На миг она остановилась в коридоре перед зеркалом, где отражалась её уже обжитая спальня (уголок примятой подушки, суперобложка от томика Бунина, швейная машинка, корзинка с клубками пряжи, флакончик духов, фотография внука, веточка смородины в свежей воде...) - поправила седой, но милый, делающий её моложе, парик: «Нет, дочка, я поеду одна».
Встретились прямо в загсе.
Поникший, какой-то потрёпанный, покачиваясь (очевидно — давление), шаркая ногами, он с видимым трудом добрался до дивана в зале ожидания и неуклюже завалился на него. Каждые пять минут в его кармане дрожал мобильник. Он привычным жестом извлекал телефон из давно не глаженных брюк и буквально вдавливал в ухо. Властный женский голос громко давал пошаговые инструкции. Он напрягался, как все глухие, стараясь разобрать, что ему кричат в трубку.
Открылась дверь кабинета — служащая загса, молодая, симпатичная, сияющая, поторопилась к их дивану: «Свадебный юбилей!? Не часто к нам приходят такие дружные пары...»
- Развод,- тихо перебила она.
У служащей вытянулось лицо. Некстати одёрнув свою нарядную мохеровую кофточку, женщина неловко удалилась.
И вот в руках паспорта со штемпелем о разводе - он подытожил: «Виновата — ты».
Так было всегда: он обвинял — она не оправдывалась, молчала, терпела, любила.
Вместе спустились в метро. Он наскрёб 300 рублей на скромный букетик гербер, протянул ей.
Вот так закончилась их пятидесятипятилетняя супружеская жизнь.