отрывок из рассказа "Портрет Сталина в клеточку"
В то мартовское утро Алик проснулся рано, когда за окном было ещё темно: его разбудил плач матери. Она плакала громко, навзрыд…У Алика защемило сердце. Слёзы матери и детский плач он переносил с трудом, потому что самому плакать хотелось вместе с ними. Плакать вместе с плачущими да и в одиночку он не любил. А тут горький плач, да ещё с раннего утра.
– Ма-а, что случилось? – спросил он, приподнявшись на подушке.
– Сталин умер, сынок…По радио передали…Как же мы теперь будем жить? – и мать снова заголосила навзрыд.
Из чёрной «тарелки» картонного динамика лилась траурная музыка.
Проснулась младшая сестрёнка и без вопросов кинулась к матери. Теперь они дружно плакали вдвоём…
Алик встал, оделся. Вопрос матери «как будем жить?» он отнёс к себе и думал, прикидывал, как бы ответить, но не знал, а потому повторял вопрос снова и снова:
– Как будем жить…как будем жить…Ну, как будем жить?...Я не знаю. Но жить-то надо…Горе, конечно, всем, но жизнь продолжается…Ма-а, ну не плачь, хватит уже…
Мать и сестра постепенно успокоились. Алик пошёл умываться, а мать принялась готовить завтрак – ей к восьми на работу. Сестра тоже умылась и стала собираться в школу. Алику сегодня в школу идти во вторую смену, спешить вроде некуда, но и спать уже расхотелось.
После завтрака вышел во двор. Соседи кучками по двое-трое стояли у подъездов, обсуждали печальную новость. Женщины плакали.
Пацанов никого во дворе не было, и Алик, походив немного туда-сюда, вернулся домой.
В школе та же картина – траурная тишина, разговоры вполголоса, заплаканные лица учителей, печальная музыка из «цибарки» , что висела на столбе, в сквере напротив школы. И серьёзные лица детей…
Школьники молчаливо, без обычного крика-визга, идут по коридору и расходятся по классам. За открытой дверью классной комнаты стоит красивая, как всегда, и спокойная, как никогда, Ирма Евсеевна – учительница по английскому языку. Она не плакала сегодня и, судя по всему, плакать не собиралась.
Алик вежливо и даже с удовольствием (он влюблён в учительницу!) здоровается с «англичанкой», она кивает в ответ…Сзади он слышит негромкие, по-змеиному шипящие, голоса двух девчонок из их шестого класса:
– У-у-у морда жидовская…стоит, спряталась…не плачет…даже радуется, небось, что Сталин умер… – шипит одна из них.
– Хоть бы слезинку проронила, – вторит ей другая.
Это Лисицына и Ступакова – девчонки из шестого «б» класса. Они сидят позади Алика, за третьей партой у окна. Алик сидит за второй партой и постоянно слышит за спиной их шёпот и игривые намёки. Девчонки эти – второгодницы, и для шестого класса они явные переростки. Им бы ходить в восьмой класс, а они подзадержались с умственным развитием…Зато по части заигрывания с мальчиками они очень даже развитые.
Особенно старается Лисицына, высокая, с вполне зрелыми формами девушка: ей Алик нравится, и она этого не скрывает.
Сегодня девчонкам хочется, чтобы все плакали вместе с ними. По умершему вождю.
Алик их понимает, но ещё лучше он понимает Ирму Евсеевну – ей сегодня не плакать, а радоваться хотелось бы, да надо как-то удержаться в рамках всеобщего траура, чтобы не раздражать антисемитов. «Англичанка» справилась: лучший траур напоказ – это молчание. Не надо слов и слёз.
Алик многое тогда не понимал, но о том, что евреев смерть вождя устраивает, он догадывался. Нормально.
У входа в свой класс Алик оборачивается к девчонкам:
– Ну что, колхозницы, не дождались слёз от англичанки?
В классе их называют «колхозницами», потому что они живут далеко от школы, на краю шахтёрского посёлка, где-то вблизи шестого совхоза.
– А ты чего защищаешь эту жидовку?...Нравится она тебе, да? – накидывается на него Лисицына.
Ступакова добавляет своё:
– Как же так: все плачут, а она хоть бы хны…Вот противная еврейка!
Алик вступается за «англичанку. Уже войдя в класс, он кладёт портфель на парту и говорит:
– И ничего не противная…а очень даже красивая женщина…И плакать вместе с вами она не обязана. Сталин ей не родной…Я вот тоже не плачу…
Девчонки в два голоса затараторили и нагромоздили кучу глупостей:
– Сам ты противный бодун…еврейский защитник…женщины должны плакать…это же наш великий вождь…кто не плачет, тот враг…
Алик сел за парту и отвернулся от галдящих «колхозниц». Они успокоились только с приходом в класс учительницы. Первым по расписанию начался урок математики.
Третьим по расписанию шёл урок английского языка. Ирма Евсеевна всегда одевалась красиво, но сегодня она выглядела великолепно: чёрная юбка, белая блузка с голубым бантом и элегантный чёрный (дань трауру) жилет в тон юбке. Красный бант ей пришёлся бы лучше, но это было бы слишком вызывающе. Хотя…во всем её облике, в день скорби всё-таки был вызов. Алик и так уважал свою строгую учительницу, но после траурных дней стал уважать ещё больше. Умница.
Чертовски умная, красивая и стройная женщина!
…Алик любовался «англичанкой» и не очень вникал в тему урока. Учительница опросила несколько человек по домашнему заданию. У большинства шестиклассников английский язык шёл туго, особенно произношение определённого артикля «the» и подобных слов. Здесь надо было как-то по-особеному вставлять язык между зубами и тогда произношение английских слов приближалось к произношению «англичанки».
Хорошо получалось только у одной девчонки – Лены Новиковой. Ирма её хвалила, а у остальных изрекались звуки «зэ», «дзэ», «дэ» или «джэ»…Алик под опрос не попал, но принял в нём участие. Чтобы привлечь к себе внимание Ирмы, он безудержно острил и довольно удачно, потому что народ смеялся. Учительнице его остроты показались не смешными, и после третьей реплики она выгнала Бодунова из класса. Чтобы не мешал проводить урок.
…Мартовское солнце сегодня пригревало хорошо. Из «цибарки» в сквере доносились печальные мелодии Бетховена и Шопена. Кратко передали сообщение о смерти Сталина «после тяжёлой и продолжительной болезни»…И о том, что «весь советский народ скорбит»…Потом снова заиграла траурная музыка.
Алик в одиночестве бродил по раскисшему снегу и лужам просторного школьного двора…Музыка нагоняла тоску…Всенародная скорбь проникла и в мальчика. Промочил ноги, и уже намеренно ступал по лужам, чтобы промочить ещё больше.
Внутри звучал укоряющий голос: «Так тебе и надо…пусть ноги замёрзнут и ты простудишься…так тебе и надо…в то время как весь советский народ скорбит, а ты…».
«А что я? Я ничего…», – мысленно оправдывался Алик перед голосом совести. – «Ну, сострил пару раз, ну выгнала англичанка, и что теперь?...Конец света, что ли?...Я тоже скорблю…вместе со всем советским народом…».
Так и ходил Алик по двору, пока не прозвенел звонок. И он пошёл на урок литературы. Ноги тогда Бодунов промочил основательно, до замерзания, но не заболел…И даже ни разу не чихнул и не кашлянул. Хорошо, когда здоровье хорошее.
Алик по-прежнему влюблённо смотрел на «англичанку», но острить на её уроках перестал. И английским языком занялся серьёзно. Однако, с произношением у него не было успехов. Перебивался с частых троек на редкие четвёрки.
Произношение определённого артикля «the» Арнольд Бодунов усвоил только в зрелом возрасте, когда помогал сыну преодолеть трудности с английским в школе. Сына учил и сам научился.
28.11.2020