– Смысл жизни
– Творить во благо
– Портал вдохновения
– Женщинам! Дорогим и любимым!
– Ветераны, вперед!
– Молодеют душой ветераны!
– И всё-таки бег!
– Из старины глубокой…
– Новогодняя ёлка
– Приморские циклоны
– Случайная встреча
– Холостой!
– «Эта пистолета не стреляет»
– «Красавец»
– Егорка
– Нет такого писателя!
– Больше не надо!
– Сердитая бабуся
– Хитренький воробьишка
– Подружка
– Немного о снегирях
– Есть или не есть?
– Потери или приобретения?
– Возрождение
СМЫСЛ ЖИЗНИ
Довольно часто во время моих встреч и бесед со школьниками мне задают вопрос: "Каков смысл (вашей) жизни?" Причём задают его не только ученики старших классов, но и совсем юные школьники... Не помню, чтобы в школьные годы я когда-либо задумывался над этой философской проблемой. Значит, современные дети стали более развитыми в вопросах "стратегического" мышления? Как бы то ни было, я всегда радуюсь за них и пытаюсь вместе с ними разобраться в этих непростых проблемах.
Что касается лично меня, то ответы мои их в целом удовлетворяют. Я совершенно не лукавлю, когда говорю, что живу не ради богатства и денег, и не вижу счастья в материальных приобретениях. Конечно, я бы не отказался от дополнительного хотя бы ради издания своих книжек и более широкого распространения их по школам и библиотекам города (области). Но знаю, что это совершенно нереально, имея негативный опыт поиска "спонсоров", когда с изданием было совсем невмоготу. Поэтому совершенно не расстраиваюсь и принимаю это как должное.
Жить ради собственного счастья? – это да. Только в чём это счастье? Для меня оно в семье, в природе, в искусстве, в преодолении, в постоянном творчестве, поиске совершенного, недостижимого, в передаче своих знаний юному поколению. Счастье видеть их детские достижения, успехи нашей страны, – в политике, экономике, в Вооруженных Силах (я всё же офицер в отставке!). Очень бы хотел увидеть успехи в развитии нашей культуры, духовности, интеллигентности общества. Но до этого пока далеко. И я пытаюсь, со своей стороны, хоть как-то повысить значимость этих компонентов в нашей жизни – нашими концертами, литературно-музыкальными встречами, своими беседами о музыке, о литературе, о валеологии (о здоровье человека). И мне радостно видеть, что все эти темы интересуют слушателей. И я счастлив, когда на таких "уроках красоты" мне задают массу вопросов – особенно юные слушатели.
Смысл жизни – приносить знания, радость и счастье другим. И я пытаюсь это делать с помощью своей литературы, в которой затрагиваю важные для всех нас вопросы экологии, природоведения, нашей истории, вопросы Красоты, Любви, Нравственности, Добра и зла; рассуждаю об искусстве, о воспитании чувств, о нашем здоровье (и нездоровье) – духовном, физическом. И снова радуюсь, что эти книги доходят до сердца и души читателей, воздействуют на них, приобретая реальную валеологическую направленность.
Каждый человек должен сделать что-то полезное за свою жизнь. Не только для себя и для своих близких, но и для всего общества. Сделать по своим способностям и возможностям. Важно понимать это и настойчиво добиваться цели. И не страшно, что порой на этом "тернистом" пути приходится преодолевать непонимание, безразличие и даже прямое противодействие неких "темных сил", имеющих совершенно иную стратегию мышления. Постоянная борьба за истину и справедливость – в этом тоже смысл нашей жизни.
А еще смысл моей жизни – это стремление к Красоте. Я пытаюсь найти её везде и во всём и показать её окружающим (в литературе, музыке, в фотографиях). Красота порождает Любовь, и они наполняют наши души, обогащая нас эмоционально и нравственно. И если всё это удается передать людям (с помощью различных направлений искусства), то я снова радуюсь этому и благодарю тех, кто помог заложить во мне эти способности.
И еще счастье в преодолении, в попытке сделать как можно больше, несмотря на все твои "ветеранские" недуги, в попытке раздвинуть границы наших возможностей и увидеть результат сделанного. Достижение хотя бы промежуточных целей – это великое счастье творчества. И оно стимулирует нашу ... деятельность.
Да, но детей интересует не только личная жизнь. Их устремления идут дальше – к познанию смысла жизни в целом, нашей биологической жизни. Этот вопрос значительно сложнее. Смысл человеческой жизни объясняется целями и задачами, которые люди перед собой ставят – на основании глубокого анализа всей информации об окружающем нас Мире. И смысл этот – в естественном развитии общества, параллельно с развитием в окружающей его живой и неживой природы. Смысл – в ускоренном развитии науки, совершенствовании технологий, совершенствовании самого себя, проникновении в тайны и законы развития материи с использованием этих знаний на благо Человеческой Цивилизации.
В принципе, в этом заключается и смысл развития всей биологической материи – от примитивных одноклеточных до мыслящих существ. Человек – вершина нашей земной пирамиды биологической жизни и, в определенной степени, – это и вершина развития материи вообще в нашей точке Вселенной. Вершина в том плане, что Цивилизация начинает приобретать реальную силу в развитие материи – посредством освоения и преобразования околосолнечного пространства. В отдаленном же плане вполне реальны и более масштабные перспективы.
Такая закономерность движения материи была предопределена всем ходом развития Вселенной, начиная с первоначальных протонов (кварков) и электронов, до звёзд и галактик, с образованием всех известных нам сейчас элементов, позволяющих творить всё новые виды материи.
Является ли наш путь (путь Человеческой Цивилизации) движением к совершенству, или артефактом на пути всеобщего развития материи, – может показать только будущее. Вполне возможно, что это далеко не оптимальный вариант всеобщего совершенствования, и в глубинах Вселенной возникают очаги иного Разума, Самоосмысливания и Перепрограммирования, куда более совершенные, чем наши, земные. Но, в любом случае, жизнь на нашей Планете – уникальное явление. И мы, Земляне, с полным правом можем гордиться этим!
ТВОРИТЬ ВО БЛАГО!
Как хочется продолжить мои встречи с детьми в детских учреждениях в виде «Уроков красоты», со взрослыми – в музеях и библиотеках на литературно-музыкальных вечерах, с отдыхающими – в санаториях и домах отдыха, с больными – в лечебных и реабилитационных центрах. Хочется показать слушателям красоту и целительную силу искусства, показать уровень культуры нашего не столь отдаленного прошлого, вдохнуть в их души радость соприкосновения с прекрасным.
Однако возраст берет свое. Все труднее готовить программы, все тяжелее добираться до слушателей, все сильнее напряжение во время исполнения даже несложных произведений.
А взрослые и дети продолжают нас слушать. Им нравится всё: и русские народные песни, и романсы, и песни из кинофильмов, и песни военных лет, и высокая классика (Глинка, Даргомыжский, Чайковский, Рахманинов, Шуберт, Шопен, Лист...). Все слушают с удовольствием, с какой-то внутренней радостью, познавая непознанное, пропущенное, утерянное в своём развитии, подменённое иными музыкальными и литературными формами, – зачастую модными зарубежными шлягерами. Иная жизнь, иная красота, иные требования. Но внутреннее восприятие лирики, душевности, любви, сострадания в наших душах осталось. И мы, ветераны, просто обязаны раскрывать молодым поколениям величие нашей общей и музыкальной культуры, погружать их в нашу славную историю, наполнять их души добром, состраданием, любовью – качествами, столь характерными для Души Русского человека.
Не в этом ли счастье и мудрость нашей ветеранской жизни – делать все возможное во благо нашего общества, во благо людей, которые нас окружают. Ради этого стоит жить и бороться – за месяц, за неделю, и даже за каждый отдельный день, отведённый каждому из нас Свыше.
ПОРТАЛ ВДОХНОВЕНИЯ
Никогда не умаляйте Божий дар в себе.
Если Вы слышите фразы,
если Вы чувствуете мысль – записывайте,
признавайте их ценными, стОящими и великими,
достойными внимания.
Боженька Вам Вас доверил,
чтобы Вы с собой, как курица с яйцом носились,
верили в себя, берегли себя, ценили и воплощали всё то ценное,
что Бог Вам дал.
Поэтому все свои мысли записывайте и доводите до ума.
(Наталья Грейс)
Каждый раз, когда я включаюсь в творческий процесс, мне кажется, что это «творю» не я, – я только записываю то, что неслышно диктуется мне извне, всплывает передо мной, формируется в пространстве моего внутреннего «я», независимо от моего сознания. Сознание здесь только мешает. Весь процесс идёт на подсознательном уровне – на уровне чувств и эмоций. Состояние, как в полусне, когда к тебе приходят самые светлые и необычные мысли. Состояние, о котором говорят многие: и учёные, совершающие внезапные открытия (вспомните Ньютона, Менделеева), и композиторы, за тридцать-сорок дней создающие оперные и иные оркестровые шедевры (Верди, Чайковский, Бетховен), и поэты («и пальцы просятся к перу, перо к бумаге, минута – и стихи свободно потекут» – Пушкин), и художники (Рерих), и многие другие, менее известные первооткрыватели и создатели произведений искусства.
Нет, здесь даже не мысли, а только слова и фразы, описывающие выбранную тобой тему – очень ярко, необычно точно и даже красиво. Достаточно держать в голове лишь канву, основную линию сюжета, самый небольшой, заранее продуманный план произведения, и на него, словно жемчуг, нанизываются слова и фразы. Странно, но когда ты чуть-чуть начинаешь задумываться над темой, и даже находишь нужное слово, то в самый последний момент рука записывает совершенно другое и, как потом убеждаешься, куда более подходящее.
Ощущение такое, что ты на самом деле наяву погружаешься в летаргический сон и внутри тебя создается некое «свободное пространство» – какой-то широкий, свободный от иных мыслей канал, работающий только в нужном для тебя направлении, и вся твоя внутренняя энергия концентрируется только на одном этом. До тебя не доходят ни посторонний шум от включивших громовую музыку соседей, ни вибрация от действия их мощных колонок-усилителей, ни рёв уличных автомобильных сирен и прочие чуждые «духу творца» городские факторы. Исчезают все неприятные мысли, наполнявшие тебя до этого. Ты будто паришь в пространстве, совершенно один, отключённый от всего остального внешнего мира, но вместе с чем-то огромным, всеобъемлющим, находящимся над тобой и вокруг тебя, в тебе самом – светлым, чистым, ёмким, наполненным необъяснимой энергией, которая каким-то образом активно включается в творческий процесс. При этом сам не испытываешь какого-либо умственного напряжения, утомления от работы. Устаёт только рука от непрерывного движения по страницам. Ты же находишься в состоянии необъяснимого внутреннего комфорта, радости и умиротворения – от того, что всё это происходит, всё получается, что тебе дано это невероятное счастье «внутреннего самонастроя».
Этот процесс может идти и час, и два, и более – сколько выдерживает больная спина и руки, на которые ложится значительная часть нагрузки. Сколько можно написать за это время? – за один день тридцать-тридцать пять рукописных листов. Но это мой предел возможности сидения. И, конечно же, с несколькими перерывами на отдых, разминку, на еду и т.д. И всякий раз с возвращением на рабочее место процесс возобновляется вновь – уже через две-три минуты.
Порой это состояние длится неделями и месяцами. Так, только за январь 2015 года удалось написать двадцать одно произведение. И даже не стыдно было выставить их на свой сайт. Конечно, создаваемый первоначальный черновик, скорописный вариант – всего лишь канва. Однако с ней уже можно работать. И тут уж работа идёт совершенно осмысленно. Менять приходится и слова, и фразы, и целые абзацы. Но очень редко меняешь логику построения – структуру произведения.
Так что же это такое? Что за таинственный «портал вдохновения» даруется нам для творчества? Какие структуры мозга в нём участвуют, и почему его нельзя открыть по собственному желанию? И почему он у меня открылся так поздно – в 59 лет? Сколько можно было бы сделать за предшествующие годы!.. Да, но тогда он был открыт целиком и полностью для науки. Там тоже было вдохновение. И без него вряд ли удалось бы создать то, что было сделано за годы научного творчества.
Перенастроить себя, переключить внутреннюю энергию с одного направления на другое, на новую программу деятельности… Но почему произошло всё так внезапно, почти мгновенно – возникло вдруг страстное желание писать. Попытался это сделать – в тяжёлой обстановке: лёжа, с сильными болями в спине, с помощью карандаша и листков бумаги. И получилось всё сразу, с первой попытки. Будто кто-то свыше открыл для меня этот портал, чтобы я смог ещё хоть немного послужить людям, помочь им своими знаниями, опытом, желанием. Будто кто-то сказал: «Дерзай! Ты сможешь! Ты должен! Это твой дальнейший путь!»
И это творчество действительно помогло. Во-первых, помогло мне самому хоть частично встать на ноги. Помогло светлыми воспоминаниями о прекрасном (о детстве, о родных и близких, о любимых животных, о природе и др.). А потом дало возможность делиться своими мыслями и чувствами с окружающими. Кого-то радовать встречей с любимыми местами природы, кого-то умиротворять и успокаивать, кого-то вдохновлять на работу и творчество, заряжать новой энергией, верой, надеждой, настраивать на борьбу за достижение цели. И хочется ещё и ещё раз благодарить судьбу, открывшую для меня такую возможность, и надеяться, что способность к творчеству не иссякнет с годами.
ЖЕНЩИНАМ! ДОРОГИМ И ЛЮБИМЫМ!
Любящие и любимые, заботливые и терпеливые, нежные и ласковые, трепетные и восторженные – всегда и во всем прекрасные!
Как мы любим Вас, как ценим Вас, как обожествляем Вас, как полагаемся на Вас в трудные минуты жизни!
Давно-давно, посланные богом любви на землю, Вы явились перед нами в образе сказочной феи, околдовали и заворожили нас, а потом многие годы вдохновляли на жизненные подвиги во имя любви, красоты и семейного счастья.
Мы всегда помним о Вас и благодарим судьбу за счастье встречи с Вами. Вы – наша радость, наша гордость, Вы – наша жизнь!
Будьте же и Вы счастливы в этот прекрасный мартовский день, будьте счастливы все последующие дни Вашей одухотворенной жизни!
С Женским праздником Вас! С праздником весны – 8 марта!
ВЕТЕРАНЫ, ВПЕРЕД!
По-моему, ветераны – самая активная часть нашего общества. Активная не в плане добывания денег, а в плане творчества, желания трудиться, радоваться жизни. На огородах они с утра и до вечера работают, по лесам бегают, по хозяйству хлопочут, внуков воспитывают. И еще успевают разными видами искусств заниматься – в кружки, общества объединяются: живописью, рукоделием, вокалом, даже танцами увлекаются. Ни одной выставки, ни одного концерта не пропускают. Порой за день на двух, а то и на трех представлениях побывать успевают. Самые большие городские залы наполняются ими. И всему-то они рады, всем довольны – улыбающиеся, благодарные, приветливые. Сколько в них сил, жизненной энергии, жажды деятельности, творческого вдохновения!
Да, ветераны во многих отношениях – движущая сила нашего общества. Они – его энергетический потенциал, они – его стабилизатор и хранитель. Сколько среди них начитанных, образованных, думающих людей, носителей нашей высокой духовности и культуры: учителей, врачей, ученых, работников культуры, деятелей искусства. Вот где сконцентрирован наш творческий потенциал!
Конечно, наши уважаемые ветераны полностью и с честью выполнили свой гражданский, общественный долг перед своей страной, перед обществом, перед семьей. Выполнили бескорыстным, самоотверженным трудом – и в годы тяжелейших испытаний Великой Отечественной войны, и в нелегкий послевоенный период. Они выдержали испытания и нашего перестроечного времени, ударившего в первую очередь именно по ним, ветеранам, уже не способным к активному труду и к борьбе за собственное выживание. Они заслужили и отдых, и покой, и уважение всего нашего общества.
Все это, безусловно, так. Однако борьба за наше будущее продолжается. Темные силы наседают со всех сторон, пытаясь выбить из нас цементирующую основу общества – нашу культуру, нашу духовность и нравственность и тем самым изменить саму сущность русского человека, превратив нас в «нелюдей» (Р. Абдулатипов). В условиях, когда ставится задача осуществить новую программу развития культуры, задача сохранения физического и духовного здоровья нации, роль в этой работе ветеранов может быть весьма значительной. Кому, как не им, с их богатейшим жизненным опытом, знаниями, с их духовным богатством, верой в будущее, заниматься решением этой наиважнейшей проблемы… (И заниматься всем без исключения, по мере оставшихся сил и возможностей).
В школы – вот куда необходимо направить свою энергию нашим ветеранам! Организоваться, подготовиться и вперед! Поговорить с ребятами о жизни, о нравственности, о красоте, о любви, о культуре, об искусстве, о нашей истории. Помечтать вместе с ними о будущем, вспомнить прошлое. И совсем не обязательно это делать с позиции глубокой философии и точной науки. Каждый человек с его богатейшим жизненным опытом – это и кладезь знаний, и вместе с тем живая история…
И это в полной мере чувствуют школьники. С каким интересом встречают они каждого нового пришедшего на встречу с ними собеседника. Как внимательно слушают его, задают вопросы, включаются в дискуссию. Интересуются всем: наукой, искусством, культурой, историей, жизнью. Они сами переводят разговор на интересующие их темы. Сами участвуют в нем со своими мыслями, чувствами, настроениями, со своими взглядами на происходящее, на будущее. И если собеседник способен заинтересовать их в какой-либо области знаний, увлечь за собой в своих рассуждениях и идеях, то слушатели награждают его восторженными аплодисментами… и с радостью встречают еще и еще раз. А это всегда радует и вдохновляет!
Так что вперед, ветераны! Вперед на встречу с нашим будущим. Пусть ваши знания и трепет вашей души зажгут жажду познания и жизнеутверждения в сердцах будущих строителей нашего общества. От них зависит будущее России. И просвещение их в создавшихся условиях является еще одной, и далеко не простой, «ветеранской» задачей.
МОЛОДЕЮТ ДУШОЙ ВЕТЕРАНЫ!
(Великолепная Семёрка!)
Лукина Нина Серафимовна
Супонькина Светлана Ильинична
Медведева Светлана Алексеевна
Бояринова Людмила Александровна
Жованик Светлана Александровна
Софронова Элеонора Николаевна
Сабурова Валерия Шотовна (фортепиано)
Как они прекрасны! Как вдохновенны, как восторженны! Как очаровательны в своём творческом порыве! Переполнены женским обаянием, красотой, любовью, жаждой жизни! Устремлены в творчество. Ищут в нём своё жизненное счастье и находят его. И творчество платит им сторицей, поддерживая в трудные минуты жизни, сохраняя душевную энергию, возвращая силы для борьбы с надвигающимися недугами…
ЖЕНСКИЙ ВОКАЛЬНЫЙ АНСАМБЛЬ «ХРИЗАНТЕМЫ»! Как много радости доставлял он в былые годы любителям камерной музыки! И как давно его не было слышно на сценах нашего города… Как неожиданно и ярко он возродился вновь, будто сказочный Феникс – из пепла жизненных потрясений, к огромной радости всех ценителей вокального искусства. И снова зазвучала великая, всепобеждающая классика, выдающиеся произведения композиторов прошлого и современности: Глинки, Чайковского, Рубинштейна, Булахова, Варламова, Дунаевского, Баснера… Удивительно чистые, юные голоса. Полное слияние их в многоголосье. Глубокое проникновение в суть исполняемых произведений. Завораживающее душу, совершенно новое звучание хорошо знакомых и любимых романсов и песен. Всё это вызывает у слушателей чувство глубокого внутреннего восторга, которое нельзя было выразить словами…
Это чудо невозможно было создать без виртуозного фортепианного сопровождения, объединившее ансамбль в единое целое. И сделать это смогла единственная и неповторимая кудесница фортепиано Валерия Шотовна Сабурова, сумевшая выделить для этой цели из своего перегруженного рабочего графика несколько часов личного времени.
Сказочное выступление! Бесподобное выступление! И открыли потайную дверь в эту волшебную страну сказок опять-таки сотрудники музея Первого Совета. Кого пригласят они на очередную сказку в следующее воскресенье? Может быть, снова Элеонору Николаевну с её новогодней программой? В любом случае, можно с уверенностью сказать, что встреча эта будет не менее интересной, по-настоящему новогодней, и даст нам, ветеранам, огромный заряд бодрости и энергии для будущих преодолений.
С глубоким уважением и наилучшими пожеланиями, Виталий Бердышев. 18.12.2016. Музейная гостиная. Музей Первого Совета.
Женский вокальный ансамбль "Хризантемы" хорошо известен в нашем городе. Вот уже 22 года радует он слушателей своим искусством. Ансамбль "Хризантемы" – участник многих конкурсов и смотров самодеятельного искусства, обладатель Гран-при Межрегионального конкурса, посвященного 60-летию Великой Победы советского народа в Великой Отечественной войне (2005 год), обладатель Гран-при Международного интернет-конкурса "Из песни в свет перелетая" (2014 год), жюри которого отметило высокую ансамблевую технику, культуру и стилистически выверенное исполнение представленных произведений. Состав ансамбля: Лукина Нина Серафимовна Супонькина Светлана Ильинична Медведева Светлана Алексеевна Бояринова Людмила Александровна Жованик Светлана Александровна Софронова Элеонора Николаевна Концертмейстер ансамбля Сабурова Валерия Шотовна – заслуженный работник культуры Ивановской области, лауреат областной премии "Триумф", лауреат премии Губернатора Ивановской области «За личный вклад в развитие культуры Ивановской области».
И ВСЁ-ТАКИ БЕГ!
В жизни и почти непрерывной борьбе с болезнями меня всегда выручала физкультура. В первую очередь она, прошедшая со мной через всю жизнь, видимо, позволила мне дожить до седин и даже кое-что успеть сделать в этом мире. Начиналось всё от моей бесконечной любви к природе и хождения по шуйским лесам с утра до вечера, а также купания в полноводной Тезе. Продолжилась физкультура уже в академии систематическими занятиями в различных спортивных секциях, в первую очередь, лёгкой атлетики и плавания. На службе же, во Владивостоке, оптимальным вариантом занятий стал тренировочный бег до моря (бухты Патрокл) и обратно, с регулярным купанием вплоть до ноября месяца, когда температура воды опускалась до +3 – +5 градусов, а береговая полоса вся была покрыта довольно толстым ледяным панцирем.
В Иванове, после длительного сильнейшего обострения (три года!) пришлось перейти на стадион (Автокранов) и вновь углубиться в лесные чащи в летнюю пору. Поддерживал мою физическую форму и сад-огород, доставшийся от мамы, с напутствием "не запускать участок!"
Постепенно и как-то незаметно нагрузки стали снижаться. Восемь, шесть, пять кругов по стадиону. Вначале трусцой, затем быстрым шагом, потом — еще медленнее. Перейдя восьмидесятилетний рубикон, я с грустью почувствовал серьёзные перемены в физическом состоянии и полную неспособность активно двигаться. С трудом сохраняю способность делать паллиативные (скорее, разминочные) упражнения лежа и сидя, массаж и страстное желание хотя бы частичного восстановления. Очередные фотографии спортивных событий нашей далёкой древности помогают мне в этом.
ИЗ СТАРИНЫ ГЛУБОКОЙ…
Когда я был маленьким, я часто оставался дома один. Бабушка с дедушкой и мама с утра до вечера работали. Они запирали меня, и я скучал в одиночестве вместе с котом Васькой и дворнягой Бобкой, который, правда, оставался на улице, в своей будке. В те годы я не имел каких-либо отдаленных целей в жизни и поэтому не утруждал себя ни чтением, ни повторением стихотворений, которые разучивал с бабушкой, ни даже музыкой – хотя старинное пианино было в моем полном распоряжении.
Быстренько съев оставленную мне еду, я раскрывал старинные альбомы и книги из семейной библиотеки и углублялся в созерцание прекрасных иллюстраций и фотографий, украшавших их. Тщетно пытался срисовать отдельные картинки, а потом просто переводил их, испортив таким образом многие старинные издания.
Особенно меня волновали в детстве два альбома – со старинными открытками и рисунками типа переводных картинок. Открытки были совсем старые – с буквами "ять" и твердым знаком, но иллюстрации прекрасно сохранились, точно так же, как и "переводные картинки". Таких ярких оттенков в наших акварельных красках я в последующем не находил. Открытки были Пасхальные, церковные, просто сюжетные, как будто специально предназначенные для детей. На них были и коротенькие надписи, поясняющие сюжет. Их я уже в состоянии был прочитать, и вскоре выучил наизусть. Почему-то и тогда, и в последующие годы они навевали на меня какую-то непонятную грусть – видимо, об ушедшем времени и прошедшей жизни, которую я смог увидеть только на картинках.
Такое же чувство оставалось и от букетиков цветов, от ангелочков, совсем юных принцесс и принцев с цветочными венками на прелестных головках, радостно смотревших на меня с переводных картинок. И это царство красоты представлялось мне настоящим Раем, о котором я уже много знал из сказок, со слов бабушки и няни.
К сожалению, мама многое раздарила из своих коллекций – книг, открыток, альбомов. Часть презентовала библиотекам, часть соседям и знакомым. Оставшееся в трудные девяностые за бесценок забрали у неё перекупщики. К счастью, в свое время я частично перефотографировал содержимое альбомов, чтобы познакомить с этой красотой владивостокцев. Фотографии сохранились до сих пор, и теперь есть возможность увидеть их в интернете, – если и не для душевного вдохновения, то, по крайней мере, с целью знакомства с историей нашего, ещё дореволюционного искусства...
НОВОГОДНЯЯ ЁЛКА
Из всех праздников в раннем детстве я помню только Новый год. Для взрослых были и 8 Марта, и 1 Мая, и 7 ноября. О них я узнал позднее. Новый год же оставался в течение ряда лет моим единственным праздником. Мне нравилось, что к нам приходят гости: тётя Муся, дядя Петрович и ещё мамины и бабушкины знакомые с работы. Приходили с детьми моего возраста, и мы вместе играли под ёлкой, в то время, как взрослые занимались за столом своими развлечениями.
Несколько раз мама водила меня "На Ёлку" к себе на работу – в здравпункт Шуйской Объединённой фабрики. Там собиралось много народа. Но здесь для меня не было никакой радости – я не любил читать стихи, танцевать вместе со всеми, взявшись за руки... В такой обстановке я чувствовал себя одиноким, и даже новогодние подарки от Деда Мороза не радовали меня. Радостью был только родной дом. Там я был абсолютно свободен и мог заниматься своими любимыми играми и любоваться нашей собственной ёлкой.
Ёлка для меня было основной частью новогоднего праздника, – и даже не Дед Мороз с подарками, которые я находил под ёлкой каждое утро. Именно ёлка! Я с нетерпением ждал её прибытия к нам каждый год. Любовался ею, когда она стояла ещё во дворе, заснеженная, порой покрытая блестящими сосульками. Ждал момента вноса её в дом, а потом украшения чудесными игрушками, которые хранились в двух больших коробках.
Наряжали ее за несколько дней до праздника. Наряжали всей семьей. Мама доставала с верхней полки коробки, развязывала их, и я, как зачарованный, носил игрушки к ёлке, подавая взрослым, а потом и сам пытался надеть их на колючие зелёные ветки. Снизу вешались папочные игрушки: грибочки, ягодки, зверюшки, фрукты, овощи... Затем наступала очередь блестящих стеклянных шариков, лампочек, шишечек... На верхушку ёлки надевалась великолепная "рубиновая" пятиконечная звезда. Под ёлкой занимали свое место Дед Мороз со Снегурочкой. На ёлку вешались гирлянды флажков, разноцветных блестков; укреплялись миниатюрные свечки, которые зажигались только на праздник. Порой ко всему игрушечному разнообразию добавлялись печенье, конфеты, яблоки, урюк, чернослив и иные вкусности. Как всё это было прекрасно!
При свете зажженной люстры ёлка сверкала, переливалась разноцветными огнями; со всех сторон друг на друга смотрели игрушечные крокодилы, медведи, зайчата, крутились и поблескивали стеклянные шарики... Я мог смотреть на неё часами, и любовался даже тогда, когда меня укладывали спать. В темноте ёлка казалась мне таинственной и сказочной, и я засыпал в радостном ожидании завтрашнего утра, чтобы можно было любоваться ею ещё и ещё...
Оставаясь дома один, я любил перевешивать игрушки. Взбирался на стул и пытался достать верхние, самые красивые фонарики и лампочки. Снимал, надевал, снова перевешивал, стараясь придать зелёной красавице еще большую красоту. Случалось, что в своих попытках я срывался со стула и грохался на пол, увлекая за собой всё ёлочно-игрушечное сооружение. И с ужасом взирал на последствия своего непродуманного творчества. Слава богу, особых потерь при этом не было, и ёлка не теряла своей красоты.
Иногда к моим «играм» присоединялся и кот Васька, которому доставляло удовольствие раскручивать висящие игрушки, срывать их и затем катать по полу.
Мы долго не разбирали ёлку, любуясь ею чуть ли не целый месяц. Но и потом, когда она стояла уже в саду, я пытался разукрасить её всякими цветными тряпочками и бумажками…
…А следующей зимой я снова с нетерпением ждал новогодних праздников и мечтал вновь увидеться с моими любимыми игрушками. Иногда мне доставали их, и я с радостью рассматривал каждую, мечтая, что скоро снова буду разукрашивать ими очередную новогоднюю красавицу.
Приехав в Иваново из далекого Приморья, я, к сожалению, уже не застал друзей моего раннего детства. Мама щедро раздарила их соседям и знакомым. У меня остались только фотографии этих чудес, сделанные мною «на всякий случай»…
ПРИМОРСКИЕ ЦИКЛОНЫ
Мы, выпускники военно-морского факультета ВМедА им. Кирова, направленные по распределению на службу на Тихоокеанский флот, столкнулись с этим природным явлением в первый же день прибытия во Владивосток. Здесь как раз бушевал очередной осенний тайфун, и ходить по городу можно было только в нашем широкополом флотском плаще (плащ-накидке), крайне неудобном в обращении, но защищающим тебя в первые минуты от сильного ливня.
Таков уж климат нашей прибрежной Приморской климатической зоны, где ветер дует летом с моря на сушу, а зимой — с суши на море, способствуя образованию местных тайфунов, а зимой — сильнейших снегопадов и ветров. И первое знакомство с ними для многих из нас (прибывших) было весьма впечатляющим.
Проживая в Приморье непрерывно тридцать пять лет, я обратил внимание на интересную закономерность местной циклонический активности — первые сильнейшие ветра со снегопадом во Владивостоке и его окрестностях начинались под 7 ноября, будто салютуя нашему празднику.
Первый такой ветродуй мы встретили с женой Танюшкой, приехавшей ко мне из Казани на постоянное место жительства, на острове Русский, в ночь как раз на 7 ноября. До этого всё время стояла чудесная погода с тихими, солнечными днями. И мы любовались спокойными, лазурными бухтами Амурского залива, цветущими полянами и лужайками окрестных сопок, диким виноградом, маньчжурским орехом, шиповником и калиной, произрастающими совсем рядом с домами офицерского (и иного) состава.
Мне, на первый случай, начальство 613 ВСО выделило небольшую комнатку в так называемом тридцать третьем доме. Это было кирпичное двухэтажное строение, расположенное на северном склоне высокой сопки и открытое всем ветрам северных направлений. Комнату я с санинструктором оборудовал лишь на скорую руку и, главное, пока не сумел избавиться от полчища крыс, каждую ночь приходивших к нам в гости через всё новые и новые дыры, проделываемые ими в мало доступных для меня углах и закоулках помещения. Отопление, естественно, было печное, вода — привозная, все удобства — на улице. Так что наша радостная семейная жизнь начиналась в творческой обстановке.
Двое или трое суток мы провели здесь относительно спокойно. По вечерам, после моей работы, успевали погулять на природе — пройтись по заросшим зеленью сопкам, полюбоваться красотой морского пейзажа в бухте Новиг (у нашего "Подножья") и особенно чистой бухты с противоположной стороны полуострова. Наслаждались видом необычной для нас красоты морских восходов и закатов и раздумывая о дальнейшем устройстве нашей семейной жизни. А пока Танюшка училась быть истопником, забрасывая в сильно дымящую печь совки мелко раздробленного чёрного, как смоль, угля, училась готовить еду на раскаленной докрасна плите, знакомилась с ассортиментом продуктов в рядом расположенном военторговском магазине, скучала весь день в одиночестве и радостно встречала меня, в том числе и приготовленными ею деликатесами. Последние после стройбатовских харчей казались мне особенно вкусными. Кажется, у нас было радиоточка, и по вечерам можно было слушать какую-то Владивостокскую программу.
По ночам, кроме крыс, никто не нарушал наш покой. Утром я успевал пробежаться до бухты и минут двадцать поплавать в уже холодеющей морской воде и даже поохотиться за морской живностью: морскими голотуриями — трепангами и гребешками, вместе с морскими звёздами и ежами, покрывавшими всё дно бухты "Круглой". Я нырял за ними с маской и трубкой на глубину до пяти метров, наполняя плавающую на поверхности сетку, прикрепленную к спасательному кругу. Мы тогда ещё не знали обо всех биологических ценностях этих чудо-морепродуктов, не используя их по прямому назначению, и большей частью раздавали соседям.
День шестого ноября прошел без особых происшествий. Лишь Хамза Зиятдинов, наш постоянный пациент, задал мне очередную загадку, корчась от боли и жалуюсь на "схватки" в области пупка, но заранее предупреждая, что "резать не нада!" Ничего, конечно, у него не нашлось, и Шмидт (мой санинструктор) в очередной раз вынес его легонько одной рукой за пределы нашей медицинской территории (санчасти) и придал некоторое ускорение в направлении казармы. Удивительно, подобные объяснения стройбатовцы понимали и воспринимали куда более ясно, чем мои более культурные объяснения с применением медицинской терминологии.
Вечером задуло. От окон потянуло холодом. Я целый час затыкал щели в окнах бумагой и ватой. Но это мало помогало — нужны были более серьёзные работы. Пришлось отодвинуть обе кровати от окон, поближе к печке, которая еще оставалась теплой и приятно грела на фоне бушующей за окном стихии. О выходе во двор не могло быть и речи — ветер просто сносил с ног и норовил придавить тебя массивной входной дверью, которая хоть как-то спасала жильцов от замерзания. Долго не могли заснуть, слушая порывистые завывания ветра. Во сне мерещились то усиливающаяся, то ослабевающая канонада, виделись какие-то совершенно непонятные образы. Я несколько раз просыпался и поправлял легкое одеяло у Танюшки. Потом укрыл ее дополнительно тёплым пальто. Танюшка спала спокойно и даже чему-то улыбалась во сне.
Я вновь погрузился в тяжёлый сон, сквозь который мне чудились громы и молнии. На какой-то момент громыхание стихло, и вдруг ударило так, будто бомба взорвалась рядом с нами. Мы оба сразу проснулись. Включил свет — ничего особенного не увидели. Только за окном продолжала бушевать стихия. В комнате же стало заметно холоднее...
Окончательно проснулись рано — было еще темно. Тяжёлый, прерывистый сон не дал облегчения. Ветер по-прежнему продолжал выть и свистать, с той же невероятной силой. Нам, жителям средней полосы, подобное казалось в диковинку. Но надо было ко всему привыкать...
Мы встали, включили свет, быстро оделись. Я направился к левому окну, из которого особенно сильно дуло холодным воздухом и у которого обычно стояла моя кровать. Смотрю — и глазам не верю: внутренняя рама была выбита из оконного проема порывами ветра и валялась на полу, усыпанная осколками разбитых стёкол — как раз на месте моей кровати. Воля случая, что я переставил ее к противоположной стене на ночь. Чем бы иначе всё это кончилось?!...
Конечно, в течение дня всё было отремонтировано бригадой строителей во главе с моим верным помощником Андреем Шмидтом. Да и ветер к вечеру приутих. В целом мы были готовы держать следующие удары нашей судьбы, в совершенно новых для нас обоих условиях воинской жизни.
Тот циклон запомнился своей свирепостью и другим нашим ребятам. Попал под его убийственную силу и Костя Иванов, получивший должность начальника медицинской службы 516-го Артиллерийского башенного дивизиона, который располагался в самой южной точке Хасанского района Приморья — на мысе Гамова. Вот как описывает он, через 57 лет, в своих удивительных воспоминаниях эту встречу.
"В ноябре пришёл тайфун. Как раз в этот день в части объявили тревогу в связи с сообщением от пограничников, что к нам прорывается шхуна с террористами. Офицеры были на своих боевых постах, а в неосвещенном доме остались только женщины без всякой охраны, с охотничьими ружьями. Ночью я забегал к дому проведать и ободрить своих.
Порывы ветра были такие, что меня чуть не унесло со скалы, я удержался за ствол дерева. Рядом со мной вдруг плюхнулся кирпич. Я посмотрел вверх — летел ещё один, его сдуло с трубы нашего дома. Я никогда не мог предположить, что ветер мог уносить кирпичи. Но тут деревянный туалет, стоявший недалеко от дома, поднялся вверх и полетел с обрыва далеко в Японское море. Больше мы его не видели. Но всё закончилось благополучно, шхуну потопили или батарея нашего дивизиона, находившаяся на острове Фуругельма, или тайфун."...
Не менее яркое впечатление осталось у меня от циклона, разыгравшегося на 7 ноября в 1964 году, но это уже другая история...
СЛУЧАЙНАЯ ВСТРЕЧА
Сегодня (3.01.18) случайно встретился в магазине с давним знакомым – ветераном моего возраста, тоже большим любителем леса. Живет где-то поблизости. С ним мы периодически (раз в несколько лет) Встречаемся на наших уличных ветеранских маршрутах. А раньше, лет пятнадцать-двадцать назад, встречались в лесу, за Пежей. Тогда я довольно резво ходил на двух паках и мог преодолевать большие расстояния. Знакомый же добирался туда на велосипеде, который он оставлял у своих знакомых в Ломах.
За Пежей нам приглянулись одни и те же ягодные вырубки и поляны. Возможно, потому, что они в то время были особенно богаты на урожаи брусники. Мужичок собирал ягоды с помощью специального приспособления, обирая её вместе с листьями. А я пытался угнаться за ним, работая одними руками. Правда, в те годы я мог собирать и двумя руками (ползая на коленках). Оба приносили домой "по полной".
Лет десять назад мы встретились на Ташкентской. Он уже не ездил за Пежу. Знакомый в Ломах умер, негде стало машину оставлять. Да и самого болезни замучили... Я тоже посещал только самые ближние ломовские угодья. О Пеже, Якимове, Полмыцино остались одни воспоминания. Но зато какие! И на всю жизнь...
Сегодня он первым меня увидел. Спрашивает: "Ну, как, в лес еще ходишь?.."
Подымаю голову, смотрю и сразу узнаю этого добродушного старичка... Только вот совсем белый стал... Но такой же, как раньше, жизнерадостный, улыбающийся. Обрадовался неожиданной встрече. Всегда приятно пообщаться с единомышленником, да еще твоего возраста.
Обрадовался и я.
– Нет, говорю, уже не хожу... Раза два этим летом попытался до ближайших мест добраться, но всё больше лежать в лесу приходится... Хорошо, что клещей в этом году почти не было – ни разу не "сцапали" – ни в лесу, ни на огороде.
– А ты ещё и огород обихаживаешь?!
– В основном на стуле сижу и "созерцаю". Как кусты и клубника цветут, как ягоды созревают. Как посадки растут... Кое-что удаётся посадить... О лесе всё больше воспоминания остаются. Всё в книгах "излагаю". На "Проза.Ру" можно найти.
– Нет, интернетом не увлекаюсь. Но лес часто снится, и не только за Пежей. Я к Рубскому озеру любил ездить. Много там километров пешком исходил... Везде красота необыкновенная! Никаких курортов заморских не надо. Той красотой можно только полюбоваться. Жить и отдыхать душой здесь, у себя, нужно. Наша природа – только она настоящее счастье даёт...
Я с ним был полностью согласен. На том мы и расстались, крепко пожав друг другу ветеранские руки и пожелав держаться как можно дольше...
Встреча многое воскресила в памяти: радостного, светлого, и немного грустного. Как бы хотелось побывать в тех заветных запежевских краях, ощутить вновь радость встречи с ними – увидеть, какими стали те заветные леса и вырубки, избавились ли леса от шрамов, нанесённых им в безжалостные девяностые годы? За десятилетия встреч с ними все они стали такими близкими и родными, что расставание и тем более потерю их воспринимаешь как горькую жизненную утрату. Но в любом случае осталась память, светлая и чистая, как о добром и верном друге, подарившем тебе несколько десятилетий жизненного счастья и красоты, любви, преданности и доброжелательности: всего, всего, что дает нам родная Природа...
ХОЛОСТОЙ!
Это было в 1966 году (по меркам истории, совсем недавно). Я, юный офицер медицинской службы Тихоокеанского флота, только что вернулся во Владивосток из двухмесячного боевого похода в низких широтах, где провел большую исследовательскую работу по изучению организации медицинского обеспечения личного состава надводных кораблей ВМФ в условиях несения боевой службы в тропиках. Был полностью удовлетворён сделанным и с полной отдачей работал над итоговым отчётом о походе.
Неожиданно возникшая флегмона в области левого бедра несколько осложнила мой реадаптационный процесс, но не нарушила в целом моей творческой и рабочей активности. Правда, приходилось периодически ходить на перевязки во Флотскую поликлинику.
В один из таких дней в поликлинике проходила практику группа юных студенток-пятикурсниц Владивостокского медицинского института, и красавицы в белых халатах постоянно курсировали по коридору, перебегая из кабинета в кабинет по какой-то надобности. Я сдал свою медицинскую книжку хирургу и сидел в ожидании приема. Через какое-то время обратил внимание, что движение юных хранительниц здоровья по коридору ускорилось, особенно перед нужным мне, хирургическим кабинетом. А вскоре и меня вызвали на осмотр и перевязку к уже знакомому мне специалисту.
С заживлением всё шло гладко, и хирург поручил процедуры по обработке раны и перевязки своим юным помощницам. Те рьяно, с пониманием, принялись за дело, стараясь перехватить друг у друга инициативу, и общими усилиями быстро довели работу до конца, изрядно пощекотав мне нервы своими волшебными прикосновениями. Хирург сделал запись в медицинской книжке, задал несколько вопросов о походе, о результатах моей работы. Я поблагодарил всех за помощь и сочувствие и вышел из кабинета. Смотрю, а за мной выбегают и мои целительницы: «Виталий Всеволодович! А Вы можете к нам в институт прийти – рассказать о вашем плавании, ... и по морской медицине тоже» ...
Вопрос был совершенно неожиданным, и я, честно говоря, был в рабочем цейтноте. Пришлось отказать им в просьбе и ещё раз поблагодарить за нежность и старание при оказании мне помощи. В этот момент из кабинета вышли еще несколько студенток и тоже приглашать меня в гости стали.
Чего это ко мне вдруг такое внимание? Кругом моряков полно – вон целый взвод привели – совсем юные и без всяких флегмон на ногах. Неужели, мой тропический загар и тренированная мускулатура на них так действуют?
А юные целительницы продолжает настаивать:
– А Вы на вечер к нам приходите... такого-то числа будет! ... Мы Вас всей группой приглашаем!
– Да нет, – говорю. – Спасибо большое! Работы очень много. Да и супруга не отпустит – семьёй заниматься надо...
– Но вы же не женаты!?
– Кто вам сказал? У нас уже двое сыновей растут...
– А в книжке написано, что холост?!
Так вот оказывается, в чём дело! Значит, вовсе не загар и всё остальное, а всего-то лишь одна запись в моей книжке так магически на них подействовала!? Книжка-то у меня ещё с академических времён служит. И я не удосужился вписать в неё наши семейные данные. И тем самым ввёл в заблуждение юных красавиц! Даже в смятение!
Действительно, какое-то время те стояли вокруг меня в полном оцепенении, будто громом пораженные, и все смотрели на запись на первой странице моей медицинской книжки. Там чётко было обозначено, что я еще совсем «холостой». И это была официальная запись на официальном документе! А тогда документам вполне можно было верить. И красавицы не могли подумать, что в медицинской службе нашего, Краснознамённого Тихоокеанского флота могут быть допущены такие «неточности»! Пришлось их окончательно разочаровать и покаяться в своей личной «забывчивости» ...
– Ещё один уплыл в неизвестном направлении, – разочаровано вымолвила мне вслед одна из воздыхающих. Но приглашать меня ещё куда-либо они уже не решились...
Дома я рассказал о своём поликлиническом приключении супруге. Она тут же заставила меня уточнить наши семейные данные, и я срочно вписал в документ сведения о нашем браке (1959 год) и о сыновьях 1961 и 1963 года рождения.
«ЭТА ПИСТОЛЕТА НЕ СТРЕЛЯЕТ»
В декабре 1961 года меня, молодого старшего лейтенанта, начальника медицинской службы 613 Военно-строительного отряда, располагавшегося на острове Русский (район Владивостока), отправили врачом эшелона за молодым пополнением в Узбекистан, в Ферганскую долину. Ехали довольно долго. После Новосибирска познакомились с несколькими молодыми узбекскими семьями, проживавшими в Ташкенте. Там у нас была непродолжительная остановка и пересадка на Фергану.
Видимо, наш офицерский состав будущего эшелона, в первую очередь в лице замполита подполковника Калины и юного красавца грузина, старшего лейтенанта Джанелидзе, произвел на молодых узбечек положительное воздействие, и они пригласили всю нашу офицерскую команду в гости. Мы, конечно, не отказались и после размещения в гостинице и краткого знакомства с городом (старым Ташкентом) в тот же вечер прибыли по указанному адресу.
Нас встретили очень радушно и сразу разместили на полу, на огромном узбекском разноцветном ковре, большим полукругом, где уже сидели многочисленные родственники и приглашенные. Центр ковра был уставлен яствами, о которых я до этого слышал только в сказках Алладина и о разбойниках с таинственной пещерой и драгоценностями. Запомнились, прежде всего, восточные фрукты (гранаты, персики, мандарины, апельсины и др.), многочисленные очищенные орехи и удивительный по красоте и вкусовым качествам плов, который надо было есть обязательно руками (правда, хорошо вымытыми). Не помню, были ли крепкие напитки, но самовар и заварка с чудесным чаем появились во второй половине застолья.
Это был настоящий рай, настоящая восточная сказка, особенно для нас, владивостокцев, не избалованных в те годы деликатесами, да и вообще продовольственными товарами. Угощения непрерывно подносились хозяйкой и двумя ее помощницами, очевидно, родственницами. Нам уделялось, как чуть ли не заморским гостям, особое внимание, и в первую очередь постоянно улыбающемуся и раздающему комплименты самому старшему из нас — подполковнику Калине.
После нескольких часов застолья, от всей души поблагодарив хозяев за гостеприимный прием, мы собрались к себе, в гостиницу. Поезд отходил завтра, где-то около часа дня, и с утра можно было ещё погулять по экзотическому городу. Но нет! Хозяева сразу стали уговаривать нас остаться у них на ночь, чтобы утром, после завтрака, уже двигаться к себе. Не без колебаний, мы согласились. Младшие по званию были размещены в большой, отдельной комнате. Старшему — Калине, была выделена особая опочивальня, с мягким, пуховым ложем и окном, выходящим во фруктовый сад.
Мы довольно быстро уснули, обойдясь в данном случае без обычных офицерских анекдотов — неудобно было нарушать покой гостеприимных хозяев. Крепко спали до самого утра, и часов в девять были приглашены к столу, где уже праздновал утреннее пробуждение наш временный начальник.
Вкусно покушав и напившись зелёного узбекского чая, не спеша отправились к гостинице. Пришли туда около одиннадцати и решили уже не гулять по городу — до отхода поезда оставалось чуть более двух часов. Устроились на койках, вспоминаем пережитое, удивляемся гостеприимству и щедрости хозяев, сравниваем их жизнь с нашей, владивостокской, пытаемся разобраться с причинами столь глубоких различий, очарованы красотой юных узбечек и пр.
Вдруг смотрим, что-то засуетился наш Калина, забегал по комнате, то в шкаф, то под стол, то под кровать заглянет. Побледнел, трясётся весь...
— Что случилось?!
— Да вот пистолет куда-то делся. Портупея с обоймой на мне, а пистолета нет.
— Да не волнуйтесь! Сейчас найдём. Не может же он пропасть!
Забыл сказать, что всем офицерам эшелона, кроме меня, медика, на поездку были выданы пистолеты с патронами. И офицерский состав постоянно держал их при себе, нося под шинелями на портупее. В гости мы ходили без шинелей — погода стояла очень теплая. И оружие опять-таки было с нами.
Подключились к поискам. Всё ещё раз пересмотрели, портупею прощупали. — На самом деле нет! У Калины от волнения уже ноги отнялись, с кровати двинуться не может.
— Так, Вы пришли сюда с пистолетом?
— Да, вроде, да. Как надел портупею, так и не снимал с себя больше.
— Так, может, Вы в гостях оставили? Не может быть такого?
— Помню, что перед сном на подоконник пистолет выкладывал... Но, вроде, утром в кобуру вставил...
— Так, скорее к ним! Бежать надо. До поезда всего два часа осталось!
И мы понеслись. Откуда у Калины только силы взялись? — не отставал от юных. Быстро добрались. Вбегаем, запыхавшиеся, в дом. Хозяева, увидев нас в таком состоянии, остолбенели от неожиданности:
— Что, что с Вами? Так быстро бегаете!
— Пистолет где? — Калина спрашивает.
— Пистолет? Это оружия, что ли?
— Да, да. На подоконнике оставил.
— Да никуда оружия не делась. Утром только ребята немножко с ним в саду поиграли. И на место положили. Она же не стреляет!.. А у нас ничего не пропадает — вон, на своём месте лежит...
Можно себе представить, что было потом с Калиной! Слава богу, что не пришлось оказывать ему срочную медицинскую помощь. Сил и времени хватило, чтобы до гостиницы, а потом и до вокзала добраться... Дальше были уже новые, не менее яркие приключения. Но о них другой разговор.
«КРАСАВЕЦ»
Еду в 20-м автобусе до областной больницы. Спешу в школу №5, чтобы ещё раз встреться и поговорить со школьниками о музыке, о литературе, об искусстве. Рад, что они с таким интересом читают мои книги: и детские, и совсем не детские, более серьёзные, такие как «Чистые души», «Жизнь через боль» и др. Читают в 5-ом, 7-ом и даже в 3-ем классе. Задают массу вопросов, пишут отзывы, восторженно встречают меня в коридоре и радостно сообщают мне об этом. И о том, что на мою литературную страничку заходили, и что для себя интересного выбрали, и как бабушка с мамой заинтересовались моими книгами. Бегут за мной в библиотеку за автографами… Приятно работать с такими детьми. И я с удовольствием прихожу в школы для разговора с ними, а также с нашими литературно-музыкальными программами вместе с Элеонорой Николаевной Софроновой и Владимиром Павловым. Володя, по-моему, тоже рад этим встречам. Порой остаётся со мной на второй, и даже на третий урок подряд.
Итак, автобус № 20. На этот раз есть свободные места – и рядом со мной, и впереди меня. На одной из остановок входит весьма упитанный мальчик, лет одиннадцати, с большим рюкзаком за спиной; за ним – пожилая женщина с кучей сумок в обеих руках. Мальчик, сразу устремился на ближайшее свободное место, бабуля за ним:
– Нет бы бабушке место уступил!
Малый молчит и никаких телодвижений. Бабушка продолжает настаивать:
– Уступи бабушке место, мне тяжело стоять с сумками.
Малышок будто не слышит. Развалился на сиденье, рюкзаком в сидящую на соседнем месте женщину упёрся. На стоящую рядом бабушку даже не смотрит.
– Не слышишь, что ли?! – продолжает старушка.
Малыш не меняет позы.
Бабуся с тремя сумками с трудом пробирается по качающемуся на поворотах автобусу на крайнее сиденье, недалеко от меня.
– Это ваш парнишка? – спрашиваю.
– Конечно, мой! С четырёх месяцев воспитываю. А вон какой вырос!
– Да он устал, наверное, – такой рюкзак в школу несёт!
– Да бездельничал всё утро сегодня – Устал!
– А может, он другим хочет уступить? – продолжаю я, хотя на сто процентов уверен в обратном.
– Уступит он! Только себя любит. Меня уже совсем не слушает… Хорошо, что хоть учится пока без двоек.
– А чем увлекается ваш красавец? В секции какие ходит, рисует, музыкой занимается?
– Какая там музыка! И книг не читает. Только своим компьютером и занимается. Какие-то страшилки смотрит да в игры бестолковые играет.
– Большинство ребят сейчас такие. Часами «сидят» в интернете. Двигаться, играть на улице некогда.
– Зато ума палата! Нас, взрослых, уже ни во что не ставят…
Мне всё же хотелось узнать, как его воспитывали, почему он стал таким.
– Наверное, в строгости его держали? – спрашиваю, хотя уверен, что всё было наоборот.
– Ни в чём ему никогда не отказывали. Игрушки, сладости…Теперь вот целый компьютер с интернетом купили. Всё для него – пусть не отстаёт от других.
– Родителей-то хоть слушается?
– Родители и поддать могут. Некогда больно с ним церемониться, работают оба с утра до вечера.
– Вот бабушки и пригодились. Они теперь внуков воспитывают.
– Да, видно, не всё у меня с воспитанием получилось. Что-то упустила, что-то не так сделала… Меня теперь ни во что не ставит… Давай то, давай другое. Стараюсь во всём угодить. Пенсию свою на него трачу… А вот что вышло.
– Воспитание сложная наука, на всю семью рассчитана. Да и жизнь совсем другая стала, не то, что в годы нашей молодости. Сейчас каждому за себя бороться приходится.
– Это он умеет! Всего, чего хочет, добьётся! На других совсем не смотрит… Хоть бы сумки помог нести… В больницу идём…
Они вышли вместе со мной на остановке. Бабуля, нагруженная сумками, засеменила впереди по направлению к главному корпусу. Её твёрдокаменный («упёртый», как говорила бабуся) внук медленно перемещался сзади. Легко ли ему будет жить в нашем изменившемся мире? Очевиднее всего, – да. Потому что он уже научился добиваться своей цели, а мнение других для него уже не имеет значения. И наше будущее духовно-нравственное возрождение (о котором кое-кто ещё продолжает мечтать) уже не коснётся его зачерствевшего сердца, как и многих других, кто привык бороться только за своё материальное благополучие и кто променял свою некогда чистую ребяческую душу на золотого тельца и сейчас в открытую гордится этим…
ОТСТАНЬ ОТ МЕНЯ!
Последнее время я всё реже выхожу на улицу — неходячий такой стал. Иногда, правда, заставляешь себя спуститься со второго этажа и сделать несколько десятков шагов по уличному асфальту. Асфальт ровный: без рытвин и ухабов — недавно отремонтировали. Захожу и на расположенную рядом с домом детскую площадку. Там есть, где присесть и отдохнуть от своей (возможно, чрезмерной) двигательной активности. К тому же, приятно посмотреть на резвящуюся детвору, которая еще совсем недавно тихо ездила в своих детских колясках...
Вот и сегодня — прошелся на двух палках несколько минут рядом с домом, присел в садике на скамейку; сижу, отдыхаю. Рядом мальчишки в футбол играют. Другие – висят на перекладине, третьи, вместе с девочками, отрабатывают равновесие, бегая по врытым в землю автомобильным покрышкам. Малыши возятся у песочницы. Тут же непременная стая голубей ожидает очередную подкормку. Среди жильцов много сердобольных. Килограммами зерном вскармливают. И по два раза на день, а то и чаще бывает. Если подсчитать, то за месяц килограммов пятьдесят (это минимум!) продовольствия на этих лентяев расходуют. А за год — все шестьсот кг получается. А сколько таких сердобольных бабусь в городе проживает?! Не одна сотня, наверное. Только по нашей улице Ташкентской таких пунктов организованного кормления пташек я целых три насчитал. Значит, на годичное содержание птичьей гвардии десятки тонн зерна получается... А если в масштабе всей страны прикинуть! Уже тысячи тонн будут... Вроде, не так уж много, если сравнить с ежегодным сбором урожая — 110-130 миллионов тонн зерна. Экономисты могут и в рублях, и в валюте убытки прикинуть. Возможно, уже и подсчитали... Да только птичек жалко! Вон, какие голодные! Только вынесут подаяние, — сразу, как пираньи на жертву, — на зерно набрасываются. Всё до зёрнышка склевывают, только подсыпай. По-моему, они никогда не наедаются, вечно голодные!
А сам я, разве не подкармливаю зимой синичек?! Воробьи, поползни, даже снегири прилетают. Одно удовольствие наблюдать их непрерывную карусель у кормушек, и вечные ссоры друг с другом (синички) и с более мощными соперниками. Конечно, объемы моих затрат несопоставимы, однако кормить приходится качественными продуктами. Синички, например, последние годы перестали клевать и сыр, и сливочное масло. Видно, все эти необходимые добавки, которыми нас пичкают, не по нутру им приходятся. Купил самые дорогие сорта — к ним и вовсе не притрагиваются! Вот где искать индикатор здоровья! Кто бы из учёных новый трактат написал: "Биологический способ оценки качества пищевых продуктов"... и т.п. Правда, новую лабораторию заводить придётся.
Ну, хватит о птичках. На детской площадке меня больше детишки радуют. Весело им живется, беззаботно, ... радостно! Сам набираешься здесь их юной энергией, оптимизмом, и вновь начинаешь что-то творить под занавес своей жизни... На соседней скамейке мама с девочкой. Малышка расчихалась и раскашлялась, мама ей носик вытирает. После процедуры очищения обрадованная красавица побежала в самую гущу кормящихся голубей, размахивая ручонками. Пичуги ее и не боятся, — отлетают чуть в сторону и продолжают уплетать подаяние. А рядом другая малышка с мамой, — вытянула ручку с хлебом, голуби сразу ее с ног до головы облепили; — видно, не в первый раз встречаются...
Хотелось сказать маме со своих врачебных позиций, что это всё-таки опасно — сколько вирусов и иной заразы переносят наши пернатые друзья. Да бесполезно, уже не раз говорил. Сразу смотрят на тебя, как на злого, бездушного старца, не имеющего ни капли жалости к нашим братьям меньшим... А ведь это на самом деле проблема — вирусы — и очень серьезная. Кто знает, где, в какой голубиной стае наступит та мутация вируса, которая позволит ему перебраться и в наш, человеческий организм. Как было в прошлом веке с "испанкой" — штаммом гриппа, переданным нам от птиц и унесшим десятки миллионов жизней европейцев. Вспоминается грустный опыт моих собственных сыновей, которые заболели серозным менингитом, только приблизившись к оказавшемуся больным голубю... Безусловная проблема, и не только нашей страны, но и мира в целом...
А вон ещё одна красавица движется в мою сторону. Кажется, знакомая девочка, Таня, — из соседнего подъезда. А сзади любящая бабушка, — как всегда, опекает. Малышке, всего-то годика три с половиной будет, может чуть больше; как же не опекать такую! Чем-то недовольна, сегодня что-то высказывает бабушке с негодованием... Проходят рядом со мной...
— Что случилось, красавица? — спрашиваю.
Девочка сразу затормозила. Смотрит на меня неприветливо, исподлобья.
— Обидел кто? — продолжаю я. Послышалось:
— Отстань от меня!
Это было несколько неожиданно. Последние наши встречи были куда более приветливыми.
— Ну, не сердись, красавица, ты обычно такая весёлая ходишь!
— Отстань от меня, говорю! — еще более настойчиво потребовала юная красавица, отвернувшись в противоположную сторону.
Я попробовал завоевать ее доверие разговорами об ее одежде — всегда действует, и девчата начинают хвастаться своими туфельками, шапочками, вышивками и прочей красотой девичьих нарядов.
— Слушай! А кто тебе подарил такой чудесный комбинезончик, — яркий, с такими цветочками!.. А шапочка какая с бубенчиком! И сапожки до блеска начищены!..
— Ничего не покажу! — прозвучало в ответ, — Совсем надоел мне своими вопросами.
— Да я только смотрю, что ты ещё красивее стала в этой одежде. И сразу хотел тебе это сказать.
— Отстань! Я не в настроении! Не видишь, что ли?!
— Вижу, и не узнаю тебя. Ты сегодня такая суровая, но всё равно красивая. Совсем как Снежная королева... А настроение надо менять на хорошее. Вот тебе бабушка что-то приготовила...
Бабушка как раз доставала из сумки что-то похожее на шоколадку.
— И ты, бабка, отстань. Уж совсем надоела!
— Пойдём, внучка, домой. Там тебя твое любимое пирожное дожидается.
— И самокат, — добавляю я, — на котором ты так здорово катаешься!.. — действительно, эта девочка была одной из самых шустрых в своей девчоночьей компании и обгоняла всех, в том числе и велосипедистов.
— Не дам тебе самокат ... И не гляди на меня больше. Дома сиди! А то костыли свои скоро поломаешь!?? — Это явно было заимствовано у взрослых. Видимо, обсуждают на лавочке мои перемещения.
Ну, что ж, я пожелал им хорошего отдыха, а сам направился "сидеть дома". Улица не дала мне сегодня положительных эмоций. Их я обычно получаю вдали от уличного шума: на огороде или в лесу. Лес последнее время становится почти недосягаем. Остаётся надежда на огород и хорошую, солнечную погоду...
ЕГОРКА
Два дня назад моему соседу Егорке исполнилось два года. Удивительно спокойный, «деятельный» малыш! Правда, ещё не говорит. Но по всему чувствуется, что заговорит сразу и очень скоро. Живёт напротив меня. При встрече в подъезде сразу направляется ко мне в квартиру и прямо к столу, который он приспособил под свою художественную мастерскую. Творческий процесс за моим столом пришёлся ему явно по вкусу, и он всякий раз, полный юного вдохновения, творил здесь свои художественные шедевры, не обращая никакого внимания на призывы родителей к смене вида деятельности.
Однажды он минут десять рисовал на моей записной книжке некие каракули (по моему мнению), но явно что-то значимое в его понимании. Не возражал, когда я попросил оставить творение мне «на память». Я похвалил его за сноровку. Малыш, действительно самостоятельно разобрался тогда с шариковой ручкой, умело сняв с неё довольно туго снимавшийся колпачок и использовав её по назначению.
В другой раз юное дарование сходу принялось разрисовывать мою скатерть, меняя её прежний цветовой орнамент на замысловатые синие завитушки. Предоставленный художнику белый лист показался ему маловатым. Но малыш всё же согласился с моими аргументами, что скатерть имеет иное предназначение, и перенёс орнамент с неё на «ватман». Творческий процесс в тот раз затянулся надолго, и творец никак не реагировал на призывы бабушки вернуться домой и продолжать там свои художественные изыскания. Пришедший на помощь папа просто взял его и посадил на свои крепкие, высокие плечи. Здесь со стороны малыша никаких возражений уже не было, и это двухъярусное архитектурное сооружение решительно двинулось к выходу. Однако оно явно не рассчитало габаритов моей маленькой комнатушки и чуть не разбило люстру, висевшую над столом. Быстро сориентировавшись в особенностях моих апартаментов, папа с сыном уже без происшествий преодолели наиболее трудную часть пути в виде узкого коридора с антресолями и также наружную дверь, нырнув в неё в полусогнутом состоянии, и полностью распрямились только в коридоре перед своей дверью…
Через несколько месяцев я вновь случайно встретился с Егоркой, самостоятельно взбиравшемся по ступенькам на наш второй этаж. Узрев меня, он сразу устремился в открытую дверь и прямым ходом направился в комнату, к моему рабочему столу, явно надеясь продолжить художественное творчество. Первое, что бросилось ему в глаза на столе, были два яблока, только что вынутые мною из сумки. Он моментально ухватил одно из них, безусловно, хорошо зная их предназначение, и сделал попытку отхватить зубами солидный кусочек. Яблоки были ещё не мытыми, и я предупредил малыша об этом, пытаясь отобрать у него «плод запретного искушения». Тот лукаво взглянул на меня – «Обманывай, мол, больше!» Но всё же отпустил яблоко, но тут же ухватил второе и моментально вонзил в него остренькие зубки. На счастье, в этот момент возвратилась бабушка, решительно вмешавшаяся в дегустационный процесс, несмотря на яростное, хотя и молчаливое, сопротивление младенца. Но я уже успел вымыть первое и положил его на стол вместе с чистым листом бумаги и шариковой ручкой – в дар моему юному гостю. Душа художника не выдержала, и он, забыв про яблоко, в течение энного количества времени выводил на листе витиеватые узоры, что-то приговаривая при этом на непонятном мне диалекте. Использование бабушки в качестве переводчицы не смогло пролить свет на замыслы автора, и произведение искусства было оставлено мне для последующей дешифровки.
Несколько моих последних встреч с Егоркой в подъезде завершились мощным рёвом страдальца, поскольку он был вовремя выловлен родителями у дверей моей квартиры и не был допущен до так полюбившейся ему художественной мастерской на моём столе. Сейчас, по прошествии шести месяцев с момента нашего первого творческого свидания, Егорка, думаю, ещё более преуспел в художественном творчестве и во время следующей нашей встречи оставит мне на память свои новые шедевры, уже с полным объяснением их глубокого внутреннего содержания.
НЕТ ТАКОГО ПИСАТЕЛЯ!
Не знаю, как выдерживают «телефонную канонаду» настоящие писатели – им от поклонников их творчества, наверное, отбоя нет! Ко мне, как ни странно, тоже порой звонят, по поводу моих книжек. Отзывы о них далеко не однозначны, но всё же чаще положительные.
На днях звонит незнакомая «бабуся»:
– Виталий Всеволодович?
– Да, я, – отвечаю.
– А я на днях прочитала три ваших книжки – очень понравились. Вот и звоню вам об этом.
Приятно услышать такое мнение от незнакомого читателя. Хочется более детального разговора.
– А какие книги Вы прочитали, и где Вы их взяли?
– Внучка принесла из детско-юношеской библиотеки. О природе книги и о животных… Всё так знакомо!.. И Ломы, и болото, и грибы с ягодами.
– Вы и Ломовское болото знаете?
– Ещё как знаю! Сколько лет туда каждый сезон ездили. И за Горшково, и за сторожку за черникой ходили. Узнаю всё, о чём Вы пишете. Так точно, красочно. Не отрываясь читала.
– И внучка читает?
– И она тоже. И тоже нравится.
– Так Вы знакомым вашим рекомендуйте. Тем, кто эти места знает. Может ещё раз по ним пройдутся.
– А я ещё и тех собак у сторожки помню. Меня тоже облаивали… Да давно уже не хожу в лес-то. С 1996 года, когда ноги болеть стали. Поэтому вспоминать о них через ваши книги ещё интереснее… А купить книги можно?
– Да я их выпускаю всего по 100, по 200 экземпляров. На свою пенсию. Только на библиотеки и на школы хватает. Некоторые, правда, в «Ивкниге» и в «Ониксе» есть.
– А с читателями Вы встречаетесь?
– Иногда. В библиотеках, в музеях, чаще всего в школах. В музеях и концерты для взрослых устраиваем.
– Концерты? А как на них попасть? И сколько стоят?
– Всё бесплатно. Только в музеях за вход берут. Давайте Ваш телефон – приглашу на следующий. А как Вы мой-то телефон узнали? В книгах ведь его нет.
– Да не сразу нашла. Но очень хотелось поговорить. В писательскую организацию звонить стала. Говорят – «Нет такого писателя». – Ну, как же нет. Вот его книги у меня. В библиотеке взяли…
– Не знаем, не знаем, – отвечают. – У нас не числится… А писать сейчас каждый может. Что хотят, то и пишут… Больше ерунду всякую. Только это не настоящая литература. Лишь вкусы читателей портят… Но я потом ещё несколько раз туда позвонила. Вчера всё-таки дали Ваш телефон… Дала другая женщина. Вот и звоню сразу, чтобы поблагодарить и узнать о других Ваших книжках. Они так легко читаются…
Я поблагодарил читательницу за звонок. Порекомендовал ей ещё несколько своих книжек, в том числе и для её внучки. Внучка училась в школе, в которой мы ещё не выступали с нашими литературно-музыкальными программами. Так что в их библиотеке моих книг не было. Порекомендовал и свой сайт в интернете. Там много литературы выставлено. И был, конечно, рад ещё одному знакомству с положительным результатом… Более десяти тысяч читателей в интернете – это уже кое-что значит… А сколько ребят читают в школах?.. Хотелось бы всё же, чтобы читателей было намного больше.
БОЛЬШЕ НЕ НАДО!
Чего только мы не несём из леса! Грибы, ягоды, травы, коренья, цветы, орехи... А я вот два года подряд приносил домой... яблоки! И это не где-нибудь на Украине, а у нас, под самым Ивановом! До этого я несколько раз встречал в лесу дикие яблони: то цветущие (в мае), то с зелёными плодами (в июне), то уже без плодов (ближе к осени). Но это были одиночные, случайные деревья, растущие в основном на полях, или на опушке леса. Тогда же, кажется, это было в 2001-м году, я обнаружил в лесу целый фруктовый сад: яблони, сливы, терновник, шиповник, рябина. Располагался «сад» недалеко от города, километрах в двух от трассы «Москва-Иваново», справа от дороги, сворачивающей на Ломы. Обнаружил, когда ходил в эти края за малиной, обильно плодоносящей в этих местах на нескольких, параллельно идущих вырубках.
Конечно, меня заинтересовала возможность собрать по осени урожай ещё и фруктов. Однако в тот год с яблоками я опоздал, собирая бруснику и клюкву, а также оставшийся гонобобель на Ломовском болоте и в дальних вырубках за Пежей. Когда наконец пришёл к яблоневому саду, нашёл на деревьях всего несколько яблок и массу гниющих плодов под ними. Яблоки были нескольких сортов. На вкус кисло-сладкие, и все очень сочные, особенно белые, – видимо «Белый налив».
Этой неудачей в тот год я был не сильно разочарован, поскольку год выдался урожайным на яблоки, и меня щедро одарили ими соседи по огороду. Надеялся собрать урожай с этого «лесного оазиса» на следующий год. Однако последующие два года плодов на деревьях не было. Да и малинник к этому времени здесь поиссяк. Так что я ходил в эти края лишь на разведку.
На всякий случай съездил сюда по весне и в 2004-м году и был обрадован видом цветущих деревьев и кустарников. Ещё не видя всей этой красоты, за сотню метров почувствовал нежный, сладкий аромат яблонева цвета, хорошо знакомый мне с детства, и понял, что в этом году урожай будет обильным.
Чтобы не прозевать урожай, приехал в «сад» пораньше, в начале августа, и был несказанно обрадован открывшейся передо мной красотой. Высокие, развесистые деревья были усыпаны яблоками: красными, розовыми в полоску и белыми (довольно крупными). Со всех сторон высвечивали – красные кисти рябины. Желтели обильно увешанные ягодами кусты шиповника. На сливовых деревьях синели остатки слив. Большая же часть их, видимо, была уже собрана знатоками этих краёв. Яблоки были ещё кислые и терпкие, не пригодные даже для кулинарной обработки. Сливы же, наоборот, были мягкими, давно созревшими, и очень вкусными. Пришлось на этот раз ограничиться сбором оставшегося сливового урожая с этих деревьев.
В следующий раз пришёл сюда лишь в начале сентября, захватив свою походную сумку («лесную, стратегическую») и с десяток пакетов – на всякий случай. Значительная часть яблок уже лежала на земле, но и на деревьях оставалось ещё немало. Видимо, в этом году лесные плоды никто из соседних деревень не собирал, довольствуясь куда более привлекательными садовыми деликатесами. Да и не каждый захочет нести их на себе через поле несколько километров.
Конечно, я сожалел, что не имел в те годы фотоаппарата, чтобы запечатлеть всю эту лесную яблочную красоту: многие сотни плодов, висящие на деревьях, и сплошной яблочный ковёр на траве, под ними. Захватив пакеты, я стал ползать под деревьями, вначале собирая самые крупные и неповреждённые падением яблоки. Переползая из-под одной яблони к другой, быстро наполнил пять или шесть пакетов. На вес каждый получился килограммов на шесть-семь. Да, такую тяжесть даже в стратегической сумке не унесёшь. А надо было бы собрать лучшее ещё и с деревьев.
Пришлось спрятать половину пакетов. Оставшиеся наполнил висящими на деревьях плодами. Но их тоже пришлось стряхивать, подставляя свою спину и голову под этот непостижимый яблоневый «фруктопад».
Сколько же их здесь уродилось! Несколько центнеров на каждом дереве – это точно! Были бы чуть повкуснее, цены бы им не было. Выращенные в лесу, вдали от дорог, у невозделанного поля – экологически чистый продукт! Да и биологические качества в них куда более высокие, чем в садовых. Явно больше витаминов, органических кислот, микроэлементов. Всё, что нужно нам в век витаминного дефицита и подмены всего естественного искусственным.
Все аптечные комплексы витаминов, солей, микроэлементов – разве это то, что нужно человеку?! Нужно только для экстренного пополнения утерянных организмом запасов, на какое-то непродолжительное время. А так, разве они, искусственные, смогут заменить естественные, сбалансированные самой природой комплексы биологически активных веществ, потребляемые нами с пищей, с естественными продуктами, взятыми прямо у природы. Никакой искусственный комплекс не в силах заменить естественный, как по сочетанию огромного количества жизненно необходимых элементов, так и по их количественному составу. Предлагаемые нам препараты, пищевые добавки, в концентрациях «форте» и «фортиссимо» при длительном употреблении принесут только вред, нарушая внутреннюю гармонию сложнейшей регуляторной деятельности в целостном организме.
Я давно задумывался над всеми этими проблемами. Поэтому с огромным удовольствием выращиваю на своём огороде естественную продукцию и стараюсь принести из леса максимум возможных дикоросов (грибов, ягод, трав, кореньев целебных растений), которые продлевают мой летний контакт с природой на долгие зимние месяцы. Поэтому и в тот раз я старался собрать максимум и в несколько заходов перенести всё в свою городскую обитель.
До остановки 112-го автобуса у поворота на Ломы отсюда было километра два с половиной, максимум три. Однако половину пути идти приходилось по лесному бездорожью и исковерканному тяжёлым транспортом бывшему колхозному полю, заросшему высокой травой. Я нагрузился до максимума – сколько вошло в сумку, и на двух палках поковылял к остановке, полностью удовлетворённый результатами сегодняшнего похода.
Было часа четыре вечера, и на остановке собрались с десяток бабусь, любительниц леса, собиравших в этих краях последние осенние опята. Грибов в лесу было уже немного, и в корзинках у сборщиков из-под еловых веток и букетов осенних цветов виднелись крупные шляпки переросших опят вместе с незначительным количеством болотных подберёзовиков, чёрных губ и фитюх, которыми не брезгуют местные любители грибной охоты.
Увидев меня, еле плетущегося и согнувшегося под тяжестью своей поклажи, все, конечно, заинтересовались:
— Вона мужик сколько набрал – аж донести не может! Чего собрал-то, опята небось?
– Да где-же собрать столько-то? Они переросшие да плесневелые. Наверное, для соленья набрал, – где-где попадаются.
– Да нет, всё равно столько не наберёшь, из деревни, наверное, что-то прёт, весь аж взмок от натуги!
– Да нет, не из деревни, – успеваю я ответить на последний вопрос. – Тоже в лесу промышлял...
– Покажи, чего набрал-то?
– Яблок набрал, лесных только. В лесу целый сад процветает.
Мой ответ заинтересовал грибников.
– Ни разу в лесу яблоки не видала. Где ж это ты их обнаружил?
– Недалеко отсюда – километра три от дороги.
– Я бы тоже набрала. Скажи, где.
– Вот так по краю леса и идите. А там уже в лес сворачивать надо. Тут надо знать ориентиры. Так не расскажешь.
– Да ты и яблок, небось, не оставил – всё собрал!
– Нет, их там висит и лежит больше тонны. На всех хватит. Только поискать в лесу это место придётся. И я сам его порой не сразу нахожу.
– Хорошие хоть яблоки-то? Ну-ка, покажи!
Открываю сумку, показываю пару пакетов с крупными белыми плодами.
– Ишь ты, сколько! Дай попробовать.
Стоявшие выбрали себе по самому крупному яблоку, одна старушка взяла побольше – внучке, говорит, отнесу, пусть удивится… Попробовали, восхитились аромату и сочности. Но кислые гримасы, возникшие вскоре на их физиономиях, свидетельствовали о некоторых других особенностях вкусовых качеств местных лесных фруктов. И лишь одна из них решилась выразить словами своё восхищение: «Больше не надо!»
Не знаю, насколько согласны с этим были другие, но я за несколько дней перетаскал домой большую часть лесного урожая, а потом долгое время возился с яблоками, превратив их под конец в удивительно вкусный и не менее полезный экологически чистый продукт, который радовал меня вплоть до следующего урожая.
СЕРДИТАЯ БАБУСЯ
21.09.17 г. Сегодня в четвертый раз в этом году добрался до леса. Природа, лес для меня – половина жизни. Счастье общения с ней дает новые силы, открывает скрытые резервы, возвращает надежду. Удивительно, как это я, с трудом передвигающийся по комнате, еле доползающий (на двух палках) до садового участка (под названием «огород»), способен преодолевать целые километры по лесным завалам и моховым болотам! И ведь могу же! Со скрипом, с многочисленными остановками, на двух палках, с сумкой за спиной («лесной, стратегической»!). И еще способен собирать грибы и ягоды – правда, ползком, на коленках, преодолевая постоянную боль в спине и ногах, резкую ограниченность движений, боязнь полного «заклинивания» позвоночника и т.д. И все равно это счастье!
Итак, я в лесу. Решил сходить на болото в надежде найти там хоть какие-нибудь ягоды, а может, и грибы. Пошел ближайшей дорогой, частично расчищенной от сплошных завалов. Шел с остановками около часа (нормальные люди за двадцать минут доходят). Посидел на качающемся бревне и углубился в густой кустарник, окаймлявший северо-западную часть заболоченной территории.
Болото не меняется. Те же кочки, те же упавшие стволы сосен. Может, и ягоды есть: клюква, брусника. В былые годы они были рассыпаны по всем кочкам в этих местах. Внимательно всматриваюсь в желто-зеленый ландшафт, но ягод не вижу. Возможно, есть дальше, на брусничной сече, откуда я носил ее бидонами?
Сеча рядом. До нее метров двести. Ее хорошо видно – вдающуюся клином в болотное пространство. Медленно иду между моховыми кочками, утопая во мху, а местами продираясь сквозь высокую густую траву. Нелегкое это дело – ходить «на костылях» по болоту… Осталось совсем немного – «еще одно, последнее усилие». Вдруг вижу, из-за куста бабуся выходит, маленькая, худенькая, немного сгорбленная, – видимо что-то собирает. И как я ее раньше не заметил?
– Ты куды на своих ходулях мчишься? Грибы что ли собираешь, опята?
– Да какие же на болоте опята? Хочу ягод посмотреть.
– Нету тут ягод.
– Раньше клюква бывала, и брусника тоже. Вон кричат где-то. Значит, тоже ищут (Впереди, в глубине болота, слышалось отдельное «ауканье»).
– Вот и мчись туда, а тут не маячь! Все кочки перемял своими палками.
– Без них не получается, иначе ползком придется.
– Вот и ползи отселе, коли ходить не можешь. Нече на болото соваться.
– Придется выбираться… А Вы-то что набрали?
– Чего надо, то и набрала – любопытный больно!.. Иди, иди, чего пялишься. Да бросай свои палки – нечего придуряться-то. Был бы хромой, не дошел бы досюда!..
Оно и правда. Не всякий инвалид рискнет по болоту топать. Для этого его (болото) сильно любить надо. С его мхами, кочками, дурманом, низкорослыми березами и соснами, болотными хлябями, комарами да мухами, ужами и гадюками и всякой иной живностью. Грибы и ягоды – это лишь красочное дополнение ко всему болотному разнообразию – его флоры и фауны. Видимо, моя любовь ко всему этому пересиливает страдания. Вот и мечтаешь о новых встречах.
Выбрался я, наконец, на более высокое место, на котором в прошлые годы росла брусника, и был разочарован ее отсутствием. После нашествия сюда многочисленных сборщиков во мху остались лишь одиночные опавшие ягоды.
Одни разочарования: ни грибов, ни ягод. Да еще эта сердитая бабуся… С такими в лесу редко встречаешься. Все больше сочувствующие попадаются, сострадающие. Помочь хотят, показать, где лучшие ягоды собрать можно. А то и восхититься твоей настойчивостью и любовью к лесу. После таких встреч преодолевать легче становится, Надежда и Вера появляются, силы невесть откуда берутся… Но ведь попадаются, как сегодня, и иные, даже в лесу! Откуда они? Вроде, все в одинаковых условиях живем, в одинаковые школы ходим, среди одинаковых людей находимся. Видимо, генетика во всем виновата. Хоть на нее теперь можно свалить необъяснимое. И как не вспомнить кота Леопольда: «Люди, давайте жить дружно!» Так-то будет куда спокойнее. Иначе и лес тебе успокоения дать не сможет, … хотя и здорово помогает.
А в тот раз я все-таки не пустым домой вернулся – «осеннюю» чернику нашел. Почти полбидона собрал. И восстановил душевное равновесие.
ХИТРЕНЬКИЙ ВОРОБЬИШКА
Сегодня я немного задержался с кормлением моих пичужек. Проснулся, на улице ещё утренний полумрак, смотрю, а синички уже вокруг пустой кормушки крутятся – как это я забыл про них, не наполнил кормушку с вечера! Быстро встал, насыпал в кормушку семечек. Синички сразу карусель вокруг неё завели. Прилетают, садятся на край коробочки, захватывают в клювик семечку и улетают в безопасное место куда-нибудь в кусты, или на дерево.
Неожиданно прилетел воробей. Уселся на край кормушки и стал деловито поклёвывать. Синички вьются со всех сторон, налетают на воробья, садятся на противоположный край кормушки, рядом с ним, быстро выхватывают семечки, а серокрылому хоть бы хны! – никого не боится. Однако вскоре бесконечная возня ему надоела. Он залез в кормушку, закрыл своим пушистым тельцем все семечки, выставил из одного окошечка хвост, а у другого стал деловито поклёвывать самые крупные, выбрасывая мелкие на балкон.
Синички летают, летают вокруг, а сесть к хитрому боятся – вон какой у него широкий клюв – ещё и клюнуть может! Да и семечек из-под воробья не видно. Летают вокруг, пищат, возмущаются!
Мне стало жалко синичек – ведь я для них в первую очередь устраиваю кормушки. Воробьям-то попроще. Они и хлебом, и пшеном лакомиться могут, которым сердобольные бабуси неподалёку голубей подкармливают. Я подошёл к окну и погрозил воробьишке пальчиком – хватит, мол, жадничать, небось, объелся уже?!" Тот в начале выставил из отверстия клюв, чтобы меня напугать, но, увидев, что я такой большой, испугался сам и срочно улетел к своей воробьиной стае. Скоро, наверное, и других воробьёв ко мне на подкорм приведёт, и научит их, как удобнее всего клевать в кормушке семечки.
А стая синичек снова карусель на балконе устроила. Обрадовались, что никто больше им не мешает. Летают одна за другой, а то и сразу по нескольку пичужек, хватают семечки и улетают с ними на соседние деревья, где можно спокойно позавтракать.
ПОДРУЖКА
Она появилась у меня в саду – я даже записал – 19.05.2014, когда я копал одну из последних грядок. Маленькая, щупленькая, бело-серого цвета, она походила скорее на птенчика, чем на взрослую птичку. Постоянно помахивая вверх-вниз длинным хвостиком, она неторопливо прошлась между моих ног, когда я стоял, опершись на лопату, и наблюдал за ней. Затем несколько раз прошла под моими руками, когда я, стоя на коленях, полол грядку. Совершенно не опасаясь меня и не глядя в мою сторону, она то ускорялась, то останавливалась, ловя летающих или находящихся на земле мошек, подходила затем ко мне, показывая свою добычу и явно ожидая от меня похвалы. О чём-то тихо-тихо щебетала, пытаясь довести до меня некую, очень ценную для неё информацию. Я, конечно, хвалил её и даже предлагал угощение в виде пауков и червяков, которые временами появлялись из-под моей лопаты. Пичужка отказывалась от моих угощений, предпочитая только ей известные деликатесы.
Она пробыла на огороде довольно долго, переходила с грядки на грядку, от куста к кусту, а когда я садился отдыхать, периодически подходила ко мне, каждый раз принося в миниатюрном клювике то мушку, то комара, то какую-то травяную козявку. Птичка явно хотела со мной подружиться, но не знала, как завоевать моё расположение.
От мушек и комаров я отказывался. Тогда что ещё ему нужно?! И она просто встала на комок земли и начала демонстрировать мне свою красоту. То расправит одно крылышко, то другое; то повернётся ко мне боком, то начнёт щебетать, показывая мне свои вокальные возможности. Потом вспорхнула на ведро с водой, и я даже испугался, думая, что она может упасть в воду, если захочет из него напиться. Но она ловко схватила на лету мушку и вновь направилась на грядки за очередной порцией съестного.
Вечером она простилась со мной, улетела и уже больше не возвращалась. А через несколько дней я увидел её (а может быть, совсем другую пичужку) на троллейбусной остановке у огородов. Она также бесстрашно прогуливалась между ногами уставших от работы огородников и садоводов, вызывая всеобщее умиление. Те даже пытались её отогнать, чтобы не наступить случайно, но пичуга вновь и вновь возвращалась к людям по какой-то неясной причине и без каких-либо выражений своих желаний. Меня она в толпе не признала; а может, это действительно была другая пичуга?
Подошёл троллейбус. Все устремились занимать места и сразу забыли о пичужке, продолжив обсуждение насущных огородных проблем. А я всё думал о тайной причине её столь сильного желания пообщаться с нашим человеческим миром. Так и не поняв этого, я просто решил рассказать об этом эпизоде моим читателям. Может, им будет интересно узнать о странном поведении и тайных помыслах наших братьев меньших.
НЕМНОГО О СНЕГИРЯХ
Рассердилась!
Парочка снегирей в очередной раз сидит на своей кормушке – на широкой доске, которую я специально для них выставляю на балконе. Сидит и лущит семечки. Серенькая дамочка сегодня не гоняет своего красногрудого кавалера, что у них случается довольно часто. Но гоняет других, маленьких птичек, прежде всего синичек. Одна настойчивая синичка попалась. Перелетает с места на место, но не улетает с балкона и всё норовит семечку ухватить из-под носа (клюва) снегирихи. Снегириха гонялась, гонялась за ней – минут пять. И так рассердилась, что, прогнав наконец настойчивую, принялась за своим кавалером гоняться. Тот сразу на дерево улетел, – видимо, хорошо знал повадки своей спутницы.
Концерт Шопена!
21.03.14 г. 17-00. По культуре Евгений Кисин играет концерт Шопена. Гениальная музыка в великолепном исполнении. Она завораживает, не даёт оторваться от экрана. Сижу и наслаждаюсь, слушая божественную музыку. Минут через пятнадцать на птичьей кормушке на балконе, перед окном неожиданно появились несколько крупных пичужек. Смотрю, – а это снегири!? Их не было у меня целых два года! Случайно? Конечно да! Но, – именно в этот день, именно в этот час, после пятнадцати минут исполнения Гениальной музыки!.. Сидят на кормушечной доске рядом друг с другом, лущат семечки и будто прислушиваются к чарующим звукам. И даже не гоняют снующих вокруг них синичек и воробьёв, что всегда раньше случалось при подобном соседстве. ... Вот и не верь в чудеса! А я так ждал их каждую предыдущую зиму. Мечтал заснять их через новые окна, более светлые и чистые.
На следующий день снегирей на кормушке не было. Попробовал сам поиграть на пианино. Но ни концерт, ни скерцо, ни ноктюрны Шопена в моём исполнении ожидаемого эффекта не дали. На кормушку прилетели только одни воробьи да вороны. Да из соседней квартиры постучала соседка с просьбой «прекратить брянчеть на своём инструменте». И я ещё раз пожалел, что не обладаю такими вдохновляющими возможностями и что мало занимался в детстве музыкой, которая бы так пригодилось мне в старости.
Майские снегири!
В каком году это было? Две парочки снегирей прилетели ко мне на балкон в апреле. И так им у меня понравилось, что задержались здесь почти до середины мая. И это несмотря на апрельскую и майскую жару!.. Прилетали каждый день. Лакомились семечками, отдыхали, о чём-то пересвистывались, гоняли с кормушки других пичужек. На ночь улетали куда-то в места ночного отдыха, а на утро возвращались вновь.
Прилетали они не все сразу, а по очереди. Вначале обычно появлялась одна самочка. Прилетит, поклюёт несколько минут семечки и улетает. Минут через десять прилетают уже все остальные – видимо, по приглашению своей «разведчицы». Сидят, «лузгают» семечки. Накушавшись, улетают на соседние берёзы. Сидят на ветках, сверкая на солнце ярко-красными пятнами. Снова возвращаются на балкон. Периодически улетают куда-то. Опять возвращаются. И так целый день. С воробьями, синичками, голубями ведут постоянное соперничество, оберегая свою территорию от их постоянного нашествия.
ЕСТЬ ИЛИ НЕ ЕСТЬ?
Что-то странное творится в последнее время с моими синичками, которых я постоянно подкармливаю на балконе. Кормлю их семечками, салом, сыром. Иногда даю сливочное масло. – Естественно, в количествах, не отражающихся на моём бюджете. Лет пять-десять назад пичуги лопали всё с огромным удовольствием. А сейчас почему-то перестали клевать сливочное масло (да и сыр, вроде, стороной облетать стали). Для себя я обычно покупаю масло по цене 30-40 руб. за пачку (сладко-сливочное). Купил (для птичек) по 60 руб. Сам особой разницы во вкусе не заметил. Синички же вначале притронулись к нему, но вскоре клевать перестали. Так не за 120 же рублей покупать! Это уже и самому-то не по карману будет!
Вспомнил, как летом на садовом участке угощал соседскую кошечку Муську и собаку Чипа. Муська с огромным удовольствием лопала кошачью еду, но категорически отказалась от творога и сметаны! А Чип с опаской относился к мясным котлетам и колбасе, которыми я порой разнообразил собственную диету.
Тут уж пришлось серьезно задуматься – чем же нас кормят наши производители? Что же такого, несъедобного, добавляют для нашего вдохновения, или каких иных целей во все отпускаемые нам, потребителям, продукты? Стал прислушиваться к телевизионным программам. Там порой много на эту тему вещают... Слушаю, – как раз о колбасе речь идет, – о "докторской" – лечебной, то есть. И не кто иной, а сам Вадим Заводченков выступает на эту тему (чем уже колбаса с погодой связана?). Доходчиво объясняет, почему в колбасу так много антибиотиков, кукурузы всякой и иных ингредиентов попадает. Правда, заверяет, что туалетной бумаги в ней ни грамма не обнаружено! Это современная наука уж точно установила... И ещё объяснил, как эти "колбасные" антибиотики на наше здоровье действуют – только в отрицательном плане. В частности, как я понял, до 30% увеличивают "прирост массы тела". Уж не поэтому ли у многих молодых людей животы и подбородки выросли (по-моему, даже больше, чем на 30%!)... И неужели, наши меньшие братья (бегающие, летающие) обо всём этом лучше нас "Разумных" – (Homo sapiens) знают?! И нас предупреждают об этом... А кушать-то хочется! – Особенно, когда на прилавки насмотришься, с сырами да колбасами!
Так, «Есть или не есть», – вот, в чём вопрос!? Верить, или не верить, что всё в продуктах полезно и питательно, и нисколько не вредно для нашего, человеческого организма – взрослого, юношеского и, особенно, детского, за здоровье которого мы все в особом ответе?..
ПОТЕРИ ИЛИ ПРИОБРЕТЕНИЯ?
Когда на старости лет начинаешь осмысливать свою жизнь и смотреть на переходные этапы жизненного пути, то понимаешь, как много могло бы измениться в ней, будь ты энергичнее, смелее, решительные, если бы ставил во главу угла служебную и научную карьеру. Оглядываясь назад, вижу возможные потери, но всё же убеждаюсь, что многое сделал правильно, хотя и прошел несколько раз мимо заманчивых предложений.
Первое, и наиболее правильное, решение я принял в ноябре 1962 года, будучи на КУМСах по невропатологии в Главном госпитале флота. Когда отказался от должности клинициста-невропатолога, обещанной начальником неврологического отделения полковником медицинской службы Левиным Львом Исааковичем (через какое-то время), и принял предложение перейти в санэпидотряд ТОФ на должность физиолога в санитарно-гигиеническую лабораторию (но уже немедленно!). Этим я сразу вырвался из тисков 613 ВСО, о чём мечтал два предыдущих беспросветных года. Жизнь показала, что именно эта, физиолого-гигиеническая работа была наиболее приемлема мне по духу, а также по моим, из года в год сокращавшимся, физическим возможностям в связи с серьезными проблемами со стороны позвоночника. И здесь, в ОСПО, мне полностью удалось проявить себя в течение пяти лет служебной и творческой, научной деятельности.
Второй, весьма важный переходный момент – осень 1965 года. После моего доклада по обитаемости надводных кораблей на сборах при Начальнике медицинской службы ВМФ в Ленинграде мне предложили перейти в Управление Обитаемости Института кораблестроения (на Рузовке). Видимо, этому способствовали и материалы моего отчета с нашего Тихоокеанского флота по обитаемости НК и работоспособности корабельных специалистов.
Это было страшно заманчивое предложение! Через два года работы в санэпидотряде ТОФ, имея за плечами уже трехмесячное прикомандирование к кафедре И.А. Сапова (1963 г.), а затем пятимесячные курсы усовершенствования по военно-морской и радиационной гигиене (1965 г.).
Огромные возможности организации и проведения работы на флотах, жизнь в любимом Ленинграде, работа на кафедрах и в библиотеках академии. Постоянное общение с однокашниками, которые друг за другом вырывались с флотов для работы над диссертациями.
Предложение мне было сделано в перерыве между докладами участников сборов незнакомым полковником. Ошарашенный, я сходу дал свое согласие, сожалея о том, что так быстро придётся уйти из отряда, и опасаясь, что меня, только что подготовленного, не отпустят с флота. Полковник меня уверил, что это не проблема.
– Все борются за лучшие кадры. И здесь, у нас, вы сделаете полезного для ВМФ куда больше, чем в ОСПО на ТОФ. Не в этом главная проблема – проблема в жилплощади. У вас она есть?
– Нет.
– Значит, придется какое-то время снимать квартиру. Может, даже за городом. Так сейчас делают многие. В любом случае, завтра в 10.00 вас ждёт на прием начальник Управления – генерал ... Обдумайте хорошенько всё и доложите ваше решение. Имейте в виду, что подобные предложения бывает очень редко. Считайте, что это исключение из правил, и вам здорово повезло.
Пришлось снова глубоко задуматься. В Ленинграде жили и знакомые, и родственники. Возможно, меня одного и прописал бы кто-нибудь из них, временно. Но у меня семья из четырех человек. Прописать семью – большая проблема. Да к этому времени я уже был измучен обострениями моего дискогенного радикулита. Смогу ли я полноценно работать?! А если нет, что будет дальше? Во Владивостоке я на месте. Все мне помогают. Семье помогают добрые знакомые. Я справляюсь с работой. Проблем больших нет.
На приеме у генерала разговор был довольно короткий. Он выразил сожаление в связи с моим положением и отказом.
– Надо уметь терпеть и бороться за свое научное будущее. Но мы будем ждать от вас новых материалов. Они помогают нам в борьбе за здоровье и боеспособность личного состава. Во имя этого мы и существуем. Держите с нами связь. Будем ждать вашей защиты. Ваш отчет – это уже законченная кандидатская диссертация. Успехов.
В последующем мы с женой много размышляли над сложившейся ситуацией. Может, стоило бы рискнуть? Выдержал ли бы я физически (да и психически) возможные рабочие перегрузки? Получил бы что-нибудь в плане своей науки? Каково было бы семье годы жизни где-то на задворках? А потеря моих друзей во Владивостоке! – верных советников и помощников!
Теперь-то я могу точно сказать, что никто бы мне не помог в Ленинграде с моим заболеванием. Я бы всё время срывался в этом влажном, неблагоприятном для меня климате. На этом фоне была бы неосуществима реализация и научной программы. Здесь наука была несравненно сложнее, чем в Приморье. Тут приходилось выбивать себе командировки в автономные походы. Во Владивостоке всё было рядом. Любой научный материал сам просился тебе в руки – только работай. Так оно потом и было. Собранного материала по обитаемости, адаптации, климато-физиологии, работоспособности, адаптогенам и др. хватило на десятки статей, для многочисленных докладов на Всесоюзных конференциях и симпозиумах, на монографии по тропикам и элеутерококку и др. И моя беда, что не хватило сил для окончательного завершения всех научных исследований.
Дальше всё шло у меня по самому минимуму. Никаких предложений по службе не было и быть не могло. Я по два-три раза в году лежал в госпитале, особенно после похода в тропики, и с трудом выдавал научные материалы в виде отчетов в вышестоящие инстанции. Как-то умудрялся организовывать работу по изучению здоровья и работоспособности корабельных специалистов в походах, что постоянно давало всё новые научные материалы. И последующие этапы моей службы (Отдел мед. службы ТОФ и военно-морская кафедра ВГМИ) были, скорее, вынужденной необходимостью для завершения служебной деятельности (1980 год).
А дальше (с 1981 года) совершенно неожиданный взлёт творческой и рабочей активности с формированием группы физиологии труда в системе гражданского здравоохранения и развертыванием масштабной работы (в системе целого города – Владивостока) по оценке здоровья и профилактике заболеваний в трудовых коллективах города. Весьма значительные положительные результаты. Научные публикации, доклады. И именно в этот момент (1984 год) – совершенно неожиданное предложение от академика Матюхина Владимира Александровича, директора института физиологии АМН СССР, перейти к нему и возглавить физиологическое направление исследований.
К этому времени я умудрился защитить кандидатскую диссертацию (закрытая тема по тропикам и обитаемости кораблей), собрал большой материал по климато-физиологии и адаптации переселенцев в условиях климата южного Приморья, а также адаптации моряков в тропиках. Имел много публикаций по всем перечисленным вопросам в Военно-медицинском журнале, сборниках научных трудов АН СССР и АМН СССР, а также в местной, Владивостокской печати. Матюхин был знаком с моей работой и лично со мной, по службе на Тихоокеанском флоте. Он сам одно время служил в санэпидотряде Тихоокеанского флота и знал, что оттуда выходят настоящие учёные. Так что в моих научных исследованиях он не сомневался. Смущало моё состояние. И он вызвал меня телеграммой в Новосибирск, в Академгородок, чтобы убедиться в моих физических возможностях. Погонял меня пешком по академическим тропкам, в серьёзный мороз (дело было зимой), и остался доволен моими физическими кондициями. В этот период я ходил без палки, а во Владивостоке активно занимался утренними пробежками.
Академик несколько раз приглашал меня к себе домой, а также на юбилей лаборатории. Выслушал мои поздравления. Просмотрел черновой вариант моей будущей докторской диссертации по тропикам. Остался весьма доволен, найдя в ней целый ряд новых моментов. Но опять возникли «но» в связи с жилплощадью. Строительство дома для сотрудников института только начиналось, и могло растянуться на годы. Проблема была и с моей военной пенсией. Вместе с зарплатой она не должна была превышать определенной суммы – лишнее уходило в пользу государства. Научный же оклад мой на первых этапах работы был не очень значительным. И опять семья! Оба сына заканчивали университет. Оба нуждались в материальной поддержке.
Конечно, работа в престижном институте, по своей специальности, открывала мне большие перспективы для научного роста. Но опять пришлось учитывать всё – проводить многофакторный анализ. И пришлось вновь остаться при своём, продолжая работать по профилактической программе. Семья была довольна. Но больше всех доволен был, по-моему, профессор Израиль Ицкович Брехман, видевший в нашей работе практическую основу для своих теоретических обобщений в области адаптогенов и здоровья. Он как раз работал над проблемой валеологии и рассматривал меня в качестве основного преемника в области валеопрактики. Мне все время казалось, что именно желание его подольше продержать меня на практической работе сдерживало моё перемещение в его отдел – «Отдел регуляции биологических процессов» в Тихоокеанском Океанологическом институте ДВО АН СССР.
Однако рано или поздно оно должна было произойти, и произошло в самый тяжелый период – выживания Академии, вместе со всей нашей многострадальной страной, – в самом конце восьмидесятых. Откладывать переход было уже невозможно в связи с неблагоприятной обстановкой, сложившейся в городской СЭС с группой физиологии труда, и невозможностью проведения дальнейшей практической работы.
С переходом в ДВО РАН начался последний, и очень плодотворный период моей научной деятельности. Такой же плодотворный, как первоначальный, в санэпидотряде флота. Но тогда, в 60-х, был в основном сбор и анализ научного материала. В академии наук я лишился помощников и не в силах был в одиночку проводить исследования. Настал период полноценного анализа и осмысливания всего сделанного. Благо, на этом этапе у меня был серьёзный помощник в виде японского портативного калькулятора, позволявшего проводить элементарную статистическую обработку материала и во много раз ускоряющего ручной процесс.
С этого времени Израиль Ицкович начал публиковать свои первые книги по валеологии, а также выпускать сборники научных работ по этой проблеме. Мои наработки по вопросам оценки здоровья, профилактики заболеваний, адаптогенам, адаптации публиковались в разделе валеопрактика. Доработанные в этот период две монографии (по вопросам адаптации моряков в тропиках и по адаптогенам) так и остались в рукописном варианте в связи с невозможностью их академического издания.
Неожиданно завершившийся этот этап работы в связи со смертью профессора Брехмана И.И. (1994 г.) и резким обострением моих недугов (с 1995 года) положил окончательный конец моей научно-практической деятельности, оставив о ней лишь светлые воспоминания. И сейчас, по прошествии 25 лет, я считаю, что правильно выбрал свой жизненный путь. Более того, я полагаю, что никакая иная врачебная (клиническая, в частности) деятельность не могла бы быть реализована мною, хотя я поначалу и стремился к ней. Игра судьбы заставила меня всю жизнь бороться с недугом (с 1964 года). И то, что мне удалось сделать в области науки и практики, по-видимому, было максимумом моих возможностей.
И я испытываю моральное удовлетворение от того, что удалось всё же сделать в медицине что-то новое, существенное, с масштабными положительными результатами (группа физиологии труда и Владивостокская городская профилактическая программа). Рад и тому, что мои работы по адаптации в Приморье и тропиках (более 40 публикаций) в 80-е годы рассматривались в научных кругах как ведущие в области климато-физиологии тропиков. И даже введение понятия «ведущий адаптолог по тропикам» (Борис Борисов) тоже радует моё сердце.
Завершающий (постнаучный) этап моей творческой деятельности – литературно-музыкальный – вполне могу рассматривать как совершенно неожиданное приобретение, позволившее с пользой провести ветеранские годы жизни. 37 литературных изданий за 10 лет творчества, оценка их юными и взрослыми читателями, многочисленные встречи со школьниками на уроках красоты, серьёзные литературно-музыкальные программы наполнили духовной красотой последний, 25-летний период моей творческой деятельности. И оставили память на страницах ПРОЗА.РУ, а также в «Одноклассниках», с музыкальными программами.
Жаль, что так и не сумел победить свою болезнь. Однако сумел преодолевать недуги (пусть частично), бороться и оставить определённое духовное наследие, – как в области медицинской науки, так и в области художественного творчества.
ВОЗРОЖДЕНИЕ
1986 год. Я в очередной раз приехал в отпуск к маме, в Иваново. И в очередной раз свалился с сильнейшим обострением со стороны моей многострадальной поясницы. Провалялся июль, август, – без перспектив на улучшение. В сентябре мой бывший сослуживец по медотделу ТОФ Адам Николаевич Волосевич устраивает меня в госпиталь Бурденко, где я попадаю в руки опытных эскулапов, и начинаются мои лечебно-диагностические страдания.
В госпитале я впервые познакомился с компьютерной томографией, с магнито- и лазеротерапией, с необычными видами массажа, в том числе и с оригинальным массажем молодого «экстрасенса», ублажавшего меня при каждой встрече рассказами о спартаковской футбольной команде, от которой он был, по-моему, без ума! Но самое главное здесь было то, что я получил исчерпывающую консультацию у ведущего нейрохирурга, который убедил меня в абсолютной нецелесообразности оперативного вмешательства: «Ходишь пять месяцев в году на своих палках, – будь рад и этому. Иначе уедешь отсюда в инвалидной коляске, с вероятностью 90 процентов».
Выдержать полтора месяца лечения, даже в таком великолепном лечебном заведении, непросто. Много времени и сил уходило на лечение и тренировки. Оставшееся я пытался занять чтением. Литературу брал в клубе, куда недели через две смог доползать на своих «костылях». В коридоре клуба, перед залом, стоял рояль. И я как-то попробовал сесть за него. Сидеть в то время я почти не мог и еле выдерживал обязательные приёмы пищи в столовой.
Удивительное это было ощущение прикоснуться к такой некогда любимой клавиатуре после почти тридцатилетнего перерыва. Нет, отдельные встречи с инструментом у меня, конечно, были. Но это были лишь кратковременные свидания с исполнением трёх-четырёх простеньких вещичек, типа этюдов Бургмюллера и полонеза Огинского. Для хорошей игры нужна регулярная работа. А сейчас было и ощущение боязни, что ничего не смогу вспомнить и не смогу сидеть за роялем, и одновременно чувство страстного желания услышать любимую музыку, и просто поиграть для своего удовольствия – чувство, знакомое каждому, кто хоть немножко владеет инструментом.
А инструмент вдруг запел удивительно приятным, и по необходимости мощным звуком, рождавшимся под моими пальцами, по моему желанию. Эти звуки успокаивали меня, радовали, «умиротворяли». И почему-то я почти сразу вспомнил многое из своей юношеской программы: несколько этюдов любимого Бургмюллера, сентиментальный вальс Чайковского, вальс Дюрана, Блестящую мазурку, отдельные фрагменты полонеза Шопена, Жаворонка, несколько романсов. Бывает же такое! И даже мои нетренированные пальцы довольно легко бегали по клавиатуре в технически трудных пассажах... И боли в спине постепенно стали стихать, позволив мне, хотя и с трудом, высидеть за инструментом около получаса. Эта встреча резко подняла моё настроение и вселила уверенность в будущее. Неожиданно появилась серьёзная цель, над которой надо было работать.
Я надеялся, что смогу ходить в клуб каждый день. Но в первые же выходные дежурная служба меня к инструменту не допустила. Не пустила, несмотря на то, что я – коллега (врач), что я в таком же воинском звании (подполковник), и что я очень хочу играть. Конечно, надо было предвидеть это и попросить письменное разрешение у начальника клуба. Это я понял уже потом, когда сам начальник (старший лейтенант) подошёл ко мне во время очередных моих музыкальных «изысканий» и попросил поучаствовать в праздничном концерте – приближались ноябрьские праздники. Я усомнился в такой возможности, сказав, что только начинаю играть после длительного перерыва, на что он ответил:
– Я отлично вижу, что и как вы играете!
Видимо, ему понравилось исполнение полонеза Шопена и Жаворонка, которые через несколько дней занятий стали получаться у меня довольно сносно.
Возможно, выступление перед госпитальной аудиторией и состоялась бы, но судьба сложилась так, что я выписался из госпиталя ещё до праздников, узнав вердикт нейрохирурга. Госпитальное лечение всё равно желаемого эффекта не давало, и следовало добираться до Владивостока, где родные стены должны были помочь мне в восстановлении.
В целом так всё и произошло. Только дома я уже стал присаживаться к пианино, сменив на этом фронте сына, который полностью переключился с музыки на научную деятельность. Результаты не заставили себя ждать, и через несколько месяцев я уже вспомнил многое из того, что когда-то играл с учителем в детстве и разучил в академии, в период первых двух лет занятий.