КУРСАНТСКИЕ БУДНИ
К ЮБИЛЕЮ! 60-летию выпуска военно-морских врачей ВМФ ВМА им. С.М. Кирова
ОГЛАВЛЕНИЕ
КУРСАНТЫ НА ОТДЫХЕ
– КУРСАНТЫ НА ОТДЫХЕ
– ОТДЫХ НА ИСТОРИЧЕСКОМ ПАРАПЕТЕ
– КУРСАНТСКИЙ КВАРТЕТ
– ЗАВТРАК НА ЛОНЕ ПРИРОДЫ
– В УВОЛЬНЕНИИ
– КУРСАНТСКАЯ КЛОУНАДА
– КАК НАМ БЫЛО ВЕСЕЛО!
– НА ЭТЮДАХ С ЭДИКОМ КУЗНЕЧЕНКО
– МЫ НИКОГДА НЕ УНЫВАЛИ
– НА ПЕРВОМАЙСКОЙ ДЕМОНСТРАЦИИ
– ПЕРЕД УВОЛЬНЕНИЕМ
– СНОВА У ДВОРЦОВОЙ ПЛОЩАДИ
– ПЕРЕД ПЕРВОМАЙСКОЙ ДЕМОНСТРАЦИЕЙ
ФИЗКУЛЬТУРА И СПОРТ
– ВЕСЕННИЙ КРОСС
– В БАССЕЙНЕ
– ФИЗКУЛЬТПАУЗА
– КОМАНДА ЧЕМПИОНОВ
– ТУРИСТИЧЕСКИЙ ЛАГЕРЬ
– ОТДЫХ В ОЗЕРКАХ
– ПЕРЕД ЗАЧЕТОМ ПО ЛЕГКОЙ АТЛЕТИКЕ
– НА КАТКЕ
– ПЕРЕД ОЧЕРЕДНЫМ ЛЕГКОАТЛЕТИЧЕСКИМ КРОССОМ
– ЛЫЖНЫЙ КРОСС
– ВММА. ЛЕГКОАТЛЕТИЧЕСКИЕ СОРЕВНОВАНИЯ
– ВММА. ФИЗКУЛЬТУРА И СПОРТ НА КУРСЕ
МУЗЫКА И МУЗЫКАНТЫ
– МУЗЫКА НА КУРСЕ
– ФОРТЕПИАНО ВИТИ ПОДОЛЯНА
– ЭПИТАЛАМА
– ЛУННАЯ СОНАТА
– РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ЭТЮД
– ЛЮБИЛИ МЫ И РОМАНСЫ
– ПОЧЕРК МАЭСТРО
– ЗАВЕЩАНИЕ МАЭСТРО
– РУЗОВКА. МУЗЫКА ПОСЛЕ НАС
– НОСТАЛЬГИЯ ПО КРАСОТЕ
КУРСАНТЫ НА ОТДЫХЕ
Первый курс ВММА. Лето 1955 года. Первый выезд на природу, в Зеленогорск. Курсанты Первого взвода первой роты, слева направо: второй Витя Красный, Юра Каретин, Толя Овчинников, Артур Литвинчук,
Кент Явдак, Виталий Бердышев, Сева Чернявский.
Двое других — наши новые знакомые.
Впервые мы были у настоящего моря, пусть и называемого "Маркизовой лужей"; впервые купались в морской воде, хотя идти до глубины было более сотни метров, впервые почувствовали ее чуть солоноватый привкус. Кажущийся бесконечным песчаный пляж с мелким желтоватым песком, спортивные площадки – волейбольные и баскетбольные, веселящаяся молодежь нашего возраста. В нескольких сотнях метрах от воды сосновые посадки, дающие тень в знойную погоду. При выходе к пляжу – киоски с прохладительными напитками и легкой закуской (булочками и бутербродами)... Настоящая курортная идиллия для жаждущих контакта с природой горожан. Для нас же, запертых в тесной казарменной среде, — идиллия вдвойне!
К этому времени мы успели пройти в академии курс "молодого пловца" и считали воду своей второй стихией. А разве могло быть иначе для будущих моряков?! Но даже в сотне метров от берега приходилось барахтаться на мелководье, то и дело задевая песчаное дно руками, особенно после ухода набегавшей волны. Но и этого для первого раза было достаточно, чтобы потом, чуть охладившись, броситься на горячий песок, подставляя ещё белые, не загоревшие тела жаркому июльскому солнцу, ощущая его живительное тепло и разливающееся внутри тебя приятное томление, полный физический и душевный покой, так необходимый каждому из нас после весеннего экзаменационного семестра...
Но разве можно было долго улежать на месте, когда вокруг вовсю шли спортивные баталии, кричали парни, визжали девчонки, летали волейбольные мячи. Мы быстро накачали (или надули?) свой мяч и организовали собственный волейбольный круг и стали отрабатывать волейбольные приемы. Хороших волейболистов среди нас не было, но и нашей игры было достаточно, чтобы привлечь внимание юных представительниц противоположного пола, вскоре примкнувших к нашей шумной, весёлой компании и с удовольствием согласившихся участвовать в нашей фотосессии, что и было запечатлено на представленном снимке. У кого был тогда фотоаппарат, и кто сделал этот памятный снимок, — увы, узнать уже невозможно. Но он сумел сохранить память о нашем первом загородном торжестве, подарив вскоре отпечатанные фотографии. Одна из них сохранилась у меня и через 63 года радует меня светлыми воспоминаниями и нашим юношеским задором — основной привилегией нашей молодости.
ОТДЫХ НА ИСТОРИЧЕСКОМ ПАРАПЕТЕ
Где это мы отдыхаем в парадной форме, на каком парапете, у какого здания? Но мы точно собрались в увольнение. Или уже "уволились". Слава Караганов (слева), Гена Савельев, Артур Литвинчук и Гена Сальников — "сборная команда" из нашего взвода. Порой мы таким сводным составом и ходили в увольнение, наметив интересующие всех маршруты. Но почему нет Толика Овчинникова и Роберта Питиримова? Возможно, мы и поджидаем их, усевшись у забытого мною здания. И всё самое радостное того дня было у нас еще впереди.
КУРСАНТСКИЙ КВАРТЕТ
Где это мы и почему в такой разношерстной форме? В первом ряду с гримасой явного физического дискомфорта Володя Тюленев, рядом маленький Толик Овчинников; во втором ряду большой Эрик Фельдман (почему-то в гражданском одеянии — может, уже уволенный из академии?) и улыбающийся наш сокурсник..., фамилия и судьба которого почему-то мною напрочь забыты. А ведь до четвертого курса порой бывали вместе...
ЗАВТРАК НА ЛОНЕ ПРИРОДЫ
Светлые эпизоды радостного периода в нашей жизни. Весна 1959 года. Пятый курс. Именно в этот период меня особенно потянуло на лоно природы. Мои друзья — Толик Овчинников, Эдик Кузнеченко, Роберт Питиримов — часто выезжали за город вместе со мной. Выезжали весной, летом, осенью, и даже зимой, чтобы покататься на лыжах. Для меня весенние прогулки были особенно примечательны. Просыпающаяся природа: первые травинки, подснежники, набухающие почки деревьев и кустарников, первые бабочки, оживающие муравейники, и яркое солнце, изливающее свои живительные лучи с бело-голубого небосвода... Как это всё действует на психику, оживляет и раскрывает душу, наполняет теплом, добротой и любовью весь твой юный организм, как бы трансформирует, видоизменяет тебя целиком, открывая новые просторы для творчества. И ты летишь, как на крыльях в Зеленогорск, в Павловск, в Парк Победы, захватив с собой уже ставший неразлучным этюдник, чтобы изобразить эту невообразимую красоту, выразить в творчестве свою душу, запечатлеть в красках особо яркие мгновения жизни нашей среднерусской природы...
И друзья рядом с тобой. Они не рисуют, но тоже наслаждаются нежными оттенками, звуками и иными проявлениями весенней жизни лесов и полей, ручейков и речек, полетом первых пчелок и бабочек, и даже ползающими вокруг муравьями. Всё это жизнь — новая, освежённая, обыкновенная, радостная и восторженная... Ещё и ещё раз начинаешь задумываться над многообразием и совершенством жизни и благодарить Создателя за то, что дал нам возможность испытать это бесконечное счастье бытия, счастье земной благодати...
Обо всём этом задумываешься, когда ты один, наедине с Природой, когда лежишь и созерцаешь ее — во всех деталях и во всём многообразии... Вместе же с друзьями ты радостен и весел. Обсуждаешь насущные внутриакадемические вопросы, строишь планы на будущее, задумываешься о завтрашнем рабочем дне... Но всё же пытаешься на время отойти от проблем и больше думать о светлом, радостном, возможном...
Уезжаем обычно на целый день. Захватываем с собой пропитание. Устраиваем перекусы на лоне природы. Запиваем квасом или лимонадом. Напитки чудесны! И вообще на природе аппетит соответствующий. Бивуак на природе — это тоже своего рода эстетика... И не мы одни так развлекаемся. Петя Терехов с Сашей Лытаевым, например, объездили на велосипедах чуть ли не все пригороды Ленинграда. Побывали в Пушкинских местах, посетили все его памятники в городе. Конечно же, наслаждались и природой. Она везде и всегда — неотъемлемая часть нашей жизни. Каждый чувствует это интуитивно. И каждый по-своему стремится к ней.
В УВОЛЬНЕНИИ
Гуляем по Невскому: Отдельнов, Сенкевич, Трофимов, Овчинников, и я с фотоаппаратом. Гена, как всегда, улыбается. Остальные немного сосредоточены — всё-таки исторический снимок — у исторических коней, на мосту через Фонтанку. Правда, я несколько неэстетический ракурс наметил. Да и прохожие помешали... Не получилось нужного художественного образа. Но всё же история — 1955 год.
КУРСАНТСКАЯ КЛОУНАДА
Виталик Цепин и Боб Скочилов – во дворе Рузовки. 1959 г.
Пятый курс. Готовимся к отъезду на фельдшерскую практику на корабли ВМФ. Наш взвод, наконец-то, попал на Черноморский флот. Хоть с Крымом и Севастополем познакомимся. И Черное море! – мечта каждого курсанта академии.
Куда попали Витя и Боря? – Я не помню, чтобы они были в Севастополе… На бербазе мы все довольно часто встречались…
КАК НАМ БЫЛО ВЕСЕЛО!
Первое отделение первого взвода, первой роты первого курса ВММА в перерыве самоподготовки.
Сверху вниз: Саша Казаков, Кент Явдак, Костя Сотников, Толик Овчинников, Гена Савельев, Миша Трофимов.
Осваиваем нестандартное упражнение — акробатику на деревьях. Боре Догадину, Роберту Питиримову и Пете Терехову просто не хватило места на столетнем великане. Дружное определение младшего сержанта Б. Догадина, — мы всегда были вместе: на занятиях, на самоподготовке, в кубрике, на отдыхе, в увольнении и т.д. Все вместе ездили летом в Озёрки, Парк Победы. Купались, играли в волейбол, загорали, тренировались. С Толиком Овчинниковым я ходил в музеи (Русский, Эрмитаж). С Геной Савельевым — в легкоатлетическую секцию и на занятия оркестра народных инструментов. Кент Явдак, хорошо игравший на аккордеоне, с пониманием слушал моё фортепианное исполнение "Жаворонка" Глинки-Балакирева в нашей Ленинской комнате. А "Чинкин" (Толик Овчинников) на шестом курсе даже выучил под моим руководством первую часть Лунной сонаты Бетховена.
За шесть лет совместной учёбы и воинской службы сколько было совместных посещений достопримечательных мест и в Ленинграде, и пригородах! И сколько осталось памятных фотографий из нашей юной курсантской жизни! И сколько воспоминаний — общих и личных! Эту жизнь, прежде всего нашего отделения, я и попытался описать в "Курсантских буднях", дополнив описание возможным максимум фотографий, ставших уже историческими. Здесь нет ничего придуманного, домысленного. Здесь истина и чистые факты — фрагменты нашей курсантской жизни. И личные переживания автора с его осмыслением всего происходящего.
НА ЭТЮДАХ С ЭДИКОМ КУЗНЕЧЕНКО
На этюды, в пригороды Ленинграда, я стал выезжать в 1959-1960 годах, участь на последних курсах ВМедА. В этот период рисование стало особенно сильным моим увлечением и вместе с тем — увлекательным видом загородного отдыха. К сожалению, это очередное увлечение (а были ещё музыка и физкультура), как и другие, не дало существенных реальных результатов в моём творческом и художественном развитии, и на память о нём к настоящему времени остались лишь несколько акварельных и масляных набросков с видом природы Павловска и Северной столицы. Но был отдых. — Прогулки и созерцание уединенных уголков парков и скверов, — столь любимой мною природы.
Чаще всего я совершал подобные прогулки в одиночестве, но иногда ко мне присоединялись мои академические друзья: Толик Овчинников, Роберт Питиримов и Эдик Кузнеченко. Никто из них не рисовал. Но они, как и я, любили природу и радовались нашей встречей с нею. В то время, как я восседал на походном чемоданчике с этюдником в руках, пытаясь перенести на холст красоту приглянувшегося мне пейзажа, они просто любовались им, совершая продолжительные прогулки вокруг нашего походного бивуака, или же просматривали, сидя рядом со мной, захваченную с собой литературу. Поскольку выезжали мы обычно надолго, то запасались пропитанием в виде бутылочки лимонада и вкусных пирожков, купленных на Витебском вокзале, и устраивали непродолжительные застолья.
После нашего бракосочетания с Танюшкой и ее приезда для завершения учебы в Ленинград (в институт полупроводников к академику Иоффе) наши выезды на природу стали уже совместными, и я, вдохновлённый ее внешней красотой и внутренним обаянием, изо всех сил старался сотворить чудо и преподнести ей художественный подарок. Но одного вдохновения, при отсутствии должного художественного таланта, всякий раз было недостаточно, и изображённое мною не передавало ни внешней, ни, тем более, внутренней красоты облюбованного нами пейзажа. Это отлично понимали мы оба, но особо не расстраивались, видя счастье во всей прелести и разнообразии нашей жизни.
Толик Овчинников ("Чинкин") нередко приходил в гости и к нам домой, на съемную квартиру в районе Автово. И мы весело проводили время перед очередной неделей активных занятий.
О Толике подробнее я расскажу отдельно. Здесь же несколько слов добавлю об Эдике Кузнеченко. Меня с ним сближал прежде всего спорт. Эдик был разносторонним спортсменом. Чрезвычайно выносливый, целеустремленный, настойчивый, он хорошо бегал, плавал, играл в баскетбол, волейбол. Но лучше всего у него получалась гребля. Он преуспел в гребле на каноэ, и занимал даже призовые места в соревнованиях в масштабе города и области. Успевал он ходить по утрам ещё и в бассейн. Там мы с ним встречались два раза в неделю в качестве любителей этого вида спорта. Утренние часы в бассейне отводились для занятий академических первокурсников. Любителям-старшекурсникам преподаватель отводил одну или две дорожки, и мы целый час наслаждались "свободным плаванием", отрабатывая технику кроля и брасса. У Эдика отлично получался ещё и "дельфин", техника которого для меня оказалась абсолютно непостижимой.
Преподаватель, занимавшаяся с нашими первокурсниками, по доброте душевной подарила мне прекрасные ласты, и мне доставляло удовольствие перегонять с их помощью наших маститых пловцов — того же Славика Филипцева, который изредка появлялся в бассейне. По правде сказать, к шестому курсу Слава был уже не тот, который поражал своих однокашников на беговой дорожке и в бассейне. Эти годы он практически не тренировался и достигал результатов только благодаря своему исключительному таланту. Славчика-то я перегонял на дорожке, а вот Эдик Кузнеченко ни в какую не желал уступать мне первенство, молотя руками по воде с такой скоростью, что ей могли бы позавидовать даже японцы, достигавшие в те годы самых высоких результатов в кролевых дисциплинах. Не любил уступать лидерства Эдик и на беговой дорожке стадиона, пытаясь угнаться даже за нашим бессменным чемпионом курса — стайером Робертом Питиримовым ("Питом").
Эдик с хорошими оценками закончил Академию и начал службу на Тихоокеанском флоте. В какой-то год, будучи проездом во Владивостоке, он заходил к нам, на Монтажную. Некоторое время мы переписывались. Потом переписка оборвалась. Эдик, как и многие приморцы, ни разу не был на юбилейных встречах наших однокурсников. Последние десятилетия ни с кем не поддерживал переписку. И сейчас никто не знает о его жизненной судьбе. Может быть, случай позволит ему увидеть наши публикации и откликнуться на них. Моя семья была бы очень рада этому!
МЫ НИКОГДА НЕ УНЫВАЛИ
Прекрасная фотография! Чистые, светлые, открытые, улыбающиеся лица. Все в каком-то едином радостном порыве. Возможно, после очередной победы нашей волейбольной команды, — кстати, Костя Сотников, член сборной по волейболу, — в центре событий. Остальные — болельщики, слева направо, курсанты нашего третьего курса: Сева Чернявский, Витя Цыгулев, Костя Сотников, Женя Ляшевский, Юра Каретин, Витя Половинко, вместе с друзьями со старшего курса, успевшие получить после слияния ВММА и ВМедА звания лейтенантов медицинской службы.
Последним повезло больше, чем нам. Уже офицеры, живут на квартирах, получают офицерское денежное содержание. Не ходят с утра и до вечера строем — и по территории академии, и вне ее. Только учись! Пользуйся любой академической и городской библиотекой. Отдыхай, где хочешь. Повышай свой культурный уровень, сколько хочешь. И патрули в городе тебя не ловят так ожесточенно, как нас, курсантов. Нет, наша жизнь и учеба не идут ни в какое сравнение! Но, как видно из фотографий, мы ничуть не унывали. Уже частично приспособились "к тяготам и лишениям", — адаптировались к казарменной курсантской жизни. Находим в ней свои светлые стороны. Успеваем и физкультурой заниматься, и спортом, и участвовать в художественной самодеятельности. Приобрели друзей и знакомых в нашей культурной столице, на вечерах с девчонками встречаемся: танцы, проводы, приглашения в гости, домашние посиделки... Кто-то и в научных кружках занимается: некоторые — из временного интереса (такие, как я, Слава Филипцев), другие — основательно, с перспективой на будущее (Слава Караганов, Костя Иванов, Олег Громов, Толик Овчинников, Коля Ермилов, Витя Шостак т др.). Сейчас можно с уверенностью сказать, в наших условиях мы не только выдержали в целом непростую курсантскую жизнь, но и закалили свой характер, окрепли физически, приобрели необходимые знания по специальности и к моменту выпуска были готовы к дальнейшему прохождению воинской службы на кораблях и в частях Военно-морского флота, к работе в должности военно-морских врачей. И, как показало будущее, в полной мере оправдали возлагавшиеся на нас надежды.
Служебную и жизненную судьбу улыбающихся с фотографии ребят я почти не знаю. Отдельные фрагменты из служебных биографий можно найти в публикациях Ю.А. Антонишкиса — почетного "старосты" и хранителя информации курса, а также в произведениях Ю.Н. Носова-Пахомова и великолепных воспоминаниях К.С. Иванова. Лишь с Юрой Каретиным в начале двухтысячных у меня была регулярная переписка. Он читал многие из моих первых книжек, всячески поддерживал мои литературные начинания, и даже собирался приехать ко мне в Иваново из Москвы на своей машине. Судьба не позволила мне встретиться с Юрой, как, впрочем, и с другими ребятами. Хотя меня радует и виртуальное общение с ними (по скайпу и по телефону). И по-прежнему я сохраняю надежду на чудо — которое позволит мне хотя бы частично вернуть потерянную двигательную активность и в самом конце своего земного бытия встретиться с оставшимися в строю друзьями-однокашниками.
НА ПЕРВОМАЙСКОЙ ДЕМОНСТРАЦИИ
Ленинград 1 мая 1959 года
Курсанты 5 курса Военно-морского факультета ВМедА им. Кирова (через год военно-морские врачи) перед Первомайской демонстрацией на Дворцовой площади. Выступаем в качестве "линейных". Слева направо: В. Кудинов, В. Арефьев, Л. Захаров, В. Половинко, Э. Новиков, М. Красин, К. Сотников, С. Шевцов, В. Сизов и остальные.
Чести быть линейными на Первомайской демонстрации в Северной столице наш курс удостаивался почти все годы учебы в академии. И мы были рады созерцать многочасовое, жизнерадостное, шествие ленинградцев по главной площади города, радовались вместе со всеми этому объединяющему всех нас празднику. Вдохновляло нас ещё и то, что нас, курсантов, после завершения демонстрации отпускали в праздничное увольнение, и даже подряд на двое суток, с ночёвкой в городе. И я сразу же отправлялся на расположенную рядом с площадью улицу Халтурина, к знакомым старичкам Квашонкиным, тепло принимавшим меня, в память о моем деде, с которым Алексей Алексеевич Квашонкин проходил службу (оба в должности военно-морских врачей) в далеком Владивостоке ещё в 1907 году на крейсере II ранга "Жемчуг". У большинства наших ребят тоже были любимые места отдыха в городе, что еще более поднимало наше настроение перед торжественным событием.
Сейчас, по прошествии 59 лет, — это уже далекая история, и не все ее участники могут вспоминать те светлые времена нашей курсантской жизни. Они творили уже последующую нашу историю, и каждый из нас внес свой посильный вклад в наше развитие, прежде всего по линии отечественного, в первую очередь военного, здравоохранения. Хочется несколько слов сказать о каждом из смотрящих на нас ребят, об успехах их на служебном, жизненном и творческом пути.
Слава Кудинов (Вячеслав Гаврилович). Выпускник Тамбовского Суворовского училища. Прекрасный спортсмен. Член сборной курса по лёгкой атлетике. Отличный лыжник — неоднократный участник и призер академических соревнований и соревнований Лен. гарнизона. Участник боевого траления на Балтике (в 1956 году). После окончания ВМедА начал службу в должности врача физиолога отдельного дивизиона АСС на Балтийском флоте. Участник Кубинских событий — в должности врача отдельного берегового ракетного дивизиона (на о. Куба). Затем Клиническая ординатура на кафедре ТУВ-2 ВМедА... Старший инспектор, затем начальник отделения экспертизы 4-й ЦВВК ВМФ. В 1979 г. — заместитель начальника, затем начальник 39-й Центральной поликлиники ВМФ. Впервые внедрил в учреждении электронную систему автоматизированного обслуживания больных. Награжден орденом "За службу Родине в вооруженных силах СССР" III степени, 15 медалями. Прекрасный врач-клиницист и блестящий организатор.
Слава Арефьев (Вячеслав Владимирович). Золотой медалист средней школы, отличник учебы в академии... Начальник медицинской службы Гвардейского крейсера "Варяг" — Флагмана Тихоокеанского флота. Начальник туберкулезного госпиталя ТОФ. Награжден медалью "За доблестный труд" (за воинскую доблесть) в ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина. Последние годы служил на Камчатке врачом специалистом в ВВК (Военно-врачебной комиссии).
Лёша Захаров (Леонид А...). Отличный спортсмен (1-ый разряд по боксу). Неоднократный призер первенства ВММА и ВМедА. Хорошо играл на аккордеоне, в частности, "Лунный вальс" Дунаевского. Исполнял его на вечерах художественной самодеятельности.
Офицерскую службу начал с Дальнего Востока, с военно-строительного отряда. Очень скоро был уволен из Вооруженных сил. Работал в Курске преподавателем в медицинском институте.
Витя Половинко (Виктор Евсеевич). Талантливый, бессменный (вместе с Толей Ободовым) ведущий наших курсовых вечеров. Одно время занимал должность заместителя начальника медицинской службы Черноморского флота. В последующем стал крупным политработником.
Эдик Новиков (Эдуард Матвеевич). Член сборной курса по самбо. Почти сразу после окончания академии стал работать преподавателем в клинике Военно-полевой хирургии ВМедА. Служил советником в Кабуле. Был членом одной из зимовок в Антарктиде. Отмечен зарубежными наградами за работу в горячих точках планеты (в частности, в Афганистане).
Миша Красин (Михаил Алексеевич). Десять лет служил на подводных лодках. Затем был назначен на должность врача-радиолога санэпидотряда Забайкальского военного округа. Затем – Главный радиолог Забайкальского военного округа, Главный радиолог группы советских войск в Германии, Главный радиолог Одесского военного округа. Подвергался радиационному облучению при исполнении служебных обязанностей. При ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС в 1986 году был Главным радиологом Оперативной группы Министерства обороны.
Костя Сотников (Константин Г...). Прекрасный спортсмен. Член сборной курса по гимнастике и волейболу. Чемпион курса по армрестлингу.
Закончил клиническую ординатуру на кафедре военно-морской хирургии. Некоторое время работал там. Вскоре демобилизовался. Работал главным хирургом Всеволожского района (под С. Петербургом).
Серёжа Шевцов (Сергей Андреевич). На курсе был хорошим спортсменом — волейболистом. Службу закончил во Владивостоке в должности начальника отделения рентгенологии главного госпиталя флота. После демобилизации работал в Подмосковье, в поликлинике.
Витя Сизов. Начал службу на бербазе ПЛ, на Дальнем Востоке.
ПЕРЕД УВОЛЬНЕНИЕМ
Наш взвод, в основном, наше отделение, на фоне удивительно знакомого здания — но какого?! В выходной форме, видимо, собрались в увольнение. Слева направо: Саша Лытаев, Толя Мартьянов, Витя Красный (прячется сзади), Эрик Фельдман, Слава Караганов, Толя Овчинников, Петя Терехов. Кто стоит сзади на парапете, — по лику разобрать трудно...
Эрик Фельдман. Прекрасный солист — не только нашего взвода, но и всей первой роты. Особенно хорошо у него получались наши, курсантские куплеты, с общеротным хоровым припевом: "Эх, василечки, василечки..." Однажды, в увольнении, нашему отделению довелось исполнить это глубоко лирическое произведение в ансамблевом исполнении. Под занавес увольнения оно мощно звучало на тихих, полупустых Ленинградских улицах... Хорошо, что эту певческую программу не услышал появившийся будто ниоткуда ночной патруль. Всё могло плохо кончиться... Да, тогда мы немного перестарались... Жаль парня. Был отчислен из академии, — кажется, на четвёртом курсе. За что, уже не помню. Вероятнее всего, не смог пересдать экзамены по каким-то предметам...
СНОВА У ДВОРЦОВОЙ ПЛОЩАДИ
В который раз мы туда на репетицию ходим? Не один раз, это точно, бывали. Почти как на парад тренируемся. Хотя только на Первомайскую демонстрацию нас готовят, да и то в роли линейных. К пяти утра прибываем, строем туда и обратно. Заранее приходим, потом ждать приходится. Вот и коротаем время, фотографируемся. Кажется, я за эти походы чуть ли не пол курса заснял. И ведь пригодилось всё через 59 лет (1959-2018 гг.). Вот еще один снимок, — слева направо: Шевцов, Яковлев, Цыгулев, Таматорин и знакомый с сухопутного факультета.
ПЕРЕД ПЕРВОМАЙСКОЙ ДЕМОНСТРАЦИЕЙ
И снова у Дворцовой площади.
Создается впечатление, что я решил там весь курс перефотографировать. Все стройные красавцы в парадной форме. 1959 год. — то есть ровно 59 лет тому назад! (бывают же такие совпадения!). Что-то с нами за эти годы всё же случилось! — Не могу узнать почти никого на недавно сделанных фотографиях, которые прислал Юра Антонишкис. Только внимательно присмотревшись, нахожу знакомые черты. Но главное, что мы еще существуем, и даже трудимся, и, конечно, помним всё наше радостное прошлое пятидесятых годов прошлого века. Оно остается в нашей памяти, наших воспоминаниях и многочисленных фотографиях, формирующих наши курсантские альбомы, в том числе (сейчас) и на страницах интернета.
ФИЗКУЛЬТУРА И СПОРТ
ВЕСЕННИЙ КРОСС
Вот он, весенний кросс, — любимый и ожидаемый! Как хочется показать хороший результат, побить свои рекорды, обогнать, наконец-то, недосягаемых: Пита (Роберта Питиримова), Славчика Кудинова, "Коня" — Славу Филипцева. Витя Шостак уже не в счёт — он академические рекорды ставит. Какие все тренированные, мускулистые, нацеленные на победу. Только вот кто есть, кто? — в спортивном облачении и не узнаешь — более 60 лет с тех пор прошло. Себя узнаю — на заднем плане, — я далеко не в лидерах.
Конечно, надо чтобы фотографию все оставшиеся посмотрели. Найдут себя и обрадуются неожиданной встрече. А может, и на улицу выйти решатся. Прогулки для нас сейчас нужнее, чем раньше, были. Кое-кто, правда, и на природе отдыхает, и рыбалкой занимается, и ... на байдарке гребет! — геронтологические рекорды ставит. Но большинству уже не до рекордов. Правда, есть свои собственные – маленькие и незначительные. Кто ведёт дневник наблюдений, тот знает, что это такое — необходимое для собственной стимуляции... Но об этом стоит поговорить особо, после следующей фотографии.
В БАССЕЙНЕ
Я ездил туда по утрам, перед занятиями, вместе с другими старшекурсниками, тоже влюбленными в плавание. В бассейне занимались, как обычно, первокурсники, и их, как некогда и нас, педагоги обучали плавательной науке, и весьма успешно. Но уже не было здесь нашего любимого преподавателя — прославленного пловца баттерфляем Семёна Бойченко — неоднократного рекордсмена мира. Занятиями руководила симпатичная юная женщина, которая отводила нам, "ветеранам", одну или две дорожки, и мы целый час наслаждались плавательным творчеством.
Постоянно приходил в бассейн Эдик Кузнеченко, иногда (при особом желании) появлялся Слава Филипцев, которому добраться сюда с Рузовской было не так уж далеко.
Тренировалась порой вместе с нами и рекордсменка страны в плавании на спине Лариса... Она была ещё совсем юной пловчихой, еще школьницей — училась в десятом классе. Преподаватель вела с ней индивидуальные занятия и порой проверяла ее спортивную готовность. При нас Лариса как-то проплыла стометровку за одну минуту восемь секунд. И это в те годы был очень высокий результат. Славчик Филипцев сделал попытку угнаться за ней кролем по параллельной дорожке, но куда там! Чего стоил один поворот Ларисы "кульбитом", на который она затрачивала доли секунды, а затем стрелой мчалась в обратном направлении.
Юный педагог, в основном, занималась с первокурсниками и на нас мало обращала внимания. Иногда только просила показать молодым, как надо плавать кролем (Славчика Филипцева) и брассом. Демонстрировать брасс приходилось мне, хотя никаких рекордных секунд я в нём не показывал. Мне же предоставлялась честь показывать и прыжки с тумбочки, которые при старте у меня получались подальше, чем у других.
Я всё время мечтал приобрести маску и ласты, чтобы наслаждаться плаванием в открытой воде. Это экзотическое подводное снаряжение в магазинах спорттоваров в то время не продавалось. Его можно было купить за огромную цену только на барахолке.
Я как-то заикнулся о возможности такого приобретения преподавателю, и она стала давать мне на занятия ласты из своего арсенала, а в последующем и подарила их мне (непонятно, за какие заслуги). И это было настоящее счастье! Я сразу ощутил скорость плавания и стал свободно перегонять на дорожке своих конкурентов – Славу Филипцева и Эдика Кузнеченко, и мог (в ластах) соревноваться с ними на любой дистанции. А затем я плавал с ними в водоемах Парка Победы и в Озерках, а после окончания пятого курса — аж в самом Черном море на Херсонской бухте (в Севастополе), где мы проходили фельдшерскую практику. Естественно, ласты были со мной и в Адлере, где мы с невестой Танюшей весело проводили время в августе того же, 1959, года. И я бросался в бурные потоки какой-то горной речушки, и она уносила меня далеко в море, откуда доплыть до берега, даже с ластами, было непросто...
А в 1960 году мне всё же удалось на каком-то барахолочном рынке приобрести маску с трубкой. И тогда я испытал все прелести подводной охоты — сначала в погоне за раками в Иванове, на Уводьском водохранилище, а затем в прозрачных водах Амурского и Уссурийского заливов — во Владивостоке, и на острове Русский, где я начал службу после окончания академии. И я от всего сердца благодарил нашего плавательного педагога за сделанный мне подарок... Но так и не понял причины ее удивительной щедрости...
ФИЗКУЛЬТПАУЗА. КАК ХОРОШО БЫТЬ В ФОРМЕ!
Кафедра нормальной физиологии. ВММА. 1956 г.
С первых дней занятий на кафедре нормальной физиологии ВММА (физиологии нормального, здорового человека) мы твердо усвоили положение о необходимости смены труда и отдыха — для нормального функционирования нашего организма. Поэтому физическая разминка в перерывах между занятиями стала просто необходимой для большинства ребят нашего отделения. За неимением рядом с кафедрой спортплощадки, мы занимались акробатикой на деревьях ("Как нам было весело!"), просто делали разминочные упражнения на улице. Избранные же занимались акробатикой прямо в классе, среди приборов и аппаратов, будучи абсолютно уверенными в надежности всех выполняемых ими элементов.
Особенно эффектно всё получалось у Кента Явдака. Его выходы на столе и на стульях в стойку, затем отжимания и свободное перемещение на руках в заданном направлении приводили в восторг нас, созерцателей. Подобные порой повторял и Костя Сотников, но история почему-то не сумела сохранить памятные моменты его триумфа. Боря Догадин предпочитал серьезную оздоровительную работу проводить больше на Рузовке, играя с двухпудовыми гирями. Мы с Питом (Робертом Питиримовым) и Савушкой (Геной Савельевым) уже занимались в секции легкой атлетики. Толик Овчинников предпочитал вольную борьбу и оттачивал на нас свои коронные приемы. Петя Терехов до поры, до времени ограничивался общеобязательной для всех нас утренней гимнастикой и физкультпаузой в перерывах занятий. Но вскоре активно занялся велосипедным спортом, совершая многокилометровые выезды в пригороды Ленинграда и по городу вместе с другим заядлым велосипедистом Сашей Лытаевым (из другого взвода). Да, все мы считали себя спортсменами и гордились этим. Гордились также и тем, что самоподготовка нашего отделения проходила именно на кафедре нормальной физиологии, на которой мы познавали и законы жизнедеятельности, и правила здорового образа жизни. И по возможности внедряли их в практику.
КОМАНДА ЧЕМПИОНОВ
Вот она, наша прославленная волейбольная команда курса — в игре: Боря Хадкевич (№ 2), Костя Сотников (№ 6), Саша Нецветаев (№ 4), а также за кадром Слава Караганов, Костя Иванов и Саша Третьяков. Любительская встреча с командой младшего курса в спортивном зале нашего Военно-морского факультета. Помнится, именно в этой неофициальной встрече нашей команде довелось испытать горечь единственного и совершенно непонятно поражения... Но тем и интересен спорт, что он непредсказуем. В нём воедино сливаются огромное количество психологических, физических, физиологических (функциональных) факторов, учесть которые порой бывает просто невозможно... Единственное поражение. Но зато потом, на официальных внутренних академических соревнованиях мы громили всех подряд, и редко какой команде удавалось выигрывать у нас более одной партий.
На курсе все очень любили спорт. Большинство ребят занимались в спортивных секциях. Остальные были яростными болельщиками. И болеть было за кого: по многим видам спорта наш курс занимал лидирующие места во внутриакадемических и межакадемических соревнованиях (волейбол, футбол, плавание, легкая атлетика, штанга, бокс, лыжи, борьба, фехтование, ... и даже прыжки на лыжах с трамплина). Многие из тех, кому господь не дал возможности находиться в лидерах, занимались по собственной, облегченной программе, просто наслаждаясь и процессом, и результатами физической тренировки.
В особенном почете на курсе был волейбол — эта игра была в традициях академии, передававшихся со времен наших великолепных волейбольных чемпионов — военно-морских врачей, заслуженных мастеров спорта Эйнгорна, Саватеева, Шулепина, Андреева, Михеева и др. Наша курсовая команда во главе с мастером спорта Борисом Хадкевичем (К. Иванов, А. Мартьянов, К. Сотников, А. Нецветаев, А. Третьяков, Я. Караганов) поддерживала эти традиции, оставаясь бессменным чемпионом ВММА, а в последующем и ВМедА им С.М. Кирова.
Мы, остальные, середнячки в спорте, тоже тянулись к этой игре, и только ждали случая, чтобы в перерыве между занятиями выскочить на волейбольную площадку. На территории Военно-морского факультета (бывшей ВММА) было две площадки, на которых тренировались либо развлекались наши команды. Играли в перерывах самоподготовки — на вылет, между тремя-четырьмя командами.
Я всегда был в числе желающих. Но ни в нападении, ни в защите игра у меня не получалась. Мяч от меня летал в самых непредсказуемых направлениях, ставя в тупик не только соперников, но и игроков нашей команды. А как хотелось, как следует вжарить по мячу, вгвоздить его в площадку противника и вызвать бурю аплодисментов болельщиков. И я всегда старался это сделать, подпрыгивая у сетки и размахиваясь изо всех сил. Но потом рука моя почему-то останавливалась, либо пролетала мимо мяча, и он преспокойно опускался мне на спину или на затылок, вызывая особый восторг у глазеющих на баталию созерцателей.
Об особенностях моей игры отлично знали игроки противоположной команды и не ожидали от меня каких-либо неожиданностей. И Серёга Шевцов каждый раз, когда мяч направлялся в мою сторону, громко напоминал своим: "Блока не надо! Блока не надо!". И это было совершенно правильно, поскольку, если мяч и перелетел после моих "ударов" на противоположную сторону, то его спокойно принимали соперники.
Меня особенно не журили члены нашей команды, — возможно потому, что у них тоже получалось не лучше, хотя просто перекидывать мяч они могли намного точнее. Лишь однажды наш старший товарищ с шестого курса Виталий, брат Эдика Кузнеченко, не выдержал моей акробатики с мячом и уже не иносказательно, а прямо обратился ко мне:
— Ну, неужели не видно, куда летит мяч?! А ты бежишь в противоположную от него сторону! Или вообще стоишь на месте в ожидании, когда он опустится в метре от тебя на площадку... И чего по нему не попасть над сеткой! Это же не теннисный мячик, а в-во-лей-боль-ный!!"
Что делать, я пытался исправиться и еще мощнее бил по воздуху в надежде попасть в этот неуловимый для меня волейбольной снаряд. И, о счастье! Однажды это свершилось!
В один из таких игровых вечеров мы вновь попали с Серёгой в разные команды, и он снова предупредил своих об абсолютной безопасности моих атакующих ударов. И снова я слышал с противоположной стороны сетки его возгласы: "Блока не надо..." Когда я в очередной раз перешёл к сетке, кто-то из наших со второй линии очень точно передал мне мяч. Я изо всех сил взлетел в воздух и, не глядя на сетку, мощно запулил правой рукой по мячу, слыша очередное предупреждение: "Блока не надо... блока не..." Последняя фраза как-бы оборвалась, незаконченной. Опускаясь на землю, я увидел сквозь сетку, как мяч пробил Серегины руки и опустился точно на нос улыбающейся физиономии Серёги. Улыбка сразу переросла в кислую гримасу, затем в гримасу негодования, и всю последующую часть партии разгневанный капитан своей команды носился по площадке за мячом с надеждой запустить им в меня любой ценой. Но один в поле оказался не воин, и его команда впервые проиграла нашей — как результат моего "фантастического" удара. К сожалению, такой удар оказался единственным в моей волейбольной практике. И сколько я не тренировался с мячом в последующем, и сколько не играл в командах санэпидотряда и медотдела Тихоокеанского флота, каких-либо заметных подвижек в этой игре у меня, к сожалению, не было... А после той, памятной для меня встречи, Серёжа Шевцов проникся уважением к моей удали и даже стал приглашать в свою команду в очередных состязаниях...
ТУРИСТИЧЕСКИЙ ЛАГЕРЬ
Туристический слет. То ли города, то ли области. И наш курс почему-то тоже вместе со всеми. И сколько же нас собралось! На фотографии только Эдик Кузнеченко (с велосипедом), Виталий Бердышев и Володя Некрасов (рукой укрывается). Все остальные как-то со спины устроились. Разбросаны форма, чемоданчики. И ведь ничего не пропало!
Выехали на полтора дня — с субботы на воскресенье. Нам дали сухой паек, только не помню какой. Ночевали в палатках. И даже холодно не было. Вечером на костре готовили еду. Вроде бы, наелись. Утром достался лишь один чай. — Разве на всю туристическую ораву продуктов хватит! Какие-то девчонки подходили, извинялись, что ничего не осталось... Наверное, организаторы.
На воскресенье были намечены соревнования. Туристическая эстафета: велосипедный кросс, бег на километр, преодоление водной преграды (через речку по канату) и установка палатки на противоположном берегу. Что за команды были, — не знаю. По-видимому, из младших курсов академии и других учебных заведений — более десятка.
На первом, велосипедном, этапе великолепно промчался по трассе наш Витя Логинов (?) и передал мне эстафету секунд на двадцать быстрее других. Моя дистанция была менее километра, но в гору. Почему-то я не успел выложиться полностью, и меня стали догонять. Но у Васи Природы всё же остался запас секунд 10-12. Любо было смотреть, как он, мощно оттолкнувшись от высокого берега, с огромной скоростью устремился по канату через реку, опустившись на тот берег более чем на минуту раньше соперников. Ну, а установка палатки у наших, оказывается, была уже четко отработана, и наша команда более чем уверенно заняла первое место.
Был какой-то приз для победителей. Но лучше бы это были продукты, так как со второй половины дня очень хотелось есть, но нам (по крайней мере, мне с Володей Некрасовым) вновь не досталось ни супа, ни каши. Пришлось уехать с курорта пораньше. И первое, что мы сделали с Володей на железнодорожном вокзале, — это купили в киоске буханку чёрного хлеба и уплетали ее всю дорогу до города. Ну, а там уж хватило сил добраться до Рузовки и успеть в столовую, где для нас был оставлен полноценный курсантский ужин: макароны по-флотски, хлеб с кусочком сливочного масла и чай с тремя кусочками сахара. И это было наслаждение!
Больше я на подобные туристические прогулки не ездил, хотя мои достижения в беге на километр постоянно улучшались и достигли к пятому курсу 2 минут 47 секунд...
ОТДЫХ В ОЗЕРКАХ
Борьба вольная с применением удушающих приемов в исполнении Пети Терехова и Кости Сотникова. Но разве Костю задушишь! Последующие элементы схватки остаются за кадром. Костя явно готовит контрприем... Но где болельщики? Противоположный пол не обращает на нас никакого внимания. Но друзья-то смотрят! И восхищаются красотой могучих, тренированных тел и элегантностью борцовских приемов своих товарищей.
ПЕРЕД ЗАЧЕТОМ ПО ЛЕГКОЙ АТЛЕТИКЕ
Первые два года мы занимались в зале гимнастикой, штангой, игровыми дисциплинами. На третьем курсе началась легкая атлетика. Мы больше любили игры. Но и лёгкую атлетику тоже. Отрабатывали низкий и высокий старт, прыжки с места, ускорения. В зале наш педагог и тренер (с секундомером) обратил на меня внимание, точнее, на мой тройной прыжок с места. Я до этого его специально тренировал во время загородных прогулок, и у меня кое-что начинало получаться. Особенно хорошо я выполнял второй элемент прыжка — скачок, с высоким поднятием бедра толчковой ноги. В зале, при прыжках с места, выходило довольно далеко. И даже Славчик Филипцев, без должной технической подготовки не мог приблизиться к моим результатам. Мы с нетерпением ждали занятий на стадионе. Но там я сразу разочаровал педагога, повредив в одной из попыток толчковую ногу, и долго потом не мог заниматься прыжковыми видами спорта. Зато в тройном вместо меня далеко улетали Женя Ляшевский и Витя Цыгулев — сразу за двенадцать метров. И это был для них далеко не предел.
Преподаватели вместе с командиром взвода обсуждают программу испытаний. Крайний слева — тренер по легкой атлетике, с непременным секундомером на шее. Затем — подполковник мед.службы — наш педагог по физической подготовке. И Алик Сенкевич — командир нашего взвода.
НА КАТКЕ
И коньки были нам не чужды! Чаще всего я выходил на каток с Толиком Овчинниковым. Но порой шли кататься все вместе: с Робертом Питом, Сашей Казаковым, реже с Костей Сотниковым. Особой удалью на коньках мы не отличались, однако держались на тонких лезвиях довольно устойчиво, хотя и не избегали легких падений. Лучше всех катался Роберт. Он и здесь, на катке, пытался устраивать соревнования на дальние дистанции, находя себе серьезных конкурентов среди катающихся. И постоянно призывал нас к большей активности. Спортивная душа! Везде стремился к максимальным результатам...
Несмотря на трудности, всё-таки светлое было время — годы нашей учебы. И мы вспоминаем их ещё и ещё в бесчисленных эпизодах нашей курсантской жизни. Кто-то пишет о них воспоминания, кто-то целые романы; иные выражают чувства в стихах. Целый сборник стихов наших ребят в двухтысячном году был издан — Юра Антонишкис постарался. Игорь Кравченко, Володя Негрей, Слава Филипцев, Виталик Цовбун, Юра Антонишкис, Лёша Шапкин, и наш, вечно жизнерадостный Пит — Роберт Питиримов. Вот сколько на курсе оказалось поэтов! А потом ещё Толя Пульянов присоединился!
К месту — стихи Роберта Питиримова (1990 год)
Немало было радостей и бед,
Но всё плохое убирает память.
Остался лишь неизгладимый след
Дни юности, которые не вянут.
Хочу вернуться в мыслях на Рузовку
И вспомнить вас — красивых, молодых...
Как получалось всё тогда легко и ловко,
И не было... пузатых и больных!
Начальник курса, бравый наш Ревенко,
Горой отстаивал своих "орлов",
А легендарный наш майор Руденко
Поставил в памяти немало "дров" и "льдов".
Пусть кто-нибудь не мог попасть сюда,
Но всё же вспомним мы сейчас, здесь, вместе
Всех наших! Пусть не сломят их года!
Всех! Знаменитых, именитый, неизвестных!
Написано явно к тридцатилетию выпуска. Завидовал я встречающимся — так хотелось быть вместе со всеми! Но судьба основательно приковала меня к Владивостоку, лишив возможности столь далеких перемещений. Приходилось довольствоваться письмами, фотографиями и другими скупыми материалами, присылаемыми со встречи друзьями. Но они сейчас помогают мне в работе, и я благодарен всем, кому удавалось связаться со мной, и тем, кто оставил свои воспоминания о нашей курсантской жизни, в том числе и нашего неунывающего Пита — Роберта Александровича Питиримова.
ПЕРЕД ОЧЕРЕДНЫМ ЛЕГКОАТЛЕТИЧЕСКИМ КРОССОМ
Мы любили эти ежегодные пробежки. Почти все выполняли требуемые нормативы. Били свои собственные рекорды. Наращивали свою физическую тренированность. На последних курсах кроссов уже не было. Но мы занимались в спортивных секциях, в том числе и в легкоатлетической.
ЛЫЖНЫЙ КРОСС
Невероятный кросс, запомнившийся мне не столько нашими результатами, сколько моей удивительной глупостью, стоившей мне запредельных физических и психологических страданий… Оказаться последним среди самых последних лыжников всего нашего курса – такое доступно не каждому, даже не занимающемуся спортом курсанту...
ВММА. ЛЕГКОАТЛЕТИЧЕСКИЕ СОРЕВНОВАНИЯ
Команда легкоатлетов нашего третьего курса. Усиленное питание перед решающими стартами внутриакадемических соревнований. Слева направо: Витя Шостак, Останкович (с младшего курса), Женя Ляшевский, Слава Кудинов, Слава Филипцев. Кто сидит к нам спиной – угадать уже невозможно. Не вошли в кадр Роберт Питиримов и Гена Савельев.
Эти соревнования запомнились мне несколькими, особенно яркими моментами. Первое – это то, что в финальный забег на один километр попал и я, тем самым войдя в десятку лучших легкоатлетов курса. Как уж это получилось, не помню. Помню только, что к этому времени я улучшил свое время на этой дистанции до 2 минут 52 секунд, сбросив со своего стартового результата (на лагерных сборах) целых 18 секунд. В эстафете на 1 км я сбросил еще около трех секунд и думал, что с этим результатом смогу потягаться с другими финалистами. Со старта смело ринулся за ними в бой и продержался более 400 метров. Помню возгласы поддержки Роберта Питиримова: "Молодец! В таком темпе третий разряд выполнишь!"... Куда там! Воздуха уже не хватало, в груди всё жгло, ноги переставали слушаться... В итоге я проиграл всем более пятидесяти метров, оказавшись в забеге последним. На этом моё участие в академических соревнованиях закончилось, и я трезво оценил свои беговые возможности. Но не бросил легкую атлетику, оставив занятия ею для собственного удовольствия и, как оказалось в последующем, для собственного здоровья.
ВММА. ФИЗКУЛЬТУРА И СПОРТ НА КУРСЕ
Перед осенним кроссом. Слева направо. Серёжа Шевцов, Алик Сенкевич, Петя Терехов, Боря Догадин, Костя Сотников, Олег Балунов. На переднем плане: Сева Чернявский, а сзади выглядывает Гена Савельев — он всегда вместе со всеми.
Физкультура и спорт в Военно-морской Медицинской академии были в почете. Эта традиция передалась и нашему курсу. Я хоть и не был настоящим спортсменом, но уважал и физкультуру, и спорт, и был активным болельщиком наших команд и чемпионов. В памяти осталось много ярких моментов нашей спортивной жизни, начиная с первых проверок нашей общей физической подготовленности. Помню, как проиграл забег на тысячу метров Володе Негрею (целых 11 секунд!), зато обогнал нашего геркулеса Васю Природу. Помню, как забеге на 100 м с Аширкой (Аликом Ашировым) выиграл у него (на пределе своих возможностей) одну десятую секунды. Зато Алик отыгрался на прыжках в длину, перепрыгнув меня на целых 10 см. С огромным трудом выполнил норматив в подтягивании (8 раз) и поражался возможностям "малыша" Толика Овчинникова, остановленного педагогам после тридцати шести подъемов передним хватом (очередной Академический рекорд в этом виде упражнений).
Не менее отчётливо встают перед глазами наши первые кроссовые забеги (на 1000 м) уже на лагерных сборах. Фантастический забег Славы Филипцева (за 2 мин 56 с), сразу получившего прозвище "Конь", и мои жалкие попытки не остаться последним (3 мин 10с). И еще вспоминается неудачник Аширка, которого разогнавшаяся масса пелотона просто вытолкнула за пределы дорожки на гравий. Пришлось даже идти в медпункт — залечивать ссадины.
О нашем творчестве и приключениях в бассейне я уже неоднократно рассказывал (в «Курсантских буднях") — там действительно было много интересного и осталось в памяти не только у одного меня, но и у куда менее впечатлительных ребят.
Рядом с женским корпусом, в котором размещался наш курс, была спортивная площадка. Там были оборудованы перекладина, брусья, находился спортивный инвентарь для тяжёлоатлетов. Любо-дорого было смотреть, как исполняли сложные элементы на гимнастических снарядах наши будущие чемпионы — Толик Мартьянов и Костя Сотников. Пытались угнаться за ними, правда, с куда менее сложными элементами, Кент Явдак и Толик Овчинников. У снарядов не было ни матов, ни должной страховки, так что всё наиболее сложное в их исполнении оставалось на будущее.
А ещё в спортивном городке была волейбольная площадка, на которой постоянно проходили баталии. Играли курсанты старшего курса, размещавшиеся в том же корпусе. В обеденный перерыв и после занятий порой туда приходили поиграть офицеры — сотрудники академии, в том числе игроки экстра-класса. Один из них (не помню фамилию) играл одно время даже в сборной страны, в команде с самим легендарным Ревой! Тут было, на что посмотреть, несмотря на то, что игрокам было уже далеко за тридцать.
У нас на курсе оказалось много хороших волейболистов. Быстро была составлена первая команда, и наши ринулись в бой. На всеобщее удивление, она оказала достойнейшее сопротивление старшекурсникам, со второго-третьего дня начав у них стабильно выигрывать. Несколько раз довелось им сыграть и с "ветеранами" спорта — и тоже на достойном уровне...
Да, спорт с самого начала стал мощным стимулом, движущей силой нашего физического и интеллектуального развития, сформировал в наших рядах чемпионов в разных видах спорта, рекордсменов Академии и Ленинграда, а в целом серьёзно укрепил наш дух и физическое здоровье. Мы помним наших чемпионов и ту радость, которую они приносили нам своими выступлениями. Разве можно забыть потрясающие забеги на средние дистанции Вити Шостака, бег на 10000 м стайера Роберта Питиримова, прыжки в длину Вити Цыгулёва, рекордные толкания ядра Жени Лешевского?! И даже далеко не рекордная ходьба на десятку Гены Савельева, его преодоление в спорте значило многое в нашей курсантской жизни. А многосторонний и неподражаемый в спорте Слава Филипцев! Не он ли звал всех нас за собой — устанавливать собственные рекорды с первых забегов на лагерных сборах?!
С каким восторгом мы следили в бассейне за выступлением наших ведущих пловцов Саши Третьякова, Саши Нецветаева, Бори Догадина и того же Славы Филипцева, почти всегда бывших лидерами в академических соревнованиях!
А выступления в борьбе и боксе, которые тоже процветали на курсе. В боксе нас радовали прежде всего бессменный чемпион в полутяже Лёша Захаров, а также Саша Черепанцов, Костя Иванов, Юра Носов. В самбо блестяще выступали Боря Ефремов, Женя Розов, Эдик Новиков. Великолепно работал со штангой С. Андреев. Неудержимо гнал вперед, к победам, свое трудно управляемое каноэ Эдик Кузнеченко. На лыжне постоянно блистал Слава Кудинов. Совершал невероятные прыжки с трамплина Виталик Цепин. Все годы учёбы великолепно выступали на гимнастических снарядах Толик Мартьянов и Костя Сотников. Постоянно была либо чемпионом, либо призером на факультете и в академии наша волейбольная команда во главе с мастером спорта Борисом Хадкевичем (Толя Мартьянов, Саша Нецветаев, Костя Иванов, Костя Сотников, Слава Караганов, Саша Третьяков). Выступая почти в том же составе, ребята нередко радовали нас и на баскетбольной площадке. Чемпионами курса по гиревому спорту были Саша Черепанцев и Боря Догадин. А Вася Природа даже установил абсолютной (для академии) рекорд по объему легких — 7,2 литра!! Курс спортсменов и высоких спортивных достижений! Спорт нисколько не мешал, а, наоборот, способствовал нашему профессиональному и духовному развитию... Семь золотых медалистов, сорок кандидатов и 15 докторов медицинских наук! 32 старших научных сотрудника, 12 профессоров, 12 заслуженных врачей республики! Мы, выпускники академии, можем гордиться этими достижениями!
МУЗЫКА И МУЗЫКАНТЫ
МУЗЫКА НА КУРСЕ
Курс наш был невероятно богат талантами: певцы, танцоры, акробаты, гимнасты, чтецы-декламаторы, художники, фотографы, поэты, писатели, музыканты… Многие ребята играли на музыкальных инструментах. Шапкин в совершенстве владел баяном, прекрасно играл на кларнете Юра Боякин, а на скрипке – Хиленко. Мы с Витей Подоляном активно осваивали фортепиано. Леша Захаров и Кент Явдак неплохо играли на аккордеоне. Увлекался мандолиной старший лейтенант Меерсон. И даже вездесущий Толик Баранчиков с усердием осваивал курсовую гитару и к концу первого курса уже мог довольно свободно исполнять курсантский вариант общеизвестного в то время произведения под названием «Гоп со смыком».
В первые месяцы жизни в казарме мы частенько собирались в ленкомнате и давали импровизированные концерты, включавшие модные тогда мелодии, а также музыкальную классику. Аккомпанировали скрипке и кларнету либо Шапкин, либо Боб Межевич на фортепиано. Боря обладал абсолютным слухом и молниеносно подбирал на пианино необходимые аккорды в любой тональности. Он мог играть по слуху любые вещи и однажды сыграл на спор десять танго и фокстротов, приобретя, к тому же, недельную порцию сахара у двоих или троих сомневающихся в его способностях.
Порой ребята просили и нас с Витей Подоляном сыграть что-нибудь из классики. Витя редко садился к инструменту, возможно, потому что у него в программе были слишком длинные и сложные произведения: концерт и баллады Шопена. Я же с удовольствием еще и еще раз повторял «Жаворонка» Глинки-Балакирева, Полонез Шопена и Вальс Дюрана, выученные в детстве.
Следует отметить, что командование и, в первую очередь, замполит курса в целом поощряли наши музыкальные увлечения, однако жестко пресекали распространение в курсантских массах «буржуазной лжекультуры» и «аморальных произведений собственного производства». Чаще всего воспитательные беседы на эту тему в кабинете замполита проводились с курсантом Баранчиковым (и его гитарой), а также со Славкой Филипцевым, который частенько не в том месте и не в то время вдохновенно исполнял быстро распространявшуюся по стране мелодию Besame Mucho. Хотя это была всего лишь гениальная, завоевавшая весь мир песня о забытой любви, написанная юной мексиканской пианисткой Консуэло Веласкес Торрес.
Начиная со второго курса, наши музыкальные старания в ленкомнате постепенно сошли на нет. Шапкин, Хиленко и Боякин готовили сольные программы. Витя Подолян больше занимался музыкой дома. Я же облюбовал для занятий третью аудиторию, где стояло неплохое пианино, и по вечерам уединялся там, наслаждаясь любимым Шопеном, бутылочкой лимонада и халвой, купленными в киоске на Рузовской…
Репертуар того времени я помню до сих пор. И пусть он напомнит друзьям-ветеранам о светлых годах нашей курсантской юности («Жаворонок» Глинки-Балакирева, Полонез Шопена и Вальс Дюрана).
ФОРТЕПИАНО ВИТИ ПОДОЛЯНА
Мы познакомились с Витей с первых дней поступления в Военно-морскую медицинскую академию (ВММА) в 1954 году. Объединила нас музыка. Витя закончил музыкальную школу по классу фортепиано, а я четыре года учился музыке у частного педагога в г. Шуя. Уровень технической подготовки у нас был примерно одинаков. Но Витя несравненно больше меня был знаком с фортепианной классикой.
Иногда нам удавалось вместе музицировать в клубе академгородка. Там стояли два концертных рояля, и мы, заглушая друг друга, воспроизводили фрагменты каждый своей фортепианной программы. Витя играл в основном Шопена. Разучивал Балладу № 1 и начало Первого концерта этого гениального композитора. Я, глядя на него, тоже увлекся Шопеном и к концу первого курса разобрал начало его Первого концерта и Скерцо № 2, от которого Витя отказался из-за технических сложностей в партитуре левой руки.
Вместе с Витей мы выступали в этом зале (или в другом?) на первом курсовом конкурсе художественной самодеятельности. Тогда мне удалось неплохо сыграть «Жаворонка» Глинки-Балакирева, а Витя блестяще исполнил Первую балладу Шопена.
Со второго курса наши фортепианные пути разошлись. Я стал играть на мандолине в академическом оркестре народных инструментов, а Витя – в академическом джаз-оркестре. Кроме того, он занимался фортепиано дома, будучи в увольнении.
Мы оба были под колоссальным впечатлением от игры лауреатов 1-го конкурса имени П.И. Чайковского, особенно Вана Клиберна. И Витя даже начал работать над собственным фортепианным концертом. Об этом мне рассказал Е.А. Абаскалов, продолжавший встречаться с Витей после увольнения последнего из академии по состоянию здоровья.
О профессиональном пути Вити Подоляна я почти ничего не знаю. Слышал от однокурсников, что он одно время вместе с женой работал на Севере. В последующем он занимался научными исследованиями на одной из кафедр нашей академии – ВМА им. С.М. Кирова.
Я уверен, что Витя в течение жизни не бросал музыку, она согревала и вдохновляла его. Может быть, ему удалось довести до конца и фортепианный концерт, начатый еще в студенческие годы… У меня же в памяти осталось его блистательное выступление с Шопеновской балладой. В последующем мне тоже удалось выучить это непростое произведение. И сейчас я иногда исполняю его в память о нашем академическом товарище.
ЭПИТАЛАМА
Эту свадебную песню из оперы Антона Рубинштейна «Нерон» мы, курсанты первого курса Военно-морской медицинской академии, впервые услышали в исполнении нашего однокашника, капитана медицинской службы Абаскалова Евгения Андреевича. И были потрясены мощью и красотой исполнения великолепного баритона. Я, немного знакомый с классической музыкой благодаря стараниям моего учителя музыки Евгения Сергеевича Болдина, был вне себя от восторга и даже сочинил по этому поводу аж целое четверостишие, сохранив его в памяти до ветеранских времен.
Нельзя забыть, как в первый раз
Твоя душа коснулась нас,
И дивный голос, как хорал,
В Эпиталаме прозвучал…
И все мы замерли в тиши
Пред гением твоей души…
И это оказалось единственным рифмосплетением, которое мне удалось создать в течение всей моей жизни…
Эта песнь была одной из любимых у Евгения Андреевича, и он во Владивостоке частенько включал ее в свои концертные программы, поражая любителей и профессионалов потрясающей красотой исполнения музыкальной классики.
В память о Евгении Андреевиче у себя, в Иванове, я решил записать это произведение с прекрасной исполнительницей народных песен, романсов, классических произведений Элеонорой Николаевной Софроновой, тем самым воссоздавая часть истории нашей академической музыкальной культуры.
ЛУННАЯ СОНАТА
Лунная соната! Великое произведение величайшего гения! Сколько поколений людей вдохновлялись ею, испытывая на себе магическое воздействие могучих духовных сил, заложенных в ее содержании.
Первая, томительно-проникновенная часть сонаты технически достаточно проста, и я периодически играл ее и в казарме, и в третьей аудитории в перерыве между лекциями. Сам вдохновлялся, но других вдохновить не мог, в том числе и нашего профессора С.С. Вайля, читавшего нам здесь лекции по патологической анатомии. Однажды он на какое-то время задержался в аудитории, отвечая на вопросы особенно настойчивых слушателей. Но как только услышал первые звуки моих интерпретаций на данную тему, еще больше сморщил нос и срочно скрылся в комнате отдыха, накрепко закрыв за собой дверь… Правда, ребята мне тогда играть не запретили.
Я настойчиво играл это произведение на протяжении всех шести лет учебы в академии, повторяя его порой по несколько раз за год. И моя настойчивость в конце концов восторжествовала. Я сумел вдохновить сонатой своего друга Чинкина – Толика Овчинникова. Вдохновить настолько, что он возжелал разучить ее и играть уже самостоятельно – сколько душе угодно. Нужно отметить, что до этого Толик никогда не прикасался к роялю. Однако он взялся за дело с такой настойчивостью, что в течение нескольких последних месяцев нашего пребывания в академии одолел-таки все препоны и играл первую часть произведения довольно сносно – шустро и громко.
Основной период Толиных стараний пришелся на государственные экзамены, когда мы денно и нощно корпели над учебниками и методичками. Толик использовал свою музыку уже для собственного душевного вдохновения, то усыпляя, то, наоборот, возбуждая занимающихся уже до боли знакомой всем мелодией. Возможно, именно Толина музыкальная настойчивость позволила курсу преодолеть все барьеры экзаменационной сессии, а самому Толику сдать экзамены на отлично. Наука тогда еще ничего не знала о волшебной силе музыкального воздействия на природу, в первую очередь на человека. Но мы интуитивно чувствовали это и прониклись глубоким уважением к энергии и настойчивости нашего доброго и бескорыстного друга…
Сейчас, через 60 лет, я периодически раскрываю ноты этой великой сонаты и под чарующие звуки гениальной музыки вспоминаю отдельные эпизоды из нашей курсантско-слушательской жизни, а также нашего главного музыкального вдохновителя, моего друга Толика Овчинникова – Чинкина.
РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ЭТЮД
Это великолепное произведение гениального композитора я неоднократно слышал в детстве в исполнении моего учителя музыки Евгения Сергеевича Болдина. Восхищался его красотой, но даже не помышлял когда-нибудь его выучить.
Учась в академии, был поражён, что это произведение пытался играть мой однокашник Витя Подолян. Правда, он играл всего несколько первых тактов из этюда, но и этого было достаточно, чтобы произвести впечатление. Конечно, мне захотелось его выучить, и я срочно обменял все имевшиеся у меня ноты на толстенный сборник Шопена, принадлежавший Вите.
На первом и втором курсе я ещё периодически занимался музыкой, играл по воскресеньям и по вечерам в третьей аудитории, где стояло отличное пианино. На втором курсе я уже играл этот этюд. И даже хотел на одном из вечеров (проходившем в Бронетанковой академии) исполнить его вместо намеченного «Жаворонка» Глинки-Балакирева. Проиграл его пару раз в соседнем с залом кабинете, но так и не решился выставить напоказ свои естественные недоработки.
Начиная с третьего курса, в академии я играл очень редко. Порой не подходил к инструменту долгими месяцами. И это, несмотря на то, что на курсе, в ленкомнате находилось прекрасное пианино, и где можно было играть часами, особенно во время дежурства в казарме – когда дневальному предоставлялось несколько часов отдыха. Иногда всё же жажда музыки вновь овладевала мной, и я садился за инструмент, вспоминая кое-что из своей программы. Однажды (это было на четвёртом, или на пятом курсе) я дежурил по роте. Встретив, как положено, начальство, оставил дневального у столика дежурного, а сам решил немного поиграть из того, что ещё помнил наизусть, – нот при себе у меня тогда не было. Немного разыгравшись и почувствовав, что пальцы «идут», попробовал вспомнить этюд Шопена. И чудо – я его не забыл! И он сразу стал получаться. И я чувствовал, что в состоянии сегодня передать всю страсть и жажду борьбы, заложенную в произведении автором.
Я сидел спиной к двери и не услышал, как она отворилась, и в комнату вошли начальник курса с незнакомым капитаном I ранга, как выяснилось, проверяющим. Меня вывел из состояния фортепьянного экстаза громкий и злой голос начальника: «Прекратить!!»
От неожиданности я вскочил, как ужаленный. Вижу высокое начальство, поворачиваюсь к ним, принимаю стойку «смирно». Лицо начальника искривлено злобной гримасой:
– Прекращайте вакханалию и зайдите ко мне в кабинет! А пока получите наряд вне очереди за безобразие, устраиваемое Вами в комнате!..
Слава богу, одним нарядом дело и ограничилось. А могло быть и хуже. Все на курсе помнят, как во время выпускных экзаменов, уже в конце последнего, шестого курса, этот начальник отправил чуть ли не на десять суток на гауптвахту нашего однокашника, – тогда капитана Абаскалова, якобы «за пререкания с начальством и невыполнение приказания». Какое дело такому начальнику до высокого искусства, до гениального Шопена, до его «Революционного» этюда! И как хорошо, что не все у нас такие!
Вспоминаю очень похожий эпизод из телесериала «Рождённая революцией». Молодой стажёр милиционер, случайно севший за рояль в ожидании получения указаний от командования, тоже играл Шопена, и тот же «Революционный» этюд. Вошедший начальник патруля, тоже полковник, однако не стал поднимать его громким окриком, а наоборот, сделал знак остальным, чтобы сидели тихо, и дал доиграть произведение до конца, прочувствовать вместе с исполнителем значимость этого момента.
... А потом революционный этюд играл мой сын, учившийся в седьмом классе музыкальной школы. И играл блестяще! Я же почти на три десятилетия распрощался с музыкой, полностью переключившись на военную науку и практику. Вернулся к ней лишь в конце восьмидесятых, в том числе к Шопену и его блестящему этюду. И глубоко сожалею, что не приобрёл в детстве и юности необходимой техники, чтобы иметь возможность передать все чувства, заложенные в произведении автором.
ЛЮБИЛИ МЫ И РОМАНСЫ
На каком курсе это было? Кажется, на втором. Я по-прежнему подходил к нашему курсантскому пианино на Рузовке. Однако играл все менее сложные вещи – не хватало времени для поддержания необходимой техники. В этот период я имел счастье познакомиться с другом моего деда – военно-морским врачом, полковником медицинской службы в отставке Квашонкиным Алексеем Алексеевичем, выпускником медико-хирургической академии 1905 года, и все свое свободное время проводил у него дома, отдыхая от казарменной обстановки. У Алексея Алексеевича был прекрасный рояль, к которому бойкий старичок периодически присаживался, вспоминая старину былую. Поощрял он вместе со своей старшей сестрой Анной Алексеевной и мои музыкальные увлечения.
У Квашонкиных была и прекрасная нотная библиотека, где я нашел старинные издания русских народных песен и романсов. И те, и другие порадовали меня своей глубокой задушевностью. И я бросился их разучивать… Меня и раньше тянуло к этому музыкальному жанру, но дома, в Шуе, подобных нот почти не было. Вероятно, сказывались периодические запреты на издание романсов – как «упаднической, буржуазной» музыки.
Первое, что я выучил у Квашонкиных, это были романсы «Белой акации» и «Жалобно стонет ветер осенний». И сразу решил показать их у нас на курсе. На удивление, среди слушателей оказались не только мой закадычный друг Толик Овчинников (Чинкин), но и другие ребята: Толик Пульянов (Батя), Кент Явдак, Леша Захаров, Роберт Питиримов и др. Ребят заинтересовала глубоко лиричная, задушевная музыка. Батя с Чинкиным переписали слова и вскоре с огромным удовольствием напевали дуэтом эти незамысловатые мелодии. Более того, в последующем они сами просили меня наиграть им эти вещи.
К сожалению, наши курсантские музыкальные вечера не получили своего развития. У меня было слишком много увлечений: спорт, рисование, фотография, музеи, загородные прогулки и пр. Подобное, по-видимому, происходило и с другими ребятами…
К романсам я вернулся в середине восьмидесятых, после 25-летнего перерыва в занятиях музыкой – жизнь складывалась далеко не просто. Вернулся вместе с Евгением Андреевичем Абаскаловым – нашим великолепным Маэстро – большим любителем и знатоком народной музыки. И эти два первых выученных мной романса непременно входили в наши концертные программы в г. Владивостоке…
Ни Чинкина, ни Бати, ни Маэстро уже давно нет с нами. Но память о друзьях осталась в наших ветеранских душах. Осталась и в эпизодах, связанных с исполнением ими грустно-задушевных романсов – «Белой акации» Пуаро и «Жалобно стонет» Михайлова.
ПОЧЕРК МАЭСТРО
Я всегда любовался почерком Евгения Андреевича – ровненько, буква к букве, красиво… и без ошибок! Красиво, как все, что делал он, что рождалось в его талантливых руках.
Приведенный листок нотных записей – наглядный пример его каллиграфического художественного творчества – ноты будто изданы в типографии. Но за их внешней красотой скрывается еще одна сторона многогранного таланта Маэстро – способность транспонировать партитуры (переводить в иные тональности). С возрастом голос его постепенно садился, переходя от великолепного бархатного (виолончельного) баритона ближе к басовому регистру – не менее очаровательному.
И он снижал тональности на один-полтора тона. Снижал для меня, поскольку я не обладал подобным дарованием. Это на самом деле непростая работа. И не каждый профессиональный музыкант способен на это. Маэстро же, фактически не владея инструментом, не играя никогда по нотам, свободно и легко, сразу начисто, без единой ошибки писал страницу за страницей нотного текста, играть по которому мне было легко и радостно.
ЗАВЕЩАНИЕ МАЭСТРО
Маэстро! Невероятный, неповторимый, недостижимый! Творец во всём: в работе, в науке, в искусстве: живописи, резьбе по дереву, вокальном творчестве... О вокале мечтал постоянно. Во Владивостоке не было возможности регулярных занятий и, тем более, выступлений с его уникальной, классической программой. И то, что нам в 1987 году удалось объединиться в вокально-фортепианный дуэт, была воля случая, или чего-то более значимого, чем просто случай... Для этого мне пришлось преодолеть более чем тридцатилетний перерыв в занятиях музыкой и приложить огромные усилия, чтобы хоть чуточку приблизиться к уровню его исполнительского мастерства. Но дуэт зазвучал — в романсах, песнях, оперных ариях. Хотя далеко не всё я мог исполнить технически — слишком уж много было потеряно в детстве и юности.
И пошли выступления: в клубах, интернатах, в санаториях и домах отдыха, в школах, библиотеках, в Доме Учителя и Доме Учёных, в трудовых коллективах Владивостока. Эффект был потрясающий! Красота и задушевность исполнения Маэстро будто гипнотизировали слушателей, замиравших от восторга и не сразу возвращавшихся к реальности после завершения каждого произведения. Безусловно, способствовала этому и камерная обстановка общения, когда музыка устремляется сразу в душу слушателей. Благотворный эффект от нее был не только чисто психологический, эмоциональный, но и глубоко физиологический, в чём мы неоднократно убеждались, проводя объективные обследования в группах (в больницах и санаториях).
Конечно, всё это вдохновляло нас, и мы шли на новые и новые музыкальные подвиги. Евгений Андреевич с радостью воспринимал восторг слушателей (школьников, взрослых), предлагая им всё новые и новые программы, а меня заставлял лезть из кожи вон для их полноценного воспроизведения. Однако я чувствовал, что полного удовлетворения у него всё-таки не было. Вернувшись в 1987 году в очередной раз к вокалу, он исподволь лелеял надежду показать эту красоту нашим академическим однокашникам, которые так завороженно слушали его несколько десятилетий назад на курсантских вечерах и конкурсах самодеятельности.
В 1990 году, получив очередное приглашение однокурсников, посвящённое 30-летию выпуска, Евгений Андреевич поделился со мной своей сокровенной мечтой, хотя отлично понимал всю нереальность этой идеи. Уж слишком далеко мы были от Ленинграда, и слишком нестабильно было моё состояние — с постоянными срывами и лечением в госпитале.
Так прошли мы мимо этой возможности, отлично понимая, что в дальнейшем будет тяжелее. Маэстро сделал попытку записать часть нашей программы. Но уровень записывающей техники в те годы был настолько низким, что он сам ликвидировал эти записи. Единственное, что мы сделали, — это посвятили нашему курсу несколько концертов в военном санатории "Океанский", ставших полным откровением для иногородних слушателей, в том числе прибывших и из культурных центров страны.
Неожиданный уход Маэстро прервал фейерверк его блестящих выступлений во Владивостоке. Последние месяцы он был не в состоянии ни петь, ни даже выходить на улицу. Наше общение ограничивалось лишь ежедневными разговорами по телефону. В одной из последних бесед он отдал должное нашему творчеству: "Вот это был этап!", имея в виду продолжительность и уровень наших непрерывных выступлений. И вместе с тем с грустью добавил: "А всё-таки не вышло..." Я понял его. И воспринял слова, как завещание мне, остающемуся, — его младшему товарищу и сподвижнику в области искусства.
Очутившись, волею судьбы, в Иванове и пройдя через мучительные годы духовных и физических испытаний, я стал искать возможность вернуться в музыку. К счастью, в городе были места для занятий. И тут мне вновь неожиданно повезло — встретить на творческом пути незаурядных вокалистов: Владимира Павлова и Элеонору Софронову. С Элеонорой Николаевной (сопрано) нам удалось на 90% воспроизвести программу Евгения Андреевича и в течение пятнадцати лет непрерывно выступать с ней в культурных центрах и учебных заведениях города. Отдельные фрагменты программы (старинные романсы, песни военных лет) мы посвятили памяти Евгения Андреевича, и звучали они почти с такой же душевной глубиной и убедительностью, как и с Маэстро. Удалось сделать и несколько любительских записей, в определенной степени отражающих уровень исполнительного мастерства вокалистки. В настоящее время они размещены в интернете, и их легко найти в любом поисковике: "Виталий Бердышев и Элеонора Софронова — музыка (вокал)".
И вот теперь, по прошествии двух с половиной десятилетий, я с уверенностью могу сказать: "Нет, дорогой Евгений Андреевич! Всё-таки получилось!" Действительно, мы сумели внедрить многогранную программу Маэстро в жизнь, сумели показать ее тысячам ивановцев, сумели, с помощью друзей, разместить её в интернете. И я не сомневаюсь, что ее с радостью слушают наши друзья-однокашники.
Вот и сегодня, в канун Дня защитника Отечества, мы дарим нашим ветеранам, их родным и близким музыку Великой Победы, возвращая всех в наше героическое прошлое и вспоминая непревзойденного Евгения Андреевича Абаскалова.
РУЗОВКА. МУЗЫКА ПОСЛЕ НАС
Мне выпало счастье неоднократно бывать на Рузовке после окончания академии. Помещение казармы вскоре после нашего выпуска стало общежитием для интернов, проходящих повышение квалификации на академических кафедрах. Я останавливался там в 1963 т 1965 года, будучи на трехмесячном прикомандировании к кафедре И.А. Сапова и на пятимесячных курсах усовершенствования по военно-морской и радиационной гигиене. В 1979 и 1980 годах проживал здесь в период подготовки и защиты диссертации. А в последующем останавливался там на несколько суток, бывая проездом из Владивостока в Иваново. И каждый раз наслаждался воспоминаниями о нашем курсантском прошлом. Сейчас хочется остановиться на воспоминаниях об одной только музыке.
Музыка живет с человеком. Она нужна нам. И не только для поднятия настроения, сохранения и возвращения здоровья. Музыка – это часть нашей общей культуры. И в этом плане она необходима всем. И то, что у нас на Рузовке были музыкальные инструменты (пианино, аккордеон, гитара, баян и др), и то, что занятия музыкой поощрялись командованием, и то, что проводились музыкальные вечера и конкурсы художественной самодеятельности, свидетельствует о понимании командованием и руководством академии необходимости культурного воспитания будущих военно-морских врачей. По крайней мере, так было на нашем курсе.
Была ли в почете музыка на следующих за нами курсах? Безусловно, да! На следующем за нами курсе (выпуска 1961 года) уж точно. Однако ни скрипачей, ни кларнетистов, ни играющих на фортепиано там не было. Выступать на их курсовых вечерах обычно приглашали меня. Отчетливо вспоминаю свои выступления в клубе Бронетанковой академии с "Жаворонком", Полонезом Шопена, полькой Рахманинова. Очень хотелось сыграть "Революционный этюд" Шопена, но не решился…
На нулевом курсе набора 1960 года был парнишка, закончивший музыкальную школу. Но он смог сыграть нам, шестикурсникам, всего лишь седьмой вальс Шопена, и тот очень коряво.
Пианино на Рузовке простояло после нас еще более двух десятилетий. И я с удовольствием играл на нем во время остановок в общежитии. В 1963 году мы устраивали здесь даже небольшие музыкальные вечера. Помимо меня, был еще один играющий на фортепиано подполковник медицинской службы сухопутных войск. Он с удовольствием включался в наши музыкальные представления, исполняя вальсы «Дунайские волны» и «Оборванные струны».
На удивление, во время наших выступлений у пианино каждый раз собирались группы слушателей с комментариями и благодарностью. В 1965 году, кроме меня, играющих интернов не было, хотя слушателей также собиралось достаточно, особенно из нашей «каюты». С интересом слушали живую музыкальную лирику, фрагменты классики. А также мои воспоминания о музыкальной жизни на нашем курсе.
Последние мои встречи с курсантским пианино произошли в 1979 и 1980 годах. Именно в восьмидесятом «группа» из двух слушателей в небольшом подпитии была так потрясена услышанным, что выдала мне столько аплодисментов и комплиментов, сколько я (в одиночестве) ни до этого, ни после не слышал. И я еще раз убедился, что музыка может творить чудеса. И даже в моем, весьма скромном, исполнении… А через несколько лет пианино с Рузовки исчезло. Его, за ненадобностью, отдали в подшефный детский садик, где, я надеюсь, оно нашло применение по прямому назначению…
Музыка постоянно звучит в наших душах, мы тянемся к ней, стремимся к ней. Стремились к ней и последующие (после нас) поколения военно-морских врачей. Быстро развивающийся научно-технический прогресс предоставил им куда большие, чем нам, возможности общения с музыкальной культурой. В конце 80-х в общежитии на Рузовской по вечерам во всех комнатах звучали портативные магнитофоны, воспроизводя уже совсем иную музыку – прежде всего вошедшие в моду бардовские песни Клячкина, реже Высоцкого и других исполнителей. Это была уже совершенно иная музыкальная культура следующих за нами поколений военно-морских врачей – выпускников ВМА им. С.М. Кирова.
Вполне естественное развитие событий. Хорошо это или плохо? Однозначно сказать нельзя. Но плохо то, что мы потеряли живую музыку, способность творить ее, открывать через нее свою душу людям – обмениваться чувствами. Потеряли мы и стремление к классической музыкальной культуре, подменяя ее зачастую музыкальными суррогатами. Уверен, что сейчас вряд ли найдутся среди слушателей и выпускников академии лица, владеющие игрой на музыкальных инструментах в такой степени, в какой владели наши ребята – Леша Шапкин, Витя Подолян, Толик Хиленко, Юра Боякин… Вряд ли кто из военно-морских врачей сейчас сможет исполнить на рояле Концерт и Скерцо Шопена, его баллады, этюды, произведения Листа, Шуберта, Рубинштейна и т.д., испытывая счастье личной сопричастности с творчеством этих великих авторов… Видимо, наш курс оказался последним, сохранившим высокую музыкальную традицию корабельных кают-компаний, заложенную еще в Императорском военно-морском флоте, которую всемерно поддерживали наши деды и прадеды.
НОСТАЛЬГИЯ ПО КРАСОТЕ
Мне по-прежнему хочется играть. И я трачу уйму своего времени, чтобы на обеззвученной клавиатуре (соседи не очень любят музыку) поддерживать свою убогую ветеранскую технику и держать в памяти невесть какую фортепианную программу, отработанную в далеком детстве. Трачу, чтобы хотя бы раз в месяц добираться до музея и раскрывать с помощью музыки свое душевное состояние, пытаться воспроизвести красоту любимых фортепианных произведений, или создать вокально-фортепианный дуэт вместе с певцами – такими же, как я, любителями народной и классической музыки.
Хочется показать своим друзьям хотя бы небольшую часть этой программы, как 65 лет назад делал наш несравненный Евгений Андреевич Абаскалов. Хочется показать друзьям и знакомым, что мы ветераны – выпускники Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова 1960 года, еще в строю, что сохраняем в себе не только профессиональные медицинские знания, но и высокую нашу культуру.
Кое-что удается записать. Порой вспоминаем и классику – Чайковского, Рахманинова, Рубинштейна, Шуберта, Листа, Шопена. Стыдно выставлять все это без репетиций, но таковы условия нашего любительского «домашнего музицирования».
Знаю, что эти записи обязательно прослушают наши друзья, мои школьные и академические товарищи: Слава Егоров, Аля Берегова, Леня Балашевич, Миша Трофимов, Петя Терехов, Гена Отдельнов, Алик Сенкевич, а может быть, и другие. И с ностальгией вспомнят наши светлые школьные и академические вечера и собственные успехи в области художественного и музыкального творчества.