Что-то плюхнулось рядом со мной на землю. В приступе ужаса смешанного с любопытством я зашарил рукой по траве, но нашёл там всего лишь еловую шишку. Её сбило, наверное, порывом ветра. А может белка кидается с какой-то высокой ветки, страдая полуночной бессонницей как и мы.
– Дети обливались слезами и умоляли чудовище пощадить их, – продолжал запугивать Васечкин. – Сбежать они даже не попытались, парализованные до мозга костей взглядом красных демонических глаз.
Он говорил не своим голосом, низким и хриплым: – изо рта Мамагаруса вываливались глисты и ядовитые сколопендры. Они грызли детишек живьём, заползали в рот и копались во внутренностях. Извивались в животе живыми клубками и щекотали кишки.
Жуткий голос хрипел с того света. И мы уже не понимали чей он, Васечкина или самого Мамагаруса.
– Я выдавлю из тебя не переваренный завтрак, как зубную пасту из тюбика, – ворчал омерзительный Мамагарус. Он вперился в Игорька гипнотическим взглядом и жевал левую ягодицу оторванную от его мёртвой сестрёнки. – Расколю твои глазки, словно яйца для омлета, и вырву с корнем язык изо рта. Схрумкаю пальцы, как хрустящий попкорн, и накормлю ими гадких белых червей, которые отсасывают из моих язв лишний гной. Твоё живое сердце, бьющееся и горячее, я закопаю в сырую землю. А почки заброшу на дерево, чтобы набухали к весне.
Наступил самый страшный момент. Мне чудилось, что всё рассказанное Васечкиным вот-вот воплотится в жизнь и сбудется на нашим глазах, здесь и сейчас, под покровом зловещей ночи. Из глубины леса послышалось звериное чавканье: голодное и ворчливое, словно предвестие чего-то запредельно страшного. Огромная коренастая тень нависла над костром и закрыла полную луну.
Голос Васечкина затих, растягивая зубодробительную паузу перед кульминационным финалом. И только его глаза зловеще сверкали из темноты.
Прошла мучительная минута, сердце моё билось так, словно я бежал стометровку. Зловещая тень отступила обратно в лесную чащу и приоткрыла луну. Видимо, это была просто туча.
Голос Васечкина послышался вновь:
– И тут случилось самое жуткое... – мы замерли, боясь шевельнуть даже волосом на голове. – История моя закончилась и сказке на этом конец! Мамагарус слопал Танечку и Игорька, и даже косточек родителям не оставил. Им нечего будет положить в могилку и засыпать землёй, чтобы было куда приносить цветочки, плача в тряпочку и поминая преставившихся детишек.
– Ты маньяк, Васечкин! – рявкнул Зиаргад хриплым басом из темноты и этим окончательно развеял страхи. А Китаурон выдавил, заикаясь: – У меня д-даже в п-пузе от твоих р-россказней п-похолодело!
Я тоже собрался сказать, где именно у меня похолодело и даже открыл для этого рот, но только икнул от страха и забыл слова.
– Да ладно, не трусьте вы так, – усмехнулся Васечкин, заговорив своим обычным голосом, весёлым и звонким, словно ручей весной. – Нету в ночном лесу никого кроме вашего воображения. Аморфиты не нападают из темноты, выползают только при свете дня. Они в темноте не живут и боятся её больше вас. А Мамагарус тем более сидит дома. Поблизости нет болот, где его греют жабы и отсасывают гной пиявки. Ему неоткуда здесь выползти, чтобы накрутить ваши сочные детские внутренности на гнилые коряги.
Васечкин зевнул, как ни в чём ни бывало. Он поднялся, шагнул в темноту и растворился в ней без малейшей боязни, даже не прихватив фонарик. На ощупь отыскал катер и, судя по производимым звукам, пробрался внутрь. Он первым из нас додумался активировать дроидов обслуживания. Те появились незамедлительно и принялись сновать вокруг да около, как жужжащие привидения, скрываемые таинственной темнотой. Дроиды притащили нам походные комплекты для сна, смонтировали и развернули палатку над нашими головами. А сами остались снаружи в качестве караула – охранять наш безмятежный сон.
Мы плюхнулись на надувные матрацы и испуганно зарылись в подушках и одеялах. Спрятались поглубже от воображаемых страхов. Жим-жим был у всех, кроме Васечкина.
У меня из-за его страшилок жутко давило на мочевой пузырь, но вставать категорически не хотелось. Я, конечно, не верил в существование Мамагаруса и прочие стрёмные россказни своего дружбана, но фонарик на всякий пожарный всё-таки прихватил. Далеко отходить от костра не рискнул, мало ли что.
– Аморфиты придут с утра. Спокойной ночи, трусишки. – Пожелал нам Васечкин, а сам опять направился в темноту. Очевидно, побродить перед сном по лесу. А может найти болото и поиздеваться над Мамагарусом. Подразнить пиявок в трясине осиновым колом, чтобы лучше сосали гной.
Китаурон и Зиаргад быстро затихли, судя по всему заснули. И только мне не спалось. Я включил планшет и попытался отвлечься от мыслей. Сыграл в "Фифу" и забил от лица сборной России десяток голов в ворота чемпионов мира французов. Хорошо, что на свете существуют футбольные симуляторы, иначе бы наша сборная не побеждала даже в мечтах.
Бесстрашный Васечкин бродил в таинственной темноте ещё три четверти часа. Он затушил костёр, прибрал поляну после шашлыков, тихонько отругал дроидов за какие-то незначительные провинности и только после этого забрался в палатку.
– Чего не спишь, Андрюха? – спросил он интригующим шёпотом.
– После твоих страшилок картинки в голове заснуть мешают.
Довольный Васечкин тихонько хохотнул.
– Я раньше тоже темноты боялся, – признался он. – А знаешь, как победил ночные страхи? Я прочитал рассказ "Призрак-V" Роберта Шекли и перенял у главного героя той истории рецепт победы над ними. Стал прятаться под одеялом, накрываясь им с головой, всякий раз как приходило Ворчучело чтобы меня слопать. С тех пор ночные страхи мне нипочём. Я поверил, что одеяло спасает от монстров являющихся из темноты, и сразу почувствовал себя в безопасности. Но позже понял, что безопасность кроется не в одеяле, им наделяет нас самовнушение. Я внушил себе, что темнота не таит угроз, поверил в это и, как видишь, излечился от химер в голове. Разум и сила воли сильнее эмоций, именно наличие самоконтроля отличает разумное существо от орангутанга.
Когда я проснулся, Васечкин ещё дрых. Он всегда засыпал позже всех, ведь был от природы закоренелой совой.
На улице светило солнце, оно заглядывало в палатку через щель между входными завесами. Китаурона с Зиаргадом в палатке не было. Как и Карлсона, который летал неизвестно где с утра пораньше.
В земле подо мной что-то закопошилось. Я уловил копошение внутренним ухом и ощутил ощущалом, иначе говоря – шестым чувством. Но не придал этому значения, списав на отголоски ночных страхов.
И тут подо мной разошлась земля, образовав яму. Я просто-напросто провалился вниз, меня поволокло туда следом за одеялом. Поволокло очень даже взаправду, мне это не почудилось, как чудились чудища вчера перед сном, навеянные россказнями Васечкина.
Сейчас всё было на самом деле и стало страшно по-настоящему. Огромная зубастая пасть, похожая на крокодилью, но только плоская, приспособленная для рытья подземных ходов, высунулась из земли наружу и вцепилась в меня зубами. Как раз поперёк туловища. Хорошо, что накануне я заснул не раздеваясь, прямо в адаптер-скафандре. Случись иначе, пасть неизвестного монстра перекусила бы меня пополам в мановение ока.
Адаптер-скафандр, несмотря на внешнюю лёгкость прогулочного образца, обладал защитными качествами. Эластичный материал твердел, становясь мобильной бронёй, как только его псевдоразумная составляющая реагировала на внешнее воздействие или принимала от тела "сигналы страха", такие, к примеру, как учащённое сердцебиение или излишнее выделение пота. Принцип срабатывания примерно тот же, что у подушек безопасности в современном автомобиле, только гораздо сложней по организации.
Не стану врать, я не слабо перепугался и заорал во всё горло, пытаясь разбудить Васечкина. Пасть чудовища держала меня очень крепко, стиснув грудь с двух сторон могучими челюстями, словно тисками, отчего я не мог вздохнуть. Чудовище ёрзало, расширяя яму и пытаясь протолкнуть меня глубже. Я сопротивлялся как мог и мешал ему всеми силами: вытянул ноги и руки, встав поперёк ямы на манер перепонки и силясь не провалиться вниз. Пластался и цеплялся хвостами и лапами за всё, что попадалось под руку.
Наконец, мои крики разбудили Васечкина. Он оторвал голову от подушки, посмотрел в мою сторону сонным взглядом и повернулся на другой бок, как ни в чём не бывало. Он видел какой-то чудесный сон, наверняка с участием симпотных девчонок, и настраивался на просмотр увлекательного продолжения. Но в следующую секунду зрительная информация всё же добралась до заторможенного сном мозга, и Васечкин подскочил как ошпаренный.
– Не шевелись, Андрюха! – рявкнул он хриплым голосом, моментально сообразив что к чему и сориентировавшись в сложившейся ситуации. – Не вздумай ёрзать или дёргать конечностями!
Взгляд Васечкина заметался по сторонам в поисках подручных средств для моего спасения. Пока не остановился на проволочном креплении поддерживающем шест – опору каркаса палатки. Выдернув крепление вместе с замком, Васечкин подскочил ко мне, обмотал меня стальным тросом вокруг пояса и завязал его морским узлом.
– Ни делай лишних движений, не распаляй в нём инстинкт охотника! – проинструктировал Васечкин скороговоркой. – Зуборыл нападает из-под земли и тащит добычу в нору, чтобы задушить и слопать. Продержись минуту, потом я тебя спасу...
"Успокоив" меня таким образом, он пулей вылетел из палатки и куда-то свинтил. Я как мог старался не двигаться, выполняя его инструкции с беспрекословным послушанием. Иногда перебирал руками или ногами, чтобы перехватиться покрепче. Но в тот же миг убеждался на деле, что этим ёрзанием положения своего не улучшаю, а только придаю "зуборылу" новых сил и рвения. Тот всеми правдами и неправдами стремился затащить меня в яму, чтобы там, в комфортной домашней обстановке, разделаться со мной, разорвав мою тушку на удобные для усваивания его организмом фрагменты.
Не скажу, что я сильно паниковал, давно привыкнув к смертельной опасности да и самим смертям в виртуальном мире. Но одна приставучая мысль меня всё же тревожила: умерев в этот раз, я умру отнюдь не понарошку, как бывало раньше, а очень даже по-настоящему.
Зуборыл усиливал давление с каждой секундой. Он копошился и ёрзал, расширяя дыру в земле – с настойчивостью и упёртостью существа понукаемого желанием пообедать. Я просунул хвосты ему в пасть и попытался хоть немного разжать сжимавшие мою грудь челюсти, для решающего рывка на свободу. Земля проваливалась под ладонями, я судорожно цеплялся за осыпающиеся края, но проседал несмотря на это всё глубже и глубже.
Минуту до возвращения Васечкина я продержался каким-то чудом. Затем он ворвался в палатку, и я поверил в спасение. С собой он волок пожарного робота, дёргая за водоподающий рукав, словно слона за хобот.
От радости и веры в лучшего друга я на мгновенье расслабился и тут же поплатился за это. В следующую секунду меня с силой рвануло вниз и поволокло в глубину норы проложенной зуборылом. Моя голова, колени и локти бились о выступы и камни в стенках норы. Меня болтало из стороны в сторону, как бревно в проруби, и я инстинктивно сжался в комок, спасая конечности от переломов. Земляная мелочь осыпалась мне на голову, слепила глаза и лезла за шиворот.
Стальной трос, которым обвязал меня Васечкин, волочился следом и натягивался всё туже, тормозя моё движение вниз. Каждый следующий рывок зуборыла становился из-за этого всё менее результативным в плане скорости углубления в нору. Наконец, мы застряли на одном месте – ни туда, ни сюда. В противоборстве троса и зуборыла сложилось кратковременное и очень нестабильное равновесие. Палатка, видимо, сложилась полностью, каркас её упёрся в землю несущей конструкцией и сдерживал за счёт этого потуги зуборыла. Хорошо, что вчера мы догадались закрепить её тросами за стволы сосен, на случай сильных порывов ветра. Именно эта счастливая данность, как выяснилось в итоге, спасла мне жизнь.
Образовавшаяся сложная конструкция из растянувшегося каркаса и материала палатки то натягивалась, как струна, то ослабевала и начинала ходить ходуном. Всякий, кто выуживал пятикилограммового карпа при ловле на донку, поймёт мои ощущения в тот момент. Особенно, если представит себя в шкуре червя, на которого клюнул карп.
В какой-то миг нестойкое равновесие начало нарушаться: меня заколбасило в глубине ямы из стороны в сторону по неизвестной на тот момент причине, а сверху мне на голову хлынула пена. Я едва успел схлопнуть визор на шлеме, чтобы не наглотаться вспененных реагентов. Поток густой белой жижи быстро заполнил нору и стекал дальше вниз, в подземное обиталище зуборыла.
Такой поворот событий пришёлся зубастому монстру совсем не по вкусу. Он с силой дёрнулся пару раз, а затем раздражённо заёрзал, словно страдал чесоткой, с которой пытался сладить елозя туда-сюда всеми членами одновременно. В итоге он громко чихнул (по крайней мере так мне послышалось), разжал пасть и отпустил меня. Судя по всему, он изменил мнение по поводу моей съедобности и вычеркнул мою тушку из утреннего рациона. Отбивная из цефалида под мыльным соусом определённо не входила в ассортимент его любимых блюд. Добычи вокруг итак полно, найдёт кого-нибудь менее щепетильного и брыкастого.
Вы видели когда-нибудь как стреляет праща? Я спрашиваю вовсе не из праздного любопытства. А потому, что сам оказался в роли камня, которым она заряжена. Как только челюсти зуборыла разжались, меня с чудовищной силой рвануло из глубины наверх. Я пропахал наполовину осыпавшийся подземный ход из конца в начало, как самый настоящий крот-землепашец, вылетел на свежий воздух и взвился ракетой ввысь, растягивая головой ткань палатки до размеров циркового купола.
Меня подбросило над землёй метров на десять. И я, конечно, поднялся бы выше, но палатка затормозила влёт. Достигнув потолка высоты, я упёрся головой в образовавшийся купол и на мгновение завис в состоянии невесомости. А затем притяжение потянуло меня обратно.
Шмякнувшись о землю плашмя, я пару минут приходил в себя. Цветные круги плыли перед глазами, словно внутри моей головы поселилась радуга. Я чувствовал себя разбитой вдрызг отбивной.
Васечкин каким-то образом догадался, что пена огнетушителя встанет зуборылу поперёк горла. Я не стал задумываться о том, как именно ему это удалось, а только мысленно пожелал лучшему другу всего самого наилучшего в жизни. Даже усиленный "умной" бронёй комбинезон моего адаптер-скафандра был почти раздавлен челюстями монстра. В груди моей болезненно ныло, а жить было неприятно, хоть и очень хотелось. В больничку бы мне сейчас, или как минимум в корабельную мед-ячейку, где есть кушетка и внимательный механический мед-персонал, подумалось мне. Но чтобы добраться до мед-ячейки, нужно ещё как-то доковылять до катера.
Чьи-то заботливые руки стянули наваленную на меня плащевину палатки. Я открыл глаза и узнал старых-добрых друзей. Китаурон и Зиаргад взирали на меня с материнской заботой, решая, что сейчас больше к месту: поздравить товарища со счастливым спасением или посочувствовать тяжело травмированному. Они помогли мне подняться на ноги и бережно поддержали, не позволяя рассыпаться моему многострадальному организму на анатомические составляющие.
Зиаргад при этом усердно вертел по сторонам башкой, опасаясь новых напастей на нашу голову. В одной руке он сжимал сверхмощный дематериализатор, собравшись пустить его в ход, открыв огонь в неизвестных пока противников без сомнений и колебаний. Он мог разнести этой штукой половину планеты, не то что какого-то зуборыла. Сразу видно, что с такого рода оружием Зиаргад был знаком только теоретически.
Китаурон вообще вооружиться забыл или попросту не успел. Поэтому поспешил мне на выручку с пустыми руками. Вернее, не совсем с пустыми. В одной из трёх рук он держал шампура с дымящимся шашлыком, снятые прямо с костра. Китаурон передал их жужжащему поблизости Карлсону, который глядел на меня с сердечным сочувствием, не забывая при этом энергично уплетать мясо. Даже тут толстяк с пропеллером улучил момент, чтобы заняться своим любимым делом – безудержным набиванием брюха.
Но я в это время следил совсем не за ним, я пялился на Китаурона. Мы все уставились на него выпученными глазами, по той причине, что за его спиной невесть откуда возник огромный облизывающийся рот.
Он, этот "рот", материализовался из воздуха прямо на наших глазах и был похож на растянутую до ушей язвительную улыбку Джима Керри из фильма "Маска". Рот распахнулся с явно выраженными плотоядными намерениями и проглотил Китаурона, словно сандвич с сыром или пельмень со сметаной.
Первым от нового потрясения, нагрянувшего на наши головы невесть откуда, оправился Зиаргад. Он навёл на монстра дематериализатор, но Васечкин вцепился в оружие и отвёл дуло в сторону, не позволив разразиться большой беде. Ромка объяснил причины своего поступка ёмко и коротко, исключительно в матерных выражениях. Дескать, если открыть огонь, Китаурон провалится в подпространство вместе с проглотившим его ртом, который решит сбежать восвояси как только почует угрозу для своей шкуры. Мой перевод пары его ёмких фраз на обычный язык получился в разы длиннее нецензурного оригинала, за это не обессудьте. Но на то он и гений, чтобы выражать свои мысли предельно коротко, но при этом очень доходчиво!
Я стоял столбом, наверное, целую вечность, пока события вокруг меня менялись с калейдоскопической быстротой и разворачивались самым непредсказуемым образом. Представлял из себя растение не пригодное к произрастанию в местной почве, которое почти засохло и готово отдать концы безропотно и смиренно. Колени мои подкашивались сами собой, а в голове застряла ватная отрешённость от всего мирского после сногсшибательной передряги в кротовьей норе. Находчивый Васечкин в это время энергично скручивал в моток металлический трос от креплений палатки, который уже пригодился ему однажды для спасения жизни лучшего друга.
Тем временем плотоядный монстр, сожравший Китаурона, но явно не наевшийся им, поглядывал с гастрономическим интересом на трёх оставшихся цефалидов, то есть на нас, намереваясь продолжить приём пищи. Мы видели, как Китаурон с булькающим звуком проваливается по его прозрачному пищеводу в увеличившийся на глазах желудок. Бедняга барахтался в зелёных внутренностях и остервенело вопил. Но звук затухал где-то на подступах к пищеводу, а потому мы догадывались об эмоциях, которые выражал Китаурон, исключительно на уровне интуиции.
Васечкин, между тем, смотал трос в моток, загнул на конце острый крюк и швырнул самодельный аркан в направлении плотоядного монстра. Крюк достиг намеченной цели: трос обвился вокруг пищевода, по которому проваливался Китаурон, и зацепился так, что вся конструкция образовала удавку.
– Теперь подпространственный червь не сбежит в подпространство и не утащит с собой Китаурона... – крикнул довольный Васечкин и потянул на себя аркан, затягивая петлю туже.
– Держите крепче! – он кинул трос нам с Зиаргадом, а сам подскочил к пожарному дроиду, который крутился поблизости, привязал конец к кронштейну на его туловище и затянул узел. Поразительной находчивости Васечкина сегодняшним утром мы могли только завидовать, восхищаясь им от всей души.
Такой поворот событий не понравился "подпространственному червю". Он задёргался и попытался взлететь, с намерением освободиться, но Васечкин всё сделал вовремя. Наш совместный с Зиаргадом вес был под силу червю, но совладать с тяжеленным пожарным дроидом – не тут то было. Мы держались вдвоём за трос, словно запускали воздушного змея, а на конце ходил ходуном неподъёмный дроид.
Подпространственный червь силился подняться в небо, как воздушный шар. Хотел взлететь и унести Китаурона, чтобы переварить без помех и в комфортных условиях. Но оторваться от земли вместе с грузом – не хватало силёнок. Он, как видно, передумал жрать оставшихся цефалидов, теперь ему хотелось просто унести ноги. Впрочем, ног у него и в помине не было, хотя не исключено, что они могли отрасти в дальнейшем, по ходу развития событий.
Китаурон, в свою очередь, беззвучно орал из нутра прожорливого монстра и боролся за свободу всеми конечностями. Он болтался в желудке подпространственного червя, среди пищеварительных выделений, поскальзывался на желудочном соке, как новичок на ледовом катке, упрямо поднимался и снова валился с ног.
Васечкин, к этому времени, успел обзавестись большим остроконечным тесаком, раздобыв его невесть где. Он подскочил к подпространственному червю, молниеносно взмахнул клинком, словно заправский ниндзя, и распорол желудок. Китаурон вывалился наружу вместе с желудочным содержимым, как скользкая детская неожиданность плюхнувшаяся мимо горшка. С ног до головы замызганный пахучей слизью, он успел частично позеленеть в результате функционирования системы пищеварения подпространственного червя.
Васечкин не стал продолжать борьбу и перерубил трос. Давал возможность червю беспрепятственно слинять в своё подпространство, а заодно оставить в покое нас. И тот благоразумно этим воспользовался, улетучившись с глаз долой. Он огрёб неприятностей на всю катушку в этом непостижимом для него мире, где отбирают проглоченный завтрак прямо из живота.
Китаурон поднялся на ноги, отплёвываясь и чертыхаясь. Он был цел и, по всей видимости, невредим. Однако поздравлений по этому поводу ему никто не высказывал. Мы порадовались от души за него родного – искренне, но без восторга. В гробовой тишине, с подчёркнутой строгостью и без лишних эмоций. Как на поминках, только без похорон.
Помочь ему отряхнуться никто не отважился. А Васечкин, оказавшийся к пострадавшему ближе всех, как следует вдохнул аромат чужеродных пищеварительных выделений и поспешил чихнуть. Дроиды обслуживания вовсю торопились на выручку Китаурону, вооружившись средствами гигиены и передвижным душем.
– Подпространственный червь хуже детской неожиданности, – выдал определение остроумный Васечкин, брезгливо взирая на обтекающего Китаурона. – Он проделывает ходы в подпространстве и шастает по чужим мирам, как воришка по огородам. Я сам путешествовал таким способом в одной компьютерной игрушке. Но там не воняло так мерзко, как здесь.
– А где Зиаргад? – встрепенулся я, озираясь по сторонам. Он только что находился рядом, и вот его уже нет. Словно ветром сдуло.
– Вон он... – поднял руку Китаурон. После чего санитарный робот опрокинул ему на голову огромную бочку с мыльной пеной, а следом окатил струёй из переносного душа.
Я задрал голову и тоже увидел. Какая-то летающая тварь уносила Зиаргада под облака, ухватив его за шкирку когтистыми лапами. Она, вероятно, спикировала с небес, незамеченная нами, пока мы были всецело увлечены сражением с подпространственным червём. Дематериализатор валялся в траве – Зиаргад его выронил, застигнутый врасплох настолько внезапным поворотом событий.
Китаурон сориентировался в ситуации раньше меня. Он подобрал оружие и, отплёвываясь от пены, навёл прицел.
– Не стрелять! – скомандовал Васечкин. – Слишком высоко, он разобьётся!
Я следил за происходящим как бы со стороны, всё ещё напоминая растение. События последнего получаса сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой. Я по-прежнему плохо соображал, но чувствовал себя несколько лучше и даже отчасти забыл про болячки. Сверхмощный метаболизм цефалида делал своё дело, постепенно восстанавливая моё подорванное здоровье.
Совсем другое дело Васечкин. Сегодняшним утром он выглядел здоровеньким, красивеньким бодрячком. Всякий раз оказывался в самой гуще событий и принимал единственно правильные решения. Схватывал всё налету и отлично работал соображалкой.
Он откуда-то знал про избавления от явившихся по наши души чудовищ, о которых ни я, ни Зиаргад с Китауроном и слыхом не слыхивали. Не будь Ромка Васечкин сумасшедшим гением и знатоком компьютерных симуляторов, нам всем бы настали кранты. Впрочем, ничего удивительного, мы давно привыкли к его феноменальным выходкам, как к домашним тапочкам или зубной щётке.
Вот и сейчас Ромка нашёл спасительное решение, пока мы с Китауроном стояли столбами и страдали от полученных телесных и душевных травм. Он громко свистнул в два пальца, как хулиган гоняющий сизарей, и из катера на поданный им звуковой сигнал немедленно вылетел похожий на ракету аэродрон. Васечкин налету ухватил его за выброшенную в сторону аэролапу, взобрался на железный круп и оседлал, словно заправский жокей ретивого скакуна. Аэродрон накрепко пристегнул наездника к своему железному телу механическими захватами и резко ускорился, взвизгнув реактивным двигателем. Летающий дрон с Васечкиным на крупе стремительно уносился под облака, уменьшаясь в точку.
Я смутно различал, что происходит в небе и потому не могу рассказать подробно о перипетиях случившейся там воздушной баталии. А оптики под рукой у меня, понятное дело, не оказалось. Я понял только, что осёдланный Васечкиным аэродрон нагнал летучую тварь похитившую Зиаргада, и Ромка спас товарища, вырвав того из лап чудовища. Мы с Китауроном увидели их вскоре целыми и невредимыми на крупе аэродрона, спустившегося с небес на землю.
– Ты зря испугался малыша-птеродона, – успокаивал Зиаргада Васечкин, когда они приземлились. – Он совсем ещё не смышлёный, угукает и пускает слюни. Питается молоком из мамкиной титьки, а мясо отродясь не пробовал. Он вовсе не собирался тобой обедать, а просто хотел поиграть.
– Хороший малыш, в четыре раза больше меня! – Зиаргад тяжело дышал и смотрел на мир выпученными глазами. А Васечкин, напротив, дышал очень ровно и ни капли не волновался.
– Ты так говоришь, потому что не видел ещё взрослых особей, – махнул он рукой и добавил с видом дипломированного космозоолога: – Вот если бы тебя унёс кто-то из его родителей...
И тут он сглазил, чёртов ботаник! Мы разом подняли головы на звук воинственного клёкота в небе. Оттуда прямо на нас пикировал взрослый сородич той летающей твари, из лап которой Васечкин только что спас Зиаргада. Родитель был точной копией отпрыска, с той лишь разницей, что превосходил его размерами раз в двадцать! Детёныша, минут пять назад, я не очень хорошо разглядел, зато теперь отлично разглядел взрослую особь.
Мы дружно подумали об одном и том же: пора уносить ноги! И также дружно понеслись в сторону катера, как спринтеры на стометровке после выстрела стартового пистолета. Только бегство могло нас спасти от огромного птицераптора.