер не дует. В сильные морозы и метели тетерева могут сидеть под снегом долго, до полудня, обычно же они вылетают кормиться с рассветом.

Эту повадку тетеревов держаться стаями, раньше, когда их было много, охотники использовали в способе охоты на них – «на чучела». Шили из черной материи профиль птицы, набивали его сеном или соломой, рассаживали набитые чучела на березы, где тетерева любят кормиться, а сами затаивались в
замаскированном шалаше. Тетерева – птицы дальнозоркие, увидев похожие на себя черные силуэты, подлетали к ним, подсаживались, чтобы покормиться «за компанию» и становились добычей охотников. Теперь-то такой способ охоты не практикуется из-за малой численности этой прекрасной птицы.

В прежние годы, когда тетеревов было еще много, я тоже увлекался таким способом охоты. Чучела старались делать максимально похожими на живую птицу. Однажды я сам видел, как обманулся такой зоркий хищник, как ястреб-тетеревятник. Эта крупная птица приняла вывешенное на высокой березе чучело за живого поляша и пыталась сорвать его с привязи. Ястреб вцепился когтями в чучело, долго хлопал крыльями, а потом, поняв, что оконфузился, как-то лениво полетел вдоль опушки леса…

Но все это – ничто по сравнению с охотой на тетеревином току. Обнаружив где-нибудь в отдалённом поле или на лесной вырубке такой ток, определив его центр и дождавшись, когда тетерева с токовища улетят, из подручного материала в центре тока сооружаешь конусообразный шалаш и тихо сидишь в ожидании, вдыхая густой запах еловой хвои и поеживаясь от предутреннего холода. И вот очень рано, ещё в сером,
предрассветном сумраке зарождающегося весеннего утра, на токовище прилетает и с шумом садится косач-токовик. Некоторое время он спокойно сидит на земле, чутко прислушиваясь. Иногда издаёт какой-то храпящий звук, видимо, извещая о своем прибытии ночующих в ближайших кустах тетеревов. Но вот тишину утра прорезает полный бодрого призыва и азарта шипящий крик токовика: «Чуф-фышш!». На этот клич с разных сторон откликаются таким же «чуффыканьем» другие косачи, и начинается шумный подлёт их на место тока. Присаживаясь и распуская хвосты, волоча приоткрытые крылья по земле, наклонив головы, сверкая синеватой чернотой оперения и яркой краснотой бровей, кружась и поворачиваясь, начинают они песни во славу весны! То наскакивая друг на друга, то разойдясь, неистово бормочут, взлетают над землей, оглашая окрестности воинственными шипящими возгласами.
Нужно видеть, как с десяток или больше иссиня-черных петухов исступленно бормочут в лучах восходящего солнца! Червонным золотом отливает их тёмное оперение, ярко выделяются их белые подхвостья, горят огненной краснотой их огромные брови. Далеко вокруг несется громкое бормотанье, раздаются хлопки упругих крыльев…
Сначала на ток прилетают только петухи, но перед восходом солнца, когда ток достигает наибольшей силы, сюда, чаще всего по земле, приходят и рябенькие тетёрки. Они переговариваются между собою, перелетают с места на место, и возбужденные петухи впадают в еще больший азарт, стараясь обратить на себя внимание тетёрок. А курочки тем временем спокойно расхаживают по току, придирчиво выбирая себе пару, свободно переходят от одного красавца к другому, но ни на миг не теряют природной осторожности. Стоит только заквохтать и полететь с тока тетерке, как петухи моментально замирают и тут же дружно с шумом снимаются. Это происходит, если в районе тока кто-то покажется: человек, собака, лисица, рысь или другая опасность, а так ток продолжается до разгара утра, пока солнце не позолотит вершинки ближайшего леса…

Бывало, заворожённый такой захватывающей картиной, сидишь в шалаше, забывая о ружье и не чувствуя холода. И только ощущение бессонной ночи да представление о насмешках домочадцев («Что, все проспал?») заставляют подумать о добыче. Осторожно просовываешь ружье через стенку шалаша, высматриваешь ближнего косача, подождёшь, когда он повер-нется боком или белым подхвостьем, то есть против оперения, и, тщательно прицеливаясь, нажимаешь спусковой крючок…

А что ж вы не спрашиваете – почему против пера? Дело в том, что весеннее оперение у тетерева очень плотное, особенно на груди. Так что в грудь стрелять не советую: сделаешь подранка, который начнет кувыркаться, неестественно хлопать крыльями и разгонит весь ток. А если все идет нормально, то после выстрела поляши притихнут на короткий миг, и вскоре с новым азартом ток продолжится. Когда ток никем не потревожен и станет совсем светло и солнце уже поднимается над лесом, тетерева один за другим в сопровождении тетёрок покидают токовище до следующего утра и скрываются в чаще леса.

Особенно мне запомнились обильные тока поляшей конца 40-х годов, которые находились совсем недалеко от Солигалича – сразу за нынешним известковым комбинатом, в поле, у деревни Бедино. На то место, где сейчас стоит автозаправочная станция, слеталось на ток около сотни тетеревов. Я и мои товарищи, учась в то время в средней школе, даже в предэкзаменационный период, под выходной день, ходили на тот ток. С плохонькими ружьями-берданками, как правило, без выбрасывателей (то есть, стреляную гильзу приходилось выбивать шомполом), всего с тремя- четырьмя зарядами (был большой дефицит боеприпасов) мы все же возвращались с добычей: по два, а иногда и по три краснобровых красавца приносили мы домой в награду за бессонную ночь…

Да! Остались только воспоминания о богатой природе тех лет. Вы скажете: сами же и перебили птицу! Эх, кабы так! На моих глазах прошло страшное  уничтожение всего живого в лесу, когда в 60-е и в 70-е годы началась химизация сельского хозяйства, когда широко стали применять ядохимикаты против вредителей полей и леса. Тогда же повсюду началось осушение болот, а ведь именно они – генераторы чистой воды, именно они становятся прибежищем множества животных и птиц, именно  они, в конце концов, когда-то, в незапамятные времена, стали местом, где зародилась самая первая жизнь на земле. Вот тогда-то и пошла резко на убыль птица в наших краях… Сейчас, когда на селе уже нет такой интенсивной жизни, когда многие деревни пустеют и зарастают поля, в лесу вновь начинается оживление. И не знаешь – радоваться этому или нет…


  НЕСКОЛЬКО СЛОВ В ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Ну вот, мы с вами познакомились с историей охоты на костромской земле, с некоторыми  людьми, которые на
протяжении всей жизни были страстными охотниками или учёными, или организаторами, то есть, с теми, кто в меру своих возможностей и сил не просто охотился, но и помогал охранять и сохранять природу костромского края.

Конечно, нужно сразу понимать, что рассказать обо всём просто невозможно. Мир охоты огромен, бескраен и философски глубок. Чтобы его понять и узнать до конца, нужно много лет, нужны десятки, сотни новых встреч, нужно прочитать с десяток новых книг… Так что давайте считать эту вот книгу  очередной попыткой охватить взглядом очень сложную тему.

В процессе создания книги некоторые ветераны-охотники выражали желание помочь в написании истории костромской охоты своими воспоминаниями, какими-то сохранившимися у них фотографиями и документами… Но… почему-то дальше слов дело у многих не пошло. А ведь какими увлекательными страницами могла бы пополниться книга!  Какие удивительные истории могли бы  быть рассказаны у невидимого костерка на страницах! 
 
Но всё это – в будущем. А пока создатели книги надеются на то, что у читателя после её прочтения останется одно твёрдое убеждение: охота на костромской земле была, есть и будет  всегда именно «царской», а природа  Костромской области не оскудеет.