1924 год. Октябрь.
(На фото крайняя справа гимназистка Нина Бусыгина, 1923 год)
Ниночка кормила сына, с удовольствием наблюдая как малыш морщит носик и торопится, не успевая глотать легко льющееся молоко. Молодая мама наслаждалась своим первым материнством, благо, нанятая мужем помощница, взяла на себя все основные заботы по хозяйству, оставив Ниночке заботы о малыше, да ещё необременительные заботы о муже.
Тетка Ольга, мамина младшая сестра, не зря нахваливала Николая Березина восемнадцатилетней Нине, только что закончившей гимназию, владелец мельничного лабаза оказался внимательным и заботливым мужем, хоть и был постарше девушки. Юная жена с радостью принялась обустраивать новый дом, куда молодая семья въехала сразу после свадьбы. А через девять месяцев, как и положено по сроку, родился крепкий и здоровый малыш, получивший имя Юрий. ( в те годы имя Юрий давали детям только в дворянстве и образованных сословиях)
Малыш рос спокойным, а молодые радовались жизни, их городок находился далеко от происходящих в стране событий и казалось, что мирное течение жизни не может изменить даже прошедшая революция.
Юрочка наелся и заснул, а Нина осторожно положила его в колыбельку, и посмотрела на часы, было довольно поздно, но Николай почему-то до сих пор не пришёл домой. А ведь он ещё никогда так не задерживался, - и в сердце Ниночки что-то кольнуло. Не зная, что и думать, она выглянуло в окно, но там было тихо и темно, казалось, что даже ветер, запутавшись в ветках деревьев, улёгся спать. Неожиданно она услышала как в доме открылась дверь и испугалась, поняв, что в дом зашли с чёрного входа. Испугалась и замерла, не зная что делать. Но, тут в комнату осторожно постучали и родной голос тихо сказал: Нина!
Девушка выдохнула с облегчением: мама, и кинулась обнимать вошедшую мать, даже не скинувшую верхнюю одежду.
— мама, что случилось? И почему так поздно?
— ты ничего не знаешь? Переспросила мать.
Нина растерялась: нет, а что я должна знать?
Мать сухо ответила: Николая арестовали, я приехала за тобой, даже не зная, успею ли. Давай, быстро одевайся сама, а я одену Юрочку, нужно быстро уходить.
— А как же всё? Вскрикнула Нина и заплакала, вспомнив случайно услышанный на неделе разговор в лавке. И вдруг стало очень страшно, страшно за Николая, но ещё страшнее за сына, он такой маленький, а если отберут и определят в детдом? Нина вздрогнула и кинув на пол сдернутую со стола скатерть, резко открыла комод и стала кидать в неё юрочкины вещи. Мама в это время взяла внука и стала заворачивать в тёплое одеяло.
Нина, хватит! Это ведь еще донести до телеги нужно! Завязывай и одевайся сама.
Накинув шубейку и повязав пуховый платок, Нина подхватила узел и пошла на выход.
— Ты куда? Одернула её Дарья, через задний двор пойдём, огородами, а там, через улицу, нас ждёт Миша.
Нина несла тяжелый куль, с трудом поспевая за матерью с внуком на руках и думала лишь о том как спасти сына от детдома.
Дошли. Закинув узел в телегу, Нина обняла младшего брата: вот и свиделись, хмыкнул тот и сказал: быстрее давайте, мне ещё на работу с утра нужно. Дарья положила дочери внука в руки, и ловко залезла сама: давай, Миша, трогай.
И рыжая кобыла потрусила по дороге. Добрались еще затемно, мать разбудила задремавшую Нину, забирая у неё из рук сына.
— Давай в дом, ложись в дальней комнате, с детьми, а мне по хозяйству нужно. И Миша, давай поспи, у тебя ещё пару часов есть, скомандовала Дарья сыну.
Маленькая, сухонькая женщина жёстко держала правление своей огромной семьи. И в основном потому, что отец, архитектор, построивший немало церквей, государственных учреждений, да частных домов, рано ушёл из жизни, упав со строительных лесов в свои неполные пятьдесят семь лет. Старшая сестра, Евдокия, как и положено старшим, ещё до этого приняла постриг, став монахиней Неонилой. Волею судьбы, бразды правления огромной семьёй, упали в руки Дарьюшки, за одну ночь ставшей Дарьей Хрисанфовной.
Со временем устроились и даже достали с чердака, Юрочке, их детскую колыбель и поставили возле дивана, который облюбовала себе Нина.
О Николае не говорили, хотя Нина слышала как Миша после работы докладывал маме всё, что удалось узнать, но раз ей не говорили, значит дела были не очень. Нина занялась сыном и другими ребятишками в доме, все сёстры частенько привозили в большой родительский дом своих детей. Она кормила, играла с ними, укладывала спать и думала о том, что же теперь с ними будет.
Прошло два месяца, ситуация не менялась и Нина уже знала, что утром за ней с сыном пришли, и не найдя никого в доме, опросили всех соседей, но никто ничего не видел. Таким образом из дела Николая Березина исчезли жена и ребёнок, видимо неловко было признаваться, что сглупили, не забрав женщину в тот же день, и понадеявшись, что с грудным младенцем она никуда не сбежит.
Мельничный лабаз со всем зерном и мукой конфисковали, а в дом Березина поселили какого партийного работника с семьёй, конфисковав таким образом и дом со всем содержимым еще до вынесения приговора.
Ниночка не сразу узнала о восьми годах заключения и о том, что репрессированный Березин до места назначения не доехал. Что с ним произошло никто сказать не мог: информация была секретной и люди, соприкасающиеся с ней боялись, впрочем, как и все.
Прошел год, Нина никуда дальше двора не выходила, мать очень боялась, что кто нибудь узнает в ней жену репрессированного Николая Березина, известного по району мельничного лабазника. Да и по документам они могли быть в розыске. Поэтому через год с небольшим, по настоянию родных, Ниночку, как молодую вдову с ребёнком выдали замуж за Якова Кирилловича Лапина, работавшего первым секретарем Куженерского райисполкома. Документы Нине и сыну справили новые, с фамилией Лапина. Ниночка держала в руках паспорт и вчитывалась в новое имя: Лапина Нина Васильевна.