Подпольщики

               
                Общество разделено на два класса -
                стригущих и стриженых.*
                (Шарль-Морис Талейран)               

   Если бы я в нынешнем 2020 году учился в школе, а учитель литературы и русского языка по традиции задала бы написать сочинение на тему «Как я провёл лето», то я бы описал всего один только день – посещение парикмахерской. Незабываемые впечатления! И хоть после окончания школы прошло тридцать лет, я всё же сочиненьеце напишу.
   Что может быть проще мужской стрижки? Попутно заскочил в парикмахерскую, подстригся и дальше по своим делам отправился. Можно ли прежде, до 2020 года, в самых смелых фантазиях представить, что с этой привычной процедурой возникнут большущие проблемы, что появятся подпольные парикмахерские?
В апреле 2020 года закрыли почти все учреждения и общественные места. Испугались ковида, которого на тот момент в городе не было. Руководство, однако же, взирает на Москву, подобострастно копируя происходящее там. Как в Москве делают, так и у нас надо. А из ставшей теперь Москвы-мачехи к нам идёт всё самое плохое, что неизбежно в капиталистическом мире. Пришёл и ковид. Не может же такого быть, чтобы в Москве он буйствовал, а к нам никак не придёт. Москвичи приехали на свои дачи и заразу принесли. Тут и город на карантин закрыли. Матюгальник на улице каждый час страшилки вещал о злющем ковиде, что защищаться от него нужно тряпочкой на лице, надетой на уши, и почему-то резиновыми перчатками противно-голубого цвета.
   К концу апреля  подстричься уже хотелось, но ещё терпимо. Май и июнь – карантин. Лето, тепло, волосы отросли, мешают, непривычно.
   Наконец, сняли карантин. Открылись промтоварные магазины, кафе, стоматологии, но не парикмахерские. Вот уже месяц прошёл после карантина, а работа парикмахерских под строжайшим запретом. Хоть горшок на голову надевай, да сам себя стриги! Стоматологам разрешено работать, а парикмахерам нет. Кто принимает такие идиотские решения?
   Вдруг в рабочем коллективе нашем, полностью мужском, прокатился слух, что можно попасть в парикмахерскую. Где? Когда? Куда обращаться? Этот слух стал настоящим спасением и призрачной надеждой – не упустить бы её! Все обросшие мужики оживились, приняв столь радостную весть! Быстро обнаружили того, кто подстригся: он  головою резко выделялся из общего ряда. Но он молчал словно партизан на допросе, будто дал парикмахерам подписку о неразглашении великой тайны. Зажали его в углу. Брыкался он, как пескарь на крючке, говорил, что сам себя подстриг машинкой, потом, что у кого-то на дому стригся, но нас туда не пустят. Мы, работники кузнечного производства, собрались, грешным делом, запершегося молчуна калёным железом жечь, но он сам, к счастью, понял бесполезность запирательства, избавив себя от мук, а нас от ответственности за нанесение телесных повреждений. И сдал подпольную точку.
   Ей оказалась всем нам привычная парикмахерская, в которой сызмальства приводим  себя в порядок, где трудятся милые девушки никогда не стареющие. Первопроходец нас предупредил, чтобы толпой не ломились, а шли по одному. У всех нас кудрявые головы сразу зачесались, будто завшивели. Каждый решал для себя вопрос: как бы скорее тайно оторваться от коллектива, от родных товарищей и посетить злачное место?!
   Я пошёл после работы. Возле дверей парикмахерской с крепким мужским названием обозначающим скандинавского воина, внимательно огляделся, нет ли шпика, постоял с полминуты, быстро рванул ручку двери с намерением молниеносно проскочить внутрь. Дверь не поддалась. Радостное предвкушение скорого освобождения от непосильного груза шевелюры мгновенно растаяло, сменившись унынием. Постоял немного, да и поплёлся домой.
   На следующий день большая часть работников нашего сурового коллектива выглядели помолодевшими лет на двадцать!
   – Как? Где?
   – А ты, когда ходил в парикмахерскую?
   – После работы.
   – Э, брат, надо в первой половине дня идти. Они до обеда работают.
   Бросив все дела, побежал в парикмахерскую с бьющимся от радости сердцем. Вот сейчас уж меня точно подстригут! Не забываю оглянуться, чтобы в случае чего отсечь хвост, но двери опять не поддаются. Окна парикмахерской закрыты наглухо жалюзи, света внутри нет. «Может, не каждый день работают? – подумал я». Ходил вокруг, ещё раз дёрнул дверь, стучал в неё, да так и ушёл ни с чем.
К концу продолжительного и тяжкого рабочего дня, кто-то спросил участливо:
   – Ну, ты чего же не стрижёшься?
   – Никак. Закрыто.
   – Ты подойди к дверям, постучи, они откроют. Только жди, не уходи, они обязательно откроют.
   Третью попытку совершал со смешанным чувством тревоги и радости. Неужели, снова постигнет неудача? Все мужики подстриглись, один я никак не справлюсь со столь простым делом.
   Подходил к парикмахерской медленно, наслаждаясь тёплым летним днём конца июля. Вокруг всё спокойно. Молчаливые люди, большинство из которых в намордниках, шарахаясь от меня голорожего, двигаются по своим делам как напуганные мыши. Шныряют проворные автомобили. Мир не знает, что я иду в подпольную организацию, соблюдая меры конспирации.
   Всё такие же закрытые, неприветливые двери, ставшие для меня за эти дни мытарств почти одушевлёнными, напоминающими тех самых воинов суровых, общее название которых написано на вывеске, ставших теперь непреклонными и насмешливыми стражниками. Робость овладела мною. А ну как не получится? На работе засмеют. Останется меня за руку вести в парикмахерскую.
   Дёрнул за ручку – закрыто. Постучал – жду. Глядя на дверь с надеждой, и умоляя её открыться, так и вижу искажённое презрительной ухмылкой бородатое лицо скандинава в железном рогатом шлеме. Стучу настойчивее и громче – тишина. Стою, жду, надеюсь. Рядом кирпич лежит, которым в благостные доковидловые времена дверь фиксировали в открытом положении, завлекая посетителей. Так и хотелось швырнуть кирпичом по мерещимся страшным рожам рогатых воинов, коих становилось всё больше. Стучу кулаком, решив ни за что не уходить, – молчок.
   Что ж делать? Опять неудача. Собрался уходить, низко опустив головушку. Да ведь и низко её не опустишь, волосы на лоб падают. Вздохнул тяжко, закинул пятернёй волосы назад и вдруг увидел краем глаза, что одна полоска жалюзи шевельнулась. И так же надежда потухшая вспыхнула радостью весёлой так, что в груди зажгло. Ну!
   Дверь приоткрылась. Сквозь узкую щель просунулась голова девушки. Она окинула внимательным опытным взглядом подпольщика пространство вокруг и заговорщическим шёпотом произнесла:
   – Входите скорее!
   Я проскочил в эту щёлку, сам не зная как. Внутри два клиента ожидали своей очереди. Все разговаривают шёпотом, лишних движений не делают. Парикмахеры работают в интимном полумраке, двигаясь как тени, или как миражи. Музыка выключена. Даже машинками для стрижки волос и фенами пользуются по возможности меньше, чтобы не шуметь. Маскировка на высшем уровне. Её надо неукоснительно соблюдать, иначе закроют любимую парикмахерскую, тогда совсем беда.
   Девушка, открывшая мне дверь, сама оказалась клиенткой парикмахерской. Теперь ведь как, в нашей мужской парикмахерской работают три мужских мастера и один женский. Всем же надо приводить себя в порядок. Может, и бани скоро начнём вместе посещать, как было до середины XVIII века, возвращаясь к истокам!
   Из зала вышла женщина, голова которой туго завязана полотенцем. Причёску делает красивую. Она принимает ключ у девушки и вместе с ним «должность» впускать и выпускать клиентов. Пока я ожидал своей очереди, пришли ещё несколько человек. Их пустили по первому стуку. Сижу я и думаю: почему же меня долго не пускали? Ответ на сей вопрос будет получен позже.
Встаёт с кресла стриженый счастливчик, улыбается! Ясное дело, много месяцев не стригся и вдруг… Камень с плеч свалился. Расплачивается с благодетельницей парикмахершей, стараясь не шуршать купюрами. Благодарит лёгким наклоном головы, чтобы ничего не говорить. Услышат злые коронабесы!
Подошла и моя очередь.
   – Как вас стричь? – послышался приятный шепоток над ухом.
   Я объяснил, употребляя больше жесты, не производящие звука, чем голос.
   Защёлкали приятным, долгожданным звуком ножницы, большие поверженные локоны волос падают на накидку, шурша по ней и кувыркаясь, скатываются вниз. Некоторые из них падают к стройным голым ножкам парикмахера. Ей жарко, окна закрыты, она устала, но держится бодро, улыбается, хотя глаза выдают выражение напряжённости. Этого напряжения скрыть нельзя, ведь парикмахеры на положении нелегалов. Нелегалов революционеров или разведчиков. Во всём полутёмном зале ощущение этого самого напряжения, будто здесь сходка членов запрещённой политической партии. В любой момент может нагрянуть полиция, всех арестовать, выводя под дулами автоматов полустриженых, недостриженых и стригущих нарушителей порядка, то есть масочно-перчаточного терроризма.
Стрижка окончена. Феном высушена голова, сдуты остатки волос с шеи.   Расплатился. Вышел на улицу довольный и счастливый! Голова лёгкая, летний ветерок поигрывает короткими волосами, проникая в них до кожи головы, создавая чудесную прохладу. Давно не испытывал столь прекрасного ощущения!
   – Ну вот, наконец-то подстричься получилось, – сказали на работе.
   – Да, – радостно подтвердил я.
   Тот, которого пытали несколько дней назад, спросил:
   – Ты в чём одет был, когда в парикмахерскую пошёл?
   – Как, в чём? Как всегда: в рубашке, брюках.
   – Брюки со стрелками и кожаная папка?! – насмешливо спросил товарищ.
   – Да.
   – Ты бы хоть папку оставил в офисе, футболку бы надел, джинсики! Они тебя, поди, за проверяющего приняли.
   – Нет у меня джинсиков. Не ношу их, – печально отшутился я!
Интересно, когда я три дня подряд подходил к дверям парикмахерской, желая прорваться, внутри все ниц падали и не дышали, что ли? Напугал девчонок, ну, ничего, зато запомнят!
   Быстро пролетел остаток лета, осень. Вот уж до Нового года осталось совсем ничего. Парикмахерским разрешено работать официально. Но рассказывают мне коллеги, что многострадальные парикмахеры работают в длинных, до пят, халатах из спандбонда и намордниках. Хочу я знать, как халат защищает от вируса? Да и намордник тоже? Но самое печальное то, что клиентов заставляют надевать намордник тряпочный. Я этого сделать никак не могу. А волосы опять отросли. Лучше бы парикмахерские работали нелегально. Тогда хоть намордники не заставляли надевать, да и романтика подпольной конспиративной жизни присутствовала! Где и когда её испытаешь на себе?! Я готов придти в фуфайке на голое тело и в валенках, лишь бы без намордника.
   В общем, продолжение следует, ибо коронабесию, масочно-перчаточному насилию, нагнетанию страха и паники конца и края не видно.

29.11.2020.

* Слова Талейрана сказаны о политике. В данном случае, он не стал перечислять классы, на которые действительно разделено общество: рабочие, крестьяне, буржуи и прочие. Он восхитительно точно подметил, что есть только два класса: стригущие – буржуи, капиталисты и стриженые – все остальные. Эта цитата в прямом и переносном смысле подходит к теме моего рассказа. Вот только жаль, что Талейран выступал на стороне стригущих, а не стриженых. Но цитата оригинальная, хорошая.
(Ю. Борисов. Шарль-Морис Талейран. М.: Международные отношения, 1986, с. 305.)