Вечерняя жизнь порта Инвернесс при ближайшем рассмотрении била ключом. У крайнего причала разгружался большой торговый пароход, и матросы в робах таскали на берег тюки. Повизгивая, работала лебёдка, пахло рыбой и керосином. Дальше тянулись ремонтные доки, и там деловито копошились рабочие. Металлическим звоном отзывались молоту заклёпки, визжала пила, тонко шипела струя из пульверизатора. Прямо на дороге, у парапета набережной, сидел и противным голосом выпрашивал милостыньку какой-то оборванец. Рядом с ним мальчишка в видавшей виды куртке крутил ручку шарманки, извлекая из неё хриплые скрежещущие звуки, а ещё в двух шагах бездомная собака, хрустя и чавкая, лакомилась рыбными потрохами.
- И где стоит этот корабль? – спросил Вернер, стараясь окинуть взглядом всю уже скрывающуюся в сумерках акваторию.
- Так мы его не увидим, - сказал я. – Только если пройти вон на тот мыс, его стоянка откроется глазу. Он явно не хочет афишировать своё присутствие, раз выбрал такое скрытое место.
- Досаднее всего будет, если он ушёл, - азартно заметила Рона.
- Никуда он не ушёл, - отмахнулся Вернер. – Дела своего они так просто не оставят. И гомункулуса своего не оставят.
Я едва удержался от резкости в ответ на такую аттестацию Холмса. Но сам Холмс только усмехнулся.
- Вопрос в другом, - продолжал между тем Вернер, не замечая моей уязвлённости. – Как бы нам, разглядывая корабль, самим не попасть на глаза его команде.
- Это верно. Для скрытного наблюдения здесь слишком светло и многолюдно, - согласился я.
- Да и нас целый отряд. Нужно разделиться, - решил Вернер, взявший на себя функции командира нашим маленьким отрядом. – По двое мы будем меньше бросаться в глаза. Чужаков в Инвернессе много, они не привлекают внимание, если специально этого не добиваются. Вот что. Вы , доктор, уж точно не заходите оставлять новообретённого друга, так отправляйтесь с ним в ближайший паб. Посидите там, послушайте разговоры, заодно и перекусите – Шерлока просто необходимо немного откормить после всех его мытарств. Единственная просьба: не уподобляйтесь Ленцу в его пагубной страсти – я всё ещё не могу в этом полностью полагаться на ваше благоразумие, уж простите.
Я снова почувствовал прилив крови к лицу, как всегда, когда он упоминал мою слабость, с которой я, надеюсь, простился окончательно, и – не удержался:
- Смею заметить, дорогой Вернер, что я – не Ленц и в ваших нравоучениях не нуждаюсь. Решу ли я прекратить саморазрушение, решу ли его продолжить – вам ни в том, ни в другом случае повлиять на меня авторитетности не хватит. А то вы, я смотрю, наставляя друга детства, в некоторый раж вошли…
Должно быть, Вернер почувствовал моё настроение, потому что немедленно повинился:
- Простите, Бога ради, доктор, я и впрямь зарвался, кажется. Видимо, дело в том, что я попросту волнуюсь, и свои опасения, которые должен бы держать в себе, имею наглость высказывать вслух. Простите меня за это ещё раз и не принимайте близко к сердцу слова вчерашнего мальчишки.
Он так точно попал в мои мысли, что я почувствовал смущение – в самом деле, меня в большей степени угнетало превосходство намного более юного Вернера надо мной, умудренным опытом и довольно самонадеянным, надо полагать, типом. Будь на месте лже-Мэртона сейчас взаправдашний Мэртон, он имел бы полное право напомнить мне, при каких обстоятельствах мы покинули Лондон, и как я, оставшись без работы, готов был унижаться перед Мэрвиллем за место санитара морга – вот, до чего дошёл. Так что задаваться перед Вернером я и права не имел. К тому же, как я заметил, раннее взросление вообще свойственно клану шотландских Сэмплиеров, к которому относились мои новые знакомые. Так что извинения я принял, сообщив об этом согласным кивком и успокаивающим жестом.
- Ну, а мы с Роной в таком случае, - продолжал после того, как инцидент оказался исчерпанным, Вернер, - потолкаемся возле доков.
- Возле доков? – удивился я. – Полагаете, вы сможете это сделать, не привлекая внимание? Молодой человек и юная девушка?
- Ха! – воскликнул Вернер, рассмеявшись. – Кто же вам сказал, что в доки пойдут молодой человек и юная леди? Или, думаете, в Инвернессе не найдётся ни одной лавки старьевщика?
- Я не понимаю, при чём здесь старьевщик… - растерялся я, но Рона захдлопала в ладоши:
- А я понимаю. Понимаю! Ну, братец, ты просто гений! Это же будет страшно интересно, да?
- Это не лишено интереса, - сдержанно согласился Вернер, - только смотри, в азарте не потеряй осторожность. А теперь, - он посмотрел на свои карманные часы, - расстанемся и встретимся на этом месте снова, когда стемнеет окончательно – скажем, часов в семь.
- А что мы сможем здесь увидеть, когда стемнеет окончательно? – спросил я.
- А огни-то?Каково бы скрытно не обреталось это судно, - наставительно сказал Вернер, - совершенно без света оно существовать не сможет. Да и зачем? Нужно быть семи пядей во лбу и с даром пророчества, чтобы решить, что мы вот именно сейчас именно здесь решили устроить наблюдательный пункт. Нет-нет, они о нас даже и не подозревают. От случайных глаз же они и так хорошо укрыты мысом – зачем им принимать какие-то чрезмерные меры? А нам малейший свет отсюда покажется ярче ярких люстр и прожекторов – даже кормовой фонарь.
- Ну, хорошо. – всё ещё не до конца понимая, проговорил я. – Ну, увидите вы кораблю – и что? Надеюсь, вы сюда пришли не мои слова проверять?
- Днём, - заговорил неожиданно Холмс – он так редко открывал рот, что мы забывали о его присутствии и каждый раз оборачивались к нему, слегка вздронув от неожиданности, - корабль – вы сами говорили – прячется. Но сноситься с берегом ему всё равно надо. Хоть бы и с Клуни-ярдом. И, скорее всего, они делают это под покровом темноты. Сегодня произошли важные события: гости Вернера ездили на станцию, а потом вдруг в неизвестном направлении отбыли Ленцы. Информировать об этом тех, кто на корабле, должны те, кто на суше. И под покровом темноты это удобно и безопасно. Вот господин Вернер и надеется застать такое сношение – я прав?
- Совершенно правы, уважаемый кузен, - наклонил голову Вернер. – Думаю, им очень не терпится. А мне так же не терпится ухнать технику их сношений. Но пока на берегу светло, едва ли кто-то поплывёт на корабль.
- Чтобы, однако, обезопасить наше предприятие, стоит оставить своего соглядатая, - предложил я.
- Ну, да за ним дело не станет – портовые мальчишки не откажутся подработать, особенно если им и делать-то ничего не надо, - как о само собой разумеющемся сказал Вернер. – Думаю, мне не составит труда найти подходящего гамена – там, дальше по берегу, их целая команда, и они, если мне не изменяет зрение, пробуют свою удачу в рыбной ловле. Рона, подожди меня здесь бкуквально одну минуту.
Он быстрым шагом направился туда, где, действительно, как частокол, торчали самодельные удилища, а их маленькие замурзанные хозяева чинно сидели рядком на ящиках, глаз не сводя с поплавков. Приблизившись, Вернер заговорил с крайним из них, очень скоро получил утвердительный кивок, вложил что-то в ладонь своего собеседника и так же проворно вернулся к нам.
- Дело сделано. Аванс внесён. А теперь, как и собирались, разойдёмся. Там, дальше, вывеска какого-то питейного заведения, а лавка старьевщика ниже по берегу. Встретимся здесь же через два часа.
И мы разошлись. Рона и Вернер стали спускаться вниз по широким выщербленным каменным ступенькам, а мы с Холмсом двинулись в направлении «какого-то питейного заведения».
Это оказался милый уютный погребок, как это ни странно, совершенно не отличающийся портовой грубостью. Даже вывеска с вязью букв «Волшебный грот» была выполнена изящно – на сером гранёном камне перед входом в пещеру, поросшим водорослями и кораллами, сидел Нептун с посохом в одной руке и кружкой пива в другой. И всё: прорисовка деталей, естественность красок, сама манера письма – выдавало руку если не мастера, то, во всяком случае, старательного и вдохновенного живописца.
Внутри было чисто и почти не накурено, в канделябрах горели свечи, на столах, застеленных тёмными немаркими скатертями, стояли приборы: солонки, перечницы, корзиночки для хлеба и выпечки, салфетницы; и салфетки, надо заметить, в них тоже были.
За стойкой лениво позёвывал сивобородый здоровяк в фартуке с полотенцем через плечо, женщина в таком же фартуке у очага поворачивала вертел с рыбой, а очень похожая лицом на здоровяка девочка разносила по залу пиво и закуски.
Надо заметить, посетителей было немало, да и время располагало – в доках уже заканчивали работу, рыбаки вытаскивали свои лодчонки на берег, и искушение опрокинуть кружечку-другую тёмного эля прежде, чем идти домой, для большинства казалось непреодолимым. Женщин практически не было – только в дальнем углу за столиком сидели сразу три дородных дамы в высоких, почти до пояса, грубых сапогах, брезентовых куртках и шляпах с обвисающими полями. На изящных леди они никак не походили, а походили, скорее, на рыбачек – амазонок, да и в кружках перед ними пенился всё тот же тёмный эль – напиток совершенно не женский.
Девочка принесла и нам по кружке эля и какой-то копчёной рыбёшки на закуску – мелкой и умопомрачительно ароматной.
- О, - обрадовался этой рыбёшке, как хорошей знакомой, Холмс. – Я такую ловил. Мальчишки на пристани как раз большей частью её и ловят – в такие маленькие самодельные сачки. Их покупают на сотни не только здесь – вообще во всех окрестных лавочках и пивных. Я ведь здесь бывал, в Инвернессе. Там, дальше по берегу, за мысом, довольно пустынно, можно спокойно сидеть, не опасаясь попасться кому-то на глаза. Я и спал прямо на берегу, когда погода позволяла. Не опаснее логова – во всяком случае, тут меня никто не искал, чтобы схватить или, того хуже, убить.
Я только головой покачал:
- Каждый раз, когда вы упоминаете о своей жизни в качестве местного злого духа, у меня кулаки сжимаются от бессильного отчаяния поворотить время. Ведь все эти пять лет – подумать только!
- Странно, - проговорил Холмс, касаясь губами своей кружки, но, кажется, даже и глотка не отпив. – Вы говорите об этих пяти годах, как о чём-то, что и вовсе предпочли бы вычеркнуть из памяти. А у меня только они и есть. Словно я – выступ, размером как раз в пять лет, а вы – впадина, которой этот выступ причиняет боль.
- Очень уж образно, - заметил я. – Но, по сути, наверное, правильно. Во мне , в моей душе, эти пять лет – пустота, а в вашей – пустота всё, кроме них. И я не знаю, что с этим поделать, да и можно ли поделать хоть что-то.
-Именно поэтому я и согласился с авантюрой Вернера, - кивнул он. – Если этот корабль, действительно, корабль профессора, сделавшего из меня Магона, я должен попасть на этот корабль. Это – шанс вернуть украденное, и не воспользоваться им – преступное расточительство.
- А я поэтому же против, – сказал я. – Если вас там один раз обокрали, что им помешает повторить, и с ещё большим успехом, когда вы сами…
- А помешать, - перебил он меня и, наконец, действительно отхлебнул из кружки, - должны вы.
И, вдруг повысив голос, заговорил так, будто разговор между нами уже продолжался какое-то время, и он начал терять терпение:
- Да спросите, кого хотите, хоть в этом зале:моряки если сами не видели Голландца, то уж, наверное, назовут вам того, кто его видел. Вот вы, - обернувшись к соседнему столику, обратился он к смуглому седовласому рыбаку с растрёпанной бородой. – Разве вы никогда не слышали о корабле, который болтается тут на рейде и не может зайти в гавань? Мне не далее, как сегодня, рассказали историю, будто его капитан подбирает в команду мертвецов. Ерунда, конечно, но плотника из Хизэленда, которого пять лет назад задавило деревом в лесу, видели у них на борту живым.
У меня сердце занялось от таких его слов. Похоже, мой друг затеял игру с огнём – а что, если в пабе кто из команды? Но я, понятное дело, смолчал – как и прежде, когда я никогда не портил Холмсу игру, сколь бы опасной она мне не казалась.
- Да ну, и впрямь, ерунду болтают, - охотно вступил в разговор собеседник рыбака – рыжий широкоплечий моряк в заплатанной робе – судя по всему, довольно образованный. – Каких ещё мертвецов! Корабль этот здесь часто околачивается, имя его «Кольцо Сатурна», только пристать он очень даже запросто может, и приставал уже. Брал на борт кое-какой товар. Это же экспедиционное судно. Какой-то учёный на нём изучает рыб или лягушек, что ли… Как это? Ихтиолог.
- Да какие тебе в море лягушки! – рассердился рыбак. – И никакой не «ехтиолог» - просто корабельный врач. Два раза его видели в здешней аптеке.
- И плотника он ни в какую команду не взял, - вмешалась одна из женщин – любительниц эля. - А только зашил ему рану на голове, да всё равно тот плотник после ушиба умом тронулся и по лесам бегал в беспамятстве, пока не погиб.
- Умом он ещё прежде тронулся, - поправила её подруга. – Я его ещё в детстве хорошо знала, этого плотника. Жил с матерью, злой, как голодный волк, а мать-то совсем чокнутая, да и он тоже. Говорили, как тронулся, он эту самую мать-то и зарубил топором.
- Ну, пусть корабельный врач, - попытался повернуть беседу в нужное русло Холмс. – Но всё равно странно – к чему это кольцо бродит вокруг, да около, словно боится приблизиться? Вот вам и пища для россказней.
- Ну, значит, есть у них резон не приближаться, - рассудил рыбак. – Как нам знать – может, у них на борту контрабанда или беглый кто – здесь этого добра хватает. А людей оттуда многие видели, и никакие они не мертвецы - обычные люди. Даже в церковь ходят – много вы видели мертвецов, чтобы в церковь ходили?
- Я вообще ходячих мертвецов не видел, - признался Холмс. – И не жажду посмотреть, кстати.
- Эй, промежду прочим, - встрял вдруг в разговор поднявшийся из-за дальнего столика мужчина с кружкой пива в руке, ничем приметным не выделяющийся, разве что лёгким подпитием. – А кто вы тут такой, этакий любопытный? Я вас прежде не видел. Да и очки у вас чудные какие-то – вы в них что видите?
«Ну вот, началось», - подумал я, но Холмс невозмутимо повернулся к новому собеседнику.
- Что ж, - неторопливо проговорил он. – Вас я тоже прежде не видел. Очки с полупроницаемыми стёклами, потому что из-за болезни глаз яркий свет мне вреден. А воспитанные люди сначала представляются сами, а потом уж требуют представления у других.
- Извольте. Я – здешний сержант полиции, - слегка наклонил голову заговоривший. – Звать меня просто – Уильям Уилкинс. И знать меня тут – знают, - несколько одобрительных возгласов подтвердили его слова. - А вот вы-то кто?
- Что ж, полиции я всегда отвечу, - Холмс поднялся и церемонно поклонился. – Меня зовут Джереми Филлип Мэртон. Я из Лондона, приехал погостить к друзьям в Хизэленд. А здесь из любопытства и из желания закупить впрок этой прекрасной рыбёшки. Ну и попутно собираю фольклор, сплетни и слухи о разных диковинках. Может быть, напишу книгу о них, если руки дойдут. Мой спутник – доктор Джон Хэмиш Уотсон - тоже из Лондона и тоже любитель маленьких гастрономических радостей, - и он довольно бесцеремонно похлопал меня по животу. Присутствующие рассмеялись.
- Изучать сплетни и слухи и распускать их – разные вещи, - проговорил без особенной приязни сержант Уилкинс. – Корабль «Кольцо Сатурна» никакой себе не Голландец, и документы у него в порядке. Неужели вы думаете, что полиция может терпеть под боком контрабандистов и беглых каторжников или, что ещё хуже, не замечать их вовсе? Оставьте вы эти россказни. «Кольцо сатурна» - добропорядочное судно, занимающееся научной работой, и его владелец – уважаемый человек. А вы бы лучше вернулись к столь любимой вами рыбке, да к пиву.
С этими словами сержант Уилкинс небрежно отсалютовал нам своей кружкой и вернулся на своё место.
- Ну и что вы разузнали такого, из-за чего бы стоило рисковать вызвать подозрение? – не выдержал я, когда, допив своё пиво, мы покинули паб. Время шло к семи, пора было встретиться с Роной и Вернером.
- Как это «что»? – возмутился Холмс и даже остановился от возмущения. – Да очень многое. Узнали, что корабль наш не скрывается, даже и от полиции; узнали, что команда сходит на берег, а стало быть им нет нужды таиться впотьмах, и мы с вашим Вернером, скорее всего, зря потратим вечер; ещё узнали, что ошибки нет – на корабле, действительно, проводятся какие-то исследования, а значит, это – то, что нам нужно. Осталось проникнуть на корабль. Это, конечно, самое сложное и опасное, но затотакой шаг , может быть, разом разрубит все наши гордиевы узлы. Как знать, может быть. И для меня это окажется решающей встряской, и вы, наконец, увидите меня таким, каким, верно, уж и отчаялись.
- Не отчаялся, - возразил я. – Напротив, я всё больше и больше узнаю в вас прежнего Холмса. Я бы, может, даже этим бы и удовлетворился, но вот вы…
- Да, - согласился он вполне серьёзно и твёрдо. – Я не удовлетворюсь.