Нагни пониже голову -
Воды идет стена.
Раз Северный - так холодно,
Раз флот - то по волнам.
…
Ты, мама, не печалься -
Под штормом, подо льдом,
Усталые отчасти
Мы в порт родной придем.
Простеганная солоно
Судьба досталась нам.
Раз Северный - так холодно,
Раз флот - то по волнам.
Юрий Визбор
Повесть о счастливом поколении
И вот они в Североморске. Их взгляду открылось поразительное зрелище: в огромном заливе стояла сотня судов и подводных лодок (1). Корабли были везде: пришвартованы у стенки, стояли на рейде, либо бороздили воды залива. Издали они не казались такими уж большими, но, когда ребята подошли ближе к ним, впечатление от огромных боевых кораблей было потрясающим. Саша и ещё два выпускника спецшколы с Русского: Паша Лопатин и Вова Фомкин, попали на один большой противолодочный корабль - БПК «Стройный».
Красивый корабль, действительно стройный, возвышался громадиной над пирсом, его облик сильно отличался от вида других судов, стоящих на соседних причалах. Ребята, не очень-то разбирающиеся в кораблях, чуть ли не единовременно воскликнули: «Какой красивый!» (2).
От пирса шел трап-сходня на борт в кормовой части верхней палубы, на ют. Ют возвышался над причалом, поэтому трап шел вверх довольно круто. Ребята уже знали, что по трапу нужно подниматься быстрым шагом или бегом, отдавая честь флагу.
Вообще на флоте действует правило: «по трапу только бегом». Новичкам это доставляет много проблем: современный боевой огромный корабль, высотой с многоэтажку - это сплошь трапы, то есть корабельные лестницы, по которым постоянно снуют матросы. Устроены они большей частью очень круто или вертикально, и бежать по ним вниз нужно спиной к трапу. Пока научишься, не раз отобьёшь копчик. Если какой-нибудь салага попробует спуститься шагом, и уж не дай бог лицом к трапу, а старослужащий увидит, то провинившийся для первого раза услышит несколько теплых слов, а потом и наряд получит.
В этот день Саша впервые наблюдал такое чудо, как полярный день, который только что наступил на этой широте. Поздно вечером, перед отбоем они вышли покурить на бак и обомлели: всё освещено солнцем! Им сказали, что полярный день продлится два месяца и весь этот период солнце будет светить круглые сутки, не заходя за линию горизонта, а потом ещё месяц можно будет любоваться белыми ночами. Но точно не им, салагам. Им будет не до этого.
Саше с товарищами повезло, они попали на современный новый корабль. На соседних причалах стояло немало старых обшарпанных судов, в том числе небольших сторожевых, которые практически весь год стояли причаленные, не бывая в походах, тем более дальних. По причине старости и долгого стояния у причала они зачастую кишели крысами (3).
«Стройный» был построен для советского флота на судостроительном заводе в городе Николаев, в Украине. Лишь два года назад, в 1967, приступил к несению боевой службы. Несмотря на это, как им рассказали сослуживцы, уже успел отличиться.
Во время перехода к месту постоянного базирования - из Севастополя в Североморск - экипаж корабля, совместно с другими, принял участие в оказании помощи аварийной атомной подводной лодке К-3 «Ленинский комсомол», на ней возник сильный пожар и имелись жертвы среди экипажа.
На следующий год «Стройный» занял первое место на Северном Флоте по разведывательной подготовке.
Но к прибытию трёх матросов с Русского на нём уже не было постов радиоперехвата. Наиболее близкой к их специальности была боевая часть связи, БЧ-4, туда их и определили. Некоторая аппаратура была им знакома по спецшколе, другую нужно было срочно осваивать, поскольку много старослужащих с нетерпением ждали отправки домой и вовсю муштровали молодёжь, готовя себе замену.
Первые полгода службы на корабле самые трудные, а тут ещё эта реформа в вооруженных силах. В связи с изменением срока службы на флоте с 4 лет на 3 года, в запас отправляли большое количество старослужащих, поэтому пополнение прибыло в количестве большем, чем обычно. Корабль был переполнен, вместо 300 моряков по штатному расписанию, на нём находилось почти 400. Бытовые условия на корабле и так не лёгкие, а здесь для прибывших новичков они стали ужасные.
Кубрики были забиты и спали молодые матросы в столовой, на сложенных столах. Это было неудобно, очень некомфортно. Складные столы, похожие на те, что используются торговцами на улице, отличались тем, что в рабочем состоянии прикручивались крепко к полу, чтобы не падали во время морской качки, и имели по периметру поверхности стола довольно высокое ограждение из алюминиевого уголка. Матрас укладывался на поверхность стола, сложенного на полу. Ох уж этот матрас! Он представлял собой мешок, наполненный кусочками пробки. Спать на твердой пробке – ощущение не из приятных, вдобавок пробка сбивалась, создавая в некоторых местах жесткие бугры, оголяя другие части матраса, и тогда в этом месте металлический уголок стола через ткань давил на худой бок матросика.
Но моряк ведь не принцесса на горошине, особенно салага, которого гоняют целый день, а потом дают на сон часов 6 в сутки. Саше, спавшему часто не только на полу, на жестком матрасе, но и в поле, на земле, такой сон не доставлял больших хлопот. Только вот подготовка «спального места» отнимала время, ещё и будили их до общего подъема -столовую нужно было готовить для завтрака команды - так что времени на сон оставалось совсем мало.
С едой было даже хуже, чем в учебке. Если обычно на корабле экипаж кормили в две очереди, то сейчас это делалось в три очереди. Например, в боевой части было 15 моряков, за ними закреплен свой стол, на который в обед ставили один бачок с первым блюдом, и один со вторым - на всех. За столом умещались шестеро.
В первую очередь приходили служащие по третьему году. Они наливали себе из бачка суп, потом черпаком захватывали из другого бачка, например, гуляш и цепляли чуток каши.
Во вторую очередь приходили отслужившие год и полтора. Суп им доставался уже пожиже, но в бачке оставалось ещё немного гуляша и верхнего слоя каши, пропитанного подливом.
Последними обедала прибывшая молодежь. Если второй партии иногда доставались чистые миски, иногда – нет, то молодые ели из мисок, из которых уже ели и суп, и второе. Миска вытиралась куском ржаного проспиртованного хлеба, в эту условно чистую миску матрос наливал то, что осталось от супа. В бачке не оставалось не только гуляша, но и каши, пропитанной подливом. Каши было ещё много, но есть её было невозможно, особенно пшённую. Сваренная на воде, плотная, только резать ножом, она драла горло. Если бы её хоть варили жидкой! Ещё лучше было бы, если кок перемешивал кашу вместе с гуляшом и подливом перед выдачей.
Когда стояли у причала, белого хлеба давали несколько кусков, и плюс на флоте был полдник, когда хлеборез (4) выдавал два кусочка хлеба и по солидному кубику сливочного масла, это немного спасало молодёжь. Саша с улыбкой наблюдал, как Фомкин - с обычной для такой фамилии кличкой Фома - брёл грустный от хлебореза с двумя кусочками хлеба. При такой выдаче не стащить у товарища хлеб! (Фома был один из трёх малорослых матросов школы на Русском, которые хватали весь хлеб со стола, и курсантам Сашиного отделения, попадавшим за один стол с ними, постоянно приходилось обедать без хлеба).
Чёрный, проспиртованный хлеб на корабле также, как и там, в школе, был в неограниченном количестве, он лежал горкой на отдельном столе, упакованный в плёнку буханками, валялся кусками на обеденных столах, так как есть его было невозможно.
Это было удивительно и непонятно, не укладывалось у Саши в голове. В стране недоставало зерна, хлеба, только что были неурожайные, полуголодные годы, а тут, только в одном городе, тонны хлеба ежедневно отправлялись в помойку. А несъедобная каша? Её выбрасывалось намного больше, чем хлеба. Возможно, здесь всё это не пропадало, а шло в подсобное хозяйство флота, на откорм свиней? Но в море то выбрасывалось за борт, не хранить же объедки в морских походах неделями, месяцами.
Питание моряков, как и вообще быт, казалось, вообще не сильно волновало командиров, хотя некоторым думать об этом полагалось «по штату»: замполиту, врачу, командирам боевых частей. При почти постоянной боевой готовности корабля в море, на учениях, многочасовых вахтах, кроме знаний моряка, его класса, очень много зависит от физического состояния. Думается, если матрос сыт, хорошо отдохнул, выспался, то и утомительную вахту он будет нести на соответствующем уровне, а не в некоторой полудрёме, ослабленный от недоедания и недосыпа.
Саша наблюдал интересный случай, над которым долго хохотали моряки в кубрике, когда он рассказал им о нём.
Несколько дней он дежурил на камбузе, помощником у кока. Заместитель командира бригады по политической части, находившийся в эти дни на борту в составе штаба, приходил провести дегустацию. Капитан 1 ранга Фесенко, пожилой, участник Великой Отечественной, с интересным, типично украинским говорком, спрашивает дежурного кока:
- Чем сегодня кормите моряков?
Кок даёт ему на дегустацию по ложечке первого и второго.
- Отлично, отлично! А что сегодня в кают-компании? (то есть в офицерской столовой)
- Кроме этого, ещё по пол цыплёнка, сок и печенье.
Замполит ставит в журнале оценку: «отлично».
Приходит на следующий день.
- Что сегодня у моряков на обед?
Кок даёт ему на дегустацию.
- Отлично, отлично! А в кают-компании?
- В основном то же самое.
И замполит ставит в журнале оценку: «удовлетворительно».
В БЧ-4, куда попал Саша с товарищами, техника была сложная и очень необычная. Основу составляла разнообразная засекречивающая аппаратура связи (ЗАС). Вот как происходил вроде бы обычный разговор по телефону с помощью ЗАС. Командир корабля в увесистую трубку корабельного телефона, прочно закрепленного на переборке, делал доклад командиру соединения. Его речь вначале попадала в аппарат, который шифровал её: менял местами слова, звуки в них, получалась непонятная трель, далее другой аппарат сжимал эту трель до долей секунды и передатчик «выстреливал» её в эфир. Приёмник в штабе принимал сигнал, один аппарат «растягивал» информацию, другой – расшифровывал, расставлял звуки по местам и в телефонной трубке слышался нормальный доклад, только голос был несколько механический.
Конечно, сигнал мог уловить и противник, но установить, из какой акватории океана сигнал подан, он за доли секунды не успевал. И ещё не получили распространения высокоскоростные ЭВМ, способные быстро расшифровывать сотни сообщений. А расшифрованные через день-другой оперативные донесения теряли для врага свое значение.
Ребят временно прикрепили к одному старшине, пока их не отобрали себе на замену старослужащие, «годки», которые должны были за оставшиеся им полгода службы подготовить себе достойную замену, и как можно раньше демобилизоваться. Когда в боевые части корабля приходила молодёжь, каждый старослужащий старался выявить самого способного к его профессии и просил командира БЧ закрепить этого матроса за ним для подготовки замены, конечно, не на свою должность, но боеспособного молодого специалиста, которого можно допустить до несения вахты. В эту весну вопрос был ещё более актуален. Из-за перехода с 4-х летнего срока службы на 3-х летний, некоторые моряки уже уволились по истечении трех лет, а другие ещё готовили замену, хотя шёл четвертый год их службы, и старались выбрать себе самых лучших из молодых.
Прибывшим из учебок, где готовили именно связистов, было легче освоить технику чем им, из школы разведки, так что приходилось стараться. Саша с увлечением осваивал технику. Прошло месяца два службы на корабле, когда главный старшина связистов отобрал его себе, для подготовки замены. Старшина рассказывал приятелям в курилке:
- Представляете, все новички только ещё работу приемников освоили, а этот уже на передатчиках работает.
Передатчики были наиболее сложной частью аппаратуры, так что этот факт характеризовал новичка как смышленого матроса. Об этом услышал начальник строевой канцелярии корабля старшина Ткачев. Он встретился с Сашей, рассказал о преимуществах службы в канцелярии, подробно обо всём расспросил его и решил, что он ему подходит. Затем переговорил с главным старшиной связистов, попросив его не обижаться, что он заберёт новичка себе. После этого отправился к старпому (старшему помощнику командира корабля) и уже на следующий день Саша был в строевой канцелярии.
Пришлось осваивать новую специальность, которая была несложной, только пахать приходилось с утра до вечера. Зато заменить Ткачёва, после его демобилизации было бы совсем не плохо, как вскоре понял Саша. Должность начальника канцелярии была значимой и влиятельной на корабле, потому, что очень многие зависели от работы строевой канцелярии.
В первую очередь это было связано с отбытием офицеров, старшин в отпуск. Или моряка домой, по завершении службы. Все эти события были долгожданными, и если канцелярия задерживалась с оформлением необходимых документов, то корабль мог заступить на дежурство, а то и уйти в боевой поход, тогда отпуск отодвигался, убытие домой задерживалось. Моряк, получивший в поощрение отпуск на 10 дней, и вовремя не уехавший, мог провиниться и вообще лишиться отпуска, поэтому все старались быстрее отбыть на родину. А ещё подходило время получения очередного звания, намечалось повышение по службе, и офицеры, старшины торопили, просили, упрашивали подготовить скорее документы.
Подчинялся начальник канцелярии непосредственно старпому. Иногда его вызывал командир корабля и давал задание.
Был ещё один огромный плюс нового места службы Сани. Как уже говорилось, на флоте процветала годковщина. Поэтому если в БЧ было два-три десятка моряков, то молодым матросом могли помыкать десяток старшин, старослужащих.
Наказывали их не только за нарушение дисциплины, но и неписанных флотских правил. Например, раза два заметили, что молодой по трапу шёл, а не бежал. Самое легкое наказание - когда воспитывали по системе, которую в насмешку назвали 4-2-4 (так называлась новая, модная тогда схема расстановки игроков в футболе, названная «бразильской»). Матросу выдавали ведро, тряпку для пола. Встав на четвереньки, на 4 «мосла», тот долго драил пол, потом вставал (на 2 ноги), немного потянуться, размять уставшую спину, и снова опускался на 4 «мосла».
Хотя это особо и не наказание. Так, мелочь. Более неприятно, когда посылали в посудомойку. За серьезное нарушение или «борзость», отправляли на грязную работу в машинное отделение, называлось «в трюма». Вот это было настоящее наказание! Возвращались оттуда изможденные, вымазанные в машинном масле, мазуте, надышавшиеся всякой гадости.
Всё это миновало Сашу. Ни посудомойка, ни трюма его не коснулись. В канцелярии их было всего двое морячков: старослужащий Ткачёв и он, салага Зиганшин. Слава Ткачёв, интеллигент, сам по себе был не вредным человеком. Но ему и интереса не было «гнобить» подчиненного. Отправить его в трюм выполнять за кого-то грязную работу, а самому вкалывать в канцелярии? Нет, Слава был не дурак.
Он сразу передал подчиненному часть работы, а вскоре уже практически всю её, кроме срочных заданий командира. Заодно к новичку перешла и часть влияния, авторитета начальника канцелярии. Поскольку Сашу перевели в другое подразделение, называемое «службы и команды», где не было излишка личного состава, то ему в новом кубрике нашлось место на рундуке (5), и он больше уже не спал в столовой. И главное: он стал приходить обедать во вторую, а не в ужасную третью очередь.
Вскоре состоялся первый выход корабля в океан, в Северную Атлантику. Если поход предстоит длительный, то это обычно не представляет секрета ни для кого на корабле, поскольку идёт длительная подготовка к походу. Этот же выход был по боевой тревоге, двое из офицеров, отпущенных командиром на берег, даже не успели вернуться.
Саша сидел на своём посту, в канцелярии, когда прозвучали непонятные пока ему сигналы и из репродуктора прозвучало: «Вахтенной и дежурной службам заступить по-походному». Он знал, что по этой команде его место в ходовой рубке и быстро помчался туда. Ткачев был уже там, с микрофоном в руках стоял около пульта связи с боевыми частями и службами корабля. Почти сразу же поднялся командир, подал команду: «По местам стоять, со швартовов сниматься», которую Ткачёв продублировал в микрофон. По палубе, по пирсу забегали матросы, занимая свои места по расписанию.
Ткачёв принимал доклады от руководителей боевых частей о их готовности и докладывал об этом командиру: «БЧ-1 готов», «БЧ-5 готов». В отшвартовке были заняты в основном артиллеристы и торпедисты, ну и конечно боцманская команда, а рулевые, связисты, машинисты были на своих постах. Командовали на палубе и пирсе старпом с главным боцманом. Отданы последние швартовы, звучат команды: «Гюйс спустить, флаг перенести», и «Осмотреться за бортами». Ткачёв, прослушав донесения, доложил: «За бортами, за кормой чисто».
Прозвучала команда в машинное отделение: «Задний малый», корабль стал потихоньку отходить от стенки и начался первый для Сани поход.
Служба на Севере, конечно, нелегкая из-за морозов, полярной ночи, но для моряков в значительной степени из-за особенностей Северной Атлантики: океан там постоянно штормит. Шторма и ураганы бывают такой силы, что огромные волны то поднимают большие корабли высоко в небо, то низвергают вниз. Тут и приходит она - морская болезнь. На севере Атлантики сезон ураганов проходит во второй половине года, пик наблюдается в сентябре.
Вот на это время и пришёлся первый выход в море Саши и других новичков. Наслушавшись страшилок о морской болезни, ребята с тревогой ожидали первого выхода в океан. Они уже знали, что качку переносят легко или тяжело в основном от особенностей организма, от состояния вестибулярного аппарата, а не от морского стажа, поэтому и ждали так первой встречи со штормом. Он не заставил себя ждать: только вышли из Кольского залива, как корабль стало бросать вверх-вниз.
Прозвучал отбой тревоги и экипаж, кроме занятых на вахте, вернулся в кубрики. Стараясь с непривычки не упасть от качки, широко расставляя ноги, вернулся и Саша. Находясь в ходовой рубке, когда началась качка, он был и поражён, и обрадован с первых минут, поскольку не то, что его не тошнило, он даже испытал какое-то неизведанное ранее чувство, внутренний подъем.
Эта радость, относительно себя, троекратно возросла, когда он увидел вернувшись в кубрик как тяжело переносят качку некоторые моряки. Они лежали на рундуках бледные, с позеленевшими лицами, плохо было даже отдельным морякам, уже давно служившим на корабле. Вскоре качка стала намного сильнее и некоторые зажав рукой рот и издавая невнятные звуки заспешили, как могли, в гальюн (туалет).
Завыли сирены и репродукторы прокричали: «Учебно-боевая тревога! Учебно-боевая тревога!». Моряки, кто довольно бодро, кто с трудом, поднялись, некоторые успевали одеться полностью, другие только натягивали брюки, обувались и захватив остаток формы спешили на свои боевые посты. Те из новоприбывших, что не могли подняться, продолжали лежать. Матом, тычками, чуть ли не пинками старшины поднимали их с рундуков.
Место начальника строевой канцелярии по боевому расписанию было на главном командном посту корабля, ГКП. Ткачёв сказал, что если на корабле не находится флотское начальство: штаб бригады, дивизии, или кто-то из адмиралов, то ему, как дублёру, тоже надлежит прибывать на ГКП, чтобы усваивать свои будущие служебные обязанности. Поэтому Саня заспешил на главный командный, хотя спешить нужно было очень осторожно: в коридорах то здесь, то там на железной палубе были видны следы рвоты, и некоторые поскользнувшись падали.
Ему вспомнились строки Есенина:
Ну кто ж из нас на палубе большой
Не падал, не блевал и не ругался?
Их мало, с опытной душой,
Кто крепким в качке оставался.
Но то, что он увидел потом, когда после отбоя тревоги пришёл в гальюн, было вообще ужасно.
К обеду все запачканные палубы были отмыты. Те, кто не нёс вахту на посту и имел силы подняться, потянулись потихоньку в столовую. Здесь тоже нужно было ступать осторожно, ещё и по другой причине. Из-за сильнейшей качки невысокие уголки по борту столов не спасали ситуации, иногда на палубу улетали миски, чайники, бывало, стол «подрубался» и валился; бачкового, несущего на стол бачок с супом, сильно качало, часть супа выплёскивалась через край; кто-то ронял на палубу свой кусочек масла - всё это перемешивалось, растаптывалось и нужно было умудриться не упасть.
Удивила полупустая столовая, Саша понял, что некоторые, наверное, не могут дойти, либо их полощет в гальюне. В море меню было лучше, чем на берегу, в бачке лежали огромные сочные котлеты, даже слюнки потекли. Сидящий за столом более опытный матрос сказал, что он может съесть две штуки, так как несколько человек точно не придут. Саша не стал есть суп, съел два вторых, и выпил два стакана компота. Матрос с удивлением посмотрел на него и посоветовал быть с компотом поосторожнее. Саша ещё не знал, что компот, жирное, типа сливочного масла, самая нежелательная еда при качке. Несмотря на это компоты иногда давали, а сливочное масло - каждый полдник по довольно приличному куску.
Некоторые из недавно прибывших на корабль и впервые попавшие в шторм, несмотря на плохое самочувствие заставили себя прийти в столовую. Закончилось это тем, что значительное время после обеда они провели в гальюне или на верхней палубе, на ужин не пришли, и Саня мог выбирать, что из вкусненького поесть.
Так что голод в походе его не мучил, но как хотелось спать! Печатать приходилось по двадцать часов в сутки. Командир и старпом готовили планы разных учений, тренировок. Замполит донимал всех своими политинформациями, писал кучу бумаг. Командиры боевых частей разрабатывали свои планы тренировок. Немного давал передохнуть Ткачёв, когда приносили срочные бумаги от командира, он сам садился за машинку. Саня ещё до выхода в поход научился довольно быстро печатать двумя руками, но на море, в качку это не помогало. Печатная машинка была механическая, каретка перемещалась пружиной, при сильном наклоне корабля усилия пружины не хватало, приходилось одной рукой толкать каретку, а другой печатать.
Поход продлился недолго, через десять дней вернулись на базу. Начались обычные будни, корабль приводился в порядок после похода, его драили, подкрашивали. В боевых частях проходили тренировки, учения. По результатам боевой службы некоторые моряки получили очередное звание, повышение в должности, а кто-то десятидневный отпуск на родину. Ежедневно издавались приказы, кроме этого, началась очередная демобилизация. Саша постигал у своего начальника, как оформлять документы, делать правильно записи в воинские билеты, в учётные карточки. Работы в этот период хватало обоим.
Вскоре пришла новость: БПК «Стройный» совместно ещё с одним кораблём вскоре отправится с визитом в столицу Исландии, Рейкьявик, а после этого будет нести боевую службу в Атлантике. Началась усиленная подготовка к походу, к первому в истории официальному визиту советских кораблей в Исландию. Для банкета грузили ящики с шампанским, коньяком, водкой «Столичной», деликатесами. В огромном количестве загружались продуктами, и конечно боеприпасами.
Особенностью этого процесса было то, что, во-первых, погрузка шла втайне, ночью, когда очень хотелось спать, во-вторых, всё, что было в пределах до ста килограмм, загружалось вручную. Хотя в канцелярии было полно работы (готовили планы боевой и политической подготовки на период похода, численность состава приводили в соответствии со штатным расписанием, уволили в запас тех, у кого вышел срок, списали на время похода на другие корабли некоторых молодых матросов, чтобы численность не превышала штатную), и Саня не мог потом поспать в дневное время, он также, как и все молодые матросы, участвовал в погрузке.
Его большой опыт разгрузки вагонов с друзьями позволял и здесь неплохо справляться с работой, но всё равно было нелегко подниматься по качающемуся, слабо освещённому трапу с тяжёлым мешком на плече, рискуя свалиться в ледяную воду с большой высоты. Однако всё это было ерундой, по сравнению с тем, когда начали носить боезапас. Теперь кроме трапа тряслись и коленки.
Корабль был готов к походу, на его борт поднялись представители штаба 7-й оперативной эскадры во главе с командиром контр-адмиралом Н. В. Соловьёвым, который возглавлял отряд кораблей во время визита. «Стройный», и следующий за флагманом эсминец «Московский комсомолец» вышли в море.
_____________
На фото: Большой противолодочный корабль "Стройный" в боевом походе.
Океан спокоен.
(1) Именно в эти годы Северный флот стал самым мощным флотом СССР, а советский подводный атомный флот превзошел по своим размерам американский ВМФ. На Северном флоте базировалось около сотни атомных подводных лодок, 2/3 от общего количества, имевшегося в СССР. Оставшаяся треть - на Тихоокеанском.
В подводных силах России, за все годы, в общей сложности находилось более тысячи подводных лодок, в том числе около 300 — атомных. Обогнав американцев, мы ведь не остановились: только за десять лет, с 1981 по 1990 год была построена 91 подводная лодка. В конце концов военная промышленность, гонка вооружений сожрали СССР.
(2) Некоторые историки называют корабли этой серии «гончие океанов» - из-за стройности форм и потому что они, обладая высокой скоростью, постоянно рыскали по океану, в погоне за американскими ударными авианосцами и в поисках вражеских подводных лодок.
Характерный облик этих кораблей надолго стал одним из символов советского военного флота.
(3) Нет ни одного большого корабля, на котором не поселились бы крысы, но особенно их много на старых. Корабельные крысы очень агрессивны, т.к. вынуждены находиться в замкнутом пространстве и постоянно сражаться за выживание с другими.
У меня есть рассказ «Сто грамм за мух и отпуск за хвосты», описывающий, как на кораблях с ними борются.
(4) хлеборез - матрос из продовольственной службы, готовил к выдаче и выдавал личному составу «поштучные» продукты, в том числе нарезал хлеб, делил на 300 равных кусочков масло.
Один хлеборез был очень доволен своей судьбой, пришедший ему на замену - недоволен, что всю службу будет занят этим ремеслом. Возможно, пожив сытной жизнью, занимаясь не самой трудной службой, потом он и изменил своё мнение.
(5) Рундук - ящик для хранения личных вещей экипажа, расположены по три штуки под висячими койками матросов, служат как сиденье и как место для сна. на них по традиции спят матросы первого года службы.