Казалось бы, у кого как не у кирпича должно наличествовать врожденное чувство локтя. Нынешняя церемония производства рядовых глиняных брикетов настолько формализована и отлажена, что рождение индивидуальности привносит в души окружающих подсознательную тревогу, сродни той какую испытал царь Салтан спустя девять месяцев после бракосочетания.
И вдруг нА тебе! Затесался в штабель один такой - весь из себя независимый. Наречем его для простоты Гвидоном. Ибо настоящее имя – кирпич строительный полнотелый - звучит заурядно и не отображает в полной мере внутренний мир нашего героя. Как он уродился вольнодумцем, доподлинно неизвестно. Бытует молва, что в тот памятный день случился катаклизм - мастер участка назло жене отказался от квартальной премии и неизвестно в пику кому – от домогательств новенькой кладовщицы.
Уже на второй день лежания среди собратьев в цехе готовой продукции Гвидон возмечтал о свободе: «Не желаю и все тут!» Провидение вняло и проявило благосклонность. Мастер пришел в себя и решил компенсировать попадание натуральным продуктом. Однако стоило ему уложить в багажник первый увесистый трофей, как нагрянула вневедомственная проверка. Пришлось, сославшись на внезапное недомогание, покинуть территорию – кормилицу. Приехать домой с одним единственным кирпичом, значило разозлить супружницу пуще прежнего, и мастер покатил на дачу заливать горе. Гвидон в силу юного возраста плохо разбирался в перипетиях товарно-денежных отношений, но стиснутый по бокам картонками с алкоголем, ощущал себя заложником чужих страстей.
- Не желаю и все тут! – вновь возопила его мятущаяся душа и вновь была услышана.
Невесть откуда взявшийся гвоздь проколол переднее колесо. Кряхтя и матерясь, нечистый на руку водитель сменил поврежденное на запаску и рванул с места, оставив на асфальте следы от протектора и кирпич, который он использовал в качестве упора. Обретший свободу Гвидон легко вписался в интерьер захламленной обочины.
Первую неделю он с любопытством наблюдал за лихо проносившимися мимо машинами, гадая, куда они держат путь. Затем созерцание чужой раскованности пробудило зависть. Гвидон в конце концов не выдержал и решил напроситься в попутчики. Встав на торец, запыленный кирпич принялся голосовать. То ли шофера попадались сплошь бесхозяйственные, то ли просто не замечали малорослого автостопщика, факт остается фактом - затея провалилась. От расстройства Гвидон ощутимее посерел и стал еще больше неприметен. Да, он избежал участи затеряться в безликой стене очередного скучного домостроения, но и возможность совершить нечто из ряда вон выходящее с каждой минутой ускользала прочь. Безрадостная перспектива врасти в землю, изредка привлекая внимание бродячей собаки с дурными намерениями, рисовалась со всей ужасающей очевидностью. «Не желаю и все тут!»
Однажды утром едва проснувшийся Гвидон заметил ковыляющего вдоль обочины древнего Москвича. Неказистая развалюха выжимала жалкие 40 км в час, нещадно скрипела и засоряла атмосферу масленичным перегаром. Под стать авто был и хозяин. Мужчина в довоенной панаме щурился на дорогу, вцепившись в рулевое колесо ревматическими пальцами. Заднее сиденье оккупировала его жена с коробкой рассады на коленях.
- Стой! – скомандовала женщина, — Стой, тебе говорят!
Дед послушно затормозил.
- Иди подбери. Второй год прошу рубероид прибить, - вода затекает.
Полвека супружества научили пенсионера не спорить с бывшей одноклассницей и к тому же придавить оторвавшийся кусок проще, чем прогнать рейку.
- А ежели, не ровен час, соскользнёт? – дедок вяло огрызнулся, но кирпич забрал.
- Одним лентяем меньше станет. Клади в багажник, только газеткой оберни.
Так Гвидон воцарился на поросшей мхом крыше рядом с ржавым облезшим петухом.
Поначалу кирпич оставался доволен. Служба необременительная, близость к звездам опять же. Правда, изредка досаждали пакостники-птички, но дожди либо снег исправляли досадное недоразумение.
- Тебе хорошо, - ворчал петух, - ты не железный.
При этом он расчесывал клювом коррозийное тельце и натужно скрипел.
- Прежде меня каждый год подкрашивали, механизм смазывали. А сейчас и смотреть в мою сторону забывают. Обзавелись бездушной электроникой, глаза выше забора не поднимают… Эх
Петух был стар, постоянно жаловался и общение с ним особой радости Гвидону не доставляло. К середине первого дачного сезона он выучил наизусть все амурные истории соседа и его болячки. В особенности Гвидона раздражала скудность фантазий некогда горделивый птицы: полбанки краски да пару капель машинного масла. Наш герой мечтал о большем. Глядя вслед журавлиному клину, он представлял себя летящим навстречу … чему толком не знал, но обязательно чему-то героическому. Давить кусок оторванного рубероида вконец осточертело. «Не желаю и все тут!»
Пути Господни неисповедимы.
Повадился некто обносить пустующие дачи. Да так ловко, что полиция никак не могла его поймать. Засады устраивали, награду объявили – толку ноль. Горожане умаялись привозить/отвозить что-либо ценное.
- Телевизор забери, - настаивала бабка.
- Да кому он нужен? – бурчал дед, толкая тележку с ламповым раритетом к машине.
- Холодильник следующим рейсом, на багажнике.
Как в воду бабка глядела. Не успели старики добраться до дома, как в наступивших сумерках на участке появилась крадущаяся фигура. Незнакомец поколдовал с замком от летней кухни и нырнул вовнутрь.
— Вот гад! Пенсионеров грабит, - возмутился Гвидон.
Петух его не слышал. Он спал, склонив на бок погнутую ветрами шею.
- Не беда. Я и один справлюсь, - Гвидон с усилием отлип от рубероида, - Но как?
Тем временем воришка покинул кухню со свертком подмышкой. Сторонясь звезд, он направился к выходу вдоль стены дома. Тут-то Гвидон его и накрыл! Здесь тебе и полет, здесь тебе и подвиг.
Эту историю рассказал мне гид в провинциальном музее вещдоков МВД. Гвидон хранился там на почетном месте, под стеклом и с инвентарным номером. Был ли он доволен жизнью, не знаю. Но говорят, будто сторож нередко слышал по ночам чьи-то возгласы: «Не желаю! И все тут!»
Москва
25.11.20