Начало Глава 1 из цикла Опалённые войной

Светлана Чуфистова
(опубликовано в журнале "Новая литература")

Начало

Пролог

Невыносимая жара спадала медленно, но он, будто не замечая этого, сидел в кресле, укрывшись пледом. Старик Йохан тихо дремал, однако шум города заставлял его время от времени открывать глаза и смотреть в окно, за которым ничего нового не было... Мужчина видел, невысокие,  всего лишь в несколько этажей светло-бежевые дома, мансарды,  черепичные крыши. Брусчатую улицу, по которой туда-сюда сновали многочисленные туристы. Аккуратно подстриженные деревья, цветочные клумбы, сувенирные лавки, кафе, рекламные вывески. Йохан повернул голову. Вдали высились над городом шпили старинного собора, тёмные стены которого напоминали пожилому человеку о конечности бытия.
Йохан вновь закрыл глаза.
– Вот уже скоро...
Глава 1
Пауль

Этого высокого долговязого парня трудно было с кем-либо перепутать. Бледная кожа, горбинкой нос, заострённый подбородок, тонкие губы, белёсые волосы и брови, голубые глаза. Славянского в нём, казалось, столько, что и подумать было нельзя, что и не русский он вовсе.
Пауль Бланк был немцем из Поволжья. Однако связь со своим народом он уже потерял. Голод 1922 –ого  забрал всех, кто ему был дорог – сестёр, братьев, мать, отца. А потому с трудом пережив всё это, молодой человек отправился в город. Там он купил для себя небольшой домик и устроился в железнодорожное депо работать. А уж кто его первый раз Павлом назвал, он уже и не помнил. Не возражал юноша и тогда, когда  в канцелярии сердобольный начальник ему в документах к немецкой фамилии «ов» приписал.
– Или забыл, с кем недавно русский солдат воевал? То-то…
Вот и жил теперь Пашка Бланков совсем даже неплохо.  Вёл хозяйство, много работал, только вот одиноким был очень.  Но однажды...
– Дядечка, дайте-таки грошик…
Парень обернулся.
Перед ним на перроне стоял беспризорник весь в лохмотьях, маленький, тёмненький, длинные все в мелких кудряшках чёрные волосы, курносый нос, большие карие глаза.
Пауль опешил.
– Ты чего девка что ли?
– Ага…
– А имя есть у тебя?
– А как же! Мать Либой нарекла…
– Любой значит. А где она?
– Кто?
– Ну, мать твоя?
– Ой, я вас умоляю! Выкинула меня прямо из вагона, сразу, как только к ней пьяный казак пристал. Он ещё саблей махал?! Я потом долго в сугробе лежала, пошевелиться не могла, а когда в себя пришла, ни мамки, ни паровоза…
– Понятно… А отец?
– Чего отец?
– Жив?
– Неа. В семнадцатом от тифа помер…
– Ясно – молодой человек подумал немного. – Ладно. Пошли, поживёшь пока в моём доме…
– Как это?
– А так. Есть хочешь?
– Ага…
Юноша взял беспризорницу за руку.
– Ну, и помыться бы тебе не мешало. Воняешь. Поняла?
– Поняла – побежала Люба за Паулем. – Дядечка, скажу тебе как родному, вши ещё есть у меня…
Парень поморщился.
– Какой я тебя дядечка? Лет тебе сколько?
– Пятнадцать…
– Ты же чуть младше меня. Павлом зови…
– Павлом – повторила Любаша.
– А вшей твоих мы керосином потравим.  Эка невидаль…

Жена

Она сегодня долго стояла перед зеркалом. Дольше, чем обычно, не как всегда.  На печке в чугуне под крышкой прела каша, в доме пахло хлебом, а ещё цветами, которые хозяйка выращивала.
Люба вновь взглянула на себя.
«Брюхатая – погладила девушка свой уже хорошо округлившийся живот. – И это же надо! Как бы сказала моя мама: «Ну, вы поглядите на эту полоумную, – всплеснула бы руками она –  скоро-таки рожать ей, а всё как дитя!»
– Рожать – уже вслух произнесла Любаша. – Да, чего-то страшно.  Повитуху что ли позвать, а может, справлюсь сама? Уж нет уж – вздохнула несчастная – Вот если бы была рядом мама…
Люба ещё раз вздохнула, отошла в сторону, взяла веник, и с трудом наклонившись, стала деревянные половицы подметать.  Скоро с работы должен был прийти Павел. Она его ждала, по нему скучала. Любила ли девушка своего спасителя? Конечно да.  Жила с ним уже почти два года. Сначала парень беспризорницу будто не замечал, кормил её, одевал, как сестру воспитывал, но спустя какое-то время девушка расцвела. И вот тут Пауль не устоял, можно сказать потерял голову. И она…
Правда, разные они были очень. Девушка, в отличие от супруга своего Павла, тихим нравом не обладала. Взрывная, дерзкая, бойкая.  На просьбы мужа всегда тирадой отвечала, спорила с ним до упада.  Но совладать с собой всё равно не могла…
– Я тебя, умоляю! – в который раз ворчала она – Ну, и куда, я спрашиваю тебе эта чистота?! И какая разница, где табуретку ставить!
Или…
– Не делай мне больно своей учёбой!  Как говорил мой покойный папаша – женщина с книжкой – в доме беда!
Или ещё…
– Ша, Сёма! – тут она уже скидывала со стола котёнка. – Это же надо, какое несчастье притащило тебя?! – теперь Люба смотрела на Павла – Вы, только посмотрите, люди добрые, на этого непутёвого?!
И ещё…
– Вчера на базаре была. И шо ты себе воображаешь? Один нэповец керосин продавал по столько, что я чуть с ума не сошла!
Пауль высказываниям супруги диву давался. Сидел где-нибудь у печки, курил, улыбался. Любил неугомонную страшно…
Да, не высокая, не худая, склочная бывала, зато бережливая, и стряпуха славная! И даже то, что Люба еврейка, юношу ничуть не смущало. Какая разница, ведь он с нею счастлив. А это главное. И к тому же скоро он станет папой…
Люба, наконец, убрала веник, вытерла руки о передник, подошла к плите, помешала кашу. И вдруг ощутила боль ужасную.  Девушка схватилась за живот, на табурет присела.
– Вот ты ж зараза – выругалась она. – Таки сделал мне сынок сегодня ужасное…

Йохан

Он появился на свет в Вербное воскресенье. Правда, родители не знали этого, потому как в стране Советов церковные праздники не отмечались. А потому ограничившись омовением, младенца запеленали. Люба взяла его на руки и начала тянуть еврейскую песню, которую когда-то пела ей её мама. Пауль же перекрестил сына с лева направо, пробормотал что-то по-немецки невнятное. Вот собственно и всё.
Так и стали жить молодые дальше. Ребёнок у них рос славный, но вот оказия, прошёл уже месяц, а малышу своему Люба с Паулем имени так и не дали. Можно сказать, родители не пришли к согласию. Павел называл сына Йоханом, в память о своём дедушке старом, а Любаша…
– Ой-таки какие у Яши глазки карие – приговаривала юная мамаша. – А волосики белые кудрявые, твои, Паша.
– Ну, да – не возражал отец – Только сына нашего зовут Йоханом. Ты согласна?
– Я тебя умоляю! – возмущалась Любаша – Ну, який он Йохан? Я такого и имени-то не знаю.
И так бы продолжалось долго, если б не одно обстоятельство.  Йоханов в округе просто не было, а вот Яши встречались. А потому наследника в Свидетельстве о рождении так и записали – Бланков Яков Павлович.
Однако Пауль всё равно не сдавался.
– Йохан – продолжал он дома звать мальчика. – Моё ты счастье…