Спустя полчаса они оба сидели в большой комнате, чью середину занимал широкий и низкий стол. Блюда помещались на широких деревянных подносах. Между ними, как мраморные колонны древних руин, виднелись восковые свечи. Столовые приборы отсутствовали от слова совсем.
Феранор восседал на возвышении, как почётный гость, и выглядел, в своей потрепанной дракой одежде, как дворовый кот после драки и старался отделаться от ощущения бредовости происходящего. Парис занял место хозяина за столом. Он когда-то успел приодеться. Обмотал голову тюрбаном из золотистого шёлка, накинул на плечи плащ и перетянул выпуклый живот широким кушаком. Обезьяной от этого быть не перестал, но хотя бы издали походил на человека.
Повинуясь взмаху волшебного жезла, свечи вспыхнули. Комнату залил трепещущий оранжевый свет.
— Я могу творить простые заклятья без слов,— похвалился Парис.
Говорить людским языком он мог, только направляя волшебный жезл острым концом в свою шею.
— Угощайся, собрат.
Вид громоздящихся на нём яств заставил Феранора прочно забыть о том, что он совсем недавно поел и обнаружить, что в нём ещё полно свободного места. Повторять приглашение не пришлось.
— А где твой учитель? — спросил он, воздавая должное бисквиту с орехами и жадно посматривая на блюдо с финиковыми пирожными.— Где слуги, охрана… почему никого нет?
— Ук! А зачем кто-то нужен? — вопросом на вопрос ответил Парис.— Учитель мой, ни какой-то базарный факир! Свой род он ведёт от великих чародеев прошлого — не чета нынешних! Он может добыть, что угодно с помощью волшебства!
С помощью магии можно творить пищу. Её можно есть, но не утолять голод. Феранор перестал жевать, с подозрением глянул на надкусанный кусок пирога и прислушался к собственным ощущениям. Сытость казалась ему вполне настоящей, не иллюзорной.
— Учитель мой, он — ук! — продолжал Парис.— Может вызывать джиннов и даже поднять мертвеца! При мне он такого, конечно, не совершал, но я был в его лаборатории и видел там многое. Слышал, говорили, будто он некромант, да рассудит его Алуит! А кто добровольно пойдёт в услужение к некроманту?
— А он некромант?
— А ты думал, что некромант это обязательно кости, косы и черепа? Учитель не любит даже чёрного цвета.
— А как же тогда у него оказался ты?
— Он купил меня ещё в детстве-у-ук…
— И давно ты… такой?
— С тех пор как уехал учитель, да поможет ему в дороге Алуит! Он всегда превращает меня в рыжую обезьяну, когда уезжает.
Феранор поднял на него ошарашенный взгляд. Парис оскалил желтые клыки, радостно завизжал, колотя волосатым кулаком по подушке.
— Ук! Ук! Так повелось уже тридцать лет, с того дня, как господин и учитель приказал мне навести в башне порядок. Я был подобен молодому побегу, опытен, как впервые вылетевший из гнезда сокол, но самонадеянность моя соперничала с горами великого Таниджабала! Я решил облегчить свой труд и верил, что смогу совладать с волшебством, заключённым в жезле. Но метла взбесились и побили меня, щётки терли пол так старательно, что стёрли дороги ковры до дыр, а ведерко увлеклось на столько, что устроило на первом этаже башни потоп. В наказание учитель на несколько лун обратил меня в обезьяну. Потом простил. Но с тех пор, как он покидает башню, так я обрастаю шерстью и переселяюсь жить в сад.
— Ты не можешь себя расколдовать?
Парис погрустнел, и взгляд глубоко посаженых глаз сделался тусклым.
— Чтобы использовать чары превращения, нужна мудрая голова. А будь она у меня на плечах, стал бы я злить стража башни жалкими заклятиями-у ук! У-ук!
Парис возбуждённо вскочил, но быстро взял себя в руки, усадил себя на подушки.
— Хозяин создал его, объединив в одном теле ярость сокола и коварство змеи. Я думал, что справлюсь с ним, если превращу во что-нибудь безобидное… Ук!
Феранор натянуто улыбнулся, чувствуя, пониже поясницы ноющую боль от укусов.
— Но довольно обо мне. Ук! — обезьян высоко воздел чашу.— Я хочу поднять за тебя чашу, храбрый герой и мой остроухий собрат… не сочти мои слова за грубость, но как твоё имя и какой чародей взял тебя в ученики?
— Феранор.
Они синхронно опрокинули в себя содержимое чаш. Эльдар отметил, что налито в них было не вино, а фруктовый сок. Очень едкий, от которого немедленно защипало в уголках рта.
— Я слуга Коэнны ибн Шари, Мастера Миражей,— добавил он после паузы.
— У-ук?! — Парис снова вскочил. Глаза его сверкали, шерсть вздыбилась на всём теле. Он напоминал оранжевое пламя очага, в которое внезапно плеснули водой. Для окончательного сходства недоставало только рассерженного шипения.
Повисла напряжённая тишина. Язычки свечей трепетали, пульсировали. Зловещие тени ползли по стенам как гигантские пауки. Феранор сидел неподвижно, не зная, что сейчас творится в голове Париса, и думал, как и чем отбиваться, если обезьяна решит напасть.
— Ук. У-ук! — заговорил обезьян. — У-у-ук!
Спохватился, поднял жезл, направил на себя.
— Так ты ученик Козлобородого?! После всего, что сотворил твой учитель, ты смел незваным прийти в этот дом, обнажить оружие, побить непобедимого стража?! А я, наивный Парис, пригласил тебя в гости, не зная, кто ты и от кого! Отвечай, как есть, Феран — ученик Козлобородого, ты пришёл сюда со злым умыслом?
— Нет,— ответил Феранор твёрдо, подумал и добавил: — И я не ученик.
— Ой-е, что за вздор услышали мои уши! Я может и обезьяна, но знаю, что Мастера не дают просто так своих знаков! Отведай этого чудесного риса, Феран. Барбарис и апельсины, сдобренные сиропом.
Парис пригладил шерсть и медленно опустился на место.
— Так что привело тебя? — спросил он, подвигая к себе жаренные орехи в меду.
— Я ищу одного человека. Очень известного.
Феранор отставил чашу, радуясь, что может перейти к делу. Атраванская привычка говорить о ерунде, прежде чем переходить к сути, всегда его угнетала.
— Ты слышал что-нибудь о царевиче Митре ас’Саире?
— Ук! — Парис подскочил на подушках. Кувшин с соком перевернулся и залил скатерть.— У-ук! Я задаюсь вопросом: какие ещё неожиданности уготовил в эту ночь Алуит? Да, я слышал о нём. И даже видел, вот как тебя. Он прилетел к нам на волшебном ковре с магом Амаром Аджином из Шагристана. Попробуй вон из того кувшинчика. А я расскажу…;
***
Парис — смуглый кучерявый мужчина в человечьем обличии — тихий незаметный слуга, смиренно стоял за спиной своего учителя и господина, встречая гостей. Оба гостя были худые, высокие, с припорошенной пылью пустыни одеждой. Один — бедин, почти старик. В руках он держал белый чародейский посох с круглым навершием. Другой — молодой, крепкий мужчина с саблей на поясе. Голову его закрывал позолоченный шлем, лицо закрывала маска. Гости дошли до ступеней и поклонились. Вежливо и с достоинством. Парис заметил, как напряглись плечи Учителя, а пальцы стиснули золочёную рукоять посоха. Но когда он заговорил, голос звучал спокойно.
— Царевич Митр ас’Саир,— констатировал он, по-бычьи наклонив голову и не сводя с вооружённого юноши пристального взгляда.— Отважный Лев Атравана и послухам, первая сабля гвардии. Какая великая честь!
— Сухрай-Шах.— немолодой бедин стукнул по полу концом посоха.
— И придворный волшебник шаха Амар Аджин,— в голосе учителя прорезались нотки ядовитой насмешки,— конечно же. И, конечно, вы покинули блеск и роскошь столицы не просто, чтобы осведомиться, как у меня дела.
— Ты прав, у нас к тебе дело,— придворный волшебник вышел вперед, остановился. — Не разрешишь войти?
Сухрай-Шах молчал, будто думал. Он наклонил голову и в этом простом жесте странно объединялись злая ирония, негодование и, холодный, сдержанный гнев.
Пользуясь возникшей заминкой, Парис переводил взгляд с одного волшебника на другого, невольно их сравнивая. Оба они были примерно одного роста, но Учитель казался тоньше и суше. Лицо Амара Аджина покрывали глубокие морщины, седая длинная борода контрастировала с чёрной, как эбонит, кожей. Сухрай был полной его противоположностью: моложавый, поразительно белокожий и с чёрной окладистой бородой. Плечи придворного мага укрывал дорожный плащ, под которым виднелся синий халат, а хозяин башни рядился в вычурно-яркие цвета. Но самыми притягательными в придворном маге были глаза. Тёмные, цепкие, они не отпускали, едва стоило пересечься с ними взглядом. Парису показалось, будто он рухнул в глубокий колодец и с головой ушёл в вязкий ил. Внутри его головы что-то зашевелилось, словно питон, сдавливая кольцами мозг. В глазах сгустился туман, ноги словно приросли к полу, а тело будто перестало принадлежать ему. Но прежде чем он успел испугаться, давление быстро пропало, а в ушах раздался сухой кашель Учителя.
— Разве может старый изгнанник отказать в гостеприимстве племяннику самого Саффир-Шаха? — сказал он, показательно переводя взгляд на молодого мужчину. — Если мой дом не покажется тебе слишком бедным, то войди с миром, царевич!
Он посторонился, жестом предлагая им проследовать в дом. За дверью начинался небольшой коридор, через который они попали в уютную гостевую. На покрывающих стены коврах висело серебряное и золотое оружие. Просачивающиеся сквозь закрытые декоративными ставнями окна солнечные лучи играли на гранях драгоценных камней, вправленных в щиты и сабельные рукояти. В центре комнаты располагался круглый стол, в окружении низких топчанов. Тускло светили лампады, дымили кадильницы, источая ароматы шалфея, ладана и драконьего дерева.
Сухрай-Шах жестом предложил гостям присесть за стол. Волшебник сел с краю, поставив рядом с собой посох. Царевич поднял маску-личину и снял с головы шлем. Парис не смог сдержать любопытства и не приглядеться к нему. Митр ас’Саир медленно опустился на край топчана, сдвинув ножны так, чтобы сабля была на коленях. Возрастом первый боец Шагристана едва только перевалил за двадцать. Он был мужественно красив, а щётки усов и недельная щетина добавляли его лицу воинственности. Сейчас, поверх этой воинственности лежала печать усталости и беспокойства.
— Парис,— медленно и как-то вкрадчиво произнёс учитель.— В глотках наших гостей вероятно так же сухо с дороги, как в пустыне. Принеси вина и закусок.;
***
— И что? — тихо спросил Феранор, тщательно скрывая волнение.— Что было потом?
— Ук! Я принёс вина, и учитель выставил меня за дверь,— запросто сказал Парис, согнув под невероятным углом руку, чтобы почесать подмышку.
— И ты не знаешь, зачем они приходили и куда ушли?
— О, я, недостойный сын своей матери…— обезьян накрыл морду ладонями, так картинно, что у Феранора сразу отлегло от сердца.— Знаю! Ведь я никуда не ушёл, а спрятался в секретной комнатке, куда не проникает магия. Пусть там я ничего не мог видеть, зато отлично всё слышал. А что не видел мои глаза — подсказало воображение.
; ***
Слуга поставил на стол кувшин вина, три кубка и поднос с фруктами, и тихонечко удалился. Сухрай-Шах пробормотал короткую скомканную молитву и наполнил кубки кроваво-красным вином. Аджин проворно подхватил свой, украдкой принюхался. Хозяин заметил, усмехнулся криво, уголком рта.
— В чём дело, мой добрый друг? — издав звук, напоминающий сдавленный смешок, Сухрай прикрыл рот ладонью. — Вино слишком крепкое для тебя? Или ты боишься, что мой слуга отравил его ядом, подло нарушив все законы гостеприимства. Не за этим ли ты только что копался у него в голове, а?
— Алуит — свидетель, — буркнул старик.— Я обязан проверить. Со мной…
— Царский племянник,— докончил Сухрай.— А я не такой глупец, чтобы вредить царевичу. За Сиятельнейшего могучего государя!
Он поднял кубок и сделал из него долгий глоток.
— Многие лета Сафир-Шаху! — уточнил Митр. Сделав вид, что не замечает предостерегающий взгляд Аджина, он опустошил свой кубок до дна.
— Итак, вы двое не доверяете мне,— заметил Сухрай.— Но все равно явились сюда, просить помощи… Да, именно просить!
Он громко поставил свой кубок на стол и откинулся на топчане, соединив руки кончиками пальцев.
— Я, благодаря Алуиту,— продолжал он,— не напрасно прожил свои годы и могу почувствовать в воде соль.[1] Вы двое пришли не для того чтоб сообщить о конце моего изгнания и, что мне дозволено снова жить в Шагристане. И не для того, чтобы вернуть всё, отобранное у меня шахом. Даже не для того чтобы просить прощенья за всё, что я претерпел по твоей милости, Аджин…
— Не строй из себя обиженную овцу. Для твоего изгнания имелась сотня причин. Может быть, годы сказались на твоей памяти, и ты стал забывать? Алуит — свидетель, что ты в тайне практиковал некромантию и вскрывал в своём оккультуме трупы. В твоём доме нашли множество человечьих костей и запретных книг. Ты брал с правоверных деньги за наведение чёрных чар и осквернял магабары[2] недозволенным колдовством. И, наконец, навел порчу на кадия. Изгнание самое мягкое наказание за все преступления. И, Алуит — свидетель, шах хотел тебя обезглавить. Так, что ты должен благодарить Алуита и меня, что этого не произошло.
Он остановился перевести дыхание, его борода воинственно вздёрнулась, глаза сверкали. Митр замер с кубком в руке. Сухрай-Шах улыбнулся.
— Каждый из нас совершенствует знания в меру своего дара, сил и возможностей. Но прежде чем я отвечу, позволь спросить и тебя: ты познавал тайны и устройство людского разума только по книгам? А как их познавали твои собственные учителя?
— Это сейчас не важно…
— Нет уж постой. Разве я выбирал Дар и способности, которыми наградил меня Алуит? Думаешь, я, потомок царей, не завидовал тебе, сыну козопаса?
Огорошив неожиданным признанием, Сухрай снова наполнил свой кубок вином, немного отпил и продолжил:
— Я не имел и сотой доли из того, что судьба подарила тебе. Известнейший чародей Атравана не был моим наставником. Я не получил места придворного мага при шахе. Богатейшая библиотека дворца не раскрывала предо мной свои двери. Никто не ограждал меня от гнева недалёкой черни, от завистников и клеветников. Все эти годы я по крупицам собирал знания, добывал себе хлеб и защищался, как мог.
— Это не может служить оправданием...
— Довольно! — Митр громко поставил кубок на стол.— Пусть ваши рты отдохнут от взаимных острот.
Аджин прикрыл рукой рот. Лицо Сухрая сморщилось, словно бы он попробовал что-то кислое, но почти тут же разгладилось.
Поставив чашу на стол, царевич упёр руки в колени, раздвигая согнутые локти в стороны, словно готовя к полёту крылья. И подался вперёд.
— Ты прав, сагир, мы пришли не извиняться, нам действительно нужна помощь. Нет… не только нам. Помощь требуется этой земле. Атравану. Вижу, вы оба хотите мне возразить. Обождите. Да, я не отменю указ своего дяди, но могу отблагодарить за помощь по-царски. Желаешь золота, коней, редких книг, прекрасных невольниц? Всё это будет.
— Ты честен, царевич, — спокойно сказал Сухрай. — И очень щедр.
— Ты вынуждаешь нас торговаться с тобой,— гневно бросил Аджин. — Словно на шагристанском базаре!
Некромант выглядел недовольным, но возражать придворному магу не стал. Вместо этого он повернулся к царевичу.
— Так чего же ты хочешь от меня, Митр ас’Саир?
— Знания.
Некромант издал некий звук, похожий на сдавленное кудахтанье. Аджин разглядывал невидимые царапины на своём посохе.
— От Шандаары и до Адьмадина,— быстро продолжил Митр,— я находил безжизненные кишлаки. Пустые дома, брошенная утварь, при этом в колодцах полно воды, а в амбарах зерна. А недалеко от селений находятся их мертвые жители, но средь них лишь старики или дети. У всех у них не было глаз. Они словно вытекли, обратившись в кровь или гной. Иных ран на телах нет…
— Эти люди умерли не от рук простых разбойников, или зубов диких зверей,— весомо вставил Аджин.— Их могло убить колдовство. Очень тёмное. Достаточно тёмное, чтобы заподозрить участие некроманта.
Сухрай отпрянул.
— Почему все считают, будто я что-то знаю? — воскликнул он, взгляд тёмных глаз в какой-то миг сделался осоловелым, странное выражение пробежало по лицу, но быстро исчезло, прежде чем Митр успел его прочитать.— Вы вторые, кто задаёт мне этот вопрос!
— У тебя был кто-то ещё? — насторожился Аджин.
— Коэнна присылал вестника. Он собирает Великий Диван как раз по этой причине. Ты не знал?
— Меня давно не было в Шагристане,— ответил придворный маг.
Сухрай-Шах поднялся, прошёлся по комнате, подошёл к окну, выходящему в окружающий башню сад, и резко обернулся к гостям.
— Чары, убившие этих людей, не некромантия. Это древнее колдовство, чей секрет навеки погребен песками в заброшенных городах.
— Но кто-то его откопал, — проворчал Аджин.
— А почему этим вдруг заинтересовались? — неожиданно спросил некромант.— Сначала Коэнна, потом придворный волшебник и лично царевич. Разве у шаха нет других багатуров?
Митр очень нехорошо улыбнулся. Он мог бы напомнить, что не просто племянник шаха, но и командир воинского отряда. И вместе с отрядом прикрывал фланг войска идущего на Аль-Амаль. А колдовство, способное уничтожить целый кишлак — это угроза, на которую он, как командир, обязан отреагировать. Но зачем это всё объяснять, когда можно ответить просто:
— Это не твоё дело, сагир.
Некромант хмыкнул.
— Для чего они нападают на кишлаки? — настойчиво спросил Митр.— Куда пропали остальные тела?
— Их забрали. Из мертвецов получается очень исполнительные рабы.
— Зачем им нужны рабы? — продолжал допытываться царевич.
— И кто их забрал? — добавил Аджин.
Сухрай помолчал, будто над чем-то крепко задумался.
— Я могу лишь предполагать,— ответил он спустя время.— Когда приходит беда, мобеды начинают вещать со ступеней храмов, что всё это кара богов за ваши грехи. В этом случае они были бы правы. Это — расплата! Слишком рьяно вы насаждали веру в пророков, преследовали инакомыслящих. Заставили бежать всех этих наглис и некромантов в пустыню, где издревле обитали народы Ночи. Сами поставили их вне закона, сами подтолкнули вчерашних врагов к союзу друг с другом. Теперь они занимают и обживают многочисленные руины в пустыне и мёртвые кишлаки только начало. В пустыне чертятся новые границы, за которые простому смертному не следует переступать.
— Значит, они засели в руинах…— Митр задумчиво ущипнул себя за бородку.
— Ты разве не понял, храбрый молодой лев? — настаивал Сухрай.— Я сказал, что простому смертному, будь он хоть атраванский шах не стоит переходить эту черту.
— Ты что же, нам угрожаешь, Сухрай? — Аджин продолжал изучать собственный посох, но в голосе звякнули странные нотки.
— Всего лишь предупреждаю,— сказал некромант, избегая глядеть на гостей.— Они уже набрали целое войско из живых мертвецов, поэтому не лезть в это дело. Держитесь подальше от руин севернее Кайсиба. Пусть с народами ночи разбирается Козлобородый Коэнна.
Адджин оторвал взгляд от своего посоха.
— А что будешь делать в это время ты, Сухрай? Алуит — свидетель, я сомневаюсь, что ты останешься в стороне.
— Я подожду, пока Алуит не определит того кто сильнее.
— Значит, это колдовство ползёт к нам с Севера,— медленно сказал Митр и поднялся.— Благодарю за предупреждение, но я отвергаю его. Я — рука своего дяди, я его карающий меч, направленный против врагов Атравана. И ошибаются те, кто думают, будто могут здесь воспрепятствовать мне. Что находится севернее Кайсиба?
В наступившей тишине стало слышно, как ветер шелестит пальмовыми листьями за окном. Митр делал вид, что не замечает, как кто-то дышит совсем рядом, за кажущейся монолитной стеной.
— Что находится севернее Кайсиба, сагир? — повторил он настойчиво.
— Мааших-Кавир. Да смилостивится над вами Алуит!
; ***
— Мааших-Кавир,— повторил Парис.— Это где-то на Северо-западе, в Хаммадийской пустыне.
— Что такое Мааших-Кавир? — спросил Феранор.
— Не знаю. У-ук! Возможно старый город, крепость, или оазис. Название очень старое. Ук!
«Хаммадийская пустыня огромна,— подумал эльдар.— Обыскивать её Северо-запад можно до скончания веков... Катмэ!»
В саду глухо порыкивал лев. В его голосе слышались раздражённые и одновременно просящие нотки.
— Твой учитель уехал сразу, как только его покинули гости? — спросил он.
— Ук! — Парис кивнул.
— Как давно?
— У-ук о-очень давно. За долго до Кхорасана. А какой ныне день? В облике обезьяны я начал терять счёт времени.
Феранор попробовал вспомнить и понял, что не знает даже какой сейчас месяц. Он так и не удосужился заучить людской календарь.
— Празднества Кхорасана кончились более месяца назад.
— У-ук?! Это плохо. Учитель никогда не пропадал так надолго. Но это Великий Диван, великое собрание чародеев. Кто знает, сколько он может продлиться?
— Никто.
Феранор задумчиво смотрел в окно, сквозь которое светила тусклая кривая луна. Думал.
«Два месяца… Царевич и маг как песчинки в пустыне. И с каждым потерянным днём шансов найти их все меньше»
— Покорми льва, Парис,— неожиданно попросил он.— Прямо сейчас.
— Ук? Ладно…
Утром довольный и сытый лев ушел спать. Двери дома раскрылись. Феранор безбоязненно пошёл к воротам. Парис вышел его провожать, тяжело переваливаясь на коротеньких ножках.
— Ук. У-успеха тебе в твоём деле, собрат, — пожелал он на прощание.— Надеюсь и возвращение твоё, благодаря Алуиту будет счастливым.
— Спасибо. Парис?
— Ук?
— А что будешь делать сам?
— Ждать учителя,— пожал плечами орангутанг и, взмахом палочки, отворил эльдару ворота.— Когда-то же он вернётся.
[1] Атраванское выражение. По-смыслу близкий аналог выражению видеть собеседника насквозь.
[2] (бедин.) кладбища