(Продолжение ночного разговора)
Самый страшный день на войне? Ты знаешь- этот день есть у меня - самый страшный день жизни. И он не из тех, где стоял во весь рост у пушки в бою или без наркоза корчился от боли под скальпелем. Этот случай произошёл даже не на передовой, а на марше.
Мой расчёт из четырёх бойцов (вместо пяти), пушкой с передком и спареной двуколкой со снарядами совершал ускоренный марш от Риги на Шауляй с 15 по 20 октября сорок четвёртого. Причины срочной переброски дивизии нам не сообщали. Это сейчас известно, что торопились предупредить деблокирующий удар фашистов в сторону Мемеля-Кёнигсберга. В Курземском котле оказалось 33 немецких дивизии. Как селёдок в бочке.
Погодные условия были ужасные: разбитые дороги, грязь по колено, а у нас всего 2 из 4 положенных лошадок осталось. Как чуть в горку или болотистая низина- тащили орудие на руках. Два дня без жратвы. Не удержали раз- опрокинулась пушка. Сломали колесо, покалечили лошадь. Сильно мы от своих отстали. Войска идут потоком, но до нас никому дела нет. Взял я последнюю лошадь и отправился за помощью- батальон догонять. Свою часть нашёл в лесу северо-западнее Шауляя.
Вернее меня доставили... а это разные вещи. И сразу в штаб полка. И надо же такому было случиться, что приказ по сроку сосредоточения был сорван, части ещё в пути. Комполка Мирошниченко в компании своих офицеров в ярости и пьян совершенно. Завели меня в литовскую избу, докладываю. Он же сразу матерно орать:
-Бросил орудие?! Я тебя в штрафбат, я тебя под трибунал, я тебя, как дезертира, расстреляю на месте! - Еле на ногах держится, а сам за пистолет и с двух метров метит мне в голову.
Грохнул выстрел, пуля рядом прошла - замполит спас. В последнее мгновение его руку отвёл.
Я не помню, как меня во двор вывели: ни жив ни мёртв. Прихлопнул бы, как комара.
Командир артиллерийского полкового батальона подсобил: дал двух ездовых и через сутки вытащили мы пушку к месту дислокации нашего 1-го пехотного батальона. Нашли для нас и пару лошадей из пополнения.
Лошади, на которых всё в частях держалось в войну, страдали в боях не менее бойцов. Это и артиллерия, и санитарные и кухонные повозки. Подвозка снарядов и ещё верховые под всех офицеров и разведку. Мины, пули, они куда лететь не спрашивают. Гибли даже командующие фронтами, а ты говоришь. В дивизии в этом наступлении только с 10 по 20 октября было убито 10 артиллерийских и 25 обозных лошадей. А сколько ранено? Их же как солдат лечили.
А ты не знал?
Через день тронулись мы ночными маршами к линии фронта под Приекуле и шли с 21 по 25 октября.
Очень своеобразные у нас были отношения с пехотой: Пока ты на марше при двух пароконных сцепках с пушкой едешь в обнимку - ты для шлёпаюших кирзой по грязи и лужам враг народа. Застрял в болотине по самое «немогу»- протопают мимо с усмешками А только немец их в поле пулемётом мордой в грязь положит да минами зачнёт сверху угощать, так сразу: «Спасай Николай Иванович , спасай Тимофей Григорьевич! (Это командир второй пушки батальона)».
-Я тут вспомнил, как тебя по весне отправил в саду из ледяного пруда брёвна назад к соседу через забор выбрасывать. Воды по пояс. А потом водкой отпаивал. Не обижаешься?
-А за что, Николай Иванович?
-Тётка твоя ругалась: "куда пятнадцатилетнего парня отправил, да и напоил ещё? А заболеет?" Очень интересно мне было увидеть, как эта шпана нынешняя, да в наши условия бы попала? Мы ж ненамного старше вас были... Эх вы...
-Ну я-то не жаловался?
-Да! Зачёт сдал. Не дай бог вам в ту мясорубку попасть под Вайнеде. Или под Кёнигсберг. После боя оставалось в роте один- два человека.
- день четвёртый. Вайнеде -