Пока мы топали, Михаэль нас развлекал.
– Яясос, Еесус, Ёёсос... Жестяной, Оловянный, Чугунный, Пластмассовый, Деревянный... Сколько их уже было и сколько будет ещё, юродивых лицедеев, дающих жирный прикорм лицемерам в рясах? – разглагольствовал он, решив, что тема религии нам близка, раз мы застряли на площади. – Их вазелиновый елей для смазывания жидких мозгов будет нарасхват всегда. Его придумали альфа-джыдаи когда-то очень-очень давно, культивируя раболепство в массах и возводя смехотворную ложь в статус истины в последней инстанции.
– У нас на Земле тоже самое, даже скучно! – фыркнул Васечкин с целью поддержания разговора. – Там тоже почитают бородатого мазохиста и лелеют сказочку про серенького козла, сваренного волками с кашей во имя спасения неблагодарного человечества.
Михаэль подышал в воде через жабры, а вынырнув продолжал чесать языком, поддерживая беседу. Но дальше нам стало не интересно, он включил заезженную пластинку на давно надоевшую тему. Про антипод религии – атеизм и "заблудших овец", которые отказываются пастись в общем стаде и сдавать хозяину свою шкуру.
– Верховный Папа Церкви Братства и Всепрощения нанял на службу кибернетических вояк из Ордена Святого Насилия. Те заменяют железных пастырей всюду, где становятся бессильны проповеди, пропагандируя веру посредством виселиц и напалма. У них здесь монополия на религию, только они продают этот наркотик в Новой Вселенной и на прилегающих территориях.
– Точь-в-точь, как цыгане, торгующие героином в Питере и Москве, – скривил рожу Васечкин и разразился мощным выбросом стихийного возмущения: – Героином в городах родного отечества позволено торговать только им. Они башляют в мусорской карман и потому хозяйничают на улицах как у себя дома. А если понадобится, ставят на ножи залётных конкурентов, ведь оборотни в погонах замнут при желании даже убийство, спихнув висяк на случайно подвернувшегося бомжа и засадив бедолагу в кутузку до конца его разнесчастной жизни. Тёплую камеру с гарантированной государством дрянной кормёжкой такого рода субъект воспримет за счастье и с благодарностью подмахнёт любые признательные заковыристым, не знавшим начальной грамоты почерком. Довольны окажутся все, и всё останется шито-крыто.
– Или как тот же "Газпром", – поддержал Михаэль его разоблачительную тираду. – Ему одному позволено торговать русским газом, и никому больше. Газ – тот же наркотик, но доступен он только узкому кругу избранных. И потому доверчивые обитатели вашей печальной родины неизменно нюхают кукиш от его экспорта за бугор, облапошенные слащавыми байками из возлюбленного телевизора. Короче говоря, естественная монополия по причине клинической глупости отстранённых от дележа субъектов.
Васечкин нахмурился и засопел. Ему явно не понравилась критика родного доморощенного менталитета из уст заграничного осьминога. Так уж повелось с определённого времени, что в присутствии нас, русских, критиковать наш образ жизни не позволительно никому, даже нам самим. Когда же кто-то пытается это делать, то он немедленно записывается "патриотами" в разряд экстремистов, навальнистов, пособников госдепа и прочих разрушителей духовных скреп и исконно славянских традиций. Васечкин "патриотом" разумеется не был, но и выслушивать разбор полётов о нашей жизни из уст иностранца он, понятное дело, не собирался.
– В некоторых странах, например в Японии, осьминогов едят живыми, – проворчал он в отместку, цитируя не то зооэнциклопедию, не то интернет-сплетни. – Их нарезают на тонкие ломтики и съедают в течении нескольких минут, пока мышцы щупалец конвульсируют. Познавшие процесс поедания на собственном опыте уверяют, что едок испытывает в этот момент незабываемые гастрономические ощущения.
– А ещё у осьминогов есть особый чернильный мешок, в котором накапливается красящее вещество для защиты, – парировал Михаэль в том же духе. – Они выплёскивают на врага чернила, ослепляя того и превращая в посмешище. Не зря зоопсихологи считают осьминогов самыми остроумными среди беспозвоночных!
Васечкин разинул рот, чтобы придумать ответную колкость, но на секунду замешкался. Михаэль воспользовался этим и ловко перехватил инициативу.
– А вот и ваши друзья! – он взял нас под руки и развернул в противоположную сторону, почти столкнув лицом к лицу... (вот так фокус!) с Китауроном и Зиаргадом!
Я подпрыгнул на месте от удивления, словно в задницу мне воткнули шприц. У Васечкина отвалилась челюсть, а у Карлсона едва не заклинил пропеллер. К счастью, он избежал аварии, вовремя встав на землю ногами, чтобы не грохнуться о неё копчиком.
– Это что за прикол такой? – выдавил я, не очень поверив зрению, и на всякий случай протёр глаза. Но Китаурон и Зиаргад не исчезли, поэтому версию с галлюцинацией пришлось отмести.
– Ёкарный бабай! Кого я вижу!!! – выпалил Зиаргад от радости. Он был ошарашен не меньше нашего, зато куда быстрее пришёл в себя.
Он шёл нам навстречу, растянув цефалидскую пасть на манер улыбки и раскинув руки, чтобы обняться с друзьями. Китаурон прицепился следом. Он тоже не понимал, что происходит, а просто доверился Зиаргаду и повторял за ним.
Мы долго хлопали друг друга по разным местам и обнимались на радостях. Как братаны, уцелевшие после кровопролитной стрелки в легендарные девяностые. А когда церемония подошла к концу, принялись наперебой расспрашивать друг друга обо всём подряд и делиться горячими новостями.
– Из нашей школы в Новой Вселенной застряло полно народу! – сообщил Китаурон. – Из россиян-попаданцев сколочен целый профсоюз. Требование – вернуть всех на родину! Вот только требовать не у кого. Неизвестно, кому адресовать петиции.
– Здесь половина нашего девятого-Б и куча парней и девчонок из других классов, – подтвердил Зиаргад. – Никто не смог вернуться на Землю, чипы подстройки отказали у всех. Из других городов много знакомых и незнакомых геймеров, и из других стран.
– Представляю себе, какой сейчас тусняк на Фристайленде! – Васечкин округлил глаза. – Ведь вы оттуда, как я понимаю...
Китаурон погрустнел. Он поморщился, словно от горькой пилюли, и помотал головой.
– Мы не были на Фристайленде с момента последней встречи с вами. Дорога туда закрыта, наша штабная лафа закончилась. Пришлось переквалифицироваться, теперь мы служим в межзвёздной разведке. Шарахаемся по космосу и ловим шпионов врага. Подвешиваем их за яйца и отбиваем почки, если отказываются плодотворно сотрудничать.
– Фристайленд захватили церковники, – подхватил его мысль Зиаргад. – Диаметральная бомба не взорвалась, сообщение о взрыве оказалось ложным. Видео с поздравительным обращением генсека Фристайленда к согражданам смоделировали и подбросили в эфир спецслужбы церковников. В результате дезинформации защитники сдали планету без боя.
Мы с Васечкиным и Карлсон состроили сочувственные физиономии.
– Нас предал кто-то из своих, – проскрежетал Зиаргад зубами. – Предатель отключил пространственные щиты, оборонявшие подходы к планете. Всего на пару минут, но этого оказалось достаточно.
– Теперь там хозяйничает Архангел и армия кибернетических пастырей, – печально кивнул Китаурон.
– Предателя мы обязательно вычислим! – взревел Зиаргад и сжал кулаки до хруста в костяшках. – Клянусь кровью дьявола, что течёт в моих венах, я разорву его в клочья собственными руками!
– Наша столица теперь – Новое Токио! – воскликнул Китаурон с напускной бодростью. Он явно стремился закрыть наболевшую тему и сменить направленность разговора. – Мы сейчас прямиком оттуда. Здесь, на Футураме, по неотложному делу.
– Не понимаю, как бомба могла не взорваться? – зациклился Зиаргад. – Мы монтировали её вдвоём, своими руками. И дроида-смертника, доставившего "сюрприз" на поверхность, программировали тоже мы... – Он вдруг осёкся и бросил быстрый взгляд на Китаурона. Потом пригляделся пристальней, словно заподозрив неладное. Но тут же встряхнулся и помотал головой, отмахиваясь от слишком невероятного и потому нелепого подозрения, и хмуро пробормотал: – Какой-то ублюдочный бред происходит с нами!
– Мы ждём на этой площади кое-кого, – рассказывал дальше Китаурон. – У нас здесь назначена встреча. – Он загадочно улыбнулся Васечкину и подмигнул хитрым глазом. – Кстати, Ромика очень скоро ожидает приятный сюрприз...
– А вы что делаете на Футураме? – повернулся ко мне Зиаргад. Казалось, он слегка подостыл.
– Разыскиваем одного типа, – ответил я честно, но максимально расплывчато. Мне не хотелось вдаваться в подробности общения Васечкина с автором книги, в которой все мы присутствуем в качестве персонажей, по вполне понятным причинам. Не очень приятно, когда старые друзья крутят тебе пальцем возле виска.
Васечкин и Осьминог-Михаэль не участвовали в нашем разговоре. Они вели в это время собственный и не слушали нас. Темпераментно спорили о своём, продолжали цепляться друг к другу на прежней волне и ни в какую не унимались. Васечкин заваливал осьминога вопросами, а тот отбивался как мог и ожесточённо жестикулировал. Привыкший всех удивлять Ромка сам оказался в роли искренне удивлённого и этот факт, как я понял, возмущал его и не давал покоя.
– Как ты провернул этот фокус, чтоб тебя? – пристал он к строптивому Михаэлю. – Как узнал, что наши друзья здесь?
– Я мастер точных предположений, – пожал осьминог плечами, не желая раскрывать профессиональных тайн. – На этом метроиде много русских, а у меня обширная агентура и два десятка параллельных сущностей. Я хорошо информирован.
– Откуда ты знаешь про русских? – напирал Васечкин. – Ведь сам не раз говорил, что галактика Млечный Путь – обычная периферия, и никому в цивилизованном космосе нет до старушки Земли никакого дела.
Он прицепился к осьминогу, как банный лист. А тот отмахивался всеми щупальцами и грозился выплеснуть на прилипалу чернильный мешок.
– Метроид буквально трещит по швам от нашествия русских! – пыхтел от возмущения Михаэль, словно закипающий самовар. – Глаза бы мои их не видели!
– Это чем же, позволь спросить, мы тебе так сильно не угодили? – нахмурился Васечкин. – Рассказывай, не стесняйся!
– Ваши нравы напрягают не меня одного, здесь все от этого напряжены! – стесняться Михаэль даже не собирался. – Местные мигранты из числа русских требуют у властей метроида установить над ними царя. Или, на худой конец, хотя бы крепостного помещика, в качестве барина. Они, видите ли, без него не могут. Им некого обожать и некому кланяться в ноги, а без этого их бытие перестаёт быть унылым и муторно-ностальгическим, что для них с их подкаблучным менталитетом в высшей степени невыносимо. Но в нашем мире рабовладельцев нет, у нас все привыкли думать собственными головами с эксклюзивным индивидуальным мозгом. Привыкли читать мелкий шрифт в документах и не смотреть на ночь глядя по зомбоящику бородатого Васермана.
– Не надо наезжать на наших правителей, они и без того инвалиды! – вступился Васечкин за власть предержащих многострадальной родины. Он привык держать все удила в своих руках, а тут его собирались заткнуть за пояс. Само собой, ему это не понравилось, и в нём проснулся заядлый спорщик и вынужденный патриот: – Справедливость в распределении благ зависит от социального строя и режима правления. Личность правителя не имеет значения, если строй и режим изменить нельзя.
– Личность правителя всегда имеет значение! – заспорил Михаэль, темпераментно жестикулируя щупальцами. – Но степень ответственности и статус, в котором он существует – ещё важнее. Правитель может иметь диктаторские полномочия и ставить подписи под расстрельными списками, а может быть обыкновенным служащим, нанятым на эту должность гражданами. Порядочность первых лиц зависит от народной ментальности. У здорового народа не может быть больного царя. А ваши цари больны, они больны солнцеликостью и напыщенным самодурством в глазах обыдленного электората.
– Нельзя судить безногого за хромоту, – ерепенился Васечкин. – Он топчется как умеет!
Михаэль презрительно фыркнул.
– Ваши правители взращивают в вас холопов на генетическом уровне. Вырабатывают рабский менталитет и лизоблюдческие рефлексы, словно у подопытных крыс. А их подельники от бизнес-элиты, прозванные в народе олигархами, раздербанивают тем временем безразмерные недра и извращаются над халявными миллиардами. Они играются в разорительные игрушки: скупают футбольные клубы и трансокеанские лайнеры, пока мычащее стадо собирает по копейке умирающей девочке на операцию за границей. Запредельное высокомерие и необузданная борзота ваших узаконенных жуликов – свидетельства безнаказанности на уровне всего и вся.
– Терпилы терпят по собственной воле, – не согласился с выводами осьминога Васечкин и помотал головой. – Им нравится поза раком, такова их глубинная сущность. Государство здесь ни при чём!
Михаэль отрицательно замахал щупальцами, он продолжал упрямствовать:
– Ещё как причём! Прежде чем требовать порядка от граждан, государство должно научиться блюсти его внутри себя.
– Ходить на костылях совсем не просто, – нахмурился Васечкин и вздохнул. – Сначала нужно этому научиться. Сейчас они учатся заботиться о себе, наступит время – научатся заботе о нас. Эволюция круга лиц облечённых властью безболезненной не бывает.
– Благополучие горстки избранных за счёт унижения большинства – это не эволюция, – фыркнул Михаэль так брезгливо, словно проглотил болотную жабу. – Когда природные ресурсы иссякнут, а в обслуживающем персонале для их освоения отпадёт надобность, доморощенные олигархи начнут перекручивать в тушёнку это самое униженное большинство. На банках напишут: "Баранина терпилоидная, с луком и специями". Тушёнку пустят на экспорт, и в каких-нибудь перенаселённых азиатских странах на это дело закроют глаза, ведь съевший неразумное существо отнюдь не считается людоедом. Разумным не может быть тот, кто готов потерять человеческое достоинство и пребывать в скотском статусе ради радости и благоденствия мясника.
– Иначе мы не умеем, такими уж родились, – развёл руками Васечкин. – А как бы ты поступил, окажись в нашей шкуре?
Не знаю, зачем ему понадобилось мнение инопланетного осьминога об особенностях отечественной ментальности, но оно, как ни странно, у того имелось:
– Власть задумывается о народе только из страха, что тёплое место уплывёт из-под задницы, – разоблачал Михаэль. – А у ваших правителей этот страх атрофирован напрочь. Пока народ поклоняется зомбоящику и голосует за "пожизненного президента", для власти он – бессловесное стадо, без мнения и достоинства. Народ, сказавший "против" хотя бы раз, обретает иммунитет от глупости. Вы поймёте это собственной головой и заживёте достойной жизнью, как только смените солнцеликое божество в президентском кресле на честного порядочного человека.
– Плевали мы на твою философию с Пизанской башни! – заворчал Зиаргад в сердцах. Он плюнул на тротуар и пошаркал по плевку ботинком. – Кто ты такой, чтобы указывать, как нам жить? Какой-то толерастый пендос без чётких контуров тела и признаков половой принадлежности? Наши проблемы, не твои, разберёмся сами. Жуй свой планктон и заткнись в тряпочку!
– Ваши проблемы давно перестали быть только вашими, – вздохнул Михаэль устало.
– Ты что несёшь, болтун восьминогий? – Зиаргад засверкал глазами. – Мы заботиться о себе не просили. Или мы своим постсовдеповским гемором ущемляем тебя, приверженца толерастых ценностей?
Осьминог от волнения переменил цвет. Из тёмно-оранжевого в бордовый. И покрылся крапинками справедливого негодования.
– Привычный вам мир похож на калеку: слепого, глухого, безногого инвалида, – ораторствовал он на всю катушку. – Вы привыкли так жить, ничего не хотите менять и лыбитесь от удовольствия, если кто-то мытарится в том же духе. Вы тащите в наш новый совершенный мир свои ментальные перекосы, от которых нам всем здесь муторно!
– Ты про что сейчас? – не понял Васечкин. – Что пытаешься втолковать? Наш строй и система больны, с этим никто не спорит, причем здесь ваш новый мир? Какая может быть связь?
– Русские для Новой Вселенной, как эпидемия тифозного рака! Вы начали её разлагать, как только сюда ступили. Примеров сколько угодно. – Осьминог вытер пот со лба носовым платком.
– Приведи хоть один! – усмехнулся Васечкин. – Без доказательств твоя болтовня ничего не стоит. Ты дуришь примитивными фейками доверчивых простаков на улице, такая у тебя профессия, ведь ты пройдоха и шарлатан, но в нашем случае твой номер не проканает.
И осьминог привёл. Правда, в несколько заковыристой форме. Он как следует надышался жабрами в аквариумной воде, а вынырнув разразился тирадой:
– В вашей коррумпированной по самые гланды стране труд замешан на профессионализме в извращенном понимании этого определения. От циферки означающей уровень владения ремеслом зависит заработная плата. Наличие образования и подтверждающих его бумажек – главное достоинство труженика. Бумажки, в свою очередь, приобретаются за денежные активы, вне зависимости от наличия знаний. Затем вам выдают красивый диплом, и вы встаёте за пульт управления какого-нибудь простейшего агрегата, чтобы нажимать на кнопку один раз каждые четверть часа. Так проходит ваш рабочий день, ведь вы образованный бакалавр! И упаси боже нажать на кнопочку не имея диплома о высшем образовании, а то и степени кандидата наук. Это тяжкое должностное преступление чревато уголовной ответственностью!
– А ещё у нас любят что-нибудь охранять, – усмехнулся Китаурон, – охранников в России полстраны. Они стерегут всё и вся, нужное и ненужное. То, что можно украсть, и что нельзя. К примеру сотрудники вневедомственной охраны, они сторожат "территорию". Сами крадут, всё что плохо лежит, и вымогают взятки даже у бабушек с пучком укропа, притулившихся возле станций метро, но другим воровать категорически запрещают. Они монополизировали эту сферу деятельности, узаконенные в статусе мелких воришек наличием соответствующего значка и формы.
– Отсиживать задницы в офисах любят не меньше, – подхватил его мысль Зиаргад, – и подписывать множество важных писюлек, марая тонны бумажных изделий в ответственных кабинетах. Наш офисный планктон разнообразных подвидов размножается быстрее вашего инфекционного рака. У нас таких "работников" многие миллионы. И зарплата у них при этом совсем не кислая.
Михаэль кивнул, признавая правоту последних высказываний, и, перехватывая инициативу, продолжил обличение наболевших российских реалий:
– Правила существования у вас на родине закреплены жесточайшим образом, словно живёте вы не обществе а в загоне, – хмыкнул он. – Успешность и состоятельность зависят от наличия статуса, полученного по наследству или за деньги. А если статуса нет – тогда экономь на всём, включая желудок и туалетную воду в туалетном бачке. И не дай бог выделиться из серой массы и повести себя не так, как все! Не дай бог проявить способности, забыв сообщить об этом в фискальные органы – на тебя посмотрят косо, назовут антисоциальным типом и засадят в кутузку за мошенничество или неуплату налогов. Ведь способности – самое тяжкое из преступлений в вашем обществе, захеренном бесконечными коррупционными составляющими и бдительным надзором генпрокуратуры. Одному позволено осваивать нефтегазовые миллиарды с беспрепятственным выводом их за бугор, потому что он вхож в элитарный круг, именуемый в простонародье бандой. А другого засадят на десять ходок за украденный колосок с колхозного поля, ведь он не заплатил налог с несанкционированной государством кражи.
– Откуда ты всё это знаешь, ведь ты не русский? – удивился Китаурон.
– Зато я часто бухаю с русскими, – скривил физиономию Михаэль: – Только они способны гордиться своим позором, собирая умирающему ребёнку на операцию за границей с помощью СМС. Они раздуваются от ощущения собственного великодушия, подкидывая несчастному замызганные копейки, и поклоняются при этом ботоксному подонку, крадущему посредством дружков триллионы народных денег.
Васечкин недоверчиво фыркнул:
– Население Новой Вселенной – практически бесконечная величина. Как могут жалкие несколько миллионов русских повлиять на макрокультуру целого Космоса? Я в это не верю, ты пудришь нам мозг!
– С вами бесполезно спорить, – отмахнулся Осьминог всеми щупальцами. – Вы, русские, привыкли жить под барским сапогом и поклоняться плётке. Вас легче потушить с лучком и закатать в банки, чем убедить, что лизание не подтёртых задниц ниже человеческого достоинства.
– Ты за базаром следи, килька в томате! – встрял Зиаргад и засверкал на Михаэля молниями.
Китаурон поддержал дружбана:
– У нас тут намечена приятная встреча, поэтому с неприятными разговорами пора завязывать.
Но Васечкин с Михаэлем его не слышали и продолжали спорить, жестикулируя щупальцами и хвостами. Пыл политических разногласий раздухарил их на всю катушку. И тут я решил вмешаться – от всей той путаницы, которую они дружно нагородили, у меня стоял звон в голове.
– Вы что, совсем с дуба рухнули? – я выдохнул накопившийся во мне воздух и приложил ладонь к разгорячённому лбу. – Какая может быть макрокультура в вымышленной Вселенной? Эту игру придумали земные геймеры, а всё, что вы сейчас наплели – плод вашей больной фантазии. Мир вокруг нас – всего лишь иллюзия обоснованная правилами игры!
– Вот только эта игра совсем не прислушивается к мнению игроков, – подхватил мою мысль Китаурон. – Что это за виртуальная реальность такая, которая не признаёт своих создателей?
Осьминог-Михаэль застыл на месте, как статуя, разинув от потрясения рот. А в следующую секунду разразился гомерическим хохотом, держась за живот руками и дрыгая задранными вверх пятками. Мы дружно не понимали, что вызвало у него столь бурную реакцию. И лишь таращились на осьминога, валявшегося от смеха пластом.
Он хохотал минут пять, пока не насмеялся до слёз и едва не задохнулся воздухом, непригодным для осьминогов в качестве дыхательной субстанции по причине отсутствия у них человеческих лёгких. А нырнув в аквариум, наглотался там аквариумной воды, позабывши со смеху как дышать жабрами. Но нам его было не жаль, мы были слишком удивлены. Наконец Михаэль прокашлялся, задышал ровнее и смог говорить.
– Фу-ууу, нахохотался до коликов в пузе! – пожаловался он, вытер салфеткой прослезившиеся глаза и спросил меня: – С чего ты взял, что Новую Вселенную создали вы? – и сам же себе ответил: – Мания величия – типичный для гуманоидных приматов недуг. Вы смешные и недалёкие потомки орангутангов, возомнившие о себе невесть что.
– Вот только без оскорблений! – набычился Зиаргад. – Не забывай, что разговариваешь с вармонгерами! Не то с лучком потушат тебя самого!
– Спокойнее, молодые люди, не нужно прибегать к насилию. – Михаэль растянул примирительную улыбку на осьминожьем лице и попробовал объяснить: – Новая Вселенная – новейшее из ответвлений Космоса на основе ноосфер множества инопланетных культур. Земляне всего лишь участвуют в её жизни наравне с другими. Вы продуцировали в своём мире дополненную реальность и проникли посредством неё за пределы собственного обособленного технокосмоса в технокосмос глобальный. Ваша культура всего лишь малая часть большого и целого.
– Я не верю этому головоногому пустобрёху! – решительно заявил Зиаргад, демонстративно отворачиваясь от осьминога. – Мне кажется, он сбежал из психушки!
Васечкин покачал головой.
– Психушка здесь ни при чём. Я давно подозревал нечто подобное, но боялся произнести вслух. Вы слишком не любите мои гипотезы, потому что находите в них отражения своих собственных страхов.
В этом месте повествования, по всем канонам литературного жанра, он должен был достать сигарету из пачки и многозначительно закурить. Но Васечкин отродясь не курил и начинать, разумеется, не собирался. А потому он просто выдержал соответствующую моменту паузу и с расстановкой продолжил:
– Вы никогда не задумывались, почему все так происходит? Вроде бы земляне создали мир дополненной реальности, но оказались вдруг обособлены в отдельный конгломерат. Со всеми изобретёнными ими расами за компанию. И почему этот космос не принимает их и даёт отпор? А может причина в том, что мы отнюдь не создатели этой Вселенной?
– Скажи ещё, что мы под колпаком у сверхразума? – ехидно проворчал Зиаргад. – А "зелёные человечки" существуют в действительности.
– А ты до сих пор сомневаешься в этом? – невесело буркнул Васечкин.
Что ответил ему Зиаргад, я не слышал, по той причине, что отвернулся и отошёл в сторону. Мне надоели бесконечные разборки под соусом политики и околонаучной зауми связанной с мироустройством, актуальным на эту минуту и для этой точки пространства. Меня нервировала и пугала всё возрастающая лавина шокирующий информации.
Со мной за компанию отошёл Китаурон. Мы глазели по сторонам на многочисленные чудеса метроида, осваиваясь в роли удивлённых туристов. Занятие это показалось нам не в пример увлекательней выслушивания тарабарщины и ахинеи, которую несли Васечкин с осьминогом на пару.
Костюмированное действо с элементами обнажёнки, развернувшееся неподалёку, сразу привлекло наше внимание. На возвышавшемся над площадью передвижном танцполе, выложенном алмазными плитами, многоформатные лурисы извивались в эротическом танце. Красотки самых разнообразных мастей и рас нескромно рекламировали себя для будущей распродажи. Их было здесь много, около трёх десятков – целый гарем.
Разнокалиберные инопланетные мужики столпились возле танцпола и оценивали красоток. Пялились во все глаза, отпускали сальные похвалы и похотливо пускали слюни. Мы тоже посплетничали с Китауроном, оценивая красоток по всевозможным критериям привлекательности.
Мутант-надсмотрщик с тремя парами рук, каждая из которых сжимала силовую плеть, приглядывал за лурисами двумя парами зорких глаз. Рядом стоял хозяин гарема – толстяк из расы гуманоидных гризли. Надсмотрщик заметил наш интерес к живому товару и ослабил цепь. Он принял нас за состоятельных клиентов, позволив нескольким лурисам сойти с возвышения и продефилировать к нам поближе.
– Лурисы??? Кто такие? – отвлёкся Васечкин от бесконечного спора с упрямым головоногим. Он подошёл и уставился на красоток за компанию с нами. – Впервые слышу о них.
– Эротические ангелы, типа того, – неуклюже объяснил Китаурон.
– Базовый телесный и эмоциональный слепок для воплощения жриц любви во всём многообразном спектре этого определения, – поправил его образованный Михаэль. – Женская красота – ходовой товар. Она легко конвертируется в валюту во всех известных и неизвестных мирах.
– Типа сексуального рабства, – сообразил Зиаргад, как всегда отличавшийся убийственной прямотой. – Только в местном нововселенском формате и с местными экзотическими примочками.
Мы впятером болтали наперебой, нахваливая достоинства красоток. И только Карлсон, который был в стороне всё это время и не вмешивался в разговоры, стеснительно жужжал пропеллером, краснел и опускал глаза на уровень тротуара.
Лурисы приблизились не прекращая танца и, надо же, пару из них я даже узнал! Я видел этих красоток в "Рёве Годзиллы" – подземном кабаке на Фристайленде, где мы вчетвером бухали, пока планету штурмовали церковники. Но тогда эти двое не были невольницами.
Я засмотрелся на красотку в образе дьяволицы. Она танцевала откровенней всех. Та самая, что пыталась охмурить Васечкина, устроив в "Рёве Годзиллы" стриптиз на столе. Соблазнительная чертовка, горячая и пьянящая, как бокал глинтвейна. С огненным шлейфом наряда, тянувшимся прямо из ада, и упругими буферами, волнующими зевак при каждом кошачьем шаге. Амадея! – я вспомнил как её звали.
Она приблизилась к Васечкину походкой похотливой хищницы. Смазливая дьявольская мордашка многозначительно улыбалась, по телу искрились высоковольтные токи. На этот раз пилона под рукой у неё не нашлось, но она изобрела другой, не менее зажигательный танец – управляла лентами сотканными из огня, изгибала в ритме музыки пластичное тело и жонглировала шаровыми молниями. Самыми настоящими, которые грешникам в качестве наказания засовывают в самые болезненные отверстия, когда те страдают в аду.
Васечкин пялился на Амадею и лыбился, как мартовский кот на весенней крыше. Его завораживал танец с молниями и лентами из огня, но было в его глазах что-то ещё. И мне показалось даже, что я уже видел "такой" его взгляд когда-то в прошлом. Вот только никак не мог вспомнить, к кому этот взгляд был обращён...
Красотка извивалась всё соблазнительней, почти касаясь его разгорячённым телом. Гибкий стан тянулся навстречу нескромным желаниям. Грудь возбуждённо приподнималась, под ниточками тонких трусиков таилось самое сокровенное. Она была совсем близко от брутального похотливого цефалида, когда сгенерировала выброс пламени и нарочно обожгла его.
– Ай! – вздрогнул Васечкин и одёрнул руку, которой коснулось пламя.
– Доктор Ай выпил чай, закусил жвачкой, – промурлыкала Амадея, улыбнувшись таинственно и лукаво.
Мы все разинули рты и уставились на красотку из ада. Пялились как истуканы в состоянии оторопи и удивления. Все, кроме Михаэля и Карлсона, они ничего не знали о предыстории детской присказки произнесенной только что Амадеей.
Васечкин, понятное дело, был ошарашен больше всех. Челюсть его отвисла до рекордного максимума, настолько сильным оказалось потрясение, а сам он, как мне показалось, едва не лишился чувств и побелел как мел. Если такое сравнение вообще уместно по отношению к сине-багровому цвету цефалидской морды.