Васечкин задумчиво пожевал губу и тихо пробубнил под нос, советуясь сам с собой: – "Проблема в том, как спросить... Как до Него достучаться?"
– До кого достучаться? – выдохнул я устало. Внезапные идеи Васечкина – это стихийное бедствие! Они последнее время меня конкретно заколебали.
– Раз Автор знал, что с нами происходило в прошлом, то, исходя из логики и здравого смысла, он должен знать и то, что произойдёт в будущем. Спросим у Автора напрямую, и может быть он подскажет, как нам вернуться домой. Он должен, обязан знать, не знать он не имеет права, раз он автор того что творится с нами!
– Ты сбрендил, Васечкин! – мой не в меру гениальный дружбан опять выносил мне голову своими шизоидными закидонами! – У тебя мозги по швам протекли! – для пущей убедительности своих слов я покрутил у виска. – Никто не может знать, что происходит с нами здесь и сейчас. Мы сами по себе живём и совершаем самостоятельные поступки. Знать о них или их угадать нельзя никак. Тем более, что мы находимся не в своей вселенной.
– Совсем не факт... – промямлил этот чёртов псих. – Твоя точка зрения всего лишь одна из версий реально существующей правды. Ничем весомым не подкреплённая и, кстати сказать, очень сомнительная.
– Нас что, по-твоему, дёргает за ниточки кто-то свыше? – заорал я. – Ты хоть думаешь головой, когда несёшь ахинею? Поступки живых людей также непредсказуемы как бинго или спортлото.
Но Васечкин меня не слышал. Он гнул своё с упрямством потомственного ишака:
– Ты должен быть знаком с Автором. Обязательно! – настаивал он. – И не просто знаком, а знаком хорошо! Вспомни, ты рассказывал кому-нибудь из старых знакомых о наших с тобой приключениях в Новой Вселенной, до того, как прочёл о них в книге?
– Зачем мне кому-то рассказывать? – фыркнул я. – Не задавай идиотских вопросов. Я не ломал бы голову над тем, кто Автор, расскажи я ему всё сам.
– Рассказ ведётся от твоего лица! – надавливал Васечкин с видом разоблачителя. – Значит у тебя с автором книги как минимум налажен тесный ментальный контакт. Прикинь хотя бы примерно, кто это может быть?
– Среди моих знакомых Автора нет! – разозлился я. – Ищи его среди своих!
– Ты врёшь! – упрямствовал Васечкин. – Не может этого быть!
– Даже если мы вычислим, кто он такой, что это даст? – рявкнул я.
– Я должен знать ментального контактёра! Того, кому адресовать обращение... – проворчал Васечкин.
Он внезапно насторожился. Бросил на меня цепкий взгляд и прищурился с подозрением.
– А может, Автор – ты сам, а не какой-то вымышленный Соболевский? И вертишь нами, героями книги, словно куклами на верёвочках, с какой-то загадочной, непостижимой целью? Ты одержим писательской славой, к примеру... Или хочешь присвоить себе Вселенную...
Я махнул на него рукой. Его бред меня окончательно утомил.
– А может, это даже не книга, а кинофильм? Голливудский блокбастер, в котором мы существуем в роли главных героев? – продолжал он цепь шизоидных разоблачений. – Корячимся здесь, как олухи царя небесного, не понимая что происходит, а люди в зале, тем временем, хохочут над двумя рогатыми идиотами, болтающимися по мирам, как какашки в проруби. А может и того хуже – компьютерная игра. Какой-то задрот управляет мною в эту минуту посредством джойстика и угорает со смеху.
Я решил подтрунить над надоевшим Васечкиным, сыграв с ним в его же игру, и выпалил с ораторским красноречием:
– Фанаты штурмуют книжные магазины, роман улетает с полок со свистом пули! Фильм по мотивам книги бьёт рекорды показов, кинозалы забиты битком! Я купаюсь в славе и фантастических гонорарах, а девчонки без ума от меня и выстраиваются в очередь за автографом. Все, даже Светка Вертинская...
Последняя ехидная реплика попала в самое яблочко – Васечкин обиделся, отвернулся и даже заметно взгрустнул. Я задел его за живое, и он мгновенно потерял интерес к смехотворным разоблачениям моих несуществующих в реальности происков.
– Хорош гадать на кофейной гуще, – пробурчал он примирительно, поняв, что перегнул палку. – Надо действовать, а не тянуть кобылу за хвост. Я должен обратиться к Автору напрямую!
– Как этот, гипотетический Автор, может услышать тебя и ответить без средств коммуникации? – задал я резонный вопрос.
Васечкин махнул рукой, дескать, отстань от меня, и молча уселся на мёрзлый асфальт. Он скрестил ноги в позе йога приготовившегося к медитации, сложил на коленях руки и закрыл глаза. Губы Васечкина едва шевелились – он очень тихо забубнил под нос какие-то заклинания, мысленно обращаясь к Вселенскому Разуму обитавшему в пустоте Бескрайнего Космоса.
Не скрою, я смотрел на него, как на дурня сбежавшего из психушки. Строил улыбочки и не верил в его безбашенную затею. Вероятно, он помутился рассудком, когда не нашёл свой дом на положенном месте. Так и хотелось заорать ему в ухо: опомнись, Васечкин, не сходи с ума!!!
Он пробубнил текст таинственного послания до конца, но ничего не случилось. Совсем ничего! Чёрная крошка не пробежала через дорогу по которой мы топали. Никому из нас не приспичило сбегать за угол по нужде или плюнуть на асфальт и растереть ботинком. Всевышние силы остались глухи и безразличны к его душевным стенаниям и внутреннему призыву. Прошла минута, две или даже три – по-прежнему никаких результатов. Я втихомолку посмеивался над болезным и ждал, когда ему полегчает.
Васечкин посидел в позе лотоса ещё немного и, не получив от сверхъестественных сил ответа на поставленный перед ними вопрос, расстроенно поднялся на ноги.
В ушах до сих пор звенит и мысли разбегаются в разные стороны, – пожаловался он и пожал плечами. – Не получается собрать их в кучу и сконцентрироваться на самом главном...
– Видимо, здорово рыба-болгарка повредила тебе мозги, – посочувствовал я. – Совсем ты с головой поссорился.
– Отрицательный результат – тоже результат! – ответил Васечкин по-философски оптимистично и отряхнул штаны от налипших льдинок. – Вера во всевышние силы нужна не только дикарю, но и цивилизованному человеку. Неопантеизм и светские философии отличаются от церковных догм наличием логически обоснованной идеологии. В отличии от безрассудного поклонения пантеону нафантазированных богов, вера в чудодейственные явления обоснованные силой разума не противоречит здравому смыслу.
– Что это? – вздрогнул я, словно меня шибануло током.
Я расслышал характерный звук, он доносился из рюкзака висящего за моей спиной. Мы таскали наш общий с Васечкиным рюкзак по очереди, надеясь, что собранный в нем скудный скарб может когда-нибудь пригодиться.
– Мне на сотовый пришло смс-сообщение по гиперпространственной связи, – послышался из рюкзака голос артиста Леонова, гениально озвучивавшего в своё время персонажей советских мультфильмов. – От анонимного абонента.
Винни-Пух, ещё одна визуально-материальная ипостась толкователя, возник перед нами собственной персоной в следующую секунду и развернул в воздухе голограмму, скрученную на манер старинного свитка.
– Попробуй выяснить, от кого, – загорелся Васечкин и с нетерпением похлопал в ладоши замёрзшими руками в перчатках. – Подключи дополнительные резервы своего нововселенского сервера!
Винни-Пух в ответ пробурчал совсем не по теме. Что-то несуразное, но дурашливое и очень весёлое, про сопилки-вопилки-пыхтилки и шумилки. Видимо, толкователь чересчур глубоко погрузился в характер новоявленного персонажа, наскоро сгенерированного его творческой составляющей. А может сервер забарахлил, не справившись со свалившейся на электронную голову сверхнагрузкой, ввиду неразрешимости поставленной перед ним задачи. Впрочем, нам в эту минуту было не до гаданий по поводу мудрёных закидонов прибора, а значит вдаваться в размышления на этот счёт мы не стали. Мы читали сообщение – буквы сложенные в слова, проявившиеся на свитке, буквально прилепившись к нему глазами.
"Я не могу подсказать, как вам вернуться домой. Но даже если бы мог, не стал бы этого делать, так как не в праве вмешиваться в судьбы героев книги. История эта далеко не закончена, она в процессе создания и выкладки на бумагу, а значит её развязка не известна мне самому. Гипотетический финал книги далеко не определён, он варьируется в зависимости от обстоятельств и во многом зависит от самих героев. Могу подсказать лишь одно: в поиске ответов на вопросы вам следует обратиться к Эпиофу.
На этом прощаюсь. Я итак уже нарушил все мыслимые правила литературного жанра. Боюсь, что критики мне этого не простят и зарубят мои неуклюжие сочинения на корню. Не обращайтесь больше ко мне, я всё равно не отвечу".
Внизу послания стояла подпись: "Сами знаете кто". Таким образом автор послания пытался представить его как анонимное, но по правде говоря вышло это крайне не убедительно.
"По ходу крыша съезжает у нас обоих, – сделал я резонный вывод, потрясённый до глубины души произошедшим только что на моих глазах. – Васечкин как всегда оказался прав... Чёрт возьми! Даже сейчас, когда оказаться правым, исходя из здравого смысла и элементарной вменяемости, не мог никак. Возможным становится самое невозможное, если гений вдруг уверует в чудеса!"
Сам он, мой гениальный дружбан, был ошарашен ничуть не меньше. Уму непостижимая несуразица произошла только что не с кем-нибудь, а непосредственно с ним! В его присутствии и по его запросу! Он сотворил нечто очень уж невероятное – достучался до небес собственным кулаком, без помощи божественного вмешательства, компьютерных технологий и прочих вспомогательных прибамбасов.
– Ты как это сделал, Васечкин? – я вылупил на него большие глаза и тихо мечтал о том, как окончательно не свихнуться.
– Понятия не имею, – одуревший Васечкин пожал плечами. Его глаза за стёклышками очков округлились до отведённого природой максимума. – Бред сивой кобылы! Групповая шиза! Сам в Ахуе! (Если кто-то из читателей заподозрил, что выражение "в Ахуе" относится к ненормативной лексике, то уверяю, что это не так! В данном случае мы имеем дело с самым обыкновенным и заурядным метафорическим оборотом. Сейчас я это докажу. Читаем выдержку из википедии: "Ахуй – небольшая рыбацкая деревушка на острове Фуэртевентура" (Канарские острова).
Конечно, богом в формате Новой Вселенной автор романа не был, подумалось мне. Судя по идиотизму событий, творящихся с нами, его героями, был он конченым графоманом и закоренелым бездарем. Но капля совести в нём всё-таки теплилась и потому он откликнулся на наш зов. Уже за это ему спасибо!
Чтобы хоть отчасти разгрузить голову от клубящихся в ней параноидальных мыслей, мы потопали дальше. Шли, словно роботы, на автомате, и вскоре дотопали до моего дома. Он, мой дом, возвышался на положенном ему месте, что обрадовало само по себе.
Железная дверь в парадную открылась без всякой таблетки. Внутри нас встретила темнота – кромешная, как у негра в заднице. Лифт не работал, освещение отсутствовало до самого верхнего этажа.
Мы потопали до восьмого на своих двоих. Шли на ощупь, подсветить, разумеется, было нечем. Я шарил руками по стенам и спотыкался о все ступеньки подряд. Васечкин пыхтел за спиной, цепляясь за пояс моего комбеза, как за спасительную соломинку.
Когда глаза попривыкли, дело пошло веселее. Последние пару пролётов мы пронеслись бегом.
Железную дверь своей квартиры я узнал бы из миллиона, это была она – без всяких сомнений! Я надавил на звонок, и он, к моему удивлению, зазвонил. Знакомая трель послышалась очень тихо, как будто пробиваясь сквозь многочисленные заслоны.
– Кто там? – отозвался из-за двери незнакомый женский голос.
"Конь в пальто!", – едва не сорвалось с моего языка. Но в последний момент я его всё-таки прикусил, благоразумно отказавшись от необдуманного поступка. Вести себе вызывающе и невежливо по отношению к незнакомцам не позволяли обстоятельства, складывавшиеся для нас ох как не просто. Я молча стоял на лестничной клетке рядом с задумчивым Васечкиным и дожидался с покорным видом, когда откроется дверь.
Задавшая вопрос женщина, должно быть, рассматривала нас в глазок и открывать не очень-то торопилась. Тогда я сделал шаг к окуляру, приблизил глаз вплотную и заглянул в него, сделав вид, что мой огромный зрачок видит насквозь все её подозрительные намерения. Маленькая тёмная точка в самом центре глазка в ту же секунду сменилась на светлую – женщина с той стороны двери испуганно отшатнулась. Приём, проверенный на практике неоднократно, безотказно подействовал и на этот раз. Я усмехнулся, довольный произведённым эффектом.
– Семья Быстровых здесь проживает? – спросил я громко и добавил в качестве разъяснения: – Я ищу их. Своих родителей и сестру.
После непродолжительного молчания с лязгом провернулся замок. Дверь открылась, я зажмурился от ударившего в глаза яркого света. Женщина лет тридцати кивнула нам, давая понять чтобы входили. Она была первым живым человеком, который с нами заговорил в этом хмуром неприветливом мире.
Мы вошли в тесный тамбур между двух железных дверей – в квартиру нас женщина не пригласила. Она поспешно захлопнула входную дверь, словно боялась неведомой заразы, способной пробраться снаружи внутрь, и с подозрением оглядела нас с головы до ног.
– Кто раньше здесь жил, понятия не имею, – женщина чувствовала себя неловко. Она как будто оправдывалась, отводила глаза и не знала куда девать руки. – Мы переехали сюда спустя три года после "недели безумия". Жилплощадь пустовала, как большинство квартир в этом городе. Хозяева сбежали жить вниз, мы были уверены, что они не объявятся. В окнах уцелели стеклопакеты, радиоактивная пыль не проникла в квартиру, потому мы её и выбрали.
Я готов был биться головой о стену, так расстроило меня это известие. Теперь я понял, каково было Васечкину, когда он не нашёл свой дом на отведённом для него месте.
– Меня, видимо, не дождались... – пробубнил я хмуро и повесил голову.
– Мама, кто там? – послышался детский голос.
Приоткрылась внутренняя дверь, и в проёме я увидел девочку лет пяти. Я задержал на ней взгляд и мне подумалось: "Она какая-то неправильная..." В чём именно заключалась "неправильность", до меня не сразу дошло. Только спустя продолжительную секунду, я сообразил что к чему. У девочки было четыре руки: две пары плеч – одна позади другой, две пары локтей и маленьких детских ладошек.
Ужасней всего было то, что аномалия не выглядела уродством. Четыре руки, которыми обходилась девочка, выглядели также естественно и нормально, как если бы их было только две.
– У дочери врождённые "особенности", – объяснила женщина, улыбнувшись грустно. – "Блюстители нормы" хотели забрать её, но мы с мужем предпочли изгнание. Я была на четвёртом месяце, когда случились Большие взрывы, и радиация, видимо, повлияла на плод. С тех пор мы живём в "мире изгнанных". Соседствуем с мутантами и прочими отщепенцами, поставив себя вне закона и общества.
– Мама, а кто такие мутанты? – девочка испуганно прижалась к матери. Она смотрела на нас большими голубыми глазами, по-детски наивными, с верой в доброту всех взрослых на свете.
Мать молча погладила её по волосам. Как самого обычного ребёнка, с добротой и любовью. Я заметил, как по щеке женщины скатилась одинокая слеза. Она смахнула её быстрым движением, стараясь скрыть от дочери проявление чувств, посмотрела на неё и улыбнулась.
Мы не стали больше надоедать этим двоим, попрощались и вышли за дверь.
– Чушь какая-то! – вспыхнул Васечкин, пока мы спускались вниз. – Одно с другим ни в какую не вяжется. События во времени упорядочены не правильно. Девочке на вид лет пять, плюс время, которое квартира пустовала после таинственных "Больших взрывов"... Быстров, ты не помнишь, в нашем мире была ядерная война примерно лет восемь назад?
Я только пожал плечами, не понимая совсем ничего, и задумчиво пробубнил:
– То ли с памятью что-то стало, то ли это – "другой мир"...
Мы вышли на улицу и тут же натолкнулись на мою маму. Она поджидала нас возле парадной.
– Андрюшка! – мама бросилась мне на шею и обняла крепко-крепко. Со слезами радости на глазах и самой настоящей материнской любовью. Совсем как в глупом кино, но только намного искренней. – Ты где столько времени пропадал, негодник? Мать совсем из-за тебя извелась! Никаких гулянок тебе больше не будет!
Я смотрел ей в глаза и ошибиться не мог! Это была она – моя мамочка! Настоящая и родная! Никаких сомнений тут быть не могло!
– Соседка сказала, что видела, как ты зашёл в парадную, – мама оторвалась от меня и оглядела с ног до головы. С улыбкой на лице и заботой. А заодно и с капелькой нехорошего подозрения, присущей всем среднестатистическим мамам. Она выговаривала с упрёком: – Зачем ты ходил наверх? Я сколько раз тебе говорила: никогда туда не ходи!
Мама была такой, какой была всегда. И всё-таки изменилась самую малость. В волосах её прибавилось седины, она казалась уставшей от жизни чуть больше, чем это замечалось раньше. В знакомом домашнем халате, поверх которого накинута потёртая дублёнка, она была похожа на саму себя, и всё-таки от себя отличалась.
– Что это на вас за одежда такая? Форма, а не одежда... – Мама осматривала нас строго и немного встревоженно. – Неужто мой сын записался в скауты-мстители? А-ну, признавайся, не смей обманывать мать!
Я только пожал плечами. Потому что не знал, кто такие "скауты-мстители" и понятия не имел, где находятся их приписные пункты. Но раз мама меня в этом подозревала, значит это что-то действительно нехорошее. И лучше сейчас не злить её неподготовленными ответами на каверзные вопросы.
– А ну-ка, марш домой, быстро! – велела мама с улыбкой. Она повернулась и повела нас куда-то. Мы послушно потопали следом.
На Ромку мама косилась без особенного восторга, что совсем было ей не свойственно. Но говорить по этому поводу ничего не стала. Само по себе это было неплохо, учитывая, что всё в этом мире изменилось далеко не в лучшую сторону.
Мама довела нас до подвала нашей девятиэтажки, открыла железную дверь домофонной таблеткой, и мы втроем шагнули в темноту подвального помещения. Тут тоже имелся тамбур между парой входных дверей, тяжёлых и массивных, как в банке. Но этот тамбур был куда просторней того, что мы видели в нашей бывшей квартире, занятой теперь странной женщиной и её четырёхрукой дочуркой. Ещё две двери, обыкновенные деревянные, вели из тамбура в какие-то боковые кладовки.
Из левой "кладовки" навстречу нам вышли люди в странной одежде. Трое с респираторами на лицах были закутаны, словно мумии, во всё тяжёлое и прорезиненное с головы до пят. Глаза, единственное не закрытое одеждой место, защищены горнолыжными масками. Таинственные незнакомцы молча проковыляли мимо нас к выходу, похожие на зомбаков из игры "Блэк файр", лязгнули запорами и вышли на улицу.
Мама, в отличии от нас с Васечкиным, не выказала от встречи с ними ни малейшего удивления, как если бы встречала такого рода "ряженых" на каждом шагу в этом странном мире. Она торопливо подтолкнула нас, открыла дверь второй "кладовки" и кивнула, давая понять, что нам туда. Тесное, не уютное помещение совсем не напоминало жилое. Мама поторапливала нас, приговаривая тихо, но строго – пришлось входить. Она нащупала выключатель и включила свет в "кладовке", зашла следом и захлопнула дверь.
Свет от лампочки под низким потолком был таким же жёлтым и тусклым, как и везде в этом сером сумрачном мире. Помещение напоминало старый заводской душ, автомойку или что-то среднее между тем и тем. Мама приготовила шланг с душевой насадкой и, переключившись на командирский тон, велела нам снимать одежду.
– Рома, Андрей! А ну-ка, быстренько раздевайтесь!
Мы топтались на месте, как кони в стойле, не зная как быть. Мама повысила голос:
– Не стройте из себя красных девиц! Стесняются они... Чего я такого в жизни не видела, что вы боитесь мне показать?
Мы с неохотой начали раздеваться, косясь друг на друга и пожимая плечами. Мама принимала у нас одежду и тут же складывала наши уютненькие комбезы, ботинки и шапки-ушанки в целлофановые пакеты. А их, эти пакеты, закинула в свою очередь в гремучий жестяной шкаф и захлопнула дверь на защёлку.
Мы безропотно расстались с вещами, но только не с рюкзаком. Васечкин вцепился в него мёртвой хваткой и ни за что не соглашался отдать. Мамин взгляд выражал откровенное недовольство его поведением, но, в конце концов, она махнула рукой и смирилась.
– Потом замеряем как фонит и решим: выбросить или почистить. – Вынесла мама вердикт по поводу нашей одежды. Затем взяла в руки шланг, повернула кран, включив воду, и стала безжалостно нас поливать.
Мы пыхтели и дрожали нисколько не понарошку, обливаемые совсем не тёплой водой. Но мужественно терпели и от струи не прятались. Раз надо, значит надо, мама знает что делает.
– Вытирайтесь и надевайте вот это! – прикрикнула она в приказном порядке и кинула нам махровые полотенца, какие-то затёртые джинсы и растянутые джемпера, напоминавшие скорее хлам, чем одежду годную для ношения.
Когда мы вытерлись насухо и оделись, мама впустила нас на территорию проживания, выведя из душевой и открыв перед нами ещё одну дверь. В жилом помещении было тепло и душно, пахло подвалом и общежитием.
Мы шли по длинному узкому коридору вдоль множества маленьких комнат разделённых стенками из гипсокартона. На низком потолке светили знакомые тусклые лампочки, возле решетки теплообменника вибрировал горячий воздух. Само помещение было старательно закупорено по всем щелям. Обшарпанный бетонный пол ничем не покрыт, судя по всему не без причины.
Навстречу попадались жильцы, направлявшиеся кто куда по домашним делам. Обычные мужчины и женщины, хмурые и неприветливые, в изношенной, как и наша, одежде.
– Не очень уютно, да, – согласилась мама. – Зато тепло и радиация не донимает. Есть электричество, водопровод и канализация. Обогреваемся за счёт каменных батарей. Обычные электропечки жгут кислород, который под землёй в большом дефиците. С электричеством вечная напряжёнка – электростанции нечем топить, поэтому мини-котельные работают в щадящем режиме. Совмещённый санузел один на каждые двадцать комнат. Горячей воды правда нет, греем её при надобности как получится. Внутренняя вентиляция налажена хорошо, а вот с наружной не всё так просто, из-за этого очень душно. С воздухозаборником вечные проблемы, вытяжка никуда не годится, антирадиационные фильтры забиваются слишком часто.
Мы с Васечкиным топали по узкому коридору, с удивлением глазели по сторонам и слушали мамины комментарии.
– Сейчас многие перебираются из подвалов на первые этажи уцелевших домов, – говорила та, - в те квартиры, где сохранились стёкла. Фон снизился в последние годы, и в нашем районе он совсем не критичный. Защита из толщи бетона многим уже не кажется обязательной. Но большинство людей, по привычке, тяготеет к насиженным и надёжным местам. – Мама повернулась ко мне, посмотрела с любовью и улыбнулась. – К тому же, я ждала сына и потому не хотела переезжать. Надеялась, что он вернётся, и дождалась. Слава богу, мой Андрюшка не бросил мать...
Мама обняла меня и потрепала по голове.
В конце длинного коридора она отперла ключом одну из дверей, вошла в комнату и включила свет. Мы осторожно протиснулись следом.
Ничего сверхъестественного нас в комнате не ожидало. Обычная жилая конура – тесная и невзрачная. Простецкая обветшалая мебель: самодельная двухъярусная кровать из досок и пара табуреток. Стены обклеены сильно выцветшими обоями, электрическая плитка на приземистом столике и маленький холодильник – вот всё, что здесь поместилось.
– Соседи как всегда злословят и врут с три короба, – говорила мама, пока накрывала на стол. Собравшись нас накормить, она выставляла еду в алюминиевых мисках и кривые кружки с ароматно пахнущим чаем. К рисовой каше с тушёнкой, в которой соя преобладала над мясом, она добавила две очищенных луковицы и по куску чёрного хлеба каждому. – Одни рассказывали, что мой сын попал в руки "вольных сталкеров", а те, как известно, употребляют в пищу не только собак и мутантов... Другие, что он завербовался в "чистильщики" или "Гвардию разорения", потому и сбежал из дома. Но я не верила ни тем ни другим. Сын не мог бросить мать доживать одну в этом трижды проклятом бомбами мире!
Мы слушали мамин рассказ и уплетали за обе щёки её стряпню. Давно не ели такой вкуснятины. Мама как всегда умело обходилась с приправами, умудряясь готовить аппетитные блюда из самых простецких, практически безвкусных продуктов. А чай был крепким и очень сладким, как раз таким, как я люблю.
Я быстро опустошил тарелку и с аппетитом облизал ложку.
– Мама, а где папа? – задал я вопрос, волновавший меня больше всего.
– Ты про Игоря? – удивилась мама. – Теперь ты так называешь отчима? Впервые слышу от тебя это слово, "папа"... Вы вечно не ладили с ним, насколько мне помнится.
– Не знаю никакого отчима! – я закричал, ни с того ни с сего, и сам удивился этому. – Я спрашиваю про папу! Про моего РОДНОГО отца!
Но мама меня словно не слышала и продолжала на прежней волне:
– Пропал ещё раньше тебя. Подался в цех "вольных сталкеров". Я думала, тебя потянул туда же.
– Мама! – я крикнул громче. – Ты морочишь мне голову! Ответь, что стало с папой?
– Что за глупости в твоей голове! Температуры нет? – Мама подошла и с тревогой приложила ладонь к моему лбу. – Дозу не подхватил? Сколько раз тебе говорила, не ходи на улицу без спецкостюма! Я собираюсь дождаться внуков, и с этого дня за порог в чём попало тебя не выпущу!
– Расскажи про отца! – прицепился я, не реагируя на её попытки переключить разговор на другую тему. – Ты заговариваешь мне зубы, потому что скрываешь что-то.
Мама присела на табурет и опустила руки. Казалось, она устала спорить и потому сдалась.
– Я много раз рассказывала о нём, когда ты был совсем ещё маленьким, – мама тяжело вздохнула, словно на сердце её лежал камень. – Он геройски погиб в боях с коммунистами, уйдя на войну добровольцем. Соединённые Штаты Америки насаждали по всему миру свой дикий социализм, коллективизацию, диктатуру пролетариата, социальное равенство и прочий горячечный бред. Твой отец воевал в космических войсках и пал смертью храбрых в битве за Лунный шельф. Ты забыл, как я читала тебе его письма с фронта?
Мама говорила неправду. Вернее, не договаривала всего до конца. Я слишком хорошо знал её манеру скрывать. Она боялась смотреть мне в глаза, а резкие порывистые движения выдавали её волнение. Обманывать она не умела совсем, в отличии от меня – виртуозного враля, вечно ныкающего дневник с плохими отметками по самым недоступным закуткам квартиры. Куда деваться, нелёгкий школьный уклад преподаёт суровые уроки жизни изо дня в день.
– А сестрёнка где? Где Олеся? – встревожился я ещё больше.
– Какая сестрёнка? – искренне удивилась мама и сурово сдвинула брови. – Не было у тебя никакой сестрёнки. Никогда не было!
– Ты обманываешь меня! Ты скрываешь что-то! Зачем? – Я закричал ещё громче и вскочил со стула. Едва не опрокинул стол и задел рукой кружку с горячим чаем. Кружка упала на пол и покатилась, чай расплескался по обшарпанным половицам.
Мама побледнела и отвернулась. Отошла и присела на ветхий топчан.
– Где Олеся? Что с ней? – выкрикнул я.
Я требовал вернуть мне сестру. И вернуть отца. Молил всех богов на свете возвратить на прежнее место знакомый мне в прошлом мир. Без радиации, вечного холода, жёлтых лампочек с тусклым светом и непонятных людей в прорезиненном камуфляже.
– Я думала, ты не помнишь... – тихо сказала мама, – ты был совсем ещё маленьким... – Она опустила голову и уронила слезу. – Олеся родилась мутантом. Мы с твоим отцом скрывали её семь месяцев и не регистрировали рождение, как положено по закону. Переселились в не обустроенную часть подвала, подальше от людей, лишь бы те ничего не узнали. Но однажды явились "блюстители нормы" и отобрали Олесю. Видимо, кто-то из соседей донёс, чтоб им в аду гореть!
Мне не верилось, что сестры и отца больше нет. Я отказывался поверить. Сидел сиднем, убитый горем, и пялился в одну точку.
– Смотри, вон твой компьютер... – шепнул мне на ухо Васечкин, дожёвывая луковицу с чёрным хлебом. Он подтолкнул меня локтем и кивком показал направление. Пытался переключить мои мысли и отвлечь от тяжких дум.
И ему это удалось. Не совсем, но отчасти точно. Я забыл на время об обрушившемся на меня горе, повернул голову и увидел.
Он, мой компьютер, стоял на старом трюмо, до этого момента не замеченный нами. Я не спутал бы его ни с каким другим. Просто чудо, иначе не скажешь! Вещь из потерянного нами мира, знакомая до мелочей. С наклейкой от жвачки "Love is..." припечатанной к монитору сбоку, затёртой моими пальцами клавиатурой и западающей клавишей "shift". На полу, задвинутый к стенке, расположился системный блок.
Я подскочил на месте, словно ошпаренный. Подошёл, провёл дрожащей рукой по знакомым, зацапанными клавишам и спросил:
– А интернет есть?
– Недавно в доме подключили вай-фай, – ответила мама и улыбнулась, тихо радуясь тому, что разговор уходит от мучительной для неё темы. – С интернетом теперь никаких проблем. Всемирная сеть восстанавливается понемногу. Рунет присоединился к ней в этом году.
"Отлично! – подумалось мне. – Теперь я сам во всём разберусь, без лишних расспросов и нервотрёпки!" Настроение моё не особо улучшилось, но в сумраке новой, невыносимой для меня реальности забрезжил хоть какой-то просвет.
Мама, воспользовавшись моментом, положила в наши миски добавку. Радовалась нашему аппетиту и приговаривала с хлопотливой заботой: – Чая, сахара и тушёнки у нас целый склад. Круп и макарон ещё больше. Стратегические запасы из хранилищ минобороны не разграбишь и за полвека. В городах по вине радиации людей немного, а значит с продуктами не так туго.
– Мы заметили, – вставил Васечкин свои пять копеек, чтобы поддержать разговор. – На улицах совсем пусто.
– Пусто... – устало вздохнула мама. – Люди не выходят наружу без особой надобности, умирать от лучевой болезни не хочется никому. Из подвалов до мест работы проложены многочисленные ходы в подземной толще. Земля изрыта кротовьими норами вдоль и поперёк. Коллекторы канализации стали магистралями для движения, составлены даже подробные карты. Проложенных кем-то и для чего-то ходов так много, что большинство давно заброшены и забыты. О многих разветвлениях этого лабиринта не знают даже профессиональные диггеры.
– А кто роет ходы в сугробах? – пристал любознательный Васечкин. – Мы видели, когда шли сюда, как кто-то живой шевелился под снегом.
– Крысы-мутанты! – (я даже вздрогнул от маминых слов). – Их за последние годы наплодилась тьма. Они приспособились к радиации лучше людей, вот и хозяйничают в городах. Разрывают сугробы и питаются мёрзлым мясом. Под толщей многолетних снегов девять миллионов трупов хранятся лучше чем в холодильнике. Хоронить их некому, да и возможности нет. После "недели безумия" люди бежали из городов без оглядки. Другие прятались под землёй, зарывшись как можно глубже. Выжившим было не до церемоний, покойников просто выбрасывали на улицу. И выбрасывают до сих пор. Ядерная зима отложила похороны на века.
Я не особенно вслушивался в рассказ мамы. Меня сейчас заботили совсем не крысы-мутанты и их пищевой рацион. Со скоростью голодающего я уминал добавку, чтобы не расстраивать маму и поскорее переместиться к компьютеру.
Дожёвывая луковицу с черняшкой и прихлёбывая чай из горячей кружки, я наконец до него добрался. Перетащил на стол клавиатуру и монитор, нажал зелёную кнопку на системном блоке и пощёлкал мышкой, выводя из спячки искусственный интеллект. Загорелся экран, на иконке доступа к интернету появился знакомый значок. Теперь я мог как следует разобраться с параллельной историей человечества.
Прислушиваясь к подсказкам Васечкина, переместившегося поближе вместе с табуретом, я начал свой исследовательский труд. История человечества должна была свернуть с проторенного и известного нам пути в какой-то отправной точке и пойти по совершенно другому. Найти эту точку, разделившую реальность на две параллельных, было нашей задачей. Она должна была существовать, эта точка – то событие, в результате которого мир свихнулся и решил испепелить сам себя. Я не зря зачитывался фантастикой в своё время, проглатывая книжки взахлёб, чтобы в тот момент, когда это может по-настоящему пригодиться, ошибиться с направлением поисков. Да и Васечкин мне в подмогу.