Лето расцвело как восхитительный цветок и тихо благоухало, украшая собою мир и вселяя радость. Дикие звери, благодарные и сытые, были тихи и скрытны. Зато птицы открыто пели вовсю, при этом они успевали кормить и растить своих птенцов. Люди также не сидели сиднями – пололи грядки, работали на производстве, то словом, то подзатыльником воспитывали детей, зубоскалили с телевизорами или общались по интернету. Короче, везде и всюду копошилась жизнь.
Аржан в это время в поисках жратвы и ночлега, а если повезет, то и дармовой выпивки, слонялся по дорогам, заходил в села, на чабанские стоянки и в очередной раз заглянул в городок (он у нас один). Здесь он неожиданно столкнулся со своим старым знакомым Егорычем. Егорыч человек добродушный, с живыми глазами, слыл мужиком башковитым. Он когда-то работал в геологической экспедиции небольшим начальником, а Аржан был рабочим в его отряде.
Встреча с бывшим шефом обрадовала тунеядца и он тут же смекнул: «Похоже подфартило, наклевывается очередная халява!» Егорыч, окинув Аржана цепким взглядом, заговорил первым:
- О, сколько лет, сколько зим мы не виделись! Ты не слышал – экспедиция наша того, накрылась? Во времена пошли! Представляешь, все в капиталистов вдруг переквалифицировались. Даже коммунисты, но не я. Да, кстати, я слышал, ты того… бродишь везде без дела, а зимой в теплотрассе перебиваешься. Правда? Ты не обижайся, мне наши общие знакомые рассказали. Я понимаю, вы, детдомовские, как бы непутевые, ну в смысле оригиналы, и вечно вас хрен знает куда заносит, - весело, с хитринкой, заметил он.
От слов этих Аржан понял –Егорыч как был простаком, похоже таким и остался. Значит че сиськи мять, пора расставлять ловушки, то есть напроситься в гости, а за встречу, глядишь, и выпить нальет и, чем черт не шутит, на карманные расходы раскошелится. Недолго думая, Аржан тут же принялся за дело, то есть стал подробно и красочно описывать свою якобы «неудачную жизнь», свои лишения, невзгоды. При этом старался рассказать это как можно жалостливее, но описания прозвучали легко, где-то даже весело «Хана! Похоже я перемудрил! Клиент кажется не клюнул и сорвался» - подумал он, закончив расставлять свои силки. Но, к его счастью, Егорыч ничего не заподозрил, внимательно выслушал, и… о чудо! – тут же угодил в ловушку:
- А че ты мучаешься? Перебирайся ко мне на пасеку! У меня там хорошо! Вокруг лес, ручей. Помнишь, как в экспедиции? Если че, мне немного поможешь. Работа так себе, не бей лежачего! – затрепыхался начальник в расставленных силках, как муха в тенетах паука, то есть Аржана, - правда с деньгами у меня проблема, но зато продуктами я тебя обеспечу, а еще и меду у меня наешься… Сторож мне там нужен, я тут делами серьезными просто пришмякнут. Ну ты как? Не против?
-Ладно уж, че для хороших людей не сделаешь, я не против, - тут же захлопнул свою ловушку хитрец.
Так он оказался на пасеке, стал сторожить ее, то есть «плевать в потолок».
Вотчина Егорыча находилась в пяти или шести километрах от города, в глухом, неприветливом распадке. Ее окружали горы, поросшие угрюмым лесом. Пасека располагалась на небольшом голом возвышении, полочке, на кое-как ухоженной поляне, огороженной хлипкими жердями. За ними, как взаперти, сидели разноцветные улья. Сам дом пасечника оказался очень старым, даже ветхим, словно сарай. Он был обставлен лишь самым необходимым – около одного окна (а всего их было два и в них бесцеремонно заглядывала трава) красовался грубый, сколоченный из плах, стол. Рядом стоял единственный хромой табурет. В дальнем углу, возле второго окна, стояла старая ржавая кровать, застеленная грубой ветошью: замызганным, в заплатах, коврике, старым, грубым солдатским одеялом. Вместо подушки был холщовый мешок, набитый тряпьем. А украшением этого богатства была печь – кривая, закопченная до ужаса, но гордая словно мавр Отелло. Дездемона располагалась над кроватью. Это был портрет некогда популярной певицы Софии Ротару. По-видимому, снимок был вырван из какого-то журнала и водружен на стену этаким украшением. Время не пощадило портрет. Дездемона обветшала и была бессовестно загажена мухами.
Таким же старым и угрюмым был омшаник со старой крышей из обветшалого рубероида. Еще там была крохотная, но ладненькая банька. Она стояла чуть на отшибе около бурного, веселого ручья. И вот эти строения, загороженные хлипкой изгородью, с интересом взирали на заболоченную низину, заросшую густыми зарослями акации, ивняка и черемухи. Оттуда доносились песни каких-то птиц, а с гор скатывался зычный пересчет кукушек.
Егорыч появлялся тут не часто, лишь раз в неделю. Так что Аржан чувствовал себя на пасеке полным хозяином. Спать ложился под утро, на рассвете. Спал до обеда, порой до вечера. Ел то, что привозил Егорыч. А привозил он стандартный набор – куски засохшего хлеба, перловку и сморщенную картошку, при этом почему- то полагая, что полбутылки подсолнечного масла, привезенного им когда-то, вполне хватит до второго пришествия Христа. От привезенных разносолов Аржан морщился, злился, но терпел. Пока ему было не до Егорыча. В последнее время бывший бродяга как бы преобразился. Одним словом, он стал писать. Но писать не какой-нибудь рассказик или новелку, а сразу замахнулся на роман, а возможно на большую книгу. Он даже и название ему придумал короткое, но емкое – «Об всем!» Правда это пока были записки о разных запомнившихся им событиях, происшествиях, случаях. Всему виной был его сосед. О, это была удивительная личность! Оказывается, он жил тут же, на пасеке, в ладненькой баньке, но почему то вел свою скрытую, загадочную жизнь. Звали его Серега Фролов, он же Фрол, он же Серый. С ним Аржан познакомился так же, как и с Егорычем, в экспедиции. Тогда они почти не общались. Серега Фролов был тогда молодым специалистом и, естественно, хоть небольшим, но начальником. А тут, встретившись снова, они подружились и стали подолгу болтать о всякой всячине. Правда, приходил Фрол в гости лишь в ясную лунную ночь. Было понятно - какой дурак попрется в гости в дождливое ненастье? Сиди себе в баньке у печки и кайфуй! Хотя странно, труба на крыше бани отсутствовала, а значит, никогда не дымила, но Аржан этому не придавал значения. Одним словом, начинающий писатель ждал очередную лунную ночь и дивился хитрости Егорыча: «Круто! Нашел двух бесплатных придурков – сторожей и не чешется! Эконом чертов! Молоток!»
Очередной вечер, подсказывающий, что ночь будет лунной, наконец-то пришел и обосновался на пасеке, призвав с собою свои звуки и свою загадочную жизнь. Вскоре заглушив каких-то птиц, защелкали в низине соловьи. За ними весело, наперебой, заскрипели среди ульев дергачи. Порой доносился чей-то глухой крик, похожий на крик совы.
Полюбовавшись бледным закатом, увидев первые звездочки, и чувствуя холодок, Аржан оставил лавочку возле двери и зашел в дом. Он не спеша расставил на краю стола десяток самодельных восковых свечей, зажег их и осмотрел свои рукописи. Потом он сел на скрипучий табурет и с нетерпением посмотрел на окно в дальнем углу, стараясь не замечать портрет певицы. Луна еще не появилась, поэтому он не увидел баньку и блеск ручья, хотя ручей хорошо слышался. Он шумно камлал, завораживая окрестности.
Бывают такие водоемы, текущие в необычных местах. Там почему-то во время лунных ночей вдруг начинает слышаться какая то загадочная жизнь – явственно доносятся разговоры людей, скрип повозок, лай собак и фырканье скотины.
Поляна, на которой располагалась пасека, была именно таким местом. Об этом Аржану как-то поведал Егорыч, намекнув, что от этого ему как-то не по себе.
Не увидев баньку, писатель лишь на миг глянул на портрет, но тут же перевел свой взор на стол и свечи. Стул под ним жалобно скрипнул.
София Ротару, хоть и улыбалась пространству, но глаза ее уже изменились. Они смотрели на мир черными провалами, а подбородок и нос ее заострились.
Вдруг знакомый веселый писк и возня привлекли внимание бродяги. Он очень обрадовался. Обычно с таким шумом появлялись постоянные хозяева дома – мыши. Старый, хромой Мышь, вечно строгая мама Мышь и ее дети - наглые «огрызки». Так Аржан называл мышат. Они вечно грызли его бумагу и
рукопись, при этом бессовестно наблюдая за глупым писателишкой, полагая что марать бумагу любой идиот сможет. А ты попробуй распустить лист бумаги красивой бахромой, или вообще превратить ее в пушистую мягкую горку. Это ж какая польза – на этой перине спать можно! Наверное, так думали мышата.
Конечно, это были они. Первым появился старый хромой Мышь. Совершенно не обращая внимания на писателя и горящие свечи, он не спеша проковылял до середины стола и стал деловито осматривать рукописи. Ни дать, ни взять – пришибленный профессор в пенсне и с тростью. Тут же со всех сторон высыпали «огрызки». Они стали бесцеремонно носиться по бумаге и подныривать под нее. «Хромой профессор» забрюзжал и что-то недовольно пискнул. Тут словно бы ни откуда возникла взъерошенная мама Мышь. Она щедро раздала всем подзатыльники, включая профессора. Но вдруг все это «святое семейство» замерло и внимательно уставилось на окно.
Аржан посмотрел туда же. Он увидел как из - за горы стала медленно вылезать луна. Она, как большая темно-золотая квакушка, цепляясь за ветки, неуклюже вскарабкалась на макушки деревьев. Посидела там, а потом тяжело плюхнулась в зыбкое, холодное пространство неба. Звонкий, но неслышный шелест рассыпался по завороженному пространству. Луна округлилась и ярким шаром поплыла по небу, окруженная свитой светящихся белесых облаков. Звезды тут же отбежали от луны подальше и весело заперемигивались меж собой.
Удивительно звонкая тишина, возникшая с появлением луны, снова взорвалась шумом и гамом, песней соловьев и скрипом дергачей. Тут, словно проснувшись, запричитала перепелка о том, что всем пора спать.
Мышиная семейка, услышав ее словно особый знак, тут же весело бросилась по своим неотложным делам.
Аржан снова внимательно посмотрел в дальнее окно. Теперь банька была видна очень отчетливо, словно на экране телевизора. Она светилась как сказочный пряничный домик, окруженная кущами мерцающих кустов, за которыми толпились пихты и сосны. Веселый, шумный ручей извивался и сверкал рядом. Правда, крохотное окошко баньки было темным. Прошла минута, другая и наконец-то квадратик окна осветился тусклым светом, и там заперемещалась тень.
- Ну наконец-то Серега проснулся! Сейчас притащится. Чай, естественно, пить откажется, но ничего, зато снова поболтаем. Глядишь, что-нибудь новенькое расскажет, пригодное для книги, - расфантазировался Аржан. Он быстро пододвинул рукопись ближе к себе, сделал вид, что очень занят работой.
Гостя долго ждать не пришлось. Тихо, словно от дуновения ветра, скрипнула входная дверь (Фрол никогда не стучался) и он, как всегда, появился со своим табуретом. Табурет у него был таким же старым, как и у Аржана, но тщательно очищен от прежней краски и отшлифован. Фрол был заспанный, но оживленный. Гость не спеша подошел и бесцеремонно сел у стола. Аржан при этом всегда поражался как ловко и бесшумно ходит Серега. Старые,прогнившие половицы дома обычно под ним, Аржаном, вечно пружинили и громко скрипели.
-Клево! Электростанция, как всегда, не подводит! -внимательно посмотрев на свечи, проговорил он - да, натур-продукт все ж вещь незаменимая! Ну ты как?, - весело качнул он головой в сторону темного угла, - Паночка не беспокоит?
Стараясь не смотреть в угол, Аржан среагировал так же весело:
- Пусть только сунется! Я мелом уже круг начертил! К тому же мне Егорыч недавно «библию» притаранил. Ыш, какая тяжелая! Ею, ежели меж рог панночки заехать, она враз окочурится и в раю очнется!- и Аржан показал на толстый том Достоевского «Преступление и наказание»
- Ага! Не дождешься! Ей скорее по другому адресу! - весело поддержал разговор Фрол и друзья посмотрели в сторону черного дальнего угла.
Певица уже полностью преобразилась в диковинную старуху и смотрела на друзей своим чудным тяжелым взглядом. Темнота вокруг нее оживленно роилась загадочными тенями. Аржан вздрогнул и быстро перевел взгляд на товарища. Тот уже беспечно смотрел на окно, в которое заглядывала луна, но ей мешала трава. Она тихо покачивалась и старалась рассмотреть лежащую на столе рукопись. Не зная, как продолжить разговор, писатель наконец-то осмелился спросить то, что его давно мучило и интриговало:
- Слышь, Серый! А чем ты занимаешься? Днем тебя не видно. Да и вообще живешь как привидение. Аржан даже хохотнул от удачного сравнения. Я, допустим, слушая тебя, решил повестишку о нашем прошлом, об экспедиции, да об другом, об разном, накарябать. Видишь, сколько бумаги намарал. А ты, чем ты-то занят? Книгу какую-нибудь читаешь или че?
-Я то? Да так же, как и ты, сачкую!- весело и беспечно ответил Фрол. Правда еще пока ты дрыхнешь, я по горам гуляю. Тут троп козлиных море, они по релкам проходят. Гуляю по ним, как по Бродвею. Кстати, тут маралы иногда появляются и лоси. Вот это звери! А еще я стены у себя мою.
-Чего? – не понял Аржан.
-Да стены в баньке мою, - уточнил Серега, и снова внимательно посмотрел в дальний угол.
- Как стены? – еще больше удивился писатель.
-Как, как? Да как все моют – водой и даже с мылом.
Возникла пауза. Чего, чего, а это Аржан услышал впервые. Мыть стены, да еще с мылом, это было полным абсурдом.
- Так она же новая, баня то! Мне Егорыч хвастался, что ее ему срубили, да за какие-то мега-бабки, - зачем-то брякнул он.
-Ну и что? Я вообще решил, как всю баньку с мылом отдраю, то потом стены, пол и потолок выскоблю ножом и наждачкой отшлифую, чтобы от этих мега-бабок духу не осталось!
Последние слова Сереги походили на полный бред.
- Да на кой хрен тебе это нужно? Это ж баня! К тому же чужая! Я лично и пальцем не пошевелил бы! Хотя, если б Егорыч попросил, за деньги, я бы, конечно, согласился. Но просто так... Ты извини, но это хрень какая-то!
Серега лишь спокойно улыбнулся и попытался объяснить:
-Короче, братан, не бери в голову! Или считай, что я того… спятил. Согласись, каждый развлекается по-своему. Вот ты книгу задумал написать. Ништяк! Дело хорошее!- язвительно хохотнул он.
- Нет, я не против этого, вот и я тоже хренью маюсь. Мне, допустим, в бардаке, как у тебя, жить неинтересно, да еще с этой, - он качнул головой в сторону черного угла, - Дездемоной твоей. Ты только не обижайся, я не осуждаю. А насчет баньки, то это святая моя блажь. Но я не просто ее мою и выскабливаю, это может как- бы душа моя. Ну, ты понимаешь, это я образно. Сечешь? И потом, вон тебе Достоевский как библия, а мне Чехов нравится. Согласись, выбор тоже не хилый?
Слушая товарища, Аржан ничего не понял. Нагромождение смыслов, образов запутали его, и стараясь перевести разговор на понятную тему, он поинтересовался:
- Знаешь, я давно спросить хотел – а тебе в бане не того… не страшно? Банька на отшибе стоит, у самого леса. Мало ли чего?
Серега внимательно посмотрел на Аржана и, чуть ухмыльнувшись, заговорил:
- Тут как-то чувак один ко мне заглядывал, мне показалось, что у него не все дома. Так вот он на ту поляну на склоне показал и уверил, что там когда-то кумандинцы своих хоронили. Оригинальные у них похороны были. Они, старики и старушки, приходили сюда , выкапывали яму, садились в нее и умирали. Яма эта обсыпалась и хоронила тех бедолаг как бы сама собою. Еще он намекал, что в определенное время, кажется в лунную ночь, как эта, призраки с той поляны начинают тут шастать. Ты это имеешь в виду? -Насмешливо спросил он.
Аржан, услышав тон рассказчика, почему-то разозлился, но сдержал гнев.
- Ну хотя бы и так. Я понимаю, мы все умными стали. В космос, вон как за молоком, туда-сюда шастаем, - ехидно заговорил Аржан, - но все же, кто его знает? Может есть что-то этакое. А у нас тем более. У нас же не подмосковные холмы, а, черт побери, горы, и не простые! Алтай наш это все таки не хухры-мухры!
- Нет, с этим я согласен… - было заговорил Серега, но Аржан, увлеченный какой-то восторженно-таинственной волной, перебил его:
- Я зачем тебе об этом то понес? Мне Егорыч как-то раз историю про свою баньку рассказал. Я думаю, ты ее тоже слышал. Одним словом, еще до тебя в ней жил практикант. Он курсы по пчеловодству у нас в бывшей Гэпухе закончил. Правда, сейчас там кажется какая-то другая бадья. Ну не важно. Короче, он практику тут проходил. Такой весь понтовитый! Ни в черта, ни в Бога не верил. И вот однажды они что-то с Егорычем подзадержались. Какая - то засада с пчелами случилась. Вечер наступил. Солнце скоро сядет. Парень,
деловар этот, Егорычу помогает, а сам лицом к бане стоит, а Егорыч, выходит, спиной. И тут практикант вдруг как заорет:
- Гляди, Егорыч, кто-то огромный, волосатый из бани выскочил и в лес убегает!
Посмотрел Егорыч, но никого не увидел. Ну разве что кусты за ручьем чуть колышатся. Может это ветер дул?
- Короче, больше деловар этот здесь не практиковал. Тут же собрал свои шмотки и в тот же вечер в город упылил. Прикидываешь, ночью по разбитой дороге в город когти рвать? Во угарно!- и Аржан внимательно посмотрел на друга. Серега лишь спокойно и странно улыбнулся.
- Вот для этого и надо баньку, как свою душу, мыть и вычищать,- как то загадочно проговорил он, чему-то улыбаясь.
Воцарилась пауза. Было слышно, как в низине наперебой заливаются соловьи. Как ехидно скрипят дергачи. А перепелка все также упорно и нудно упрашивает всех закончить этот шумный бардак и наконец-то лечь спать.
И тут снова заговорил Серега. Тон его был спокойный, но насмешливый:
- Мистичен ли Алтай? Нет ли? Кто его знает! Лично мне нравится просто бродить и за всеми наблюдать. Кстати, за людьми особенно. Интересное это занятие! И знаешь, тут вот такая штука выходит- если наблюдаешь и стараешься не судить, не критиковать разные наши действия, поступки, хотя это сложно и очень трудно, то это прикольно выходит. Я бы сказал – хорошо!
- Что-то, если честно, ни хрена не понял, - тут же перебил друга Аржан,- Я понимаю, согласен, природу можно и не судить, но людей? Знаешь. Хотя ты, конечно, знаешь, мы, люди, еще те придурки! Не звери;конечно, но и не ангелы. Такое иногда отмочим – хоть стой, хоть падай!
- Да кто против то? – согласился Серега, - но если все же не судить, что Боже упаси! Честно и безжалостно про себя узнать и уяснить, что ты сам не просто плохой, а в самый этот момент плохой и мысли твои плохие, то может быть снисходительнее мы ко всем будем, а?
- Нет уж! Ты извини, но лично я себя хорошо знаю. Я согласен, что есть совсем конченные люди, но я лично нормальный! Хотя, если между нами, наверное, я как бы пакостник, но мелкий. Кстати, каюсь! Но не подлец конченный, это точно!
- А если как раз наоборот? – если предельно честно?
- А это значит и все конченные?- ехидно парировал Аржан.
Вдруг в темном углу у кровати что-то будто бы упало. Друзья вздрогнули и посмотрели в сторону дальнего окна. Яркий лунный свет четким квадратом освещал грязный, замусоренный пол. Что-то непонятное, но юркое, метнулось в в черный угол, под кровать, и оттуда (друзья это почувствовали) кто-то стал внимательно наблюдать за притихшими собеседниками. Это существо было знающее, властное и жутковатое. Оно слово давно существовало тут и с приходом темноты обнаруживалось во всех порах старого неухоженного дома.
- Да мыши это, тут их целая банда околачивается. Рукописи мои грызут, гады! -Как можно беспечнее сказал Аржан и махнул рукой.
- Мыши, так мыши, - тут же согласился Серега и посмотрел на друга, - а за что мы только что загоняли? Я забыл из-за мышей твоих.
- Да за то, что все люди конченные! – уточнил Аржан.
- Да ну? Правда что ли?
- Ну, братан, ты даешь! Конечно, ты прямо в лоб так не сказал, но намекнул конкретно, это факт! – не без ехидства уточнил Аржан.
- А, вспомнил! Ну да, было такое, но я это говорил не обо всех людях, а о конкретном человеке.
- Обо мне, что ли?
- Да при чем тут ты? О предполагаемом человеке. Ну, если хочешь, то я о себе говорил. Успокоился?
-Ну-ка! Ну-ка! А поконкретнее не можешь? – развеселился Аржан.
- Хорошо, поясняю – допустим, я узнал себя и, зная себя, каков я есть, согласился, что я самая, самая омерзительная личность. Понимаешь?
- Короче, отстойный гад!- уточнил Аржан, перебив Серегу.
- Э, нет! Не отстойный гад, а именно отстойная личность! Уточняю – именно личность!
- Ну ты даешь! Это же одно и тоже, - поразился Аржан непониманию Серегой казалось бы простой очевидности.
- А мне кажется, это как раз разные вещи, - Серега задумчиво смотрел на огонек горящей свечи. Огонек этот отчетливо отражался в его зрачках. – Вот гляди – если ты считаешь себя отстойным гадом, то ты уже и осудил себя, определился. Не всех осудил, а именно одного себя. Это главное! Понимаешь? Ну а если ты отстойная личность, понимаешь, личность, хотя и отстойная, то тут как бы еще все на мази. Как бы есть еще шанс! Правильно?
- Ну допустим! – согласился Аржан, совершенно не понимая собеседника, и тем более куда тот клонит.
-Значит, - продолжил Серега, - если ты себя осудил, я опять уточняю, именно себя одного, это уже хорошо! А если ты личность , то это не осуждение себя, а снисхождение к себе, а это уже обман самого себя, а значит, это плохо! Ну примерно так как-то, - закончил Серега, недовольно поморщился и почесал затылок.
- Понятно! – после небольшой паузы теперь продолжил Аржан, - значит, если ты приперт к стенке и у тебя нет никаких шансов, совершенно нет, то это хорошо? А если у тебя есть шанс, это отстой? Я правильно понял?
- Ну где-то так, - согласился Серега.
Аржан почесал лоб и хмыкнул:
- Знаешь, брат, ты, конечно, извини, но то, что ты сейчас нагородил, это хрень натуральная! Лично я думаю, что если есть хоть какой-то мизерный шанс, это значит, что это шанс исправиться! Ну а если его нет, то тут все, хана. Остается одно - смотреть как у тебя растут рожки и хвост, а затем кочергу тебе в зубы и в Пекло! А может быть и сразу на сковородку! Ну это как его величество Бог рассудит! – живо, напористо разъяснил Аржан, довольный собою.
Разговор этот хоть и нескладный, даже мутный, все же нравился ему. Что сказать о Сереге, то тот, чувствовалось, был собою будто бы недоволен. Он помолчал, встал и бесшумно шагнул по направлению к двери.
- Че, домой, к себе что ли? –спросил Аржан. Так неожиданно закончившийся разговор обескуражил его.
Пройдя до середины, Серега потянулся, помахал руками и вернулся на свой табурет.
- Да я так, размялся, - задумчиво заметил он, - я что сказать то хочу. Мы, люди, существа забавные. Если есть у нас шанс, то мы его чаще вообще не используем. Упертые! Скорее мы даже и не знаем, что оборзели и на краю стоим. Это постоянно с нами происходит. А кто это и чувствует, то чаще считает, что он особенный и его «пронесет». Вот это я считаю заблуждением. Но есть люди и их мало, они вдруг как-то узнают, или как бы просыпаются что ли и отчаянно понимают – все! Конкретно капец! Мне кажется, что от узнавания, что ты окончательная мразь, гад последний, этим ты ставишь себе точку. Лишь после этого ты начинаешь понимать, что дальше нельзя и надо искать правильный выход. Если есть вход, значит должен быть и выход. Кто-то есть такой, кто о нас, какими бы мы не были, он побеспокоился и выход для нас, мразей, приготовил. А вот когда мы личность, то это ты как бы особый, неповторимый. Это значит тебе полагается бонус. Ты же личность! А значит ты непохожий на всех остальных простых людей. Я вообще заметил, что чем человек умнее, я имею в виду, когда он в чем-то будто бы способнее других простых людей, в живописи, искусстве, бизнесе или в управлении, то есть личность, тем он сумасброднее остальных, так называемых простых людей. Личность, если она еще и известная, то она почему-то автоматически начинает считаться великой личностью. А великому многое можно, и многое прощается. Мне все кажется, что если есть этакий кто-то, то он создал разные работы от академика до говночиста и скрыл в этих работах одинаковую ценность, а теперь смотрит и удивляется как мы раскладываем все сообразно нашему глупому понятию, - закончил он, наконец, свою длинную, сбивчивую тираду.
Дослушав Серегу, его полную заумную хрень, Аржан, тем не менее, был рад, что треп их продолжился. Оставаться одному ему не хотелось. Он воодушевленно поддержал разговор:
- Выходит простой чувак, ну тот, который не личность, он гораздо лучше умной личности, умника?
- Да не так, о другом я говорил. Есть художники, актеры, писатели, но нормальные мужики! Правда их мало. А есть простые мужики, но они прям точь в точь как всякие там…
- Личности, хочешь сказать, - подсказал Аржан
- Ну где-то так, - согласился Серега.
-Интересно. Если так рассуждать, то выходит, что хороших, умных людей мало, а в основном все плохие? Так что ли? А все это кто, народ? Выходит народ подкачал? Плох народишка?
- Во, молоток!- вдруг воскликнул Серега, - удивительно интересные ты выводы сделал! Удивительно правильные выводы! А ты не задумывался кто именно к такому выводу приходит? Кто?- Сереге, похоже, это было очень интересно.
- Да любой, здравомыслящий человек к этому придет!- само собою вырвалось у Аржана.
- Неплохо! А кому и в голову такое не залетит? – снова спросил Серега. В его глазах отражались огоньки свечей.
-Кто, кто? Да откуда мне знать? Наверное придурку какому-нибудь! Ну или совсем пришибленному, кто в святых играет, да Исусиком или Буддой хочет стать. У них вечно мозги набекрень! – ехидно брякнул Аржан.
Серега почему-то, словно зная ответы, тихо улыбнулся, но вдруг прислушался к чему-то и удивил Аржана еще больше:
- Забавные у тебя мыши! Что, прямо рукописи у тебя грызут? – прозвучавший вопрос был странен своим несоответствием ведущемуся разговору.
Аржан был сбит с толку, запутался, но при этом ему почему-то было отчетливо ясно- разговор надо продолжать.
- Интересно ты рассуждаешь, - заговорил он, при этом не зная о чем говорить. Но тут его озарило:
- Слушай! А что ты на это скажешь? Мы как-то с друганом моим охотились, если честно, браконьерничали в Коксинском районе. Природа там закачаешься! Там на одной гриве то ли от ветра, то ли еще от чего, лиственница грохнулась и пришибла годовалого жеребенка. Сбежались туда лисы, колонки, да соболя. Снег когда выпал, они тропы аж понатоптали. Ну мы, естественно, петли на лис наставили, капканы на соболей и колонков. Правда мало кого мы взяли, так, пару колонков, да кажись соболя. Или наоборот. Ну да ладно! А еще в наш капкан, прикидываешь, беркут попался. Сидит, придурок, такой гордый, шипит на нас как паровоз. Представляешь, пока дебила этого освобождали, он мою фуфайку в клочья разодрал. И потом уже свободный, долго не улетал. . Хорошо, друган мой как-то изловчился да под жопу ему пенделем заехал. Тогда лишь он и улетел. Да-а, балдежный беркут оказался. Умора! Короче, я зачем это тебе рассказал то? Вот ты вечно намекаешь: «Мы, дескать, никого судить не должны, ну и так далее по списку». А насчет нас, меня и друга, что скажешь? Не осуждая, не накатывая бочку, а?
Серега выслушал историю с большим интересом. Было видно, что где-то он восхищается, где-то завидует, Лишь поставленный вопрос его заметно озадачил.
- Если честно, не знаю, - подумав, ответил он, тут не мне, а тебе себя надо судить или хвалить. Ты же это совершил? И потом ты, кажется, за буддизм что-то намекал, а там вообще убивать никого нельзя.
- Понятно! Лихо ты отполз. Молоток! Неплохо устроился!
- Хорошо! Твой друг и ты сделали плохо. Если вы, конечно, буддисты. Успокоился?- уточнил Серега.
- Наконец-то сподобился и все ж катнул бочку! А если я язычник, то как? Ладно, ладно, не парься! Я это так, на самом то деле и ни во что я не верю- ни в Будду, ни в Аллаха, ни в Иисуса. Нет, я, конечно, понимаю, чуваки они были крутые, но я, наверное, язычник. Хотя это не имеет значения. Я че завелся то? Иногда с тобой вдруг бабах! И приключается что-нибудь этакое и непонятно плохо это или хорошо. Тогда что? Как быть? - снова стал наседать на Серегу Аржан. Но Фрола это, похоже, не смутило:
- А просто и честно без всякого умничания, без бла-бла-бла хрени этой оценить свой поступок и себя, на это что, великий ум небходим? Лично мне кажется, тут как бы сила честности нужна, сила смелой честности , как мне кажется, - стал размышлять Серега и при этом странно чему-то улыбался.
Аржан давно заметил это у товарища. Хотя, если честно, он почти не знал Серегу. Но прежде, там, в экспедиции, Фрол был скорее нахрапистым, заносчивым. Как никак, хоть небольшой, но начальник. А еще, как казалось тогда, он был скрыто гордым, что ли… Сейчас он сильно изменился. Было очевидно, что что-то с ним произошло. Что-то кардинальное.
Друзья замолчали, глядя кто куда - Серега словно изучал язычки пламени восковых свеч, Аржан стал смотреть в окно. Луна давно сместилась выше. Наверное висела над самой крышей дома. Но свет ее был также настойчиво ярок. Трава за окном покачивалась и чуть дрожала, словно бы перешептывалась и посмеивалась, слушая разговор друзей.
На дальнее окно Аржан не смотрел, но почему то чувствовал, что панночка давно ожила, сошла со стены, и, сопровождаемая чем-то омерзительно черно-серым, силится придвинуться к столу. А в окно, около которого она находилась, в это время заглядывают вышедшие из ям мертвецы и кто-то волосатый и огромный. При этом Аржану было отчетливо ясно, что всему этому отвратительному и жуткому мешают горящие свечи и веселый хор соловьев и дергачей.
- Спать пора! Спать пора! Спать пора! – упорно не унималась голосистая перепелка.
- Я почему о смелости понес, - снова весело хихикнул Серега, - мне кажется, что удивительными способностями мы все обладаем и штука эта в нас с самого рождения, даже раньше, до рождения была! Хотя знать об этом, оказывается, удивительно мало. Уметь этим пользоваться сила нужна, главное - сила смелости как бы. А ее у нас как раз и не хватает. Может для этого мы церкви разные придумали и к священникам, попам, муллам или ламам всяким бегаем. Не ходим, а именно бегаем! Но и это все равно хорошо! Они же как бы костыли для нас, этакие подпорки, чтобы мы не грохнулись окончательно. Вот, какие они ни есть, попы эти, ламы, муллы, но они костыли наши! Мы же все хромые как бы.
Сказать что-то еще Серега не успел, его перебил Аржан, которого стало раздирать какое-то нетерпеливое несогласие, и его понесло:
- Ты, старик, извини, но сейчас твои попы, ламы и муллы всякие это уже не те, что были когда-то. Вот не верится мне, что чувак, заметь, не дурак, а умный, у которого ВУЗ за плечами, а возможно и не один, а он бабах! с перепугу какого-то взял и уверовал. Не верю я в это! Не верю, хоть убей! Ты гляди на каких они тачках разъезжают. А хрень, которую ты нес, это , если честно, то это полная хрень и ничего больше! Чего, чего, а это я хорошо знаю. Особенно когда по дорогам слоняешься и с разными людьми сталкиваешься. А я этих дорог наломал, всем бы так! Все эти проповедники начитались всяких дебильных книг и мозги у них свернулись, они и проповедуют за добро, за любовь. Но прижмет их , они не такое запоют,– Аржану стало немного жаль собеседника, - хорошо, если ты так считаешь, то ответь: значит это чудо дивное оно во всех нас есть, так?
- Да, так!- согласился чуть обескураженный Серега.
- Хорошо! Так и запишем! Значит если оно во всех нас есть, и даже в изверге, подлеце и гаде последнем, значит оно , это чудо дивное, и в Гитлере было?
Да что в нем. Оно и в Дьяволе, или как его там, в Мефистофоле, есть это чудо дивное? Выходит всех их прощать и сострадать им необходимо? Так что ли? – ехидненько расписал Аржан.
Фрол слушал товарища, смотрел как бы сквозь него, словно размышляя о чем то, но после последнего вопроса как бы удивленно сфокусировался на собеседнике. Пауза затянулась.
- Ты давай, глазки мне не строй, говори прямо что, да как? – развеселился Аржан, видя на лице собеседника глупое и тупое выражение.
- Ну ты и загнул. Я даже и не задумывался об этом, - искренне сознался Фрол. Это еще больше раззадорило Аржана:
- А на это что скажешь? Как-то однажды я у знакомых одних зависал и от нечего делать одну передачку по ящику посмотрел. У них такой огромадный японец на стене висел, плоский, на пол стены…
-Сейчас это отстой, - заметил Серега.
- Кто отстой? – не понял Аржан.
- Да ящик! Он сейчас отстоем считается, - стал разъяснять Серега чуть насмешливым тоном, - сейчас круто по интернету , по ютубу, фээсбуку, по инстаграмму шариться.
- Да какая разница, на какой помойке апельсин из дерьма выкапывать. Около фешенебельного отеля или у общаги. Разницы никакой! Слышь, старик, ты давай не перебивай меня! Короче, посмотрел я у друзей брехаловку. Сейчас по ящику их столько развелось, что даже черт ногу сломает…
Вдруг он на миг смолк и поинтересовался:
- А помнишь, у нас в экспедиции брехаловки проводились по рации с центральной базой? – предался он воспоминаниям.
- Ну да, помню, - улыбнулся Фрол, - кажется, по понедельникам, средам и субботам они проводились. Клево тогда было – палатки, тайга, речка… - пустился уточнять Серега.
Его тут же поддержал Аржан:
- Да-а-а, вот где житуха была, воля, рай! Кстати, я иногда туда заглядываю. Недавно там был, где бывшие склады, гаражи , ну где шняга разная хранилась- палатки, печки, инструмент ручной. Там еще шишиги да ЗИЛы стояли. Все эти склады и гаражи на месте, но все пусто. Ну да ладно! Ушло и ушло! И вот, представляешь, там по ящику забавный диалог произошел. Там патриоты и либералы меж собою круто собачились. И знаешь, я бы сказал, хорошая заварушка получилась, а главное – поучительная!
А тема той бойни, как я понял, была о всяких там, прости меня Господи, пидарасах, трансвеститах и лесбиянках. Там еще каких-то называли, да я забыл. Сейчас столько хрени развелось, что черт ногу, вернее, язык свернет. Одним словом, во время этой брехаловки один либерал заявил, что Бог сказал, что всех любить надо. Или Иисус это сказал, ну короче, не важно. Прикидываешь, прям так и ляпнул – надо любить всех! Во как! Я и подумал, выходит, что и пидарасов, и трансвеститов и разных там других, всех их любить надо?
Тут Серега, это Аржан сразу отметил, как бы преобразился. Серьезность его пропала и он ожил какой-то озорной живостью. Она так и проступила на его лице.
- Ну если сам Иисус сказал, значит, надо любить всех. Тут я с либералами согласен, - весело среагировал он.
- Понятно! Значит, ты за то, что надо понять, войти в положение этих самых всяких. Так?
- А при чем тут это? Я то тут при чем? Тут главное – если сам Бог так сказал, то это и есть истина. Это попрочнее скрижалей будет! Как-никак - слова самого Бога!
- А вдруг это неправильно? И потом, ты сам-то Библию читал?
-А какое это имеет значение? Главное, если тот либерал Библию читал и приводит это как доказательство, то сомневаться глупо.
- Ишь, как ловко ты все объясняешь. Но там еще вот такая фигня произошла. В той передаче ведущий программы, лихой такой парниша, он вот такую штуку заметил:
- Дескать, может быть, он не прав, он сам еврей, но Христос сказал чуть-чуть по- другому, а если точнее, то, что надо любить ближнего своего!
Прикидываешь? Не всех, а ближнего своего. Круто! И вот че я думаю, а он правильно заметил, любить всех, особенно тех, кого не знаешь, это, конечно, не хиленько и легко! А вот своего соседа, да еще признанного всеми подлеца, сволочь конченную, которого ты знаешь как облупленного, вот его то попробуй полюби! Вот где вопросик. Вот где проверочка на вшивость, а? Короче, надо мне библию поизучать! А то передернет какой-нибудь интеллигент-краснобай слова Христа, а я уши развешу, да еще других брошусь учить! Во хрень какая может случиться! Даже запросто!
- Молоток! – Серега даже весело рассмеялся, - Вот это круто! А не лучше хотя бы Новый завет осилить? Библия, она же ого-го фолиантище! Если ею панночке меж рог звездануть, она враз окочурится и в чистилище попадет. Заметь, не в рай, а именно сразу на раскаленную сковородку угодит, - он весело, но тихо рассмеялся.
Аржан, увлеченный веселостью друга, рассмеялся тоже. Когда оживленная пауза закончилась, Серега стал ехидненько подначивать собеседника:
- А все же, чем тебе интеллигенты не угодили? Чем они тебе не нравятся, тем более белая кость - творческая интеллигенция? Я, как вижу, ты и сам желаешь, так сказать, влиться в их стройные ряды?
- С чего ты взял? – чувствуя подвох, заинтересовался Аржан.
- А с вас и взял, коллега. Раздраженно вы как-то о них отзываетесь, да с подковырочкой, знаете ли… Или мне так ка-ажется? – спародировал Серега тон Райкина.
- А вы, коллега, полагаете, что вся ваша творческая интеллигенция во всем так и права? –парировал Аржан вопрос вопросом.
-Ах, коллега, все мы не без греха! Все мы не без греха, мы же люди!
- Ага, от этого и Бога всуе упоминать надо? Более того, коллега, - задорно продолжил Аржан, - особенно отъявленные лжецы, те, кто в Бога не верит, но от имени его пекутся? Так что вся произносимая якобы от Бога эта ересь, и сразу попадает под обозначение- ахинея! Вы согласны с этим, многоуважаемый?
Аржан, гордясь своей проницательностью, и все таки имеющемуся у него живому уму, весело смотрел на Фрола.
- А совесть? Если без Бога, но по совести, то можно?- вдруг совершенно серьезно спросил Фрол.
Аржан смутился и задумался, лихорадочно соображая.
Фрол смотрел на него ожидающе. Аржан бросился в размышления:
- Правда я не философ и даже, если честно, многое не понимаю. Я ленив, но мне кажется, тут, наверное, самое главное и зарыто. Итак, предположим, что совесть это и есть Бог, тогда все твои действия правильны. Но если совесть это не совсем Бог, а что-то иное, то выходит, что ты действуешь по совести, но без Бога, хотя и против всего плохого. Значит есть возможность такого наворотить, что Боже упаси! Но если совесть это все таки Бог? Короче, я пас! – сдался Аржан.
Впрочем, особого беспокойства, тем более стыда, за свое неумение размышлять, анализировать, а тем более делать правильные выводы, он не испытывал. У него было лишь осознание, что размышления, сравнения, поиск того или иного морально-философского определения ему в жизни не понадобится. Жизнь она проще, грубее, от того и понятнее, по крайней мере в его обыкновенном существовании.
Фрол, словно дождавшись этого момента, тут же заметил:
- А у интеллигентов многих совесть не главное, так как для них главное не Бог, а человеческая ценность. Ценны права и обязанности. Согласись, вещи понятные, правильные, а главное, нужные!
- Согласен! Очень хорошие вещи!- тут же согласился Аржан.
- Тогда ценность и совесть это что?- как бы между прочим как бы в пространство сказал Серега, совершенно не обращаясь к Аржану. Он даже не смотрел в его сторону а, как всегда, словно всматривался в пламя свечи.
Аржан даже обрадовался. Снова ломать голову над этими вопросами ему не хотелось.
Он посмотрел в окно. Свет луны изменился, он словно бы чуть поблек. Низина посветлела и стали видны густые заросли черемухи. Правда сейчас их низ и поляна вокруг были укрыты зыбкой кисеей тумана. Казалось, что уже не так напористо пели соловьи, лишь перепелка упорно гнула свое, призывая всех ко сну.
- Похоже светает!- перехватив взгляд Аржана, - заметил Серега, - видишь, и Ротару возвращается, - добавил он.
Аржан посмотрел на когда-то темный жутковатый угол, где стояла его кровать. Действительно, тихий, зыбкий свет из окна уже немного освещал пространство. Просматривались кровать и пол, но портрет певицы все еще был темен. Тут Аржан почувствовал как его веки потяжелели и его охватила зевота. Похоже, пора в люльку – с радостью подумал он.
- Ну что, по хатам? – тут же услышал он голос Сергея.
- Ну, если ты не против, то ладно, - согласился Аржан.
Они вышли из дома пасечника. На улице было гораздо светлее, чем в помещении. Было прохладно и сыро. Выпала роса. На востоке чувствовалось как нарождается румянец утренней зори. Задержавшись немного, словно собираясь что-то сказать, Серега все же, как всегда, не прощаясь, не спеша пошел вниз к ручью, где чернела его банька. Дойдя до нее, он открыл дверь, но задержался.
- Слышь, сосед, - донесся до Аржана его голос. Было немного странно. Обычно он быстро заходил в баньку и закрывался на засов. Сейчас этого не произошло.
- Что там?- откликнулся Аржан.
- Я че думаю. Вот если тебя убивать станут, ты, конечно, испугаешься. Да и я в штаны наложу. Но при этом ты возненавидишь своих убийц или как? – Серега не шевелился и ждал.
- Ну ты даешь!- крикнул Аржан, застигнутый врасплох этим в сущности идиотским вопросом. Скорее отбиваться бы стал, че думать то? – тут же нашелся он.
Серега постоял еще немного , затем пригнулся и не спеша исчез в баньке. Дверь захлопнулась.
Странный вопрос смутил Аржана. Почему то попредставляв как бы это могло произойти, он лишь неприятно поежился и стал смотреть на луну. Она была очень маленькой и тусклой. Постояв еще немного, еще раз поглядев на баньку, на ручей, Аржан вернулся в дом. Часть свечей догорела, другие еще теплились хилыми огоньками. Потушив их, Аржан подошел к кровати. Портрет певицы уже был хорошо виден. София Ротару уже снова сияла своей восхитительной улыбкой, а глаза ее светились озорством. Аржан, удивляясь как громко скрипит пол, неспешно лег в холодную кровать и укрылся жестким одеялом. Сон, легкий и приятный, тут же овладел его сознанием и повел Аржана по своим невероятным, пленительным галереям. Аржан снова оказался в экспедиции, среди знакомых, хотя и забытых друзей. Мимо поплыли телевизоры, с гомоном и шумом мировых событий. Политические споры сменились какими-то фильмами… Но все это длилось недолго.
Аржана разбудил настойчивый голос Егорыча. Засоня нехотя открыл глаза, но тут же чуть зажмурился. Было удивительно светло. Свет проникал в окна и настежь раскрытую дверь. Оказалось, что уже вовсю жарил полдень.
- Ну как ты там? Роман еще не дописал? - громко и весело снова загудел Егорыч. Он сидел за столом и аккуратно рассматривал рукопись, шурша бумагой.
Не особо желая говорить о своем труде, Аржан встал, подошел к столу и не зная зачем, спросил о Сереге Фролове. Вопрос этот обескуражил хозяина пасеки.
- Да с чего ты взял, что он тут, в бане живет? Конечно, он жил тут, но его давно тут нет. Я его уже второй год не вижу. Он же сейчас где-то в Майме у родственников обитает. А что ты о нем то беспокоишься?
- Да так, - нашелся Аржан.
- А, ну-ну! Кстати, хорошо, что ты о баньке напомнил. Надо сходить, глянуть. Я ее хоть и заколотил на гвозди, но мало ли что.
Как всегда, пробыл на пасеке Егорыч недолго. Проверил , побродил вокруг ульев, заглянул в омшаник, обошел и тщательно осмотрел баньку, и вскоре ушел домой, в город.
Зачем-то подождав немного, Аржан отправился по еле проторенной тропинке к бане. Банька действительно была грубо заколочена огромными гвоздями. Новоиспеченный писатель заглянул в окошко. Оказалось, что потолка в бане нет и в ней очень светло. Стены были отшлифованы, пол хоть и был засыпан мелким мусором, но было видно, что когда-то за ним ухаживали. В углу стоял отшлифованный, аккуратный табурет.
В это время весело шумел ручей. Он, сверкая струями, бежал меж густой, высокой травы и убегал вниз в заболоченную низину, поросшую густой черемухой, ивняком и акацией. Оттуда доносился гомон каких-то птиц, а с гор несся громкий пересчет кукушек. Стоял обычный суетной летний день.