Это произведение посвящаю участникам Великой Отечественной войны, а после войны работавшим в органах внутренних дел:Пашкову К. Д., Чубу И. И. Билетову В.И., Моторину Т. А. Мулярову И. И., Горбанёву Г. С., Бублику И. П. Кузьменко К. Н., их нет в живых, пусть их помнят и чтут.
Р. Ложнов. Записки следователя.
Г А С Т Р О Л Е Р Ы
Ночь… Улицы города опустели. Лишь изредка появлялись запоздалые прохожие. Но, они тоже, как можно быстрее стремились попасть в свои тёплые уютные квартиры, спасаясь от ненастной мартовской погоды. Мартовская весна этого года не очень-то баловала хорошей погодой: если днём небо чуть очищалось от низко ползущих лохматых, темно-свинцовых облаков и появлялось яркое весеннее солнце, отдавая на землю своё тепло, то к вечеру, облака опускались ещё ниже и заволакивали всё небо сплошной пеленой. Временами сеял мелкий холодный дождь, вперемежку со снегом и дул холодный северный ветер.
Город погружался во мрак и опустел. Лишь местами освещались улицы. Ближе к полуночи город как будто вымер. Но только это, только казалось… Среди запоздалых прохожих оказался формовщик литейного цеха металлургического завода Виктор Коробов.
Виктор, отпросившись на полчаса раньше до окончания второй смены, которая заканчивалась в одиннадцать часов ночи, поспешно помылся в бане. После, так же поспешно оделся в чистую одежду и не мешкая ни на секунду, направился к проходной завода, расположенной со стороны улицы Ленина.
Он ещё днём, когда пришёл на работу во вторую смену, встретил свою девушку Таню, с которой познакомился на новогоднем балу во Дворце металлургов и договорился о встрече после работы. Встречу назначил возле центральной библиотеки, которая располагалась на улице Ленина не далеко от проходной завода.
Настроение у Виктора, несмотря на ненастную погоду, было как никогда прекрасное, возвышенное, радужное. Он был так радостен и счастлив, что не чувствовал под ногами землю. Он не шёл, а как будто летал в облаках. Вся душа у него кипела от счастья и радости. Наконец-то, он решил признаться ей в любви, пригласить её к себе домой и познакомить с матерью. Мать давно уже намекала ему, что пора жениться. Вот уж она обрадуется!
Виктор представил себе картину встречи: вот он и Таня входят в квартиру. Мать, не подозревавшая, что её любимый сын Виктор приведёт в квартиру девушку: да ещё, какую девушку! Для Виктора в этот момент не существовала другой девушки, кроме Тани. Она была для него самой красивой, самой любимой, самой желанной и единственной и мать, увидев их, растеряется, разволнуется и тут же побегут из её глаз слёзы радости. Но это продлиться только на миг. Она быстро придёт в себя, успокоиться, как только он представит Таню, как свою девушку и что он её любит, и она согласна стать его женой. Узнав, что сын готов жениться, мать, не раздумывая, тут же даст своего благословения. И снова потекут, но уже эти будут слёзы радости и долгожданного счастья…
***
Таню, Виктор впервые увидел в отделе кадров завода, куда он пришёл оформляться на работу в литейный цех. Таня с первой же встречи приглянулась ему и запала в душу. Но встретится с ней наедине и поговорить, как – то не представлялся случай. По настоянию матери, Виктор тридцать первого декабря пошёл на новогодний бал-маскарад во Дворец культуры металлургов. По воле судьбы, по-видимому, Виктор оказался рядом с Таней за одним столом. Разговорились. Он тогда узнал, что Таня не замужем. Он тоже признался ей, что у него никого нет. После новогоднего бала они стали встречаться.
«Сегодня, в присутствии матери я сделаю ей предложение! – размышлял Виктор, прохаживаясь по тротуару возле центральной библиотеки города. Хотелось бы знать, как она воспримет моё предложение? Обрадуется? Или откажет? Неужели откажет? Нет, нет! Она не откажет! Она тоже меня любит, как я её! Люблю! Люблю…».
Время медленно, но упорно приближалось к одиннадцати часам ночи. Пронизывающий холодный ветер вперемежку с дождём и снегом становилось всё сильнее. Усилился холод и ветер. Виктор порядком промок и продрог.
«Что-то задерживается?» - подумал Виктор, подняв воротник кожаной куртки, защищаясь от секущего холодного ветра. Время перевалило за одиннадцать, а Тани всё не было. «Неужели отказала? Может, передумала? – забеспокоился неожиданно Виктор. Не может этого быть! Нет! Она любит меня, любит! Может, что-то с ней случилось? Тревожные мысли заполнили весь его мозг».
Окончательно продрогнув, Виктор решил зайти в ресторан, который находился в нескольких десятки метрах от места нахождения Виктора. Шагая к ресторану, Виктор постоянно оглядывался назад, надеясь увидеть Таню. Ресторан ещё был открыт, и посетителей было достаточно много. Виктор не стал садиться за стол, чтобы не терять зря времени. Он всё ещё надеялся встретить свою Таню. Он поспешно подошёл к буфету, заказал сто грамм коньяку и плитку шоколада. Тут же у окошко, выпил его. Развернул обвёртку шоколада, откусил и, сделал шаг, чтобы направиться к выходу из ресторана.
В это время к буфету, где находился Виктор, подошёл Чикунов, по кличке «Чик». Перегородил Виктору дорогу. Вялая и наглая улыбка блуждала по его распущенным губам, а на лице играло деланно - невинное выражение. Нагло и упорно приблизился к нему так близко, что Виктор чуть не задохнулся, вдохнув запах, исходящий от Чикунова. Запах был такой неприятный, вонючий, как будто он целый год не пользовался ванной. Открыв свой, также вонючий рот, откуда выглядывали пожелтевшие зубы, видимо, также не испытавшие на себе зубной пасты и щётки, пробормотал на блатном тюремном жаргоне:
- Слышь, паря! Ты, я вижу, умный, чистюля, ишь, как принарядился! Импортная кожаная куртка, свитер, то же, небось, импортный? Культурный человек, небось, и образование имеешь приличное, а таскаешься со шлюхой! При этом «Чик» изобразил на своём лице брезгливую гримасу. - Пойми, культурный человечек, твоя Танюха тебе не пара! Зачем тебе она такая нужна? Прикинь! Она ведь – шлюха! Соображаешь, маменький сыночек! В голосе его явно сквозило неприкрытое издевательство.
Виктор по натуре был не из робких и не из пугливых. Природа не обидела его. Он был физически здоров и силён. Правда, в драках никогда не участвовал. Не то что боялся, а просто совесть не позволяла обидеть человека, слабее его. Но когда надо, себя в обиду не давал. Услышав от «Чика» унижающие, оскорбляющие слова, адресованные в адрес его девушки Тани, он пришёл в дикую, неописуемую ярость. Вся внутренность его закипела, затряслась. Кровь хлынула в голову. Он в этот момент был похож на хищника, готового растерзать обидчика. Он не мог больше терпеть трепотню «Чика». И, через силу сдерживая себя и с трудом выдавливая слова, проговорил: - Я больше не намерен терпеть твою пошлость, наглость, цинизм, безответственность. Прошу выйти со мной на улицу для разборки. Так как, он, как человек воспитанный, не хотел в ресторане в присутствии посетителей устроить драку. Резким движением оттолкнув с пути Чикунова, находу дожёвывая шоколадку, он быстрым шагом направился к выходу.
Чикунов, на какой – то миг оцепенел, растерялся. Он не ожидал такого смелого поступка от Виктора. Придя в себя, «Чик» жестом руки призвал своих дружков следовать за ним, и почувствовав за спиной силу и поддержку, уже уверенной походкой последовал за Виктором на улицу. Очутившись на улице, «Чик» тут же получил удар в челюсть такой силы, что он в одно мгновенье грохнулся на асфальт. Боль в челюсти сначала сковала его. На какое-то мгновенье он растерялся, упал духом и сник. Даже готов был признать своё поражение. Но такое состояние длилось всего несколько секунд. Он быстро пришёл в себя.
Он не мог простить себя за допущенную оплошность. «Что подумают о нём его дружки? – молнией пронзило его мозг. – Какой же он тогда «пахан», каким он считал себя среди своих дружков?». Превозмогая боль, собрав все свои силы, поднялся на ноги и тут же нанёс встречный удар Виктору. Завязалась драка. Оба упали на асфальт. Несколько минут колотили друг друга. Каждый пытался нанести удар больнее, но подошедшие дружинники быстро разогнали драчунов.
Первым с места драки ушёл Виктор, так и не дождавшись свою девушку Таню. «Чик» и его дружки тоже покинули место драки, но чуть позже. «Чик» оскорблённый, униженный, так считал он себя после драки и поэтому всё пытался вырваться из рук дружков и догнав обидчика, отомстить. Виктор направился домой через центр города, а «Чик» со своими дружками направился через пешеходный мост, в сторону Стройуправления восемнадцать, расположенному недалеко от железной дороги, как будто бы в разные стороны…
В эту хмурую, ненастную мартовскую ночь, Виктор Коробов так и не встретил свою любимую девушку, а мать его, не дождалась своего горячо любимого и единственного сына домой…
***
В половине двенадцатого этой ночи в дежурной части отдела внутренних дел города раздался тревожный телефонный звонок. Трубку поднял дежурный по отделу старший лейтенант милиции Иванков Александр Васильевич:
- На улице Ворошилова, возле центральной аптеки, под кустом сирени лежит избитый человек, истекающий кровью… - услышал дежурный, женский голос в трубке.
Через считанные минуты дежурная милицейская машина с нарядом милиции и почти одновременно машина «скорой помощи» остановились возле центральной аптеки. Единственная лампочка, висящая под козырьком у входа в аптеку, плохо освещала местность и поэтому, фары автомашин пришлось направить в сторону куста сирени. Сбоку тротуара, под кустом сирени, они обнаружили лежащего, избитого, без верхней одежды молодого парня. Врач скорой помощи Скупова, осмотрев его, обнаружила проникающее ножевое ранение в области живота и тут же распорядилась немедленно везти его в больницу.
Продолжение
- Николай Иванович, ради бога, не примите так болезненно к сердцу мою настойчивость. Вы вероятно думаете, что я не доверяю вам или вашим показаниям, - сказал я, заметив, как Чернов с недовольным видом уселся на указанный мной стул и с тем же недовольным видом стал рассматривать мой скромный кабинет. Кабинет мой, как начальника следственной части имел ширину два и длину три с половиной метра. В углу у окна металлический сейф, стол с ящиками для работы и пять деревянных стульев со спинками. Вот все имущество. Да, два телефона: один внутренней связи, а второй – городской и пишущая машинка. -Это совсем не так.
Чернов остался недоволен тем , что я пригласил его в кабинет, чтобы допросить его более подробно и запротоколировать его показания. Во время осмотра место происшествия: при дожде и снеге я не мог записать его показания и Чернов не очень-то охотно отвечал на мои вопросы и как можно быстрее стремился уйти с места происшествия. Чернов первым оказался на месте совершения преступления, то есть наткнулся на парня, лежащего под кустом сирени. Он же попросил женщину, живущую в этом аптечном доме, позвонить в милицию.
- Николай Иванович, я прекрасно помню ваши показания во время осмотра место происшествия: что вы видели, что запомнили, как попросили женщину позвонить в милицию. Всё это очень, очень даже хорошо. Но вы должны понять меня. Я следователь. Совершено очень тяжкое преступление. Вы сами всё видели своими глазами. Кто-то обидел этого парня и очень сильно. Ещё неизвестно, выживет ли он? Мы должны искать преступника или преступников, совершивших данное тяжкое преступление и предать суду. Для следствия всё важно: любая деталь, любая вещичка, любая мелочь, следы: обуви, рук, зубов и тому подобное…
Чернов сидел на стуле и как будто не слушал меня. Он сидел молча, и взгляд его бессмысленно блуждал по-прежнему по кабинету.
- Скажите, когда вы вышли на улицу Ворошилова, никого или ничего не видели, ну скажем: убегающих людей, а может, какой-нибудь транспорт: проезжающий или стоящий?
Чернов остановил свой блуждающий взгляд и укоризненно посмотрел на меня. В глубине души он ещё находился в состоянии недовольства и легкого расстройства. Немного нервничал. Начинать разговор не спешил. Я ждал. Наконец – то, он, глубоко вздохнув, пробормотал:
- Могу повторить ещё раз. Когда я вышел на улицу Ворошилова никого близко от себя, сколько мог обозреть: ни убегающих, ни сидящих, ни стоящих, ни лежащих или валяющих на земле людей не видел. Время было позднее и кроме всего прочего, было очень темно. Моросил мелкий холодный дождь со снегом, и не очень-то было видно. Ветер бил прямо мне в лицо и в глаза и я почти не смотрел вперёд. Только смотрел… Не договорив, вдруг Чернов умолк.
Я удивлённо посмотрел на него. «Что это он вдруг?» -мысленно отметил я. По выражению его лица можно было догадаться, что он усиленно копается в своей памяти. Ни с того, ни сего машинально снял кепку с головы и двумя пальцами почесал затылок. После снова надел кепку. Полез в карман, достал пачку сигарет, но закуривать не стал. Держа пачку в руке, вертел её: то в одну сторону, то – в другую. Мне не терпелось узнать, о чем он думает. Так и чесался на языке вопрос, но решил подождать. Пауза затянулась довольно-таки долго. Внезапно Чернов, извиняющимся взглядом посмотрел на меня и неожиданно задал вопрос:
-Вы, кажется, спросили про какой – то транспорт? Я мгновенно отозвался на его вопрос:
- Да, Николай Иванович, я действительно спрашивал про транспорт. Что – то вспомнили? Я с надеждой, как на Бога направил свой взор на него.
- Вы правы, Рудольф Васильевич, - уже мягким, дружелюбным голосом, проговорил Чернов. - Ведь, в самом деле, был транспорт. Вы уж простите меня. Память подвела. В голове разная чепуха вертится. Вы поймите тоже меня. Идёшь и думаешь о всякой всячине. Забываешь моментами, где находишься. Проскочила машина или нет? Мало ли их сейчас бегают. Просто не обращаешь на них внимания. Откуда мне было знать, что человека зарезали… Какой ужас! Какое несчастье! Совсем обнаглели! Ничего не боятся. Парень совсем молодой. Есть наверное, жена, родители…
- Николай Иванович, простите, что перебиваю вас. Вы сказали, что был транспорт. Скажите, какой транспорт и как вы его видели?
- Да, да, простите. - Эта ужасная картина расстроила меня. Сами понимаете. Не каждый день увидишь такое страшное зрелище. По поводу транспорта? Я ещё не дошёл до улицы Ворошилова, в лицо дул ветер с дождём. Потому я больше смотрел себе под ноги, чем по сторонам или вперёд. В голове, разная чепуха. Вдруг сквозь шум ветра услышал шум работающего двигателя автомобиля. Я продолжал двигаться не поднимая голову.
Автомобиль меня совсем не интересовал. Лишь через какое-то время, когда дошёл до улицы Ворошилова, поднял глаза на уличную дорогу. Посмотреть, нет ли помех. Увидел красные фонари, удаляющейся автомашины. Вы думаете, что это преступление связано с этой автомашиной, Рудольф Васильевич? Я посмотрел на Чернова. От прежнего, только что недовольного Чернова не осталось и следа. Он оживился, появился у него живейший интерес к происходящему.
- Всё может быть. Пока я, Николай Иванович, определённо ничего сказать не могу, но мы должны всё проверить. Эту машину мы тоже должны установить. Скажите, автомашина, как вы думаете, считаете или предполагаете, как вам будет угодно, была грузовая или легковая? Подумайте хорошо. Это очень важно. Ответ последовал тут же.
- Если судить, так я предполагаю, по размеру и звуку двигателя – легковая. Правда, автомашина была на приличном расстоянии. Могу ошибиться, но всё же, я придерживаюсь к мысли – легковой.
- Отлично, Николай Иванович! Теперь остаётся нам выяснить, в каком направлении этот транспорт двигался?
- Не буду огорчать вас, тут я точно помню, он направлялся в сторону железнодорожного моста.
- На память, Николай Иванович, вы зря жаловались, - подхвалил я Чернова. – У вас прекрасная память. Вы очень помогли следствию, вспомнив про транспорт. А теперь… Не успел я договорить, дверь моего кабинета резко открылась и в кабинет не зашёл, ввалился дежурный по отделу Иванков, как будто кто-то с огромной силой втолкнул его, и вытаращив на меня свои испуганные глаза, выкрикнул:
- Рудольф Васильевич, почему не отвечаете на телефонные звонки!? – Мне звонят, спрашивают вас, а вы не отвечаете. Я по грешному делу подумал было, не случилось ли что с вами? На телефонные звонки не отвечаете, а в кабинете – тишина!
Я вскинул на дежурного удивлённые глаза и сказал:
- Успокойся, Александр Васильевич! Со мной всё в порядке! Мы мирно беседовали с Николаем Ивановичем. Звонков в мой кабинет никаких не было. Подтвердит мои слова вот Николай Иванович. Я поднял трубку телефона городской связи. Трубка молчала, никаких гудков. Тогда я поднял трубку телефона внутренней связи. Тот же результат. Чудно как-то? Что это могло значить? Ведь я полчаса тому назад, когда пришёл с места происшествия, разговаривал с инспектором уголовного розыска Дмитриченко, который находился в больнице. Я потрогал провода, пошевелил их, но трубки по-прежнему молчали. Что за чертовщина!
- Александр Васильевич, какая срочность? Кто меня хочет услышать?
- Звонили из больницы. Просят приехать. Вас требуют.
- Меня?
- Да!
- Не сказали зачем? Там должен быть капитан Дмитриченко. Я его туда послал, после осмотра места происшествия. В случае чего, Дмитриченко должен позвонить мне. Он, почему молчит? Ах, да, телефон?
- Звонил хирург, - вдруг услышал я голос дежурного. - Он сказал, что нужен следователь, занимающийся ночным происшествием. Зачем, он не сказал. Просил приехать срочно.
- Хорошо. Если срочно, то я поеду. Машина есть?
- Как вернётся дежурная машина из вызова, можете поехать на ней, - предложил дежурный, понимая, что в отделе в такой поздний час, нет другого транспорта.
- На том спасибо, Александр Васильевич! Когда ушёл дежурный, я обратился к Чернову, который дожидался меня: - Николай Иванович, вы уж простите меня, так вышло. Огромное спасибо вам за помощь. Если вам нужно наше подтверждение на работе, что вы были у нас, то я вам выпишу справку?
- Нет такой надобности. Я нахожусь в отпуске.
- Ещё раз благодарю вас за помощь. Можете идти. Уже в дверях я остановил Чернова и попросил, если он сможет, часов десять утра прийти к месту происшествия для присутствия при повторном осмотре.
- Понимаете, Николай Иванович, ночью, при той ненастной погоде, при осмотре, многое могли не заметить. Ночь есть ночь. Всякая пропущенная деталь, мелочь и другие моменты, очень дорого обходятся впоследствии. Поэтому возникает такая необходимость. Чернов с пониманием отнёсся к моей просьбе. И, обещав прийти, ушёл.
***
Пока ждали дежурную автомашину, я попросил Александра Васильевича связаться с Дмитриченко. Дежурный по отделу пытался связаться с опером Дмитриченко, но он на связь не выходил. Пришлось – таки ехать в больницу. В два часа ночи я приехал в больницу. У входа в здание больницы меня встретил капитан Дмитриченко.
- Что случилось, Джек Фёдорович? Что, без меня нельзя было обходиться? – с ходу набросился я на Дмитриченко. Дмитриченко пропустил моё возмущение мимо своих ушей и спокойно, как будто я не высказывал ему своего возмущения, сказал:
- Пойдём в кабинет хирурга Илева Виктора Ивановича. Он тебя ждёт. Дмитриченко повёл меня к лифту, нажал на кнопку. Через несколько секунд перед нами открылись двери лифта.
- Ух, ты! – восторженно воскликнул я, увидев перед собой лифт. - Я не знал, что в нашей больнице существует подобная техника. Я первым шагнул в кабину, а за мной последовал Дмитриченко..
- Посещал бы чаще в больницу, не пришлось бы сейчас удивляться! – не то в шутку, не то всерьёз, проговорил мой провожатый.
Я с укором посмотрел на него.
- Типун тебе на язык. Как такое могло прийти тебе в голову, Джек Фёдорович? Дмитриченко спокойно воспринял моё высказывание и широко улыбнувшись, произнёс: - Я же пошутил.
- Ну и шутки у тебя, товарищ опер! Лифт остановился на втором этаже. Выйдя из лифта, мы направились в кабинет хирурга. В кабинете Илева находились, кроме самого Илева ещё две женщины в белых халатах. «Наверное, помощницы при операциях?» - подумал я, глядя на них.
Выглядел Илев совсем уставшим. « Видать, смена выдалась напряжённой и тяжёлой» - подумал я, глядя на хирурга. Увидев нас, Илев ,слабым движением руки указал нам сесть. Мы покорно уселись и стали ждать. Илев в нашей больнице работает давно и отзывы о нем хорошие. Когда мы уселись, он пододвинул свой стул ближе ко мне и, уставившись на меня своими уставшими глазами, усталым, чуть хрипловатым голосом проговорил:
-Мы сделали всё, что было в наших возможностях, но спасти парня не удалось. Произнося не длинную, но скорбную речь, Илев умолк. Я понял его. Ему тяжело было говорить. Ведь потеря каждого раненного или больного тяжким грузом ложиться на него самого и на его авторитет. Через небольшой промежуток времени, он снова заговорил: - Большая потеря крови и к тому же повреждена печень… - и, Илев, как бы ища у меня понимания или сочувствия, печально продолжил: - мы старались, пытались спасти, но…, -хотя бы на несколько минут раньше доставили…
«Не эти печальные слова хотел я услышать от хирурга, - подумалось мне. – Хотелось услышать: надежда есть, будем стараться! А теперь, что? Ничего! Последняя ниточка узнать что-нибудь и то оборвалась…»
-Удар был нанесён ножом, - вывел меня из раздумья, голос Илева. – Личность парня вы установили? Услышав вопрос хирурга, я обратился к Дмитриченко:
-Джек Фёдорович, ты проверял карманы потерпевшего? Есть какие-либо документы?
- Верхней одежды на парне не было. В кармане брюк, кроме носового платка, никаких документов не обнаружил. По-видимому, если был какой-то документ, то вероятно, он находился в карманах верхней одежды. Рудольф Васильевич, на носовом платке имеются пятна крови, ты будешь его описывать?
- Непременно! Скажи, Джек Фёдорович, в каком кармане находился носовой платок? Дмитриченко немного подумав, произнёс: - В правом. Точно в правом.
- Хорошо. Виктор Иванович, скажи, как насчёт алкоголя у парня?
- Лёгкий запах, но не большой. Количество алкоголя вам точнее определит судмедэксперт.
-Спасибо за подсказку, Виктор Иванович, учту. Мне необходим был предварительный анализ. Виктор Иванович, я могу посмотреть на потерпевшего?
- Пойдёмте. После осмотра парня, нам больше нечего было делать в больнице. Мы простились с Виктором Ивановичем и покинули больницу. На улице, по-прежнему, дул холодный ветер, но дождя и снега уже не было.
-Джек Фёдорович, ты поезжай на дежурной машине в отдел, а я пойду домой пешком. Мне тут не далеко и дождя пока нет. Пройдусь, подышу свежим воздухом. Да, дежурному по отделу передай, чтобы рано утром отправил в больницу эксперта-криминалиста. Пусть сфотографирует потерпевшего и снимет отпечатки пальцев рук. Все эти данные нужны для установления личности потерпевшего. Нам придётся устанавливать личность этого парня. Мы не знаем, кто он и откуда? Ещё одно, Джек Фёдорович, завтра часов десять пойдём на повторный осмотр место происшествия. Постарайся отдохнуть. Завтра будет очень трудный день.
Продолжение будет