О Нике Турбиной

Здесь я хочу собрать фактические публикации о великой афере прошлого столетия.
Я очень сочувствую Нике.


Нику Турбину убивали её мать и бабушка.
Книга Александра Ратнера «Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…») вышла в издательстве «АСТ» еще летом 2018 года и сразу стала сенсацией. Ратнер был первым официальным биографом поэтессы (погибшей в результате несчастного случая в возрасте 27 лет в 2002 году), который авторитетно заявил: Турбина никогда не писала своих знаменитых стихов. Автором строк, приписываемых гениальной девочке, была в большей степени мама Ники, в меньшей - остальные члены ее непростой семьи. Именно потому, как отметил Ратнер, после публикации книги «на него обрушилось столько гнева, сколько славы на Нику после выхода книги «Черновик». Несмотря на внушительный объем биографии (650 страниц), по словам автора, книга была сокращена в полтора раза. Корреспондент «Экспресс газеты» узнала, что осталось за кадром.
Александр, как вы стали биографом Турбиной?

- У меня часто спрашивают, вот, мол, вы написали книгу, когда никого уже не было в живых и некому проверить. Но, во-первых, мама Ники завещала мне все архивы. Во-вторых, я много консультировался с бабушкой, Людмилой Владимировной, до самой ее смерти 10 августа 2014 года, читал ей отрывки. Я проводил в ее доме много времени, хотя это было тяжело из-за стойкого запаха дыма, смешанного с кошачьей мочой. Я бы никогда не залез в это дело, но так получилось, что биографом стал на общественных началах. По роду занятий я ученый-металлург, а по призванию - поэт, писатель, лауреат множества премий. Уже после того как Ника умерла, я, влюбленный в эту девочку, познакомился с ее семьей, вернее, с мамой и бабушкой. Мы стали друзьями, хотя они дружили со мной во многом из меркантильных соображений: я имел возможность помочь деньгами и продуктами. Но даже если бы я в то время знал всю правду, я бы все равно им помогал.

- О какой правде вы говорите?

- О том, что они замучили своего ребенка! Бабушка с мамой истерзали ее. Перед выступлениями пичкали ее седативными препаратами. А ведь у нее доброкачественная опухоль на затылке была, нейрохирург советовал оградить девочку от суеты…
Какими людьми были близкие Ники?

- При первой встрече чувствовалось, что они люди эрудированные, творческие, но при этом удивительно неискренние. Потом я понял больше. Эти интересные люди оказались распущенными донельзя. Бабушка Ники считалась одной из самых красивых женщин Ялты. Она работала в бюро обслуживания интуристов в гостинице «Ялта», сотрудничала с КГБ. При живом муже спала с интуристами, выуживая из них информацию. Как мне сказала одна из коллег Людмилы Владимировны: «Людка всегда была озабоченная, никогда не отказывала». И эти ценности прививались Нике.

- А что можно сказать о маме? В книге у вас очень корректно написано, но в каждом новом эпизоде Майя появляется с бутылкой нового спиртного.

- Конечно, я написал не все, что об этом знал. Ведь я книгу сократил на 300 страниц. Мама Майя была сексапильной женщиной. В свое время она нравилась всем известным поэтам. У нее были красивые ноги, неплохое лицо, достаточный рост. Она была женщина свободных нравов, не то слово… Даже не знаю, чего там больше было: пьянства или  свободных нравов. В конце концов, она стала алкоголичкой.

- От чего умерли Никины бабушка и мать?

- Мать умерла в 2009 году от лени, ей было всего 58 лет. Она придумала, будто у нее трещина в бедре. Ее 80-летняя мама прыгала вокруг нее, я по возможности покупал лекарства, а Майя то и дело выдавала себя тем, что когда телефон звонил в другой комнате, бежала туда, думая, что никого нет. Бабушка пережила дочь на пять лет. Она жалела о том, что произошло. Желала другой жизни внучке и дочери. Много раз говорила мне: «Только мы во всем виноваты». Когда я работал над биографией, я каждый раз находил новый ужасающий факт и шел к ней, говорил прямым текстом об их образе жизни, о Нике, о Евтушенко. Я рубил, но понимал, что человек скоро уйдет, нужно подтверждение моим словам. Она практически ни от чего не отказалась.
«Насиловать? Она бы сама раздвинула ноги»
- Александр, вы ведь никогда не встречались с Никой. Хотели бы увидеть ее?

- Я бы с удовольствием встретился с Никой до одиннадцати лет. С этим чудным дитем, красивым, чистым, чувствующим фальшь жизни.. Но встретиться с Никой начиная с тринадцати лет, когда она уже пошла по рукам, я бы не хотел. Хорошо представляю, какой она была, потому что я встречался с массой ее подруг, с одной даже в Париже. Видел, как они вели себя, как говорили, как жестикулировали… Однажды спросил у бабушки: «Что было бы, если бы я встретился с ней?» Бабушка сказала: «Она бы тебя заманила, и ты бы с ней обязательно переспал». И она не единожды так о ней отзывалась. Помню, Майя рассказала, что развелась с отчимом Ники, потому что он с ней, четырнадцатилетней девочкой, спал… И тогда бабушка возразила: «Нику насиловать? О чем ты говоришь! Она бы сама раздвинула ноги».
Ника действительно родилась уникальной девочкой?

- Безусловно. Но у нее было слабое здоровье. Расшатанная психика, астма. Она задыхалась, а в доме всегда стояла завеса сигаретного дыма. У Ники была аллергия на кошек, а в доме их было три… Бабушка из квартиры устроила литературный салон, ялтинский Дом творчества. Туда приезжали все известные писатели, сидели до ночи. Говорили при ребенке о том, о чем не надо… Ника, будучи маленькой, засыпала под утро, не потому что не могла спать, а потому что не давали…

- Когда вы поняли, что семья лжет?

- Как и все, я свято верил в гениальность этой девочки. И став другом семьи - даже не мог предположить, как оно было на самом деле. Мне приходилось слышать, что семья погрязла во лжи, что Майя и Людмила - аферистки, которые придумали Нику… Я поначалу не верил, возмущался. Сомнения закрались в 2009 году. Мы открывали мемориальную табличку на ялтинской школе, где училась Ника. Ко мне подошла одна известная журналистка и сказала, что настоящая фамилия Ники не Турбина и что знает, кто ее настоящий отец. «Но, - сказала журналистка, - я скажу, когда она умрет», - и кивнула на бабушку.

Вознесенский, Евтушенко и настоящий отец
- Говорили, что отец Ники - Андрей Вознесенский.
- Все говорили, что Вознесенский. Мать рассказывала всем, что он в роддом ей принес цветы. Но даже если принес, вряд ли это доказывает отцовство. Мне понадобилось шесть лет, чтобы узнать правду. Отцом оказался Георгий Торбин, оперный режиссер, которого Ника никогда не видела. Он несколько лет работал в Куйбышевском театре оперы и балета, поставил несколько спектаклей. Человек был очень талантливый, красивый, с прекрасным голосом. Внешне, как мне рассказывали, очень похож на певца Юрия Гуляева. Когда я выяснил, что отец Ники не Вознесенский, бабушка страшно обиделась, но потом оттаяла. Второй раз она обиделась, когда я начал раскручивать историю, почему Евтушенко, который способствовал всему, чего достигла Ника, резко ушел в сторону.
Что же произошло?

- Подвела жадность мамы Ники и ее бабушки. Евтушенко, как предприниматель, сразу понял, что девочка красивая, прекрасно читает стихи. Тут же смекнул, что может зажечь новую звезду на поэтическом небосклоне, и заодно от этого света его несколько подзабытый имидж проявится с новой силой. Книжку Ники «Черновик» издали благодаря ему, перевели на двенадцать языков. Платили девочке в центральных журналах, газетах построчно, как взрослому поэту. За выступление она получала 150 рублей, когда инженер за месяц работы - около ста. Но маме и бабушке было все мало. Когда Ника переехала в Москву, Майя постоянно названивала Евтушенко с просьбами о деньгах. Деньги она тянула умело, могу это подтвердить. К тому времени он уже понял, что поднял на щит лжепоэта и что вымогательство денег никогда не закончится, поэтому поспешил сделать ноги.

- В жизни Ники был еще один мужчина, сыгравший роковую роль - итальянский профессор…

- Это был не профессор, а просто психиатр, лечивший больных детей стихами и музыкой. По легенде психиатр прочел стихотворение Ники «Кукла» тяжелобольной девочке, и той стало легче… Тогда он решил, что Ника должна работать вместе с ним, читая свои стихи этим несчастным детям. Она в 16 лет уехала на год в Лозанну. А по факту стала содержанкой у 76-летнего старика. Майя продала дочку сознательно, зная, что он с ней спал… За год Ника надоела ему, он выписал новую девочку, восемнадцатилетнюю армянку, а Нику выдворил. Она вернулась сюда, в безысходность, без денег. Пошла стоять на Тверскую. Но, как говорили товарки, брали ее редко, потому что она была пьяная почти всегда.
В «Фабрике звезд» участвовало пятеро
- Ника действительно ничего не писала?

- Дело в том, что из-за ночных кутежей в доме девочка плохо спала и по ночам кричала. Предприимчивые мама и бабушка записывали ее крики. Иногда в них были интересные начала стихов, что, в общем, неудивительно, учитывая, что стихи в доме читались с утра до ночи, и Ника с малых лет слышала маминого любовника Андрея Вознесенского. Выкрикнутые строчки мама переписывала, а утром говорила: «Вот ночью ты кричала такое стихотворение. Выучи». Ребенок заучивал, ребенку нравилось. Мама сделала ей прическу а-ля Цветаева. Это были такие поэтические игры. Сам я старался не лезть в это. Только когда появились сомнения, открыл черновики, сделал графологическую экспертизу почерков всех членов семьи и выяснил, что в основном стихи за Нику писала ее мать. Причем часто для стихотворений не нужно было и первой выкрикнутой строчки: Майя писала «впрок», а потом просила Нику переписать своей рукой. Но Ника была настолько безграмотна, что даже на третий раз переписывала с ошибками. Даже в записке своему любимому парню она в слове из трех букв сделала две ошибки. Но вообще в этой «Фабрике звезд» поучаствовали пять человек: Майя, бабушка, сестра бабушки Светлана, которая была нянькой у Ники, и дедушка, великолепный редактор.  Не буду выставлять по степени одаренности, но из этих пяти поэтов самой талантливой была именно Светлана.
Как бабушка могла допустить, чтобы вы в биографии опубликовали такую правду о ее внучке?

- Я читал ей отдельные куски, уличая ее во лжи. А она злилась, понимая, что я могу докопаться до их с Майей аферы. Но думаю, что Майя завещала мне все материалы, потому что в ней взыграло честолюбие. Она хотела, чтобы все знали: стихи за Нику на самом деле писала она. Ведь стихи Майи не печатали, а вот дочь - была знаменита на всю страну. И когда Ника читала в «Олимпийском» и люди слушали с открытыми ртами, не думайте, что Майя была счастлива. Она в глубине души завидовала дочери.

- Могла ли быть у Ники другая судьба?

- Она была очень одарена артистически. Ее вторая мама, преподаватель Алена Галич, говорила, что Ника могла бы стать очень хорошей актрисой. Но подвела жадность семьи. Если бы они повели девочку по артистическому пути, то получили бы от нее материальную выгоду через лет 15 - 20. Конечно, было выгоднее сразу дать ребенку стихи взрослого человека. Контраст таких стихов и маленькой девочки тут же принес заработки, продолжавшиеся целых четыре года.


https://www.crimea.kp.ru/daily/26860.3/3901383/

Мать выдавливала из Ники Турбиной стихи, как пасту из тюбика
В издательстве АСТ вышла книга Александра Ратнера «Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»), которая у многих радикально изменит представление о гениальной девочке-поэтессе

В 10 лет Ника приняла участие в международном поэтическом фестивале «Поэты и Земля» (в рамках Венецианского бьеннале). Там ей присудили главный приз - «Золотого льва». Фото: Константин ДУДЧЕНКО/TASS

Ника Турбина трагически погибла 11 мая 2002 года, когда ей было 27 лет. К этому моменту дни ее славы были уже далеко позади. Они пришлись на 80-е, а начались в марте 1983-го, когда «Комсомольская правда» опубликовала статью о гениальной девочке, которая в восемь лет пишет ошеломительные, практически взрослые стихи.

Вскоре о Нике Турбиной говорил весь Советский Союз. У нее вышла первая книга, «Черновик». Ее талант поддерживали мэтры - Юлиан Семенов и Евгений Евтушенко. Она ездила в Италию и в Америку, где ее поэтические сборники выходили в переводах. Ее талант приписывали мистическим озарениям.

Но, как чаще всего и бывает у вундеркиндов, финал оказался печальным. Очень многие читатели и поэты изначально не поверили в то, что девочка пишет стихи сама. Евтушенко в какой-то момент перестал ее опекать и на протяжении 20 лет вообще о ней не говорил (по версии самого поэта, семья Ники все время хотела от него материальной помощи, а не получив ее однажды, обвинила в предательстве - что он, в свою очередь, расценил как черную неблагодарность). У самой Ники, девушки крайне неуравновешенной, по свидетельству близко знавших ее людей, развился алкоголизм в самом классическом его виде. Проекты, которые она пыталась затевать на телевидении - вроде программы «Жизнь взаймы», посвященной теме самоубийств - не доходили до эфира. Поэтесса все чаще говорила о смерти, умонастроения у нее были мрачные. Да, она занималась откровенным саморазрушением, и никто ее остановить не мог.

Книга Александра Ратнера - самая полная на сегодняшний день, почти 650-страничная биография Ники. Для того, чтобы написать ее, он пообщался со множеством людей, ее знавших. С матерью Майей Никаноркиной и бабушкой Людмилой Карповой встречался десятки раз и сотни раз говорил по телефону. Сейчас обеих женщин уже нет на свете. И за книгу Ратнер взялся, чтобы показать судьбу не только Ники, а и всей ее семьи. А потом задумался о том, кто на самом деле являлся автором стихов, потрясших страну…

«Возможно, из-за этой книги на меня обрушится столько гнева, сколько славы на Нику после выхода книги «Черновик» - пишет он.
Проанализировав множество стихотворений Турбиной, в том числе оригиналов, прибегнув даже к помощи графологов, Александр Ратнер приходит к выводу, что как минимум не все ее стихи написаны ею самой. Очень многое создано с помощью ее матери и бабушки. В определенном смысле Ника Турбина была их «проектом» (и даже настоящая фамилия Ники, Торбина, была изменена на более благозвучную, «булгаковскую»). Вовсе не исключено, что с помощью дочери мать, непризнанная поэтесса, реализовывала себя.

Легенда, с самого начала распространявшаяся родными, заключалась в том, что Ника с детства словно записывала стихи под диктовку. «Ника утверждала, что разговаривает с Богом и при этом слышит звук, который приходит к ней, превращаясь в слова и в строчки стихов, и, если она их тут же не произнесет вслух, не выплеснет из себя, они переполнят и задушат ее. (…)

Правдой во всей этой истории было ожидание Никой звука и ее бессонница. Карпова не лгала, когда рассказывала об этом всем и всюду. А вот то, что звук этот существовал, было подлостью и грандиозной ложью. Ведь сказку о нем десятки миллионов людей во всем мире приняли за чистую монету. Свыше тридцати лет они верили в эту легенду и да простят меня за то, что вынужден их разочаровать.

На самом деле к Нике никакой звук не приходил, а в силу нездоровья вообще, и психического в частности, она иногда по ночам мучительно и судорожно кричала от преследовавших ее видений и переживаний. Эти ее слова и фразы чем-то отдаленно напоминали строки белых стихов — во всяком случае так они воспринимались Майей, чей слух всегда был настроен на поэтическую волну. Тем более что у нее в отношении Ники уже были конкретные планы. Поэтому она записывала выкрики дочери, ее речевои; «бред», используя его для написания стихов, ставших впоследствии Никиными. Это подтверждает Людмила Баркина (близкая подруга младшей сестры бабушки Турбиной. - Ред.): «Никины крики по ночам Майя с Людмилой трансформировали в стихи, из каждого ее выкрика делали строку».

Естественно, такое состояние у девочки было периодически. Поэтому, в соответствии с легендой о звуке Нике внушали, что он приходит к ней не еженощно. К тому же поэтически багаж Майи не был столь велик, чтобы каждое утро извлекать из него новое стихотворение. Понимая это, она писала стихи, как говорится, впрок. (…)

По сути, Майя изводилась по ночам вовсе не от небесных диктантов дочери, а от ее нездоровья, которым в семье не занимались. Подавляющее большинство стихов, рожденных в соответствии с легендой о звуке и ставших впоследствии Никиными, были написаны Маей: совсем немногие вскоре после рождения Ники, а остальные — в течение последующих четырех-пяти лет (они записаны в школьных тетрадях, выпущенных, соответственно, в 1975 и 1979 годах - Ред.). (…)

Вместе с тем родные своими действиями подтолкнули Нику к самостоятельной творческой активности, пробудили, что ли, ее в ней. Процесс этот происходил независимо от времени суток и еще больше укрепил девочку в мысли, что автором всех стихов, в том числе не ею сочиненных, является она сама».

«МАТЬ НЕ ПУСКАЛА ЕЕ ГУЛЯТЬ, ПОКА ОНА НЕ ПРОИЗНЕСЕТ НЕСКОЛЬКО СТРОК»

Константин Постников, бойфренд Ники Турбиной, говорил Ратнеру: «Для меня, честно говоря, тоже вопрос: “Кто писал эти все стихи?” Ника при мне никогда ничего не писала». А ведь их роман длился с осени 1993 по весну 1997 года.

Когда у маленькой Ники начали прорываться стихи, Майя была на подхвате и, если девочка запиналась и нервничала, тут же подсказывала ей отдельные мысли и строки, помогала подыскать рифмы. А в выходные дни к ним присоединялась бабушка. Втроем они затевали такую игру: кто-то предлагал тему, затем все, по очереди или наперебои;, придумывали строчки и рифмы. И так до тех пор, пока из них не выстраивалось стихотворение. Такой своего рода поэтический конструктор. То были первые ростки будущего коллективного творчества.

Майя незаметно, но настойчиво подталкивала дочь к сочинительству, всячески поощряя занятия им. А Никуша терялась в догадках, когда нежно и трепетно любимая ею мама не выпускала ее гулять, пока она не выдавит из себя хоть несколько стихотворных строк. Ника тогда еще не чувствовала необходимости писать стихи, она предпочитала дома играть с куклами, а во дворе с детьми, но Майя была непреклонна. Доходило до того, что когда уже Ника стала школьницей, Майя заставляла ее вместо выполнения домашних заданий заниматься стихотворчеством. Постепенно нажим на Нику усиливался, если она не знала, о чем писать, ей на выбор подсказывали темы.

Майя всячески форсировала события, а Ника, хотя и сопротивлялась эту неестественному в то время для нее творческому процессу, но под напором неработавшей матери, вначале вместе с ней, а потом иногда сама писала короткие стихи, нередко с трагическими нотками, потому что ей, ребенку, навязывали чужую, взрослую жизнь. А Ника мечтала о бесконечном детстве, в котором ей было комфортно.(…)

Майя насильно заставляла дочь писать стихи, выдавливая их из нее, как пасту из тюбика. Если у Ники не получалось, Майя ей помогала, наводила на мысль, о чем писать или как продолжить начатое. Если Ника говорила, что она так не думает, Майя убеждала ее, что она, Майя, поторопилась с подсказкой — еще бы минута, и Ника сама к этому пришла. Иногда нетерпеливая мама сама начинала стихотворение и требовала от дочери дописать его, но чаще было наоборот, потому что Ника, как правило, первыми строками давала настрой стихотворению, который Майе оставалось лишь поддержать. Одновременно с этим Майя дорабатывала стихи, дописывала их и переписывала заново. Все это делалось в присутствии дочери, которую Майя не вовлекала в работу над словом. В результате многие стихи, которые Ника считала своими, претерпели изменения, иногда существенные. И если в душе Ники зарождались несогласие или даже протест, они беспощадно подавлялись Майей, настойчивость которой не знала границ.

Кроме того, Майя принуждала Нику заучивать наизусть стихи, которые сама написала, отказавшись от их авторства в пользу дочери. И хотя Ника не сомневалась, что они принадлежали ей, она, будучи ребенком крайне чувствительным, подспудно ощущала, что многие строки не совсем отвечают или совсем не отвечают ее мыслям и чувствам. Это также добавляло трагические нотки ее стихам и голосу при будущих выступлениях. Наконец Майя неустанно учила Нику, как нужно держаться, декламируя стихи, добиваясь от нее осмысленности текстов, требуемых мимики, модуляций голоса, ритма и пауз, максимально эффектного чтения последних строк. (…)

Нет сомнения, что, когда девочка только начала произносить первые строчки, надо было терпеливо ждать, пока они естественно превратятся в стихи. Но мама девочки ждать не могла. В ней ни на миг не остывала жажда возмездия за отвергнутые в Москве собственные стихи. Она хотела доказать, что они достойны престижных публикаций, высоких оценок и, что особенно важно, весомых гонораров. И мама, видя поэтические наклонности дочери, начала давить на нее, заставляя писать не то, что было девочке близко по возрасту и что она сама бы, если б на нее не давили, написала через некоторое время, а то, что хотелось маме сейчас, а не потом…»

16-летняя поэтесса и председатель Советского детского фонда имени Ленина писатель Альберт Лиханов. 1986 год. Фото: Владимир РОДИОНОВ/РИА Новости

«Я С ДВЕНАДЦАТИ ЛЕТ ТИХО УМИРАЛА»

Некоторые до сих пор считают, что в мае 2002 года Ника Турбина покончила с собой - тем более, что она уже однажды падала с балкона (тогда все обошлось травмами и было объяснено несчастным случаем), пыталась резать себе вены, угрожала ножом то себе, то бойфренду.

«Ника с детства чувствовала, что рано уйдет из жизни, и абсолютно точно предсказала, в каком возрасте. «Она называла такие даты, — рассказывает Карпова, — от которых просто волосы дыбом становились. Однажды она сказала: “Буль, я умру в 27 лет. Хотя до этого буду десятки раз умирать”». А уже будучи взрослой, написала в записках: “Прихожу к выходу: много страдала напрасно. С двенадцати лет тихо умирала. Жаль, задержалась».

Вспоминает Евгения Филатова (дочь клоуна Леонида Енгибарова, близкая подруга Ники в 1989-1991 годах. - Ред.): «Ника всегда говорила, что умрет рано, что у нее никогда не будет ни детей, ни внуков, ни обычного женского счастья. Естественно, я возражала ей: “Да ты что? Да ладно, перебесишься!” — а в глубине души понимала, что вру, потому что такие люди долго не живут».

Вспоминает Любовь Красовская (председатель родительского совета школы, где училась Ника. - Ред.): «Она чувствовала свою смерть, что она за ней по пятам ходит. Я ее голос слышу до сих пор. Помню, последний звонок в 12-й школе, стоят все ученики, учителя и родители, а Ника читает стихи с таким надрывом, будто слова в космос посылает. Она все время показывала на небо и говорила: “Там мой дом”. От ее слов у меня мороз по коже. Скажет фразу, и кажется, что она повисла в воздухе». (…)

Рассказывает Алена Галич (дочь поэта и драматурга Александра Галича, подруга Турбиной. - Ред.): «Это случилось после Дня Победы. От Ники недалеко жила ее новая приятельница, с которои; они отметили праздник и продолжали его отмечать. Потом мы туда с корреспондентами ездили, расспрашивали, как и что было. Ника, как всегда, сидела в окне, что многих поражало, но я-то знаю, что для нее это была абсолютно привычная поза. Она сидела, свесив ноги, и ждала друзей, которые ее закрыли. Когда же она стала забрасывать ноги в комнату, а Ника была высокая, достаточно крупная девочка, ее подвела рука, разбитая при первом падении. И если раньше у нее руки были сильные, как и вся она, то тут уже сил не хватило. Она промахнулась и ухватилась за подоконник, долго висела и кричала. Собрались соседи, стали расстилать куртки, кто- то вытащил одеяло. И только одна соседка сообразила позвонить в «Скорую помощь». Потом стали выламывать дверь, потому что она оказалась закрытой. Женщина мне сказала, что Ника кричала: “Саша, помоги! Саша, я сейчас сорвусь!” А Саша в это время — была половина 11-го — ходил с Инной в магазин за водкой, им не хватило. (Александр Миронов - актер, гражданский муж Турбиной, Инна - ее подруга. - Ред.)

Саша появился, когда ее уже увезла “Скорая помощь“. Она сорвалась, и на этот раз уже Бог ее не спас. И медсестре, которая пыталась делать ей укол, отвела руку и сказала: “Не надо”. Это были последние ее слова. Я думаю, что “не надо” не потому, что она не хотела жить, а просто это было состояние шока». На память приходит строка Ники: «Голос мой оборвался болью».

В справке о смерти Ники Турбинои; в графе «причина смерти» стоял прочерк. А в медицинском заключении указано, что смерть наступила в результате травмы, но ручкои; дописано: «Падение с пятого этажа, место и обстоятельства травмы неизвестны». (…)

Галич во многом винит Миронова. Но сам он говорит, что в тот день чинил машину (накануне Турбина насыпала ему в бак сахар, потому что боялась, что он от нее уедет). Ника же, вопреки его запретам, пошла в гости к приятельнице Инне и ее знакомому.

«Они там сидели, пили, и в какой-то момент Нику срубило — она заснула. Они ее положили на диван, а сами пошли в магазин за второи; бутылкой. А в той квартире такой замок, который закрывается ключом, а не на защелку. Они, естественно, ее закрыли и ушли. А потом с этим парнем еще где-то там, на обратном пути, сидели на лавочке и выпивали — погода ведь хорошая была. И Инна говорит: “Мы подходим к дому, смотрим — народ собрался под окнами, стоит милиция и люди говорят, что вот она, Инна, хозяйка той квартиры, из которой выпала девушка”. Нику на тот момент “Скорая” уже увезла.

Сейчас уже никто не скажет, так оно было или нет. Но я так думаю: Ника любила эпатировать людей. Скореи; всего, она проснулась. Никого нет, дверь закрыта. Она догадалась, что они пошли в магазин. На улице было жарко. Ника открыла окно, так как у Инны балкона нет, села на подоконник, свесила ноги, сидела и ждала их. Наверное, думала, что сейчас они появятся, она помашет ногами и скажет, что они козлы. Потом ей, видно, надоело так сидеть и она хотела слезть в комнату, и вот тут-то, наверное, и выпала, потому что была нетрезва…»

Исследователь уверен: многие стихи девочке подсказывала мама - Майя Никаноркина. Фото: Дудченко К./Фотохроника ТАСС

Престарелый швейцарский супруг

В жизни Турбиной была еще одна удивительная история. В 1990-м она поехала в Швейцарию по приглашению психотерапевта Джованни Мастропаоло и стала его гражданской женой, несмотря на огромную разницу в возрасте (Нике было 16, Мастропаоло - 74).

Сама Ника вспоминала в интервью: «По образованию он психолог, возглавлял институт, который проводит лечение психбольных детей музыкой и стихами. У меня в то время в Италии вышла книга, которая попала к нему в руки. Какую-то девочку мои стихи спасли: она молчала от рождения, а потом вдруг сказала: «Ма-ма». Джованни тут же пригласил меня в Швейцарию на симпозиум. Я пробыла там неделю, вернулась в Москву. Мы переписывались, а потом он позвонил и сказал: «В России жизнь бесперспективная. Тебе неплохо бы повидать Европу. Но мне тоже кое-что нужно от тебя. Выходи за меня замуж...»

Ника утверждала, что это брак не по расчету, а «по авантюре»: «С расчетом у меня всегда было плохо. Постоянно оказываюсь в дерьме. Я уехала — и меня хватило на год. Не смогла жить в чужои; стране, тем более с ним. Зато научилась ругаться по-французски. (…) У него был капризный характер дамы. Он меня часто раздражал. Я, к примеру, привыкла ходить по дому в халате. У него это не принято. Он выходил к столу в костюме и при галстуке и начинал меня воспитывать. Обращался со мной, как со своей собственностью, и был зверски ревнив… Я ему не изменяла, хотя мне нравились многие молодые люди».

Нику спросили: «Джованни был состоятельным человеком?» Она ответила: «Да, и в плане кошелька, и в плане того, что в штанах. Сидя все время на гормонах, похоронив пять жен, имея кучу детеи; - младшему сыну — 14, а первенцу под 60, - еще бы он был не состоятелен! Но для полноценной супружеской жизни кроме койки должно быть что-то еще. А с этим, несмотря на его мозговитость, были проблемы. Ему удобно жилось со мной. Мне было 16 — лепи что хочешь…»

Впрочем, полностью доверять рассказам Турбиной трудно - она любила фантазировать.

В частных беседах она говорила, что Мастропаоло обещал сделать ее кинозвездой (у нее уже был опыт в этой области - в 1989-м она сыграла одну из главных ролей в фильме «Это было у моря»), но довольно быстро стало понятно, что ничего из этого не выйдет. По мнению близких, в Швейцарии стремительными темпами начал развиваться ее алкоголизм - в комнате постоянно было много бутылок. Вскоре Турбина вернулась в Москву. За год, проведенный за рубежом, она написала одно-единственное стихотворение:

В комнате белой Швеийцарии
Пепельница — голова.
Русское, забычкованное
Смотрит в окно дитя.

Запахи спелои; клубники
Улицами живут
И неодетои; Нике
Вряд ли дадут приют.
Потом они с Мастропаоло иногда переписывались. Он скончался в сентябре 1999 года в возрасте 83 лет.