О друзьях-товарищах. Книга 7

О  ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ




К ЮБИЛЕЮ! 60-летию выпуска военно-морских врачей ВМФ ВМА им. С.М. Кирова


Книга седьмая



ОГЛАВЛЕНИЕ

– ЮРА АНТОНИШКИС
– АЛИК АШИРОВ И ВИТЯ ОБРУБОВ
– ЛЁША БЕРЕЗИН
– ЮРА БОЯКИН
– ТОЛЕ БРЮХОВЕЦКОМУ
– БОРЯ ДОГАДИН
– КОЛЯ ЕРМИЛОВ
– СЛАВА КАРАГАНОВ
– ЭДИК КУЗНЕЧЕНКО
– АРТУР ЛИТВИНЧУК
– ВОЛОДЯ НЕКРАСОВ (ВОВОЧКА)
– ЮРА НОСОВ
– ТОЛИК ОБОДОВ
– ТОЛИК ОВЧИННИКОВ
– ОВЧИННИКОВ АНАТОЛИЙ ЕГОРОВИЧ
– ГЕНА ОТДЕЛЬНОВ
– РОБЕРТ ПИТИРИМОВ
– ВАСЯ ПРИРОДА
– ТОЛИК ПУЛЬЯНОВ
– А.Н. РАХШТЕЙН
– ГЕНА САВЕЛЬЕВ
– НАШ ПОМКОМВЗВОДА СЕНКЕВИЧ АЛЬБЕРТ ИВАНОВИЧ
– КОСТЯ СОТНИКОВ
– ПЕТЯ ТЕРЕХОВ
– МИША ТРОФИМОВ
– СЛАВА ФИЛИПЦЕВ
– БОРЯ ХАДКЕВИЧ
– КАПИТАН ХОХЛОВ
– СЕВА ЧЕРНЯВСКИЙ
– ВИТЯ ШОСТАК
– МУЖЕСТВЕННЫЙ ПАРЕНЬ БОРЯ ГЛУШКОВ
– ПРОЩАЙ, ВММА!
– НАШЕ ОТДЕЛЕНИЕ
– СРЕДИ СВОИХ КОМАНДИРОВ
– ЗИМА! КУРСАНТЫ ТОРЖЕСТВУЮТ
– НЕРАЗЛУЧНЫЕ ДРУЗЬЯ
– ИЗ ПРОШЛОГО В БУДУЩЕЕ
– ВОТ ЭТО ПАМЯТЬ!
– ЛЮБИМЫЙ ШУМАН ВАДИКА КИМА



ЮРА АНТОНИШКИС

 
Наше отделение на отдыхе (или после осеннего кросса?) с Юрой Антонишкисом — в центре. Слева направо: Толик Иващенко, Петя Терехов, Юра Антонишкис, Саша Казаков, Миша Трофимов.

Мне всё больше нравится эта фотография. Какие мы были юные! Какие красавцы! Все равны, "как на подбор"... И с нами... Юра Антонишкис. Чуть пониже ростом. Но это отнюдь не помешало ему обойти всех нас и по службе, и в науке, и в медицинской практике.
Поступив в Академию без экзаменов (как золотой медалист), Юра сразу обратил на себя внимание всесторонней активностью и высокой работоспособностью. Он продолжал отлично учиться. Вместе с тем, постоянно участвовал в художественной самодеятельности — был прекрасным танцором, выступал с хором, организовывал вместе с Витей Половинко и Толей Ободовым наши курсовые вечера и смотры самодеятельности. Обладал отменными организаторскими способностями. Помогая командирам и начальникам поддерживать на курсе уставной порядок и дисциплину, он активно выступал на собраниях с анализом ситуации и весьма дельными предложениями. Меня поражали его глубокие выступления на семинарах по марксистско-ленинской подготовке. Чувствовалось, что Юра был не безразличен к этой дисциплине и достаточно хорошо разбирался в политических вопросах.
Целеустремленность и настойчивость были важными чертами его характера. В отличие от большинства из нас, тратящих свободное время на развлечения, он с четвертого курса стал активно заниматься в научном кружке на кафедре военно-морской и госпитальной терапии. Выступал с докладами и сохранил связь с кафедрой после окончания академии.
А в последующем стал председателем совета ВНОС (военно-научного общества слушателей) академии. Блестяще организовал несколько научных конференций слушателей.
Службу начал с подводных лодок на Северном флоте. После окончания факультета усовершенствования врачей ВМедА им. С.М. Кирова по специальности "терапия" занимал должность начальника терапевтического отделения военно-морского госпиталя и внештатного главного терапевта Беломорской военно-морской базы в г. Северодвинске (Северный флот), затем начальника гастроэнтерологического отделения военно-морского госпиталя Северного флота (Североморск). С 1980 года — преподаватель кафедры военно-полевой терапии ВМедА, а затем — военно-морской и госпитальной терапии академии. С 1984 года Юрий Альфредович переключается на научно-исследовательскую работу, занимая должность заместителя начальника отдела 1 ЦНИИ МО СССР. С 1986 года — начальник клинического отдела медицинского управления 1 ЦНИИ МО СССР, внештатный главный профпатолог Военно-Морского Флота СССР.
Уволен в запас по возрасту в 1988 году в звании полковник медицинской службы. Награжден одиннадцатью медалями, в том числе "За воинскую доблесть. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина". Удостоен почетного звания "Заслуженный изобретатель". Имеет ученое звания старший научный сотрудник. После увольнения в запас продолжал активно работать в области науки и практики. В 2010 году успешно защитил докторскую диссертацию.
Все годы службы и работы постоянно находился в центре событий и жизни однокурсников. Великолепно организовал юбилейные и иные встречи выпускников. Имеет информацию о жизни и служебном пути почти каждого из своих однокашников. Снял фильм и сделал несколько исчерпывающих публикаций о нашем курсе в академической печати, сохранив тем самым светлую память о своих академических однополчанах.
Жизненный и служебный путь Юрия Антонишкиса — это пример мужественного преодоления трудностей и целенаправленного движения к достижению поставленных целей. Пример ответственного отношения к жизни: к семье, к воинской службе. Пример нетерпимости к общественным и личным недостаткам, путь постоянной борьбы с ними. Несмотря на тяжелейшие жизненные физические и духовные испытания, Юрий Альфредович до конца продолжает бороться с судьбой. До последних лет активно работал по своей медицинской специальности. Написал серьезную книгу воспоминаний, с глубоким психологическим анализом этапов и отдельных эпизодов прожитой жизни. Продолжает активно размышлять о нашем прошлом и будущем. В этом весь Юра — вечный, бескорыстный труженик, упорный и настойчивый, твердый и решительный, вместе с тем добрый и отзывчивый, готовый в любую минуту прийти на помощь друзьям и товарищам. Высокопрофессиональный врач, отвечающий всем канонам врачебной этики.



АЛИК АШИРОВ И ВИТЯ ОБРУБОВ

Пожалуй, самые красивые на курсе ребята. На фотографии Алик справа, младший сержант, — значит, командовал отделением. Веселый, жизнерадостный, компанейский. Стремился быть лидером везде: и в учёбе, и в спорте, а затем и в хирургической практике, и в научных исследованиях. Учился прекрасно. Обладал незаурядной памятью. Не испытывал никаких проблем с зубрежкой анатомии, химией, физикой, политическими дисциплинами. По всем предметам отвечал блестяще и за все годы учебы не имел ни одной неудовлетворительной оценки и ни одного минуса от преподавателей, лишавших нас главной курсантской отрады — воскресного увольнения.
 
На экзаменах всегда первым рвался в бой, устремляясь в кабинет профессора, как она амбразуру ДОТа, и прикрывая собой своих товарищей. В принципе, тактика наша была совершенно справедливой — показать с самого начала наши отличные знания, нашу уверенность, создать соответствующее доброе настроение у профессора, облегчив тем самым экзаменационную дорогу последующим.
Я полностью испытал эту тактику на себе, когда пошел сдавать неорганику профессору Птицыну во второй группе, вскоре после Аширки. Алик, кстати, пришел на сдачу после суточного дежурства по роте, уставшим и не выспавшимся. Профессор был в хорошем настроении, и отвечающим потребовалось приложить немало усилий, чтобы вывести его из добродушного состояния. Двоих отвечающих он ещё помиловал. Но третий доконал его окончательно своими ответами, а затем и полным молчанием. И мне пришлось излагать свои знания на фоне дергающейся от нервного тика щеки и глубоко внутреннего неудовлетворения профессора. Слава богу, к концу ответа на первый вопрос тики у профессора прекратились, морщины на лице разгладились, вместе с этим и я почувствовал определенное облегчение. Столь же глубоко хотел ответить и на второй вопрос, но профессор сразу же прервал меня, призвав к решению обязательной для билета задачи. К сожалению, в моей интерпретации, химическая реакция пошла по ложному направлению, и я серьезно забеспокоился, увидев вновь нервные тики на щеке профессора. Но всё же интуиция вывела меня в нужное русло, и я уже не беспокоился, что могу остаться без летних каникул, с перспективой на пересдачу...
Алик активно занимался спортом. Помню, как, несмотря на все мои старания, не смог перепрыгнуть его в длину во время самых первых наших физкультурных состязаний, кажется, ещё на нулевом курсе. Так и отстал на 10 см, прыгнул всего на четыре метра десять сантиметров.
Активный и энергичный, Аширка в спорте, конечно, устремился в бокс и сразу стал участвовать в академических соревнованиях. Помню, как мужественно и решительно он набрасывался в ринге на куда более мощных, умудренных борцовским опытом, старшекурсников, вжаривая им и справа, и слева. И только недостаток (точнее, полное отсутствие) опыта подобных сражений не позволил ему дойти до финала соревнований.
Увлеченный хирургией, Алик с четвертого курса стал заниматься хирургической практикой — сначала в качестве ассистента хирурга, а вскоре ему стали доверять и самостоятельные операции. В общей сложности, к окончанию академии у него уже было сорок три самостоятельно выполненных аппендэктомии, не считая иных, не полостных операций. Много работал он и на травматологии, осваивая на практике эту науку.
Сдав блестяще государственные экзамены и получив диплом с отличием, лейтенант медицинской службы Альфред Аглямович Аширов получил назначение на большую дизельную ПЛ на Северном флоте. Затем был сорокадневный переход на Камчатку. В 1961 году экипаж лодки участвовал в обеспечении космического полёта Гагарина, располагаясь в районе Гавайских островов, у атолла Медуэй.
Тяжёлые условия похода не прошли для начальника медицинской службы корабля даром. У него развилась сильнейшая желтуха (так и невыясненной этиологии) и, кроме того, он потерял почти всю свою великолепную иссине-чёрную шевелюру, которой так щедро одарила его природа.
Далее обследование, лечение в госпитале и списание с плавсостава... с назначением на должность врача Морского разведывательного отряда (МРО), располагавшегося недалеко от Овачинского вулкана. Вскоре к нему приезжает жена, Галина Львовна, красавица, педагог по образованию, закончившая педагогический институт им. Герцена в Ленинграде. Сразу же устраивается на работу — педагогом в части. Ее уважали и боготворили военнослужащие как за педагогический талант, так и за высшие человеческие качества. И восторженные воспоминания о ней остались у ее учеников надолго.
В 1964 году — перевод на Балтику, в Балтийск, на должность начальника медицинской службы береговой базы кораблей охраны водного района (ОВРа).
В 1966 г. в связи с ухудшением состояния здоровья развившейся язвой двенадцатиперстной кишки А. Аширов был признан негодным к продолжению воинской службы и уволен из рядов Вооруженных Сил.
Обосновался с семьёй в Ленинграде. Устроился на работу хирургом-ординатором в одной из больниц города. В 1969 г. закончил ординатуру по хирургии в 1-м ЛГМИ. Затем аспирантуру. Защитил кандидатскую диссертацию (1972 г.). Работал ординатором хирургического отделения, затем ассистентом кафедры госпитальной хирургии Ленинградского педиатрического медицинского института (1974 г.). Во время работы ассистентом в возрасте 51 года перенес инфаркт миокарда. В состоянии острого инфаркта во время дежурства успешно выполнил операцию на поджелудочной железе у пациента.
Проработал хирургом 30 лет — до 2002 года. Выполнил более семи тысяч различных операций, в том числе и сложнейших... В настоящее время Альфред Агямович живёт ветеранской жизнью. В восторге от семьи: от жены, от детей. Поддерживает в тонусе свое здоровье, не забывает тренировать себя физически... Периодически вспоминает свой продолжительный и непростой жизненный путь, в том числе и годы нашего курсантского братства. Сохранил острый ум и прекрасную память. Помнит по имени и отчеству всех своих больных, сослуживцев, командиров и начальников и, конечно, друзей-однокашников по ВММА-ВМедА выпуска 1960 года.
Несколько слов о Вите Обрубове. Он проучился на нашем курсе 3 года. Учился хорошо. Не имел никаких замечаний по службе. Был отличным стрелком. По каким-то причинам ушёл из академии. О его судьбе я ничего не знаю. Петя Терехов вспоминает, как его вместе с Аликом Ашировым, Борей Никоновым и другими ребятами (12 человек) под командованием Вити Обрубова (старшина команды) отправили досрочно с лагерных сборов для приведения в порядок и ремонта будущей казармы курса — на цокольном этаже Женского корпуса. И каждый день они имели счастье встречи с интендантом академии (ВММА) майором Пейсихесом и работали под его руководством в казарме и на территории академгородка. Это счастье в скором времени досталось и нам, остальным курсантам курса. И мы отлично помним этого энергичного, невысокого роста, майора интендантской службы, непрерывно бегающего по территории академгородка и раздающего очередные указания нам, — временно ему подчиненным.



ЛЁША БЕРЁЗИН

Тихий, спокойный, уравновешенный, он особенно ничем не выделялся из общей массы обучающихся на курсе. Отличался ответственностью, исполнительностью. Всегда был готов помочь товарищам по учёбе, затем по службе, по работе. Кристально честный и порядочный человек. Образец выполнения воинского долга.
Во второй половине шестидесятых занимал должность радиолога в токсико-радиологической лаборатории санэпидотряда Тихоокеанского флота. Затем учеба в ВМедА на факультете по циклу военно-морской и радиационной гигиены. После остался на кафедре Военно-морской и радиационной гигиены академии в должности преподавателя. Был перегружен педагогической работой и не имел возможности в связи с этим заниматься научными исследованиями. Приезжая в Ленинград для работы над диссертацией, я заходил к нему на кафедру, рад был видеть его. Лёша всегда был в трудах. Казался мне несколько утомленным и немножко грустным. Ни на что не жаловался, но явно что-то тревожило и волновало его. Старался мне помочь в моих диссертационных потугах – найти бумагу, хорошую машинистку и т.д. ... Рассказывал о служебных и научных успехах наших ребят. Собственных планов на научное будущее не строил — что-то мешало ему в этом. О своей личной жизни особенно не распространялся.
В должности радиолога принимал участие в ликвидации последствий трагедии в Чернобыле. Рано ушел из жизни, оставив о себе светлую память у однокурсников и сослуживцев.



ЮРА БОЯКИН

 Юра проучился в академии всего два года и в конце второго курса был отчислен в связи с "нарушением воинской дисциплины", вызванным постоянными придирками почему-то невзлюбившего его командира роты. Этот и иные эпизоды своей жизни на курсе Юра детально описывает в своих воспоминаниях ("Жизнь моя, иль ты приснилась мне?" С. Петербург, 2012).
В академии мы с Юрой были в разных взводах и учебных группах, что в определенной степени не позволяло сформировать наши дружеские отношения. Сближала нас музыка. Юра хорошо играл на кларнете и был завсегдатаем наших музыкальных вечеров в Ленкомнате курса. Он прекрасно импровизировал и в составе курсового трио (Шапкин — баян, Боякин — кларнет и Хиленко — скрипка), вызывая восторг у своих однокашников. Иногда к ним присоединялся и Боб Межевич, свободно ориентировавшийся в тональностях фортепианной клавиатуры. Мы с Витей Подоляном были лишены подобного дара (импровизации) и поэтому подходили к пианино лишь периодически, чтобы сыграть что-либо серьезное из своего классического репертуара.
На курсе Юра жил обыденный курсантской жизнью, ничем особенным не выделяясь из общей массы своих сослуживцев. Как и все остальные, он с трудом преодолевал первые, самые трудные барьеры учебного процесса — анатомию, химию, физику, латынь и др. Однако был более других устойчив к сложностям воинской службы, поскольку имел за плечами опыт учебы в военно-музыкальной школе, а также службы в Оркестре штаба Ленинградского военного округа, в оркестре Академии связи и в оркестре в/ч в Осиновой роще. Но, тем не менее, в июне 1956 года нам пришлось с ним расстаться.
Юрию не без труда удалось уволиться из рядов Вооруженных Сил, и он продолжил учёбу в 1-ом ЛГМИ. Успешно закончил его в 1961 году. Работал рентгенологом в лечебных учреждениях Ленинградской области и Ленинграда. Проработал без малого 50 лет и ушел на пенсию в 2010 году.
Находясь на пенсии, Юрий Дмитриевич написал и издал несколько монографий, учебников и пособий по рентгенологии и иглорефлексотерапии, серию великолепных воспоминаний о своей жизни и трудовой деятельности; глубоко исследовал свою родословную, собирая архивные и иные материалы. Продолжил занятия художественной фотографией, доведя ее до совершенства. Богато иллюстрировал фотографиями свои альбомы и литературные издания.
С 2000 года Юра, проживавший в Ленинграде, стал встречаться с академическими однокурсниками, бывая на всех юбилейных и иных встречах. С этого периода и завязалась наша дружеская переписка – благодаря Юре Антонишкису, который дал ему мои координаты. В письмах и книгах, присланных мне в подарок, Юра раскрылся как глубоко незаурядная личность — прежде всего, как творческий мыслящий врач, профессионал. Неравнодушный к своей профессии, науке, искусству, полный любви к больным, своим пациентам, к людям. Безусловно, он был ученым-исследователем в своей области, применявшим результаты своих научных изысканий на практике. В литературе раскрылся его талант писателя-мемуариста, владеющего русским языком, литературным стилем и обладающего прекрасной памятью, выхватывавшей один за другим многочисленные эпизоды его жизни. Владение художественной фотографией дополнило его таланты и расширило многогранность его широкой творческой натуры. Его душевное и духовное богатство постоянно раскрывалось в трудовой и повседневной жизни: честность, обязательность, ответственность, любовь к окружающим и добродетель... любовь к жизни, желание жить и творить для неё, отдавая всего себя людям... Как жаль, что его научные труды и воспоминания были изданы в небольшом количестве экземпляров и были доступными лишь избранным...
Проучившись всего два года в академии, Юра сохранил доброе отношение со всеми однокашниками. Радостно встречался с ними и оставил о них самые светлые воспоминания. В конце своей книги воспоминаний он ещё раз обращается к своим друзьям-ветеранам... "Но самое большое удовольствие было для меня — это встречи с друзьями своей прекрасной юности... И это так окрыляет, так поддерживает духовно, что ни слова ни сказать, ни пером описать. Мы сравниваем наше курсантское братство с Пушкинским лицейским братством. И действительно — в этом нашем братстве есть много общего!"
Юра с восторгом и гордостью перечисляет жизненные успехи и достижения друзей-однокурсников — в области организации, науки и практики здравоохранения, в области искусства, спорта и пр. Он по-прежнему был и остается с нами — товарищами и друзьями-выпускниками ВММА-ВМедА им. С.М. Кирова.


ТОЛЕ БРЮХОВЕЦКОМУ

 
Фото из Архива А.Г. Брюховецкого

Дорогой Толик! Поздравляем тебя с Днем рождения! Восхищены твоими профессиональными, научными и жизненными успехами! Желаем полностью реализовать свой творческий потенциал! Здоровья, радости – тебе, твоим родным и близким! Друзья-однокашники. 18.06.2020.



БОРЯ ДОГАДИН

Суворовец. Командир 1-го отделения 1-го взвода 1-ой роты в первые два года учебы в Военно-морской Медицинской академии. Красавец. Крепко физически сложенный, отлично тренированный годами занятий в Суворовском училище. Спокойный, уравновешенный, выдержанный, твёрдый и сильный характером, прекрасно владеющий оружием, — он в полной мере подходил к должности младшего командира и твёрдо вел нас по пути воинского совершенствования первые годы нашей курсантской службы. Подчиненные уважали его. Уважали за то, что он не отдавал глупых и невыполнимых приказаний, никогда не повышал на нас голоса, уважал личную индивидуальность каждого, никогда не иронизировал над нашей первоначальной бестолковостью, что порой наблюдалось у других начальников. На занятиях Боря действовал строго по уставу. Учил нас строевой подготовке, обращению с оружием. Порой часами гонял по плацу, отрабатывая элементы движения с оружием и без него под пристальным взором вышестоящего командования. Следил за порядком в кубрике и т.д. В быту был добрым товарищем и другом, всегда готовым прийти на помощь каждому из своих подчинённых. Однако никогда не доходил до панибратства, и всегда держал между нами дистанцию. Частенько мы отдыхали все вместе, как в городе, так и в загородных прогулках.
 
Боря был отличным спортсменом. Прекрасно плавал, особенно брассом. Один из немногих на зачетах по плаванию проплывал под водой все 25 метров бассейна, причём с рекордным результатом. А четырехсотметровку завершил третьим на курсе — после Саши Третьякова и Славчика Филипцева. С удовольствием и лёгкостью работал с двухпудовыми гирями (в спортуголке на курсе). Подкидывал их, перекидывал из руки в руку. Вполне мог выступать на соревнованиях по гиревому спорту и соревноваться с нашим лидером гиревиков Сашей Черепанцевым. Из спортивных достижений Бори в период лагерных сборов следует отметить его рекордные прыжки в высоту — где-то около 180 см. И это без всякой предварительной подготовки.
Во время отдыха Боря иногда брал гитару и неплохо аккомпанировал себе, исполняя некоторые курсантские и общеизвестные в юношеской среде куплеты. Он обладал отличным слухом и порой подходил и к нашему курсантскому пианино, чтобы взять несколько мощных аккордов. При этом его огромная ручища растягивалась чуть ли не на полторы октавы на зависть мне, еле-еле берущего дециму.
После окончания академии Борис Васильевич проходил службу на Дальнем Востоке. Я встречался с ним с периода, когда он был начмедом на судах гидрографии. После он занимал должность начальника госпиталя на острове Русский, а в середине семидесятых был переведён в Отдел медицинской службы ТОФ на должность старшего офицера по боевой подготовке. Закончил службу в должности заместителя начальника медицинской службы Тихоокеанского флота. На всех должностях Б.В. Догадин проявил себя ответственным, эрудированным специалистом. Удостоен звания Заслуженного врача Российской Федерации. Добрую память о полковнике медицинской службы Догадине Борисе Васильевиче хранят ветераны его отделения Терехов Петр Антонович, Трофимов Михаил Мефодьевич и Бердышев Виталий Всеволодович; перелистывают порой курсантские альбомы шестидесятилетней давности и с ностальгией вспоминают светлые годы своей курсантской юности...




КОЛЯ ЕРМИЛОВ

В последний момент успел попасть в кадр! Вон он, крайний слева, улыбающийся. Единственная фотография Коли за все пять лет моей фотографической деятельности... Но всё же есть — всё же "успел"!
Коля был на четыре года старше нас, выпускников средней школы. Поступил в ВММА после продолжительной службы на флоте, в звании старшины. Отличался незаурядными способностями, в том числе и организаторскими. Весёлый, жизнерадостный, он был душой и завсегдатаем нашей шумный курсантской компании. Учился блестящие без всякого напряжения. Обладал удивительной памятью и остротой мышления. Никогда никому не отказывал в помощи. Зачастую брал на себя организацию подготовки взвода к экзаменам. С первых лет учебы начал заниматься научно-исследовательской работой в области кардиологии. Закончил академию с золотой медалью и был оставлен, в виде исключения, на кафедре госпитальной хирургии (профессора Куприянова) для продолжения начатых научных исследований. В дальнейшем у него произошли неприятности, и он был отчислен из академии. О дальнейшей судьбе его я ничего не знаю. Можно только глубоко сожалеть о том, что такая талантливая, незаурядная личность не смогла реализовать себя в жизни — как в области большой медицинской науки, так и практики.




СЛАВА КАРАГАНОВ

 

На фотографии: Слава справа, вместе с Толиком Овчинниковым. На госпитальной практике. Изучает результаты анализов. Оба серьёзны, сосредоточенны, — видимо, перед предстоящей операцией.

Оба в будущем прекрасные специалисты, учёные. А в курсантской жизни — весёлые, жизнерадостные ребята. Слава — отличный спортсмен. Играл в сборной команде курса по волейболу. Невысокого роста, он обладал невероятной пространственной ориентацией и координацией, удивительно точно укладывал мячи между сеткой и блоком соперника. Прекрасно играл в защите. Был мыслителем на площадке, строя, совместно с остальными членами сборной, стратегию и тактику борьбы с соперниками.
С первого курса учёбы имел определенную, конкретную цель — заниматься научным поиском в области медицины. С первого курса работал в научном кружке на кафедре анатомии. Помню, как преподаватель демонстрировала его прекрасные препараты кровеносной и лимфатической систем отдельных органов и тканей. Был целеустремлен в своих планах. В отличие от некоторых из нас, настойчиво добивался желанной цели все годы учебы в академии.
Спокойный, уравновешенный, казавшийся порой даже чуточку флегматичным, Слава обладал удивительным упорством и настойчивостью в достижении цели. Это проявлялось в его курсантских научных поисках, а также и на волейбольной площадке. Борьба до конца, в любых, казавшихся безнадежными, ситуациях, с самыми сильными соперниками. Невероятная цепкость в защите. И точность — в передачах, в нападении. Стремление доиграть любой мяч, любую партию до конца. Характер учёного, бойца, любого творческого работника. И он в полной мере сумел реализовать себя в будущем.
После окончания академии вскоре демобилизовался. Начал врачебную работу на кафедре акушерства и гинекологии Рязанского медицинского института. Затем перешел во Второй Московский медицинский институт. Активно занимался научно-исследовательской работой. Одним из первых в стране стал осваивать электронную микроскопию. Доктор медицинских наук. Профессор. Заведующий лабораторией электронной микроскопии, главный ученый секретарь II Московского ГМИ.




ЭДИК КУЗНЕЧЕНКО

Как всегда, весёлый, улыбающийся. На фоне остальных ребят нашего курса, прибывших на Первомайскую демонстрацию на Дворцовой площади (1959 год). Эдик всегда был позитивен и жизнерадостен. Имел четкие цели в жизни, достижения которых добивался с завидной настойчивостью. Любил спорт. Ходил по утрам в бассейн, на плавание, но профессионально занимался греблей на каноэ, достигнув здесь серьёзных результатов. Чрезвычайно выносливый, упорный и целеустремленный, он был примером для нас в области физкультуры и спорта.

Позитивно смотрел на жизнь, он не унывал при временных неудачах, решительно преодолевая трудности. В работе и тренировках не щадил себя. Характерен пример, когда он в день отдыха во время корабельной практики в Севастополе забрался по бездорожью на самую вершину горы Ай Петри, прихватив с собой для тренировки трехобручевый чемодан, набитый амуницией и иными полезными вещами. Вполне вероятно, что этим Эдик спас всё имущество, в то время, как у меня с Робертом Питиримовым из оставленных в санчасти чемоданов вытащили всё ценное, в том числе и столь любимый мною фотоаппарат "Зенит С", который во многом способствовал созданию хронологии нашей курсантской жизни...



АРТУР ЛИТВИНЧУК

Ну, чем не Геракл?!. — Совсем немножко осталось! (Демонстрация на фоне окон нашей Рузовской казармы, — во дворе казарменной территории). Напротив — выходящие в тот же двор окна гражданского сектора. При нашем появлении во дворе, окна периодически приоткрывались, и там просматривались стройные фигуры заинтересованных созерцателей (созерцательниц). Так что Артуру было, кому демонстрировать свою мощь. И взор его явно устремлён в противоположном от казармы направлении... Кажется, это третий курс... То ли еще будет!



ВОЛОДЯ НЕКРАСОВ (ВОВОЧКА)

 Почему мы звали его так с академических времён вплоть до последних лет его жизни? Наверное, за его мальчишескую непосредственность, за ребяческие проделки и выходки, обычно не свойственные убелённому сединами человеку. Да, он воспринимал жизнь именно так – радостно и восторженно, несмотря на то, что она порой крепко била его – за его честность, стойкость, стремление всегда оставаться самим собой, не мириться с несправедливостью...
С Володей Некрасовым я сблизился на третьем курсе. Не то чтобы мы вместе постоянно проводили время, как с Толей Овчинниковым, но поговорить, поболтать о всяких курсантских проблемах с ним было всегда приятно. Наши взгляды на жизнь: на службу, на учёбу, семью (да, уже в те годы мы задумывались об этом) – во многом были схожими, и было приятно иметь рядом с собой единомышленника по всем жизненно важным вопросам. Нас сближала и тяга к физкультуре и спорту. Правда, каких-то особых результатов в этой области ни он, ни я не показывали, но стремление хорошо пробежать в кроссе, прокатиться на лыжах, или заниматься в спортивной секции присутствовало у нас постоянно.
Сближала нас и любовь к искусству. Оба увлекались фотографией. У обоих скопилась солидная коллекция снимков, повествующих, прежде всего, о нашей курсантской жизни. Любили мы и рисовать. Правда, я лишь копировал и только изредка выезжал на натуру. Володя же прекрасно творил сам, изображая то карикатуры на своих мирно дремавших на лекциях товарищей, то академических профессоров, а то и всевозможных зверюшек. Однако больше всего его тянуло к изображению боевой техники: кораблей, самолётов. И эта последняя страсть прошла через всю его жизнь и особенно проявилась в боевых походах на ракетном корабле «Упорный», на котором Володя был начальником медицинской службы. В походах Вовочка с абсолютной точностью изображал силуэты боевых единиц потенциального противника, встречавшихся ему на морских просторах Тихого и Индийского океанов.
В учёбе Володя, как и я, блистал не очень, однако пополнял свои знания весьма старательно. В отличие от большинства из нас, налегавших в первую очередь на специальные медицинские науки, он не меньше внимания уделял и специальным военным дисциплинам. По крайней мере, при выпуске досконально знал все тактико-технические данные отечественной и зарубежной боевой техники, тактику ведения боевых действий против американских авианосцев, подводных лодок, боевой авиации. Он в любой момент мог выдать навскидку количество стволов зенитных и иных артустановок конкретного калибра на авианосце «Энтерпрайз», крейсерную скорость линкора «Миссури», толщину его броневой защиты, количество боезапаса на любом виде американских штурмовиков и бомбардировщиков. Узнавал с первого взгляда любой тип американских боевых кораблей и даже различал их конкретные индивидуальные особенности. Его знаниям в этой области поражались даже искушённые преподаватели кафедры боевой подготовки, вряд ли сами знавшие столько мельчайших деталей. Нам же его откровения казались абсолютной фантастикой.
Вовочка сравнительно рано женился – уже на четвёртом курсе. На пятом – ему удалось получить разрешение жить на квартире (вне казармы), и он был страшно рад этому. С его женой Зиночкой (так всем нам представлял её Володя) я познакомился значительно позднее, уже в Находке, где жила их семья, когда бывал там по долгу службы или проездом. Удивительно добрая, спокойная, скромная женщина, любящая жена, прекрасная мать двоих (тогда ещё малых) сыновей – как раз подстать Володе. В итоге получилась прекрасная семья, с едиными жизненными взглядами и интересами.



ЮРА НОСОВ

Динамичный снимок! Все движутся, и все различимы. Даже на втором плане Витя Логинов - тоже спешит. Правда, кто-то из офицеров прорывается сквозь общий строй в противоположном направлении. Не прорвется — перед ним одни женщины: сотрудники кафедры, как всегда, спешат на лекцию профессора. И яркий сюжет переднего плана — "Ага! Попался!.. Наконец, поймала!" — к Юре Носову кто-то из педагогов обращается. Поймала прямо на входе, в самом узком месте аудитории. Точно рассчитала, чтобы не успел убежать высоко, на Камчатку... Юра молчит (пока). От неожиданности немножко сжался... Что от него требуют? Или к чему призывают?.. Или упрекают? Что-то не очень приятное — по лицу видно.
А, в общем, Юра не часто улыбается, чаще всего сосредоточен, углублен в свои мысли. Не выражает мимикой своих эмоций. Мысли и эмоции в голове держит, в литературные темы и сюжеты воплощает. Давно ли стал литературой заниматься, а уже печатается в академических и иных сборниках. С Игорем Кравченко, однокурсником, соревнуется: кто больше, кто чаще, кто лучше. Друг друга подгоняют и стимулируют. Правда, Игорь больше в поэзию устремился. У Юры — серьезная проза. Когда успевает над ней работать? По ночам, что ли? Ведь ещё и учиться надо, по-настоящему. А он, кажется, по-настоящему эпидемиологией увлекся, часто на кафедре пропадает. Небось, скоро и научные трактаты выдавать будет. И еще спортом продолжает заниматься, с первого курса. Вначале бокс выбрал. Порядком колотил соперников. И тут, оказывается, талант был! А без него в боксе делать нечего. Но, недолго боксировал. По мере освоения медицинской науки, прежде всего нормальной и патологической физиологии, понял, чем всё это может кончиться, — для мыслительных и эмоциональных процессов в первую очередь. А без них (без этих процессов) ни медицинское, ни научное, ни литературное творчество состояться уже не может. Так что вовремя одумался. Помогли и соперники. Своевременно подсказали, что это серьезно. А у Юры в академии с самого начала было всё серьёзно. Серьёзно учился, серьезно занимался литературой, затем наукой. И дружба с ребятами была основательной и долгой.
После окончания академии Ю.Н. Носов служил на подводных лодках и надводных кораблях Северного флота. Затем — начальником отделения особо опасных инфекций ПСЭО. После — старшим помощником начальника медицинской службы Беломорской военно-морской базы Северного флота. Закончил командно-медицинское отделение факультета усовершенствования врачей ВМедА по циклу "эпидемиология". Был назначен старшим инспектором медицинской службы ВМФ, а в 1976 г. — главным эпидемиологом ВМФ. Неоднократно участвовал в боевых походах, в том числе и в "горячих точках" — Гвинее, Мозамбике, Эфиопии, Сомали, Вьетнаме, Йемене и др. Автор и соавтор более 30 научных работ. Удостоен звания "Заслуженный изобретатель СССР". Награжден орденом "Красной Звезды" и многими медалями. Завершил службу в звании полковника медицинской службы в 1987 году.
Весь период воинской службы и после неё активно занимался литературным творчеством. Написал более десятка повестей и романов, в том числе: "Введенский канал", "После шторма", "Дерево духов", "Столкновение", К оружию, эскулапы", "Драконова кровь", "Прощай, Рузовка!", и многие рассказы. Отдельные произведения автора экранизированы, переведены на языки ближнего и дальнего зарубежья. Ю.Н. Носов избран секретарем правления Союза писателей России. Член Высшего творческого совета. Лауреат международных и Всероссийских литературных премий, в частности премии имени Константина Симонова. В настоящее время, несмотря на ветеранский возраст, продолжает активно трудиться, вынашивая далеко идущие планы в области литературного творчества.



ТОЛИК ОБОДОВ

 Примеряет под себя трибуну профессора Ильичева (марксизм-ленинизм). И неплохо выглядит! В общем, Толя любил поговорить (с трибуны). Постоянно выступал на общекурсовых и комсомольских собраниях, логично и последовательно развивал мысль на семинарах по марксистско-ленинской подготовке, был прекрасным ведущим, конферансье (вместе с Витей Половинко) на вечерах художественной самодеятельности. Хорошо поставленный голос, его сила и тембр, вместе с логикой рассуждений, эмоциональностью и богатой информацией производили впечатление.
Этапов последовательной служебной жизни Толи Ободова я не знаю. Знаю только, что он прослужил на подводных лодках более девяти лет... Что было потом, надеюсь, знают его друзья-ветераны...


ТОЛИК ОВЧИННИКОВ

 Отдых у Исторического собора. Толик (справа) вместе с Толей Иващенко.
Толик Овчинников ("Чинкин") был одним из самых близких мне академических друзей. Откуда появилось у него это доброе прозвище, с чего началась наша дружба, — это уже скрылось за многими десятилетиями нашего бытия. В памяти остались лишь наиболее яркие эпизоды нашего общения и моё, очень доброе, отношение к этому чистому, светлому, незаурядному во многих отношениях юноше, с которым мы вместе весело проводили время в течение всех шести лет нашей курсантской жизни.
Мы начинали курсантскую службу в первом отделении первого взвода первой роты под командованием бывшего суворовца Бори Догадина. И мне казалось, что Толик с большей легкостью, чем все остальные, преодолевал "тяготы и лишения" воинской службы на пути постижения военно-морских и военно-медицинских наук. Способствовал этому прежде всего его характер — спокойный, уравновешенный, — чисто "сангвинический", а также целеустремленность и настойчивость в достижении цели. Я, как и Толик, тоже усиленно старался в освоении уставов и военно-медицинских наук. Однако он, в отличие от меня, имел в основном служебные поощрения. Меня же постоянно задерживали в увольнении патрули, делали замечания на курсе старшие командиры — за мою невнимательность и юношескую наивность ("курсантскую расхлябанность"). Если "Чинкин" и получал какие-то незначительные замечания по службе, то относился к ним совершенно спокойно — как к должным издержкам нашего воспитания. У меня же кажущаяся воинская несправедливость каждый раз вызывала серьезные душевные травмы, доходящие порой до настоящей депрессии. Конечно, ребята, в первую очередь Толик, помогали от неё избавиться, но на это требовалось определенное время.
Различия в особенностях характера и отношении к некоторым несправедливостям в жизни были, пожалуй, единственными различиями между нами. Значительно больше было общего, что и объединило нас в курсантской жизни. Прежде всего, это любовь к спорту, к искусству, к природе, целеустремленность в желании работать и стать военно-морскими врачами, умение трудиться и настойчивость в достижении цели. Всё это объединялось в единстве взглядов на жизнь и на наше будущее. Отсюда было полное понимание друг друга, душевное единство и удивительная легкость общения.



ОВЧИННИКОВ АНАТОЛИЙ ЕГОРОВИЧ

 А.Е. Овчинников после окончания академии начал службу на Севере, в дивизии атомных подводных лодок на К-21. Командиром АПЛ был Владимир Николаевич Чернавин, будущий Главком ВМФ СССР.
Вот как характеризует Анатолия Егоровича и его деятельность на корабле флагманский врач дивизии Игорь Мазюк в своей книге "Ядерная рулетка Кремля", 2001 г., 244 с.
"... Его звали в дивизии "Егорычем". Был душой нашего дивизионного медицинского коллектива, мерилом скромности, ответственности и преданности профессиональному долгу. Он первым на АПЛ успешно выполнил на Боевой службе, в Средиземном море операцию по поводу острого аппендицита и через несколько суток вернул прооперированного старшину в боевой строй. Во всех делах на него можно было смело положиться и быть уверенным, что дело не пострадает. К сожалению, его кандидатура не прошла в мои преемники флагманского врача дивизии, — хотя я, прощаясь с флотом, на выбор из двух, рекомендовал его первым."
Анатолий Овчинников вошел в число первых трех врачей атомных ПЛ. Им приходилось работать и за себя, и за остальных, пока не подготовленных, и практически непрерывно выходить в море. "Это дикое напряжение человеческих сил стоило многих семейных драм. Это коснулось и Толика"... Эти первые три врача Северного флота были зачислены на факультет специализации без экзаменов — за особые заслуги в освоении атомного подводного флота. (По материалам Михаила Трофимова).



ГЕНА ОТДЕЛЬНОВ

Вон сколько конспектов!
Никогда не думал, что Гене свойственно писать конспекты! Мне казалось, что он моментально запоминает и хранит в памяти всю необходимую курсантам информацию. Ещё на лагерных сборах я поражался его блестящим ответам на занятиях по уставам, когда сам ни шиша не мог запомнить ни из уставов внутренней, ни корабельной службы. А надо было знать всё слово-в-слово! Гена же чеканил ответы, как по написанному! Быстрее всех во взводе, или даже в роте, он запоминал также мелодии и слова строевых песен. Неспроста наш командир — суровый майор Андреев, отводил ему роль главного запевалы роты. И мы чётко маршировали на строевых, или в учебно-боевых походах, подпевая ему хором в известном припеве "Эх, Ладога, родная Ладога!.." И даже я, со всей моей певческой музыкальной бездарностью, вдохновленный Гениным соло, восторженно подхватывал этот припев, вливаясь в мощный хор нашей первой роты на завершающем этапе занятий.

Ещё помню, как Гена блестяще вязал разнообразные морские узлы на занятиях по шлюпочной теории во время Корабельной практики на "Комсомольце", и строгий мичман хвалил его, ставя в пример таким, как я, неучам, способным завязать "одни только бантики" на своих яловых ботинках.
Мне казалось, что Гена с самого начала был приспособлен к службе на кораблях. Я не слышал его жалоб на тесноту в кубриках (на "Комсомольце"), на неудобства подвесных трехъярусных коек в походе, на сильную бортовую и килевую качку во время семибалльного шторма, отравившего большинству из нас жизнь во время столь желанного для всех похода по водам Балтики. Как перенес Гена эту дьявольскую болтанку, — не знаю. Но точно помню, что ни разу не видел его у борта корабля, вцепившимся в леерные ограничения, в то время как наше отделение, во главе с мужественным Борей Догадиным, то и дело устремлялись туда в поисках хотя бы временного облегчения...
На занятиях в академии мы не всегда бывали вместе. Зато вместе с Геной я был на матросской практике, в Таллине, осенью 1956 года. Но об этом стоит поговорить особо.



РОБЕРТ ПИТИРИМОВ

 После рекордного забега на 10000 м.
— Ну, ты даёшь, Пит! Мчался, как чёрт! – экс-рекордсмен Славчик Филипцев победителю.
Невысокого роста, крепко сложенный, чрезвычайно выносливый, Роберт с первых тестовых забегов обратил на себя внимание преподавателей по физической подготовке. Пит смело вступал в соревнование на любой дистанции с мощными и тренированными ребятами – суворовцами Славой Кудиновым, Володей Негреем, а также Витей Шостаком и сразу ставшим легендой курса "Конём" — Славой Филипцевым. Маленький Роберт всегда уверенно держался в головной группе, опережавшей нас, отстающих, на сотни метров. Издалека было видно, как он молниеносно подхватывал рывки лидеров, демонстрируя каждый раз свою, особую, тактику ведения спортивной борьбы. В последующем, врождённая выносливость, приобретенная техника и мышление на дорожке позволили ему занять лидирующее место в числе лучших стайеров курса, факультета и всей Военно-медицинской академии.
В остальном же Роберт мало чем отличался от массы нашей курсантской братии. Неплохо учился, как и все, с радостью ходил в увольнения. Благодаря своему спокойному и уравновешенному характеру, не имел конфликтов ни с начальством, ни с однокурсниками. Из увлечений — с удовольствием занимался физкультурой, сразу записавшись в секцию легкой атлетики.
Мы неоднократно вместе с ним бывали на отдыхе — в Зеленогорске, в Озерках, в Парке Победы. Роберт был добрым, надежным товарищем. С ним было легко и весело, и всегда находились общие темы для обсуждений — чаще всего из области спорта. Он знал почти всех наших олимпийских чемпионов и мировых рекордсменов по легкой атлетике. Восторгался легендарным Владимиром Куцем. В какой-то год мне с ним даже выпало счастье увидеть забег нашего прославленного стайера на стадионе, у Парка Победы. Мы с Питом там тренировались в тот день и совершенно случайно узнали об этих соревнованиях... Рекордсмен был уже далеко не в лучшей форме. Но все хотели увидеть его особенный феноменальный рывок с выходом в лидеры. И он сделал это на втором, или третьем круге, получив бурную овацию восторженных зрителей. Остальное было уже неважно. И мы с Робертом были рады этой неожиданной встрече. Не после этого ли забега у Пита быстро пошли в рост результаты "на десятке"? — Он, безусловно, был вдохновлен нашим чемпионом.
После окончания академии Роберт начал службу на Севере, на подводных лодках. В результате несчастного случая получил серьезные травмы. Вынужден был уйти в отставку. Сумел реабилитироваться. Некоторое время работал дерматологом в Медсанчасти 122 (С. Петербург).




ВАСЯ ПРИРОДА

 
Вася Природа (в центре). Объём лёгких семь с половиной литров.

Вася был, на мой взгляд, самым могучим и габаритным из всех абитуриентов, поступивших на нулевой курс ВММА (Военно-морской медицинской академии) в июле 1954 года. Он не проявил себя в каком-либо виде спорта в последующем, однако силушкой обладал недюжинной, да и лучшими среди нас функциональными показателями. В таком чисто морском единоборстве, как перетягивание каната, его команда всегда выходила победительницей. Шлюпка, где Вася был загребным, постоянно выигрывала все состязания – и в бурном Финском заливе, и на протекавшей рядом с академией Фонтанке. И юные ленинградские красавицы-болельщицы, толпами собиравшиеся вдоль трассы, конечно, взирали только на него, не обращая никакого внимания на остальную «мелкую» курсантскую братию. Двухпудовки в его мощных руках так и крутились одна за другой. Правда, в этом виде искусства ему не уступали другие наши силачи: Костя Сотников, Саша Черепанцев, наш младший командир Боря Догадин. Но лишь он один, Вася Природа, мог запросто сломать кистевой динамометр, рассчитанный всего-то на 90 кг. У других наших больше 70 кг никак не получалось.
Вася был безусловным лидером по мощности грудной клетки. Объём лёгких у него колебался от 6.500 до 7.800 мл – в зависимости от настроения. Дальше всех он пулял гранату во время лагерных сборов. И ни Костя Сотников, ни Петя Яншек, ни кто-либо другой не могли сравняться с ним в этом обязательном для каждого курсанта упражнении. Говорили, что он спокойно укладывал всех в своей 2-ой роте и в армрестлинге. С нашими чемпионами – Сотниковым и Яншеком он при мне не соревновался. Можно было предположить, что он не сможет выполнить норматив на «турнике» (перекладине), однако и тут Вася спокойно подтягивал свои 95 кг более 15 раз, давая нам, 70-килограммовым, в этом солидную фору.
Конечно, оказаться в одном забеге (на один километр) с таким геркулесом не хотелось никому, но досталось мне. И я заранее уступил ему лидерство, которое он разделил с суворовцем Володей Негреем. И вдвоём они сразу умчались далеко вперёд от всей остальной, не имеющей беговой тренировки братии, в которой я всё-таки вскоре стал лидером.
Пробежав один круг по академическому парку, я понял, что из оставшихся сзади меня уже никто не догонит. Впереди же, метрах в пятнадцати раздавался мощный топот геркулеса, отмеривавшего дистанцию огромными прыжками. Я устал к этому времени не очень сильно и решил прибавить и даже догнал геракла. Метров двадцать продержался за ним до поворота и вдруг какая-то внутренняя сила подхватила меня и вынесла вперёд тяжело пыхтящего Васи. И я понёсся что есть духу, преодолевая последнюю двухсотметровку.
Топот за мной стал ещё более мощным. «Бум-бум-бум!» – раздавалось сзади, и мне казалось, что меня сейчас совсем раздавят, и я летел ещё быстрее, превозмогая жгучую резь в груди и совершенно не чувствуя ног, двигавшихся уже автоматически помимо моей воли. «Догоню! Догоню! Сейчас догоню!!» – слышалось на выдохе сзади, и Вася действительно чуть было не догнал меня на финише, но всё-таки проиграл несколько секунд.
– Никогда б не упустил, если бы ты не обманул меня на повороте! – выдавил он, еле переводя дух и мощно вбирая в себя воздух своими огромными «лёгочными мехами»...
– Пойдём в прыжках соревноваться, – добавил он потом, явно желая взять реванш за неожиданное поражение...
А потом начались наши курсантские будни, шесть памятных лет учёбы в удивительной академии, в удивительном городе. И наши пути с Васей перекрещивались довольно редко. Но остались всё же ряд совместных фотографий – на отдыхе и на занятиях, которые мне удалось поместить в повесть о нашей курсантской жизни.
На шестом курсе Вася женился и однажды даже пригласил меня с несколькими общими приятелями к себе – в прекрасную ленинградскую квартиру. Угощал чудесным вином и с восторгом рассказывал обо всех прелестях своей новой, домашней жизни. А после была уже офицерская служба. И Вася долгие годы служил на Камчатке. Активно занимался наукой. Публиковался в «Военно-медицинском журнале». Разрабатывал тему адаптации переселенцев в условиях севера.
После окончания академии мы встретились с ним всего один раз – случайно, в аэропорту «Домодедово», в 1972 году, когда я впервые вместе с семьёй летел в отпуск в родные, ивановские края. Куда летел наш друг, уже не помню. Вася был, как всегда, весел, разговорчив, жизнерадостен, оптимистичен. Рассказывал, что он уже подготовил к защите кандидатскую диссертацию, сдал блестяще все кандидатские экзамены, но особенно блеснул на немецком, получив отличную оценку и высшую похвалу экзаменатора: «Вундеркинд!!», чем он теперь очень гордился.




ТОЛИК ПУЛЬЯНОВ

 
У Дворцовой площади, в ожидании Первомайской демонстрации. 1959 год. Толик — на фоне всего нашего курса. Рядом Володя Виноградов.

Толя поступил в ВММА после нескольких лет службы в ВМФ. Был старше нас, выпускников средних школ, на 3-4 года. Удивительно спокойный, уравновешенный. Казалось, его ничто не могло вывести из себя... Но он не был лишён глубоких чувств и переживаний. В этом мы не раз убеждались, гуляя вместе с ним в увольнении и слушая его проникновенные рассказы и любовную лирику. Именно он, Батя, чаще других слушал мою игру у курсантского пианино и с удовольствием пел старинные романсы. Мне казалось, что по складу своего фундаментального характера Толик больше подходил для размеренной деревенской жизни, для занятий домашним хозяйством, где всё течёт непрерывно, размеренно и неторопливо, обстоятельно и надежно... Кто-то из ребят говорил мне, что так всё и произошло после его увольнения с воинской службы.
То, что он мог писать хорошие стихи, стало для меня полной неожиданностью. Прекрасная лирика, ностальгия о прошлом, глубокие мысли, чувства, память о курсантской дружбе — всё слилось воедино в этом чудесном глубоком художественном произведении, которое заслуживает самостоятельной публикации.
Вот этот шедевр глубокий душевных воспоминаний, чувств и раздумий о нашей курсантской и офицерской жизни. Перечитаем его еще раз и вспомним этого спокойного, рассудительного, глубокого в чувствах и делах человека, оставившего о себе память, в том числе и этим шедевром поэтического творчества.

ПРИВЕТСТВИЕ А.З. ПУЛЬЯНОВА КОЛЛЕГАМ – ФЛОТСКИМ ЭСКУЛАПАМ В 1985 ГОДУ, В ЧЕСТЬ 25-ЛЕТНЕГО ЮБИЛЕЯ ВРАЧЕБНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Стрелой мелькнула четверть века. Глядишь – и вот он, юбилей!
Кто стал презнаменитый лекарь, а кто - в науке Галилей.
Нас разнесло по белу свету, но каждый нашей встрече рад.
И, чтоб отметить дату эту, мы все примчались в Ленинград.
И на случившемся досуге мы время славно проведём,
Про всё поведаем друг другу, чем дышим ныне, чем живём.
Поможем же друг другу вспомнить, что в нас архивом залегло,
И душу думою наполнить: какое ж время утекло!
Знакомству нашему за тридцать! Мы знаем марш под барабан,
Мы помним, как учился бриться с тоской по дому мальчуган,
Припомним славный «Комсомолец» - гребли как в трюмах уголёк,
Как избавлял нас от бессонниц висячей коечки кулёк!
И вспомним, как очаровашку ты в дальний угол провожал,
А после, задыхаясь тяжко, из увольнения бежал...
Но всё, увы! – попробуй, вспомни-ка за шесть счастливейших годков!
Ведь жизнь отнюдь не киноплёнка: кто ж вспять её крутить готов!
Не только мёд, халва, печенье, ведь выпадали (и не раз)
Ещё какие огорченья преподавателям от нас!
Отцы вы наши, командиры, в ушах ваш наставлений глас!...
Их в жизни много проходило... Но первых, – кто ж заменит вас?!
Ревенко, Кашкурт и Андреев (возможно ль нам их позабыть!?)
Учили в жизни быть мудрее и службу флотскую любить.
А позже: строгий Хилобоков, гусарски непростой Горшков,
Руденко – целая эпоха! И было нам не до стишков!
За службу выпало немало на долю каждого вполне,
Торчали мало у причала, а больше в море, на волне!
Когда ж судьбой нам жало лапы, невзгодам всем наперекор
Мы марку флотских эскулапов держали с честью, высоко!
В родной и братской атмосфере приятно всем нам сознавать,
Что мы – от флота, офицеры и можем кое в чём дерзать!
Делами светлой, доброй воли, дорогой, честной до конца,
Старались мы, чтоб слово «ВМОЛА» отрадой полнило сердца.
Гордятся наши пусть потомки (им это не испортит вид),
Что в наших синеньких дипломах достойно слово то стоит!
И грянем дружно стройным хором (пусть в люстрах замигает свет!):
О, vivant, vivant, professores! Вам долгих и счастливых лет!
Тебе – лишь взлётов без падений, мы с чистым сердцем говорим,
О, vivat, vivat, Academia! Твоя звезда – всегда гори!
Вмиг в Ленинграде дни промчатся, разлука вновь на долгий срок...
И пусть ничем не омрачатся мгновенья встречи, их итог!
Девизом встречи в Альма-Матер пусть будет, вплоть до гробовой:
Стоять нам крепко брат за брата железно-каменной стеной!
И хоть слегка пригнуло плечи, походка стала тяжелей,
Но память впредь о нашей встрече пусть будет глубже и острей!
И в заключение, коллеги, скажу: на румбе так держать!
В очередную четверть века чтоб н и к о г о не потерять!

Анатолий Захарович Пульянов скоропостижно скончался в 1998 году.




А.Н. РАХШТЕЙН


Рахштейн А.Н. – подполковник медицинской службы в отставке. В ВММА поступил в звании старшего лейтенанта медицинской службы после окончания Военного фельдшерского училища. На последних курсах занимался в составе 1-го взвода вместе с другими офицерами: Ямщиковым Н.И., Тереком В.Э., Хорощенко Г.А.
Очень спокойный и доброжелательный человек. Отлично владел навыками оказания доврачебной помощи. На занятиях вместе с преподавателями часто демонстрировал нам варианты наложения косынок, повязок, гипсовых лонгет на разные части тела. Не испытывал сложностей в овладении медицинскими науками. Любил музыку. Иногда присутствовал вместе со мной на репетициях Абаскалова и Подоляна с Хиленко (скрипка), а также Меерсона (мандолина) с Подоляном при подготовке концертных программ.
 
После окончания академии Аркадий Наумович проходил службу на Северном флоте. Какое-то время был начмедом гарнизонного (стокоечного) ВМГ в поселке Лиинахамари. Проявил себя отличным организатором.
Однокашники вспоминают частые встречи с ним на сборах медицинской службы Флота в Североморске. Как и в академические времена, Аркадий Наумович всегда был спокоен, уравновешен, несколько флегматичен, вместе с тем энергичен и настойчив в достижении цели.
Уволился в запас он в звании подполковника медицинской службы. После увольнения перевелся в Москву и одно время работал урологом в 39-й Центральной поликлинике ВМФ, начальником которой был наш Слава Кудинов.



ГЕНА САВЕЛЬЕВ
 
Наш добрый милый "Савушка". И это прозвище, данное ему в первые дни нашего знакомства в первом отделении первого взвода первой роты первого курса ВММА в августе 1954 года полностью соответствовало его доброй, тонкой, нежной, вместе с тем глубокой и целеустремленной натуре. К Гене все мы относились с теплотой и любовью. И даже наш младший командир — суворовец младший сержант Боря Догадин, гонявший нас по плацу на строевых занятиях, порой делал ему небольшие снисхождения, видя некоторую неподготовленность (как и многих из нас на первых этапах курсантской жизни) в физическом отношении.
Физическая неподготовленность к активной курсантской жизни проявилась с первых же дней нашей учебно-боевой подготовки на лагерных сборах. Правофланговым нашего отделения был самый высокий из нас Гена Савельев. И, волею судьбы, первоначальное внимание проверяющих нас командиров и начальников устремлялось в первую очередь на его астеническую персону, не в полной мере соответствующую параметрам должного курсантского телосложения. Дополнялось несоответствие спецификой нашего обращения с оружием (карабинами), как на месте, так и в движении, ещё слишком далекого от требований строевого устава.
Столь же ярко наши физические недостатки проявлялись и на занятиях по физической подготовке — по легкой атлетике, гимнастике, в плавании и в игровых дисциплинах. Доходило до того, что преподаватель долго искал у нас "зачатки дельтоидеусов" и иных групп нашей хилой мускулатуры, а найдя что-то подобное, торжественно (и радостно!) объявлял нам об этом. Но все мы очень старались и даже записывались в спортивные секции (может быть, чтобы лишний раз сходить в увольнение?). Мы с Геной (а также Робертом Питиримовым, Витей Шостаком, Славой Филипцевым, Витей Цигулевым и другими ребятами) предпочли легкую атлетику и два раза в неделю занимались на крытом стадионе Военно-воздушной академии. Гену сразу определили "в ходоки" (спортивную ходьбу), и он отмеривал десятки кругов своим широким размашистым шагом по гравиевой дорожке стадиона. Моей фигуре преподаватели так и не нашли должного спортивного применения в легкой атлетике, и я просто занимался физкультурой, бегая и прыгая в свое удовольствие и даже пытаясь метать разные снаряды (абсолютно безуспешно).
Регулярная физическая подготовка, естественно, двигала вперёд наше физическое развитие, но всё равно нам было не сравниться в этом плане ни с Костей Сотниковым, ни с Петей Яншеком, ни с Борей Догадиным, ни с Сашей Черепанцевым и др., которые, между прочим, ни в какие секции не ходили, но постоянно давали нам фору во всех соревновательных упражнениях. Так, каждый из них за несколько секунд укладывал меня в армрестлинге. Гене Савельеву, правда, давали некоторую фору — возможность биться сразу двумя руками. Тут уже даже Косте не всякий раз было под силу уложить его "на обе лопатки". Бессмысленно было тягаться с этими ребятами и в подтягивании на перекладине. Несколько легче было соревноваться с ними в висе. Там Гена изобрел гениальный способ продления сопротивления — цепляясь за перекладину ещё и подбородком... Зато в тройном прыжке с места меня перепрыгивал только один Витя Шостак, и даже наш прославленный "Конь" Славчик Филипцев уступал в этом упражнении мне несколько сантиметров. Соревноваться же с Геной в ходьбе на десять километров никто из наших "физкультурных чемпионов" так ни разу и не решился, и Гена постоянно был лидером в этом далеко не простом виде спорта.
Учебно-боевая подготовка, физкультура и спорт — это, безусловно, важные составные элементы курсантской учёбы. Но главное, всё-таки, была наша военно-врачебная подготовка. И в этом виде нашей образовательной программы Савушка давал фору большинству из нас. Ему легко давались и зубрежная анатомия, и сложные химия и физика, и нудные марксистско-ленинские дисциплины, и остальные, близкие к медицине предметы. Из всех предметов нашей образовательной программы, по моему мнению, некоторые сложности он испытывал лишь с изучением иностранного языка (французского). И главным препятствием в его освоении было произношение. Французское картавое "ггг"... и особый носовой "прононс" почему-то не гармонировали со строением Гениного связочного-глоточного аппарата, и у него получалось нечто чрезмерно громкое и раскатистое. Но нас не готовили в переводчики, поэтому подобное всем прощалось.
Академическое образование в Военно-морской Медицинской академии в обязательном порядке предусматривало приобщение курсантов к высокой отечественной и мировой культуре. Отсюда были коллективные выходы в музеи, в Мариинку. На курсе была прекрасная самодеятельность: чтецы, юмористы, танцоры, акробаты, певцы, музыканты, фокусники. Были великолепные ведущие – В. Половинко и А. Ободов. Был организован курсантский хор, в который мы с Геной так и не смогли попасть (опять-таки в связи с особенностями строения нашего голосового аппарата). Но мы нашли иной способ приобщения к музыке, записавшись в курсовой (и академический) оркестр струнных народных инструментов. Там оба играли на четырехструнных домрах и со второго курса даже выступали на вечерах художественной самодеятельности.
После выпуска мне удалось встретиться с Геннадием всего один раз. Встреча произошла случайно, на Рузовке. Я, уже демобилизованный по болезни, был проездом в Ленинграде по дороге в родное Иваново, и, как всегда, остановился на несколько дней на Рузовской 12. Сейчас там размещались курсы усовершенствования медицинского состава ВМедА. И дежурным по КуМСу, на моё счастье, оказался не кто иной, как Гена Савельев — подполковник, в армейской форме, физически заметно окрепший (не зря, видимо, занимался легкой атлетикой!). Мы, в те восьмидесятые годы, ещё не слишком изменились внешне и сразу узнали друг друга. Я был бесконечно рад этой встрече. Почему-то Гена, больше, чем кто-либо другой, напоминал мне о нашей юной курсантской жизни. К сожалению, поговорить много не пришлось. Гена уже сдавал дежурство и торопился домой. Но я успел узнать, что он уже начальник военного госпиталя, что у него прекрасная семья, в ней добрые, душевные отношения. И это, как я понял, было главное в его взрослой жизни. Всё остальное было хоть и важным, но всё же менее значимым. И я прекрасно его понимал и поэтому не настаивал на продолжении разговора, надеясь на будущую переписку. По каким-то причинам она не состоялась. И послеакадемическую судьбу Гены я не знаю. Но у меня остались несколько десятков его фотографии курсантских времён, которые возвращают меня в наше юношеское, в общем-то счастливое, прошлое и дарят радость бытия, открывая нашу историю и для следующих поколений.




НАШ ПОМКОМВЗВОДА А.И. СЕНКЕВИЧ

 Сенкевич Альберт Иванович — подполковник медицинской службы в отставке, блестящий хирург-практик, сделавший за свою долгую трудовую жизнь тысячи операций, в том числе и весьма серьезных, и спасший жизнь многим и многим военнослужащим. Человек, не получивший за свою работу каких-либо высоких научных титулов, особых наград и званий, который всю жизнь просто выполнял свой профессиональный долг, не задумываясь о титулах и наградах.
В курсантские пятидесятые годы Альберт был нашим младшим командиром — помощником командира взвода, которым командовал капитан медицинской службы Ямщиков Н.И. Но, естественно, основная ответственность за нас ложилась на плечи Альберта Ивановича. Можно представить, каково было ему, отставшему от нас в образовании на шесть лет ("на целую академию!", — по словам Альберта), показывать нам должный пример во всём: в культуре поведения, учёбе, физкультуре и спорте и т.д. Не просто было руководить, объединять в единое целое тридцать совершенно разных по характеру, по своим стремлениям и жизненным идеалам, по личным амбициям парней, большинство из которых по уровню общих знаний, культуры, волею судьбы, были значительно выше своего командира.
Помог опыт преодоления жизненных испытаний в детстве и юности, опыт жизни в воинском коллективе (на флоте). Помог легкий, спокойный, жизнерадостный характер и безусловная способность находить психологический подход к каждому своему подчинённому. А ещё душевная отзывчивость и доброжелательность младшего командира.
Постоянно находясь вместе с нами — в кубрике, на занятиях, на самоподготовке, он жил с нами нашей общей курсантской жизнью, пытался удовлетворить наши желания и нужды. Абсолютно не помню, чтобы он уж особенно сильно нами "командовал". Служба во взводе шла как бы сама собой — без окриков, строгих команд, внушений, крепких выражений и т.д. — но по уставу! Командира, вроде, и не было заметно. Но он постоянно находился рядом, переживал за нас, "воевал" за нас, но никогда не кичился своими победами...
Таким же спокойным, уравновешенным, доброжелательным оставался Алик и в будущем. Об этом я сужу по переписке с ним и общению с ним уже в современных форматах. Семейное горе глубоко ранило его доброе, отзывчивое сердце. Но он не перестает общаться с друзьями, не теряет жизненных целей и идеалов. И мы, его друзья-однокашники, уверены, что Альберт Иванович твёрдо перешагнет свой 90-летний рубикон и ещё многое сделает полезного в жизни.



КОСТЯ СОТНИКОВ

Костя Сотников был прекрасным спортсменом. А для меня стал хорошим товарищем, а в последующем и надежным другом. Он обратил на себя внимание еще на нулевом курсе, когда устраивал вместе с Толей Мартьяновым и Кентом Явдаком показательные выступления на гимнастических снарядах, свободно крутя "солнышко" и делая многочисленные кульбиты и перевороты на брусьях. Он сразу вошел в сборную волейбольную и футбольную команду курса. На лагерных сборах дальше всех из нашего взвода бросал гранату. Для него не составляло труда забросить ее за 60 метров и точно попасть в окоп при использовании боевого снаряда. Попав в одно отделение младшего сержанта Б. Догадина, мы вместе мужественно преодолевали все тяготы строевой и иной воинской подготовки, и Костя подымал мой боевой дух, когда я почти не мог стоять на ногах из-за всё усиливающихся болей в пояснице. Это он помогал Гене Савельеву в беговой подготовке, неся его оружие вместе с остальной амуницией, когда курс на лагерных сборах был поднят ночью по тревоге для "ловли диверсантов" в районе Черной речки... Добрый друг, верный товарищ, и в целом весёлый, жизнерадостный, неунывающий парень — Костя из Баку ("из Баки" — как любил выражаться наш товарищ).
Учился Костя хорошо, как и все остальные ребята. "Неудов" не имел, как и серьезных замечаний по службе. Занимался гимнастикой, волейболом и футболом. Участвовал в художественной самодеятельности, входя в состав акробатической группы. Помню, как ему досталось однажды на вечере при выполнении двойного сальто, когда он чуточку "не докрутил" элемент и приземлился на три точки. Последующая улыбка его выражала не страдание от неприятных физических ощущений, а, скорее, грусть и разочарование, что подвел команду. Причина же была в недостаточном качестве разложенных на сцене матов... Я в этот момент стоял за сценой в ожидании своего скорого выхода к роялю с "Жаворонком" Глинки-Балакирева и видел, что все последующие части акробатической программы у ребят прошли без сучка – без задоринки!
Вместе с Костей мы частенько бывали и на природе. Запомнился самый первый коллективный выезд в Зеленогорск — купанье, игры в волейбол, в футбол. Какими мы были тогда разносторонними!
До третьего курса мы были в одном отделении. Потом произошло некоторое переформирование отделения и взвода, и командиром вновь созданного отделения по каким-то тайным причинам назначили меня, абсолютно не способного повелевать волей других. Но с Костей мы остались в одном взводе, которым весь оставшийся период службы в академии командовал Алик Сенкевич.
После окончания академии с Костей я не встречался. Он закончил клиническую ординатуру на кафедре военно-морской хирургии в академии. Некоторое время работал там. Затем стал Главным хирургом Всеволожского района Ленинградской области. Награжден орденом "Знак Почета".



ПЕТЯ ТЕРЕХОВ

 Мыслитель и просветитель! И сейчас кого-то просвещает.
Спокойный, уравновешенный, настойчивый и целеустремленный, обстоятельный и рассудительный, всегда стремящиеся докопаться до истины, вскрыть внутренние закономерности развития событий. На совместных семинарах и занятиях Петя не блистал столь яркими выступлениями, как Коля Ермилов, Боб Межевич, Витя Шостак, обладавшие безусловными ораторскими способностями, но его доклады и комментарии всегда выглядели весьма убедительными. Он легко и доходчиво, логично и последовательно излагал свои мысли, имел солидный багаж знаний по всем изучаемым дисциплинам. Настойчиво овладевал и практическими навыками, необходимыми будущему военно-морскому врачу.
Я не помню, чтобы Петя занимался каким-либо видом спорта. Для укрепления физического и духовного здоровья ему хватало и наших ежедневных утренних пробежек на Рузовке и набережной Введенского канала с обязательным "комплексом шестнадцати", до автоматизма отработанного нами ещё на лагерных сборах, благодаря стараниям сержанта Гараймовича, одно время рьяно руководившего нашим курсантским воспитанием. Вместе с тем, Петя любил спорт и был страстным болельщикам, не пропуская ни одного серьезного соревнования с участием нашего курса, в том числе таких экзотических, как фехтование и прыжки на лыжах с трамплина, где блистали наши ребята.
О том, что мы с Петей одно время активно занимались французским, я уже где-то говорил. Но так и не сумели освоить азы французской разговорной речи. В академии Петя (как и большинство из нас, между прочим) не успел выбрать любимого направления медицинской работы. Ровно и с отдачей осваивал как основные, так и вспомогательные дисциплины. И к выпуску в полной мере был готов к работе врачом самого широкого профиля. При распределении был направлен на Дальний Восток, на подводные лодки. Прошёл факультет усовершенствования при академии по хирургии. Был назначен на должность начальника хирургического отделения военно-морской базы в Северодвинске. В связи с развитием аллергии на ряд медицинских препаратов вынужден был уйти из хирургии. Получил должность старшего офицера по лечебно-профилактической работе в отделе Северного флота; затем стал начальником филиала госпиталя Северного флота. Закончил службу начальником санатория "Аврора". До последних лет трудился по специальности. Ведет здоровый образ жизни. Работает на садовом участке. До глубокой осени купается в водах Черного моря. Не забывает своих однокурсников, обязательно поздравляет нас с праздниками и днём рождения. Такой он, наш Петя — доброжелательный и обязательный, верный и ответственный, как и в юности, жаждущий поделиться с нами важной и интересной информацией.



МИША ТРОФИМОВ

 Трофимов Михаил Мефодьевич начал службу врачом дивизиона химической защиты, на Севере. Через 3,5 года был переведен в СЭО на должность врача-гигиениста в санитарно-гигиенической лаборатории. Через 3 года назначен начальником радиобиологической лаборатории службы радиационной безопасности (СРБ) дивизии опытных АПЛ в Гремихе. Принимал непосредственное участие в ликвидации последствий аварии лодки. Получил дозу облучения. Несколько месяцев лечился в санатории — в Ялте (с женой и сыном). После лечения получил должность преподавателя цикла токсикологии на ВМК Одесского государственного медицинского института (с 1970 г.). Дважды признавался лучшим педагогам ВМК. Затем получил должность старшего преподавателя этого цикла, а последние шесть лет службы был заместителем начальника кафедры. Демобилизовался в 1991 году. Остался в институте на должности заведующего отделом производственной практики студентов. В семьдесят лет (2006 г.) ушёл с работы.



СЛАВА ФИЛИПЦЕВ
 
После ночного дежурства (или иного ночного бдения)
– Хорошо, что марксизм-ленинизм существует! Где бы я тогда отоспался?!
Примечание: наш взвод на семинаре по марксистско-ленинской подготовке. Насколько раньше современных открытий мы начали отрабатывать методологию обучения во сне. И ведь действовало! По крайней мере, все мы, в том числе и Славчик Филипцев благополучно прошли все зачетно-экзаменационные барьеры этой обязательной для всех науки. Правда, в последующем забыли ее напрочь. И лично мне стоило больших усилий, чтобы вспомнить ее основы при сдаче кандидатского минимума.


БОРЯ ХАДКЕВИЧ
 
Это единственная фотография Бори в моём, довольно-таки обширном фотоальбоме. Но зато какая! И теперь историческая. Другие фотографии были только во время волейбольных соревнований — совсем неудачные, со стороны спины. Почему-то ни разу не удалось запечатлеть ни его мощнейших ударов в первую зону, ни высоченных прыжков, ни выверенных передач... Зато запечатлел единственный проигрыш нашей команды в товарищеской встрече команде младшего курса — невероятный и совершенно непонятный. Такое тоже бывает в спорте. Боря тогда даже не захотел фотографироваться вместе с Костей Сотниковым и Толей Мартьяновым — так был расстроен. Чудесная, доселе непобедимая никем команда. Великолепные игроки. А Боря — мастер спорта, член сборной команды Лен. гарнизона, ведущий игрок команды СКА.
В какой-то степени, возможно, именно эти его выдающиеся спортивные качества позволили ему получить врачебную должность после окончания академии в пределах Ленинграда. Подобной привилегии, кстати, удостоились ещё двое наших выпускников: Витя Шостак и Коля Ермилов. Но у тех, даже у Вити, на первом месте были всё-таки медицинские, творческо-научные заслуги.
В скором времени Боре удалось перевестись в Академию, на кафедру ортопедии и травматологии. Я встретился с ним случайно в 1963 году в Женском корпусе. Он спешил куда-то с ворохом таблиц и бумаг и успел только пригласить меня на кафедру, и обещал всяческую помощь.  Мне показалось, что к этому времени Боря заметно пополнел. И вряд ли продолжал активно заниматься спортом. Но, безусловно, выходил на волейбольную площадку, в скверике, рядом с корпусом, на которой он девять лет назад (в 1954 году) во главе нашей, ещё неопытной курсовой команды, обыгрывал в тренировочной встрече наших ведущих игроков — военно-морских врачей, заслуженных мастеров спорта, полковников медицинской службы Эйнгорна, Саватеева, Шулепина, Андреева, майора Михеева и других. Радость от этой победы у всех игроков (Боря Хадкевич, Саша Нецветаев, Саша Третьяков, Костя Иванов, Слава Караганов, Костя Сотников и Толя Мартьянов), а также их постоянных болельщиков, осталась на многие десятилетия...



КАПИТАН ХОХЛОВ

 Капитан медицинской службы Хохлов Леонид Константинович был командиром офицерского взвода и одновременно старшиной всего нашего курса. На его долю выпала честь руководить нами на лекциях и общих собраниях, встречать и провожать наших командиров и старших начальников. Решительность и твердость характера, мощный, хорошо поставленный голос, отличные знания уставных положений позволяли ему управлять массой трудно управляемых курсантов и уж тем более куда более организованным офицерским составом курса.



СЕВА ЧЕРНЯВСКИЙ

Много добрых дел и героических поступков совершили наши ребята – выпускники ВМФ ВМА им. С.М. Кирова 1960 года – за время своей воинской службы. Большинство поступков так и остались в устной памяти друзей и близких. О некоторых были публикации в местной флотской и центральной печати. Но лишь отдельные из них сохранились в архивах однокашников в виде пожелтевших газетных вырезок с фотографиями, так легко узнаваемых на них ребят (зачастую даже без названия и номера газеты). Мы решили их опубликовать даже в таком, несовершенном, виде, воссоздавая в памяти трудные и вместе с тем светлые моменты нашей врачебной военно-морской офицерской жизни.
Одна из таких публикаций сохранилась в архиве П.А. Терехова о Севе Чернявском, помещенная в газете Краснознаменного Северного Флота «На страже Заполярья» от 07.06.1984:
«В канун праздника – Дня медицинского работника – полковник медицинской службы Всеволод Васильевич Чернявский отметил своеобразный юбилей – 30-летие службы в Вооруженных Силах СССР. В одном из очерков журналиста Э. Кальянова, вошедшем в коллективный сборник «Бережем страны покой», есть страница, посвященная врачу подводной лодки офицеру Чернявскому. Журналист отметил незаурядные способности молодого хирурга, его высокий профессионализм. В трудных походных условиях офицер Чернявский провел не одну операцию, проявив при этом спокойствие и выдержку. Это было в начале 60-х годов. Сейчас полковник медицинской службы Чернявский – ведущий хирург госпиталя… Богатый врачебный опыт помогает Всеволоду Васильевичу успешно проводить сложнейшие операции, организовывать обучение корабельных врачей – хирургов.
Родина высоко оценила труд флотского врача коммуниста Чернявского: он награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» 3 степени. В. Голубь. Фото автора».




ВИТЯ ШОСТАК

Он с самого начала жизни на курсе был фундаментален во всём: в спорте, на занятиях, в суждениях. И ростом Витя был выше многих из нас, свысока поглядывая на меня, на курсанта Баранчикова, Толика Овчинникова и иных, не удостоенных природой столь высокого уровня физического развития. Я не переставал восхищаться им. На занятиях Витя поражал меня своими знаниями. Он знал, казалось, всё. Свободно ориентировался в дебрях неорганической химии и физики, владел английским, блестяще выступал на семинарах по марксизму-ленинизму. По многим вопросам изучаемых нами наук имел собственное, независимое от мнения преподавателей, суждение. Задавал читающим лекции педагогам далеко не стандартные вопросы, порой ставящие в тупик некоторых преподавателей. Для него не существовало сложностей в учёбе. Казалось, он на всё уже имел готовые ответы. Я восхищался его речью, логикой мышления, точными формулировками, удивительной памятью — способностью в любой момент выдавать информацию из любой области знаний. Для многих из нас, далеко не столь одарённых интеллектуально, Витя был "ходячей библиотекой" и информационной справочной, — особенно во время подготовки к очередному экзамену. Сравниться с ним в области знаний среди нашего курса, пожалуй, могли лишь Коля Ермилов и Боб Межевич, уже прошедшие определённую школу интеллектуальной подготовки. Да, но обращались за советами и разъяснениями мы почему-то к Вите Шостаку.
 
С первого курса Витя проявил себя незаурядным спортсменом. До этого, в школе, он не занимался в спортивных секциях и не был подготовлен, как, например, Слава Филипцев. Однако, начав заниматься бегом, вскоре (на средних и кроссовых дистанциях) стал давать всем нам, в том числе и поначалу непобедимому "коню" — Славчику, солидную фору. К третьему курсу Витя стал в беге бессменным лидером нашего факультета и начал посягать на академическое лидерство. До сих пор перед глазами стоит его фантастический финал на 800 м на первенство академии (ВМедА), на академическом стадионе, в соперничестве с чемпионом академии, который наш чемпион выиграл с преимуществом всего в одну сотую секунды!
Как и большинство из нас, Витя любил природу и загородные прогулки. Несколько раз мы отдыхали с ним вдвоём в Парке Победы. И, конечно, занимались там спортом. Но соревноваться с ним во всех видах легкой атлетики можно было только получив огромную фору.
Витя блестящие закончил академию (с золотой медалью) и, как исключение, получил должность на кафедре нормальной физиологии ВМедА. Чрезвычайно интенсивно работал и очень быстро защитил кандидатскую диссертацию. В то же время успевал и тренироваться, и выступать в своём любимом виде легкой атлетики за сборную Лен.гарнизона. Я встречался с ним в этот период, находясь на прикомандировании к академии (в 1963 г.) и на курсах усовершенствования (в 1965 г.). Вместе были мы и на свадьбе нашего однокурсника Бори Догадина, где собралось более десятка наших ребят. Витя, как всегда и везде, был душой компании. Блистал остроумием и нестандартными тостами, которые то и дело слышались с его половины праздничного стола.
Виктор Иванович был и на защите моей диссертации в 1980 г. Профессор, доктор медицинских наук, он всячески поддерживал меня, зная обо всех сложностях моего физического и духовного состояния. Я старался встретиться с ним и в последующие годы, бывая проездом в Ленинграде. Приходил к нему на кафедру, видел, с какой любовью относились к нему юные слушатели, обступившие его со всех сторон и осыпавшие вопросами...
О многом поговорить нам с Витей не удавалось — у него непрерывно шли занятия. Но я был рад и этим, кратковременным встречам. Витя был для меня примером мужества, настойчивости и целеустремленности, чего порой так не хватало мне в жизни. В двухтысячные годы Витя прислал мне в Иваново несколько писем. Был уже серьезно болен. Продолжал трудиться, несмотря на физические и душевные страдания. Переслал мне последний результат своего многогранного научного творчества — фундаментальную монографию по физиологии человека. Эта книга, Витины письма и несколько его курсантских фотографий напоминают мне сейчас об этом прекрасном Человеке — добром, отзывчивом, благородном, — большом труженике, существенно подвинувшем вперёд нашу физиологическую науку. Виктор Иванович Шостак — гордость нашего курса, и мы, оставшиеся, помним об этом и гордимся тем, что шесть лет учебы были рядом с ним, в чём-то учились у него, подражали ему, вместе мечтали о нашем будущем.



МУЖЕСТВЕННЫЙ ПАРЕНЬ БОРЯ ГЛУШКОВ
 
Боря с первых месяцев жизни в академии обратил на себя внимание и отличной учёбой, и мягким, доброжелательным, компанейским характером. К нему тянулись многие и вскоре стали его друзьями, сохранив узы дружбы и взаимопомощи на весь последующий период. Боря не занимался специально спортом, не участвовал в художественной самодеятельности. С другой стороны, был неравнодушен к хорошей музыке, в том числе и классической, и порой просил меня сыграть что-либо Шопена, Глинки и др. композиторов. Чем он увлекался, помимо учебы, — не знаю. Но, безусловно, увлечения были. В силу своего характера, глубокой любознательности, он не мог быть односторонним в своем развитии. Я его часто видел на курсе с художественной и научной литературой в руках — он постоянно повышал свои знания. Многое знал о нашем городе, — о музеях, концертных залах, об исторических зданиях. Несколько раз я встречал его в Доме книги, где он рассматривал научную и английскую (на английском языке) литературу. Всё шло к тому, что он будет одним из лучших наших выпускников и станет прекрасным клиницистом-ученым, независимо от должности, с которой начнёт свою офицерскую службу. Боря рано женился, — кажется, на четвёртом курсе. Оба обожали друг друга. Вместе они бывали и на курсовых вечерах, всегда в окружении группы Бориных друзей и приятелей.
Так всё было хорошо! Можно было спокойно учиться, радоваться и наслаждаться жизнью. Но судьба бывает жестока, и чаще всего к таким, незаурядным, талантливым и многообещающим людям. Ее превратности порой кардинально меняют всё и мгновенно лишают нас надежды на будущее. Так произошло и с Борей. От чьего укуса возникла у него эта страшная нейроинфекция, приведшая к параличу обеих ног и другим неблагоприятным последствиям? Почему зловредный москит укусил именно Борю, а не кого-либо из нас во время отдыха на природе? Да, вроде, и инфекций подобного рода доселе в Ленинграде не наблюдалось. Кажется, на кафедре нервных болезней, где лечился Боря, так и не определили этиологию этого заболевания...
Боря лечился там всё последующее время (с 1958 года). Ему дали возможность закончить Академию, сдать государственные экзамены. Сдал он их, как всегда, отлично. Был демобилизован по инвалидности. Так и остался в нашем курсантском альбоме в курсантской форме среди однокашников-лейтенантов медицинской службы и более старших офицеров по званию.
Конечно, Боря не сдавался. Постоянно работал над собой, надеялся, лечился. Но с каждым годом надежд на выздоровление становилось всё меньше. Его оставили работать на кафедре нервных болезней, и Боря вскоре защитил кандидатскую диссертацию, развивая неврологическую науку.
Во время лечения мы неоднократно навещали Борю в клинике, а перед отъездом из Ленинграда все навестили его, пожелав творческого пути и сил для борьбы за восстановление...
Последний раз я виделся с Борей в 1964 году на свадьбе у нашего общего друга, однокашника Бори Догадина. Боря Глушков приехал вместе с женой на своей инвалидной машине. (Кстати, деньги на неё собирали всем курсом). Все были рады его увидеть. Расспросить, поговорить, посоветовать (уже из собственного опыта врачебной работы), пожелать семейного благополучия. Мы рады были, что верная супруга была постоянно рядом с ним, помогая Боре во всём, вдохновляла на борьбу за восстановление. Боря тоже был рад встретиться с друзьями. Казался веселым, неунывающим, настроенным на дальнейшие преодоления... Под конец долго заводили Борину машину, и он развез всех в ночном Ленинграде по местам нашего обитания. Я вылез на Рузовке. И долго не мог уснуть, думая о судьбе этого удивительного человека – мужественного и целеустремленного, не смирившегося с судьбой, продолжающего жить, трудиться и творить во имя будущего.



ПРОЩАЙ, ВММА!

Наш курс оказался предпоследним, кому выпало счастье поступить в Военно-морскую Медицинскую Академию (ВММА) – в 1954 году. В 1956 году вышел приказ о слиянии ВММА и Военно-медицинской академии им. Кирова, и Морская академия стала Военно-морским факультетом академии им. Кирова. Объединились кафедры, библиотеки. Мы лишились части «военно-морских» профессоров и педагогов. Но самой существенной для нас оказалась потеря возможности стать лейтенантами медицинской службы уже после окончания третьего курса. Именно с нашего курса начались эти преобразования, и мы пять долгих лет обучения прошли в курсантских погонах, и только на шестом курсе получили звания старшин и положение «слушателей». Последнее давало нам возможность получать достаточное денежное содержание и жить за пределами так полюбившихся всем «Рузовских казарм».
 
Военно-морской факультет – это, конечно, хорошо! Но мы, курсанты, гордились в первую очередь нашей Военно-морской Медицинской Академией. Два года учёбы в ней запомнились на всю жизнь! Жизнь в казарме, строевые занятия, кажущиеся непрерывными дежурства (дневальный по роте, в карауле у знамени, у особых объектов на территории, патруль по академии и по городу и др.). Были и хозяйственные работы – чего стоила разборка и пилка дров, которые складывались огромными штабелями сразу за КПП, при входе на территорию ВММА.
Учеба на первых курсах была не менее впечатляющей: неорганическая химия (профессор Птицын Б.В.), анатомия (доцент Акилова А.Т.), патологическая анатомия (профессор Вайль С.С.), нормальная физиология (академик Быков К.М.), фармакология (профессор Лазарев Н.В.), биохимия (профессор Васюточкин В.М.), французский (доцент Костельянц Б.Л.) и др. Были и чисто военно-морские дисциплины, в том числе и шлюпочная подготовка – хождение по Фонтанке на веслах и под парусом в Финском заливе. А разве можно забыть занятия в бассейне, под руководством рекордсмена мира легендарного Семена Бойченко! И была военно-морская форма, которой мы все так гордились! И были ещё кафедры и аудитории на территории академического городка (на Загородном проспекте, у Витебского вокзала), и здание главного корпуса, с фасадом, смотрящим на Фонтанку и надписью: «Военно-морская Академия», вызывающей гордость у каждого обучающегося в ней курсанта...
Вспоминается и наше прощание с ней. Не официальное, в клубе главного корпуса, когда перед младшими курсами выступил начальник академии генерал-майор медицинской службы Иванов В.П., а в нашей собственной, курсантской среде, на той же самоподготовке (на кафедре нормальной физиологии), где мы, курсанты второго курса, задумывались над нашей будущей военно-морской судьбой и с грустью вспоминали уходящих в безвременную отставку «военно-морских» профессоров и педагогов. Памятный снимок, сделанный мною на одном из самостоятельных занятий в тот период, полностью отражает нашу глубокую душевную ностальгию, которую так искренне сумел передать наш юный, добрый «Савушка» – Гена Савельев. И корона, подрисованная Сашей Казаковым, в полной мере дополнила этот скорбящий образ. А глубоко любимая и почитаемая всеми нами подпись (ВММА) осталось у нас как светлая память о наших юношеских курсантских мечтах и стремлениях.
К счастью, наши сомнения о нашем военно-морском будущем вскоре развеялись. Военно-морские традиции ВММА были сохранены, и все мы через четыре года благополучно влились в военно-морской офицерский корпус медицинской службы всех четырех флотов нашего Военно-морского Флота и с гордостью пронесли знамя нашей ВММА и Военно-морского факультета ВМедА им. С.М. Кирова через всю нашу долгую службу, внеся свой вклад в развитие военно-морской медицинской науки и практики.



НАШЕ ОТДЕЛЕНИЕ
 
ВММА. 1956 год. Наше отделение и Борис Догадин.
Первое отделение, первой роты, перового взвода, но уже второго курса, ибо с нами нет курсанта Баранчикова. Стоят, слева направо: Кент Явдак, Петя Терехов, Саша Казаков, Гена Савельев, Боря Догадин; сидят: Миша Трофимов, Костя Сотников, Толик Овчинников, Роберт Питиримов (фотографирует Виталий Бердышев).
Пожалуй, самая ценная, — историческая для меня фотография. — Наше отделение: дружное, весёлое (как все улыбаются!), — и прекрасный командир — суворовец Боря Догадин. Нет никаких конфликтов — ни внутри отделения, ни вне его. Мы четко выполняли все уставные требования, неплохо учились, занимались физкультурой и спортом, просвещались в области искусства, постоянно были все вместе: на занятиях, на самоподготовке, в казарме, и даже в увольнении... Поддерживаем связь и сейчас, через 58 лет после окончания академии. К сожалению, жизненную судьбу Саши Казакова и Кента Явдака мы не знаем.
Борис Васильевич Догадин. Полковник медицинской службы. Заместитель начальника медицинской службы Тихоокеанского флота.
Геннадий Тимофеевич Савельев — подполковник медслужбы. Закончил службу в должности начальника военного госпиталя.
Петр Антонович Терехов — полковник медслужбы. На последнем этапе службы был начальником военного санатория "Аврора".
Роберт Александрович Питиримов. Служил на севере. Попал в аварию. Получил тяжёлые травмы. Был демобилизован. Сумел реабилитироваться. Работал дерматологом в медсанчасти 122 (Санкт-Петербург).
Анатолий Егорович Овчинников. Начал службу на Северном флоте, на подводных лодках. Защитил кандидатскую диссертацию по гематологии.
Константин Григорьевич Сотников. Закончил клиническую ординатуру на кафедре военно-морской хирургии в ВМедА. После демобилизации работал главным хирургом Всеволожского района Ленинградской области. Награжден орденом "Знак почета".
Михаил Мефодьевич Трофимов. После окончания академии проходил службу в должностях врача дивизиона химической защиты, начальника радио-биологической лаборатории СРБ. Затем был на должности преподавателя, старшего преподавателя и заместителя начальника Военной кафедры Одесского медицинского института.


СРЕДИ СВОИХ КОМАНДИРОВ
 
Справа — командир отделения младший сержант Борис Догадин, слева — командир взвода старшина Альберт Сенкевич.

Третий курс, 1957 года. Территория академгородка.

Алик Сенкевич оставался командиром нашего взвода все последующие годы. Мы вместе, в одной учебной группе, ходили на занятия, мы вместе занимались строевыми, физподготовкой, вместе бегали кроссы и порой вместе ходили в увольнения. Снимок сделан, по-видимому, в перерыве между занятиями.



ЗИМА! КУРСАНТЫ ТОРЖЕСТВУЮТ

 Наконец-то снег! Да еще какой! Скоро поедем за город, пойдём на лыжах. И никаких больше кроссов — будем кататься в свое удовольствие. Во всех Ленинградских пригородах — лыжные базы. Вполне доступная плата, даже для нас, курсантов (уже слушателей).
Мне больше нравились прогулки по зимнему Павловску. В солнечную погоду ярко сверкал белизной Павловский дворец. Миллиардами разноцветных блёсток искрились заснеженные кроны деревьев. Блестел снег вокруг накатанной лыжни, убегающей куда-то вдаль среди сосен и елей. Красиво смотрелись заснеженные арочные мостики, перекинутые через застывшие водные протоки. Повсюду сновал народ: молодые парочки, семейные группы, целые отдыхающие коллективы. Кто-то — в спортивной форме, с лыжами. Иные — в обычной зимней одежде. Отдельные же, видимо, хорошо закалённые личности, бежали на лыжах, раздетыми по пояс. С довольно высоких искусственных горок каталась малышня: кто на санках, кто на каких-то фанерках. С отдельной горки детишки спускались на лыжах. Среди них выделялись самые юные: трех-четырехлетние красавцы, бесстрашно несущиеся вниз, на радость восторженным родителям.

Мы с Толиком Овчинниковым брали напрокат лыжи и направлялись по лыжне подальше от людского моря. Углублялись в парковый лес и любовались его особой, зимней красотой, совершенно по-особенному воздействующей на человеческую душу. Знакомые по теплому времени года места сейчас казались совершенно неузнаваемым. Некогда раскидистые ели опустили под тяжестью льда и снега свои широкие нижние ветви до самой земли и наполовину утонули в снегу, создав внутри широкий шатёр, в котором вполне можно было бы укрыться в случае непогоды. Сверкали на солнце яркой желтизной голые стволы вековых сосен. Белым пухом серебрились в ложбине ветви кустарника. Среди еловых ветвей мелькали синички и ещё какие-то незнакомые небольшие пичужки. Иногда удавалось увидеть и рыжую красавицу — белку, явно интересующуюся нашим присутствием. Тишину леса временами нарушал дробный стук дятла...
А лыжня бежит все вперед и вперед, и вот мы уже на краю огромного, волнами тянущегося за горизонт белоснежного поля. Лыжня бежит и через него в неизвестное далёко, но мы предпочитаем, свернув влево, идти опушкой леса, уже зная, что боковая лыжня ведёт нас к Павловску...
Покатавшись часа полтора-два, устраиваем перекус в Железнодорожном буфете. Обычно горячий чай или кофе со сгущенным молоком, пирожки с печенкой, сладкая булочка — этого вполне хватало, чтобы восстановить нашу энергию и продолжить чудесный воскресный отдых здесь же, или уже в Ленинграде, в каком-нибудь из любимых нами музеев...
Другие наши ребята использовали для отдыха иные пригородные маршруты, и вечером, вернувшись на Рузовку, все радостно делились впечатлениями, восторгались красотой нашей природы и ни с чем не сравнимых пригородов нашей культурной столицы...



НЕРАЗЛУЧНЫЕ ДРУЗЬЯ
 
Саша Казаков и Кент Явдак. Они всё время были вместе. Вместе в одном отделении шагали на строевых занятиях, вместе, рядом друг с другом, занимались самоподготовкой, рядом, за одним столом, сидели в столовой, спали на лекциях, вместе ходили в увольнение, иногда вместе со всем отделением; вместе проходили корабельную практику. И на фотографиях они всегда были вместе: на Рузовке, на самоподготовке; вместе выходили на боевое траление в 94-ой Бригаде тральщиков (г. Таллин, 1956 г.); вместе занимались физкультурой и спортом... Вместе же были отчислены из академии с пятого курса в 1959 году... Саша поступил в академию вновь через год, окончив в 1961 году, вместе со следующим за нами курсом.
Судьба Кента Явдака нам неизвестна. Я случайно встретился с ним в конце восьмидесятых, в Ленинграде, у Московского вокзала, когда ехал через любимый город из Владивостока в родное Иваново. Кент же, как я понял, занимался каким-то бизнесом, живя на Украине, и был в поисках здесь большой партии консервных крышек. До отхода моего поезда оставалось минут двадцать, и мы успели только немного поговорить, сидя в вагоне, и попрощаться, уже навсегда. Кажется, мы обменялись адресами. Но нестабильность жизни того периода, и жизнь в разных государствах затрудняли переписку, ... все тогда выживали самостоятельно.
... А в целом, хорошие ребята. Саша юморист. Любит поддевать других колкостями. Постоянный бачковой нашего отделения. Обладал способностью моментально менять выражение лица, и никогда не попадался под грозный взгляд майора Андреева, хотя хихикал в строю над проделками курсанта Баранчикова не меньше нас остальных, смешливых.
Кент был хорошим гимнастом. Поражал нас своими способностями ходить на руках по столам кафедры нормативной физиологии на самоподготовке и крутить солнышко на перекладине на занятиях по физподготовке. Неплохо играл на аккордеоне. Но не решался выступать на концертах самодеятельности, предоставляя эту возможность баянисту Шапкину, пианисту Подоляну, скрипачу Хиленко и кларнетисту Боякину.


ИЗ ПРОШЛОГО В БУДУЩЕЕ
 
На фотографии курсанты 5 курса Военно-морского факультета
 ВМедА им. С.М. Кирова (1959 год).
Слева направо: Слава Арефьев (Вячеслав Владимирович). Золотой медалист средней школы. Отличник учебы в ВММА. В последующем начальник медицинской службы Флагмана Тихоокеанского флота — Гвардейского крейсера "Варяг", затем начальник туберкулезного госпиталя ТОФ. Награжден медалью "За доблестный труд" (За воинскую доблесть) в ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина.
Костя Артарчук (Константин Авксентьевич). Старшина курса. Золотой медалист ВМедА (1960 год). Главный уролог ТОФ и начальник урологического отделения Главного госпиталя Тихоокеанского флота. Прекрасный специалист. Заслуженный врач Российской Федерации. Награжден медалью "За доблестный труд" (За воинскую доблесть) в ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина. Добрый друг и товарищ, всегда стремящийся прийти на помощь. Твёрдый, требовательный командир и начальник. Как решительно, и вместе с тем спокойно, он поддерживал дисциплину на курсе. Мгновенно пресекал издержки курсантского песенного фольклора, прорывавшегося порой (вместе со строевыми песнями) во время следования курса (естественно, строем) от Рузовки в баню по набережной Фонтанки. Вместе с тем, поощрял мои занятия классической музыкой и отпускал в личное (свободное) время в Академгородок, в третью аудиторию, где стояло прекрасное пианино. Отпускал даже после того, как я однажды, разыгравшись, чуть ли не на полчаса опоздал к вечерней поверке! А во Владивостоке, в конце восьмидесятых, лично сделал мне операцию по поводу грыжи, когда госпитальные хирурги по каким-то причинам отказали мне в этом... Давал квалифицированные советы и помогал с приобретением лекарств моей жене, страдающей почечной патологией...
Витя Логинов (Виктор Иванович). В академии отличный спортсмен. Помню, как в одной из туристических эстафет он выиграл свой этап (на велосипеде), совершив невероятный поворот на 180 градусов и передав мне эстафету чуть ли не на 20 секунд быстрее своих преследователей. После окончания академии некоторое время работал в НИИ военного кораблестроения. Защитил докторскую диссертацию. Затем был переведён в один из отделов ЦK КПСС Ученым-консультантом. История его дальнейших служебных и жизненных успехов мне неизвестна. Можно надеяться, что Виктор Иванович когда-нибудь сам об этом напишет в публикациях о нашем курсе.



ВОТ ЭТО ПАМЯТЬ!

Всё больше удивляюсь поразительной памяти Пети Терехова. Мне кажется, он помнит буквально всё из нашей курсантской жизни. Помнит мельчайшие эпизоды, имена и отчества профессоров и преподавателей (и, безусловно, всех однокашников); помнит высказывания, реплики и афоризмы ведущих профессоров. Последнее меня особенно поразило. Вот так Петя вспоминает, например, фразу профессора Пономарёва А.В. (микробиология): "Вы, будущие военно-морские врачи, – на палубе океанского лайнера. Ночь. Луна. Светящаяся, фосфоресцирующаяся дорожка за кормой корабля. И только одни вы на корабле, врачи, можете объяснить истинное происхождение этого свечения — "бактериум фосфорикум"! Или реплика профессора Ильичева (марксизм-ленинизм): "После курса наших лекций вы с интересом будете читать газеты и иную политическую литературу".
Да, Пётр Антонович выдал мне много ценной информации о нашем курсе, сделал ряд существенных поправок в моей писанине, прислал несколько фотографий из нашей, самой начальной, курсантской жизни. Последние особенно ценны, в моём фотоальбоме нет этого периода нашего курсантского творчества (не было фотоаппарата).
Мы, сокурсники, благодарны Пете за эту информацию, за память о нашем прошлом, и полностью используем ее в воспоминаниях. Она существенно дополняет представление о нашем курсе, в наших профессорах и педагогах. Правда, ее изложение было бы куда совершеннее в записях самого Петра Антоновича, передать со слов эмоциональный настрой рассказчика не всегда бывает возможным...




ЛЮБИМЫЙ ШУМАН ВАДИКА КИМА
 
Я не думал, что наша (с Витей Подоляном) фортепианная музыка привлекала внимание наших друзей-однокурсников. И даже как-то обмолвился об этом в одной из своих публикаций. Но сейчас, разговаривая по телефону с ребятами о нашем курсантском прошлом, понял, что я глубоко ошибался. Музыка волновала многих, и даже в нашем, курсантском, исполнении. Волновали не только народные песни, романсы, фортепианные пьесы, но и более серьезные произведения — баллады, скерцо Шопена, сонаты Бетховена, рапсодии Листа, а также произведения Шуберта, Мендельсона, Глинки, Чайковского, отрывки которых мы с Витей порой пытались представить слушателям. Неспроста же Толик Овчинников принялся разучивать Лунную сонату Бетховена, а Толик Пульянов изливал душу в старинных романсах. Юра Носов в своих повестях и романах не раз упоминал о наших курсантских музыкальных собраниях в Ленинской комнате, в частности, с исполнением скерцо Шопена. Именно скерцо, с серьезнейшей техникой и содержанием, привлекло его внимание, а не куда более популярные для камерной аудитории вальсы и ноктюрны великого композитора.
К сожалению, и Витя, и я порой на долгие месяцы прекращали заниматься музыкой, увлекаясь иными жизненными приоритетами, и далеко не всегда могли удовлетворить эстетические желания слушателей. Отлично помню, как меня просил сыграть второе скерцо Шопена Юра, а я в тот период напрочь растерял всю свою технически сложную часть фортепианной программы. Почему-то Витя Подолян и на курсе, и в 3-ей аудитории редко подходил к инструменту. Однако мы точно знали, что он периодически активно занимался музыкой дома, и даже делал попытку сочинять собственные произведения.
Наши друзья-однокашники помнят о нашей музыке, о наших встречах в Ленинской комнате — Юра Антонишкис, Игорь Кравченко, Вадик Ким, Петя Терехов, Миша Трофимов... А я на первом курсе восхищался игрой Вити Подоляна, его исполнением первой баллады Шопена на одном из курсовых вечеров в художественной самодеятельности. Это было великолепно!
А на днях меня неожиданно удивил и обрадовал Вадик Ким. — Помнит даже мою программу!.. Бетховен, Шуберт, Шопен! Он и сейчас любит слушать серьезную музыку. Очень любит Шумана. Вспомнили вместе с Вадиком Шумановские "Грезы", "Порыв", его песни, романсы, бесконечные фортепианные циклы. Кое-что я когда-то играл. Сейчас смогу сыграть разве что "Грезы". "Порыв" уже не одолею — потеряна техника... А есть ещё "Сладкая греза" Чайковского, в его "Детском альбоме", есть "Грезы любви" у Листа — великолепный романс, созданный в честь его возлюбленной, герцогини Каролины Витгенштейн, двенадцать лет всесторонне помогавшей фортепьянному гению в его жизни и творчестве... В зимний сезон обязательно вспомню и запишу эти вещи. Хотелось бы донести их до Вадима в собственном исполнении...