Начало осени. Грибная пора. Воскресный день к вечеру, дивный день простоял, солнечный. Электричка доставила в город дачников и грибников.
На вокзале одно из мест в автобусе занял крепко подвыпивший мужичок, рослый, тощий и горбится. К ногам поставил корзинку с опятами.
По всему видно – работяга: и по простой одежде, и по мятому лицу, и по глазам, потухшим и безразличным к окружающему миру, весь он какой-то жизнью мятый. Эпоха.
Сразу бросается в глаза, что подвержен, и под хмельком не только сегодня.
Вот он чихнул. Раз, другой, третий. И принялся чихать с регулярностью хода часовой стрелки…
Сначала на него оглядывались с любопытством, потом с недовольством, с брезгливым раздражением, а затем уже и с ненавистью.
А он, невероятно, чихает и чихает. И так неопрятно. Неприятно. И напряжение среди пассажиров нарастает. Готовы уже, как говорится, разорвать его.
Так проехали остановок шесть-семь. А мужичок не унимается. И раздражение пассажиров достигло того предела, когда могут и выпихать мужичонку из автобуса.
Заметно, что и сам он уже не рад своему чиханию, измучился. Да не в силах остановиться.
Кто-то бросил добродушно реплику: «Да будь же ты здоров!» И тут он просяще и жалобно воскликнул на весь автобус: «Господи, прости!».
Теперь автобус взорвался невероятным сочувственным хохотом!
Удивительна способность людская: мгновенно перейти от презрения и ненависти – к сочувствию.
А бывает и наоборот. Вот тогда это страшно.