Часть 1
-------------------
На химию Виля приехал самоходом. В воскресенье, часов около двух после полудня его привезла старая, но в хорошем состоянии, двадцать первая волга благородного серого цвета. Тот, кто его привез, остался сидеть в машине. Виля вылез через заднюю дверь, вытащил из багажника два чемодана и большую картонную коробку. Машина сразу уехала. Он крикнул что-то неодобрительное след.
Попасть на пятый этаж в общежития медельской спецкомендатуры уже само по себе было наказаним. На пятый этаж не добивала водонапорная башня, не было отопления. Уборщик из зеков – шнырь, носил с четвертого этажа воду ведрами, чтобы смыть, набравшееся за сутки в унитазах зековское говно. На пятом этаже жили все алкаши, тремя объединенными комнатами располагался борисовский косяк, и равнодушные к жизненному быту колхозники, робко стоявшие по вечерам в очереди к единственной на весь этаж электрической плитке. Отдельной комнатой жили азербайджанец Алик, валютный ломщик Шура и я.
Зеки с пятого этажа, увидев эту сценку, расссмеялись в открытое окно, Виля поднял голову и крикнул:
- Помогите занести, я вам проставлю!
Зеки спросили:
- Что?
- Бутылку чернила.
- Внутри общаги или снаружи?
Предложение было щедрое, неожиданное. Менты знали всех пьющих и шмонали на вертушке. Спиртное в общежитии спецкомендатуры было строго запрещено.
Виля пошел на вакту к ментам, о чем-то быстро договорился, сбросил им свои вещи, взял только картонный ящик.
Двух химиков которые помогли донести вещи до вахты, не обманул. Уже в самой общаге достал из коробки и дал зекам, завернутую в газету, бутылку крепленого вина. Когда они благодарно приняли из его рук стеклянный сосуд, спросил:
«Евреи на химии есть?».
Часть 2
--------------------------
Валютный ломщик Шура, желая сделать мне приятное, украл из библиотеки томик Всемирки «Антология советского рассказа». Он был свидетелем моей ссоры из-за этой книжки с библиотекаршей, которая отказывалась выдавать зекам книги на руки. Книжка была совсем новая, нечитанная. В суперобложке. На черном рынке в Минске - цена рублей тридцать. Подарок я принял с благодарностью.
Там была изумительная новелла Твардовского «Печник». В печнике слышен уже голос Ивана Денисовича. И не зря. Раннего Солжа редактировал Твардовский и в художественном отношении из всего Солженицина «Один день Ивана Денисовича» и «Матренин двор самые сильные». Твардовский боготворил Бунина.
Часть 3
Первое издание Бунина, без Окаянных дней, но уже с Темными аллеями под редакцией Твардовского в библиотеке нашей сорок пятой средней школы лежало в специальном шкафу, ключ от которого держала у себя библиотекарша, заочница пединститута имени Горького, комсомолка Маша Брикман. Помимо Бунина, в шкафу хранилось собрание сочинений Мопассана, томик изречений Мао, собрание Сталина, Хрущева, двухтомник переписки Сталина, Рузвельта и Черчиля, учебник по психиатрии, написанный профессором Гуревичем 1928 года издания. Шкаф Маша открывала только учителям и директору школы.
Всего на год старше меня. Некрасивая. Но обаяние, привлекательность, эротизм цветущей семнадцатилетней женщины.
Часть 4
Минская еврейская семья. Родители инженеры-врачи. Девочку воспитывают современно, без предрассудков. У нее с двенадцати лет платная школа плавания. Она вымыта водами душей и бассейнов до небесной чистоты и нежно пахнет хлоркой. У нее с детсва привычка ходить полуголой на публике во время тренировок, соревнований. Она догадывается о своей красоте, ловит на себе задерживающиеся чуть дольше, чем позволяют приличия, мужские взгляды, понимает, что ей любуются.
Часть 5
Я - испорченный книгами подросток. В шестнадцать лет без меры пресыщен письменным словом, в поиске чтива простым художественным текстом уже не удовлетворяюсь. Запрещенная литература. Ничто не доставляет такого удовольствия, как возможность делать то, что запрещено.
А знаете ли вы, что я свободно владею риторикой устного разговора. Всякого, кто согласится меня слушать я могу в момент гипнотически захватить словом и подчинить себе. Я знаю, это дар. Но беседы с девушками – отдельно стоящее искусство. Не наяву, конечно, потому, что с девушек я стесняюсь. Во сне.
О, юношесские прекрасные, сказочные, волшебные сны.
Здесь ты владеешь всем миром. Меняешь времена, нравы,ландшафт, географию места, архитектуру домов, одежду героев. Ты выдумываешь сюжеты, ты заставляешь всех этим сюжетам следовать, подчиняешь себе волю других людей.
«Будь осторожен со своими желаниями, они исполняются».
А если что-то пошло не так, можно просто проснуться.
Ну, почему же не так. Все так, как ты хотел и все ближе к этому, тому самому из-за чего, собственно, все и было задуманно.
Я тискаю Машу Брикман за секретным шкафом и целую в шею. Целоваться в губы я еще не умею. Ее тренированное тяжелое, немножко полное молодое тело, плечи пловчихи, бедра пловчихи, спина пловчихи, грудь пловчихи, шея половчихи, запах кожи, какой-то необычный свет освещает ее, она прекрасна и с каждой секундой становится все красивее, ощутимее реальнее, она нестерпимо красива...
Ты просыпаешься в детской комнате с бьющимся сердцем.
Да, это была хорошая литературно-художественная школа. Я самообучался в этих снах сюжету, диалогам, словесному поэтическому выражению чувств. Началось в четырнадцать, к шестнадцати годам я был уже мастером.
Могла ли устоять передо мной Маша? Да и куда ей было деться, уже сегодня ночью она в моем спектакле, реальнее самой реальной. В ней было сильное мазохистское начало, я это сразу почувствовал. Когда в ответ она сказала библиотечное: «Нет!», я сильно ударил ее ладонью по лицу. Щека мгновенно покраснела и опухла, в глазах появились слезы и она спросила:
- Чего ты от меня, Рабинович, хочешь?
Я сказал:
- Дай мне, сука, ключ отшкафа с запрещенными книгами.
Шура ушел. Я валялся на койке и читал, никто меня не беспокоил, мне было хорошо. До конца срока оставалось сто семь дней.
Часть 3
----------------------------
Виля постучал, вошел, представился. Назвал статью и срок Обычная хулиганка. Полтора химии. Сказал:
- Мне про тебя все рассказали. У нас много общих знакомых. Меня за еврея посадили. Я его укусил. Он **** мою жену. Нет, не изнасиловал. Сама дала. Антисемитима здесь нет. Я тоже марамой, только записан русским. Видишь, пришел на новое место, стал еврея искать. Это мое правило. Везде ищу еврея. Спросишь, зачем. Поговорить.
Я спросил:
- О чем ты хочешь поговорить?
- О жизни, на земле. Ты лучше скажи, почему так тяжело сидишь? Полный срок минские не сидят. Мне сказали, ты не подаешь на досрочное. Гордый аид. Ты от кого-нибудь из пятого управления поддержку имеешь?
Хотя ни в зоне ни в тюрьме Виля никогда не бывал, замашки у него были блатные, он показался мне интересным. Я отложил книгу в сторону и сказал:
- У меня нет проблем с ментами, у меня проблема с КГБ. Это они меня ментовскими руками посадили. Сотрудничества я не ищу, но меня бы вполне устроил ментовский нейтралитет. А иметь поддержку, значит что-то давать взамен. Стучать что ли?
- Нафиг им твое стучать, что ты им можешь рассказать, кто бухает в комендатуре. Хочешь, дам тебе майора из пятого управления, будешь его прикармливать. Ты в Минск домой, когда в последний раз ездил. У тебя ребенок маленький, жена молодая. Сядь и напиши на имя начальника спецкомендатуры: «Прошу Вашего разрешения для выезда за пределы административной зоны»
- Только «Вашего» - я не буду писать с большой буквы, - почему то сказал я.
- Не пиши, он и с маленькой схавает. Приедешь домой, позвони по этому телефону. Возьми для него бутылку столичной и килограмм свежей свинины у Гликмана возьми. Подъедь на хату, познакомься с ним. И подкармливай его постоянно.
- Хорошо, спасибо, я воспользуюсь.
- Теперь. Мне тоже нужен твой совет. Что мне здесь делать, чем заниматься? Я дежурным ментам две бутылки вина проставил. Они мне еще сказали, что место уборщика в общежитии комендатуры свободно. Я, наверное, соглашусь. Что скажешь? Мне говорили, что ты в зековской блатной юрисдикции человек опытный.
- Тебя в самом деле интересует мой совет? - спросил я. - Быть шнырем, мыть коридоры, туалеты, унитазы - западло. С тобой никто за руку не станет здороваться.
- А я не здороваюсь за руку, - сказал он. Когда он злился, у него проявлялась странная манера говорить с кем-то за твоей спиной.
– Ты заметил, что я к тебе с рукопожатиями не полез. Я вообще ни с кем за руку не здороваюсь. Мне неприятно, когда за руку трогают. Думаешь, я буду эти засранные зеками туалеты убирать. Я с собой привез целый ящик вина и в любой момент мне еще подкинут. Бутылка в магазине стоит рубль двадцать две, а я плачу пятьдесят и двенадцать копеек за бутылку. Нужно знать психологию народа среди которого ты живешь. То, что ты не купишь за сто рублей деньгами, можно получить за бутылку крепленого вина. Найду алкаша, он у меня за поллитра в день эту комендатуру пидарасить будет, как в камере опущенный. Унитазы, на которые зеки садятся орлом, будут блестеть!
У него вдруг сорвался голос на фальцет и я, наконец, догадался, что он ебнутый. Какого-то рода врожденная психопатия и детские психологические травмы в семье, где папина родня евреи, а мамина заклятые антисемиты. Каникулы у бабушки в деревне. Домашнее задание первого сентября. Сочинение: «Как я провел этим летом».
- А что ты читаешь, хорошая книжка? Дашь потом почитать, - уже совершено спокойно сказал Виля.
Часть 4
-----------------------------------------
Майор из пятого управления по имени «Иван Иванович», оказался очень неплохим мужиком. Не подлым, не жадным и даже в меру порядочным. Он сказал:
- Ну, что тебе дергаться на досрочку. Полгода осталось. Досиди уже. Это же курортное место. Домой можешь ездить каждую неделю. Я знаю, у тебя машина есть. Будешь ставить где-нибудь в Мяделе. Всегда к жене на ночь в Минск можешь сгонять. Любишь - съездишь. Из правления возражать не будут. Мы тут часто в командировках по местам лишения свободы бываем, ваша Нарочь нам очень нравится. Побудешь дома до понедельника, потом возьмешь нас втроем в Минске и отвезешь к вашим в спецкомендатуру. Мы у них проверку делать будем. Это целую неделю жить на острове, пить водку и закусывать копченым угрем. .
Из Минска на Мядель ехали через Молодечно. На автобусной станции я их ждал целый час. В военной кассе ментов отказались обслуживать, и они стояли в общей очереди, чтобы прокомпостировать проездные командировочные купоны. Деньги им давали только автобусные.
Когда я подвез ментов к комендатуре, мой ангел-хранитель сказал:
- Не спеши уезжать. Пусть все увидят, что это ты меня привез.
Отвел в сторону и добавил:
- Этот Виля, который нас познакомил хороший парень, но ты ему о наших делах ничего не рассказывай. Не нужно ему лишнего знать. Я не должен тебе этого говорить, но знай - он не наш?
- А чей?
- Не знаю.