– Музыка вокруг нас
– Таинственная сила музыки
– Уроки музыки
– Храм высокой культуры
– Музыкальная гостиная дома-музея Бубновых
– Инструментальная музыка
– Этюды Бургмюллера
– Революционный этюд
– Песня без слов
– Патетическая соната
– Элеонора Софронова и Владимир Павлов в музыкальной культуре города
– Владимир Павлов
– Элеонора Софронова
– Музыкальные истории
– Хочу петь с тенором!
– Юные пострелята
– Музыкальный мышонок
– Мы на концерт!
– Встречи в музее
МУЗЫКА ВОКРУГ НАС
Все мы любим музыку. Кто-то любит больше рок, кто-то джаз, кто-то песни и романсы, кто-то высокую классику. Можно ли говорить о том, какая музыка лучше – богаче, совершеннее? Очевидно, да! Наиболее совершенна «вечная», классическая музыка, пережившая века и оставленная нам гениями музыкальной культуры. Это оперы, концерты, симфонические произведения. Сюда же с полным правом можно отнести и так называемые «камерные» произведения: классический и бытовой романс, «народные» песни. «Народные» – в кавычках, потому что авторов их просто забыли; фортепианные, органные, скрипичные, виолончельные произведения и т.д. К ним постоянно возвращаются исполнители из века в век, из десятилетия в десятилетие. Возвращаются потому, что чувствуют их неиссякаемую потребность в нашей жизни.
Критерием совершенства музыки является её действие на эмоциональную сферу человека, на его чувства, а также и на организм в целом. Мы интуитивно чувствуем её жизненную необходимость. Современная наука выяснила многое, что касается механизма её воздействия на человека и на всё живое (и даже на «неживое», например, на воду!). Музыка продлевает жизнь и сохраняет молодость, она повышает умственную и физическую работоспособность, уменьшает и даже полностью снимает боль, укрепляет иммунитет, ускоряет адаптацию человека к неблагоприятным условиям среды, уменьшает отрицательные последствия действия стресса; ускоряет заживание ран, эффективно влияет на психику и настроение человека, обладая возбуждающим или, наоборот, релаксирующим, успокаивающим эффектом. Музыка влияет на функциональную активность животных и растений, насекомых, микроорганизмов, вирусов, отдельных клеток и тканей (in vivo и in vitro), на активность клеточного ядра (ДНК-РНК-белок).
Откуда такая универсальность и многогранность действия музыки на биологические объекты? Оказывается, музыка является неотъемлемой частью нашей жизни, жизнедеятельности биологических и органических структур. Каждый живой организм – это своего рода сложный музыкальный инструмент, целый музыкальный оркестр, непрерывно создающий свои музыкальные симфонии. Каждый организм, каждая живая клетка функционируют на основе своих собственных ритмов, мелодий и гармоний, которые постоянно меняются в зависимости от внешних и внутренних условий. Например, работу ДНК, отдельных её фрагментов можно сравнить с бесконечно сложной музыкальной симфонией. Ритм – это скорость выработки белка на матрице ДНК-РНК; мелодии – последовательность образования различных белков, гармонии – комбинации тех же белков – ферментов и т.д.
Музыка, приходящая к нам извне, может действовать в резонанс с нашим внутренним «симфоническим оркестром», может нормализовать и синхронизовать его деятельность, воздействуя прежде всего на нервные центры через слуховой анализатор. Но она действует и непосредственно на органы и ткани, проникая внутрь организма. Так, малыш в утробе матери прекрасно «слышит» внешнюю музыку, реагирует на неё, привыкает к ней.
Это прямое, непосредственное действие музыки на организм. Мы же воспринимаем её, прежде всего, как красоту – красоту мелодий, гармоний, ритмов, целых музыкальных форм. При этом – музыкальная красота зачастую является более яркой и глубокой, по сравнению с красотой других видов искусства. Недаром Пушкин писал, что по силе эмоционального воздействия на человека «… одной любви музыка уступает, … но и любовь мелодия (гармония)» – в альбом М. Шимановской.
Красота – необходимый элемент нашей духовной жизни. Её можно определить, как всеобщую гармонию мироздания, отражённую в нашем сознании. В любых видах, в любых формах она стимулирует и нормализует деятельность организма, – прежде всего посредством выработки биологически активных белков – ферментов, так называемых «гормонов счастья», эндорфинов. Каким образом достигается подобный эффект, до конца остаётся неясным. Но для большинства из нас это не так важно. Важно, что она (красота) существует, что она действует, что она «спасёт Мир»!
Ну, а теперь практический вопрос – какую музыку слушать? Только ли ту, которая нравится, которая модна в данный момент, или ту, которую рекомендуют искусствоведы, учёные? Безусловно, музыку Моцарта. Она всепобеждающа и прекрасна! Народную музыку, романсы – они успокаивают и формируют душу. Таким же действием обладают и итальянские песни, итальянские оперные арии.
Героическая музыка вселяет веру в себя, зовёт к борьбе за справедливость, способствует концентрации сил, своей внутренней энергией (Бетховен, Шопен, Шостакович)… Вместе с тем восприятие музыки весьма индивидуально. Оно зависит от характера, темперамента человека, его эмоционального состояния в данный момент, от воспитания, от степени подготовленности к восприятию тех или иных музыкальных произведений, …от физической и биоритмологической индивидуальности и многих других моментов. Однако в любом случае музыка прекрасна. Она творит чудеса. Творит сама по себе, независимо от наших желаний (хотя желания могут существенно аккумулировать, усиливать эффект). Так что надо слушать музыку и наслаждаться ею, надо приучать себя к хорошей музыке, не портить себе вкус постоянным слушанием «музыкального ширпотреба». Последнее может негативно отразиться на здоровье. Надо стараться чаще слушать живую музыку. Она приносит наибольшую пользу нашим душам.
Итак, музыка – это лишь внешнее отражение глубоких жизненных закономерностей, существующих внутри каждого из нас. Музыка – это гармония жизни. Она всеобща. Ей подвластны не только все живые существа, но даже отдельные клетки и ткани вне организма! Музыка влияет на их рост, развитие, размножение, она способствует формированию жизненных структур в организме, развитию иммунитета, повышает физическую и общебиологическую активность. Музыка формирует наши души. В этом её безусловное, а возможно, и самое главное значение в нашей, человеческой жизни.
ТАИНСТВЕННАЯ СИЛА МУЗЫКИ
Музыка – это единственный вид искусства, который воспринимается на слух и отражает звуковую гармонию окружающей нас природы и нас самих. Она чарует, вдохновляет, завораживает и воодушевляет, придаёт нам новые силы, раскрывает внутренние резервы, окрашивает жизнь в радужные тона. Она – стимулятор наших мыслей и чувств, дарующий нам красоту и любовь – основные стимулы нашей жизни. Без неё невозможно наше существование. Она постоянно сопровождает нас по жизни: звучит на радио, телевидении, в интернете, в наушниках, или же просто внутри нас в виде полюбившихся мелодий, ритмов, гармоний, а то и целым оркестром с солирующими пианистами, скрипачами, виолончелистами, …вокалистами.
Это то, что создали мы сами. Но есть ещё и музыка природы, с её мелодиями и гармониями. И она всегда и повсюду воздействует на нас. Прислушайтесь к шуму леса, шёпоту ручейка или грохоту морского прибоя, к звенящей тишине пойменного луга или поля пшеницы – везде вы услышите, почувствуете удивительную оркестровую гармонию этих природных сообществ, с их неповторимой красотой, в том числе и красотой их внутреннего звучания.
Не каждому из нас доступно раскрыть с помощью музыки их тайны: порхание бабочки, полёт шмеля, шум леса, голоса птиц, шорох волн, шум разгневанной бури, …перезвон колоколов… Но каждому дано прочувствовать это и насладиться великой тайной – тайной красоты окружающего нас мира, красотой жизни…
Музыка звучит и внутри нас самих. Звучат клетки, звучат ткани, органы и системы, звучит весь организм в целом: своими собственными ритмами, мелодиями, гармониями. Звучит в унисон с гармониями природы, отражая единые законы нашего мироздания. И как хочется порой выразить своё душевное состояние с помощью звуков-слов, мелодий, в виде любимых песен, романсов и даже оперных арий.
Что это? Почему такая необходимость? Явная, реальная, требуемая! Значит, это тоже один из законов нашего человеческого бытия. Значит, надо выражать себя в музыке. Значит, надо слушать её: то лирическую и нежную, то бурную и порывистую, то весёлую и восторженную, а то и грустную, заунывную – соответствующую нашему настроению и создающую его своим звучанием… Во всём этом и есть таинственное волшебство музыки – её способность управлять нашими чувствами, создавая внутреннюю душевную гармонию, с её бесконечной палитрой оттенков и гаммой красок, её способностью передавать чувства друг другу.
УРОКИ МУЗЫКИ
Когда я учился в четвертом классе, родители отдали меня к учителю музыки, желая продолжить моё домашнее музыкальное образование. Не знаю, как уж Евгений Сергеевич – человек удивительной музыкальной одарённости, мог решиться на такой подвиг, согласившись преодолеть всю мою музыкальную бездарность. Возможно, на первых порах его больше интересовали бумажные пакетики, которые я ежемесячно приносил в качестве платы за доставленные ему страдания. Иногда он проверял мою память на этот счёт, напоминая, чтобы я не упустил из виду этот важный момент перед очередным уроком.
Однако вскоре он нашёл и иной способ, как отомстить мне за его мучения со мной, заставляя часами слушать уже его самого, причём в положении стоя у рояля. По-видимому, так ему было легче видеть мою глупую физиономию, на которой я временами пытался изобразить восторг от величественной красоты исполняемых им произведений и душевный трепет от глубины его интерпретаций. При этом рожа моя расплывалась в кислой улыбке, по которой невозможно было понять, готов ли я рассмеяться от восторга, или же зарыдать от переполнявших мою душу чувств. Неясность картины дополняли ещё глаза, один из которых упрямо смотрел в ноты, как это требовал учитель, а второй - из вежливости – на преподавателя (не хватало только третьего, чтобы запечатлеть всю виртуозность движений рук маэстро по клавиатуре).
Потом-то я понял, что каждому виртуозу просто необходимо периодически иметь вокруг себя слушателей, чтобы передать им избыток своих чувств и настроений. А у моего учителя, кроме старенькой матери и совсем древней бабушки да соседей, живших через перегородку, больше никого и не было. И я, как выяснилось, представил для него совершенно уникальную модель слушателя, которого можно было держать рядом с собой как угодно долго, не опасаясь, что он будет открыто зевать, или выражать иным образом своё неудовольствие от столь продолжительной музыкальной программы.
Учитывая, что Маэстро играл по три-четыре часа ежедневно, а то и больше, можно было представить, какие чувства навевали на соседей, отделявшихся от его комнаты лишь тонкой перегородкой, мощные звуки недавно купленного им Беккера. Иногда и во время наших с ним занятий в стенку с их стороны раздавались робкие звуки азбуки Морзе, по-видимому, хорошо знакомые учителю, так как он тут же бросался к стене, срывал с ноги ботинок и что есть силы колотил им по перегородке. Я даже опасался при этом, как бы эта лёгкая стенка вдруг не рухнула и не придавила бы случайно хозяев. Наверное, смысл его ответа сразу доходил и до сознания собеседников, поскольку я ни разу не слышал, чтобы звуки с их стороны повторялись после этого дважды.
Впрочем, такая, несколько необычная, форма занятий мне даже нравилась. Отыграв свой урок и получив соответствующие указания на домашнюю работу, я часами наслаждался красотой удивительных фортепианных произведений, которую раскрывал передо мной учитель. Он каждый раз представлял мне совершенно новую программу, поражая меня виртуозностью исполнения, безграничной памятью и способностью играть любую вещь в любой тональности. Именно тогда, на этих уроках, я познакомился с великими творениями Шопена, Листа, Баха, Моцарта, Бетховена, Чайковского, Рахманинова, Скрябина. И даже сам порой пытался разбирать отдельные фрагменты особо понравившихся мне произведений...
Случались у нас во время занятий иногда и курьёзные истории. Запомнился мне эпизод, произошедший в самом начале моего обучения. В тот день меня решил проводить на урок мой приятель с улицы – Вовка Карцев – парнишка моложе меня года на два и большой любитель всяческих приключений. Он ждал меня под окнами учительского дома, но, к сожалению, был лишён возможности созерцать весь процесс моего обучения, поскольку окна были расположены очень высоко и заглянуть внутрь помещения для него не было никакой возможности.
Прождав меня так в течение полутора часов и вконец обалдев от скуки, он решил ускорить процесс моего выдворения из музыкального плена и притом довольно оригинальным способом. Вначале он энное количество времени просто дубасил камнем по деревянной стене дома в такт игры Маэстро (Евгений Сергеевич в тот момент как раз демонстрировал мне красоту некоторых фортепианных произведений Шопена и Листа). Затем, видя, что этот приём не произвёл на учителя должного впечатления, Вовка дополнил его звуками трубы, которую смастерил из валявшейся неподалеку грязной картонки, свернув её в виде рупора и направив точно в открытую форточку хозяина квартиры. Не имея достаточных технических возможностей, чтобы успевать за виртуозными пассажами Маэстро, исполнявшего «Хоровод гномов», он посчитал вполне уместным заменить мотив похоронным маршем другого гения фортепианного искусства – Шопена, который Вовка неоднократно слышал у нас, на Загородном кладбище и выучил досконально.
Этим действием мой приятель достиг безусловного эффекта. Учитель, как и всякий уважающий себя Маэстро, не терпел постороннего вмешательства в свою игру и, несмотря на столь классический вариант сопровождения, выразил своё негодование тем, что вскочил со стула и устремился к окну, желая разобраться со столь дерзким бродячим импровизатором.
Надо признаться, что сопровождение было достаточно мощным и, казалось, дудело под самыми ушами и притом далеко не в нужной тональности. И это, по-видимому, ещё более раздражало учителя, не терпевшего никакой фальши. Однако, на улице, под окнами, уже никого не было, и Евгений Сергеевич, решив, что инцидент исчерпан, продолжил моё музыкальное образование.
Но Вовка и не думал отступать от своих намерений. Он решил прибегнуть к более действенному способу вразумления столь непонятливого педагога, не желавшего признавать его аргументы. Потратив определённое время и личные карманные сбережения, он раздобыл у местных мальчишек двух дохлых воробьёв, огромную вонючую крысу и ещё какую-то живность и решил всё это преподнести в дар моему учителю. Запустив ими в открытое окно помещения, он срочно дал дёру, заранее предвидя последствия такого рода объяснений. При этом так точно рассчитал бросок, что угодил бедным животным прямо на крышку рояля, вызвав секундное замешательство в стане противника, сменившееся затем бешеным бегом Маэстро по коридору в надежде поймать столь дерзкого нахала где-либо в окрестностях их квартала. Однако, Вовка и здесь оказался предусмотрительным, заранее разведав пути отступления и спрятавшись где-то в соседнем переулке.
После всего случившегося моральный дух Евгений Сергеевича был окончательно подавлен, и он отпустил меня на все четыре стороны. И только спросил подозрительно, не знаком ли мне этот странный любитель похоронных маршей и откуда он мог здесь появиться. И предупредил на всякий случай, что в следующий раз крепко намылит ему шею, если тот ещё вздумает устраивать похоронную процессию с оркестровым сопровождением у него под окнами и превращать его квартиру в кладбище для всякого рода мерзких тварей.
Вовка, как потом выяснилось, как раз собирался в следующий раз придумать что-либо ещё более оригинальное. Но, услышав от меня об обещанном вознаграждении за его остроумие, всё же не решился на дальнейшие подвиги, учтя все преимущества хозяина квартиры и имея, к тому же, печальный опыт подобных историй...
Вот так и проходили мои занятия с Евгением Сергеевичем: немного самостоятельной работы дома и много прекрасной музыки во время урока. Учитывая мою первоначальную бездарность, можно было подумать, что такая работа ни к чему путному не приведёт. Но, как ни странно, через четыре года я сумел получить определенную музыкальную подготовку, позволившую мне в последующем совершенствоваться уже самостоятельно. А под старость лет я даже участвовал в концертных программах, аккомпанируя моему другу – чудесному баритону Абаскалову Евгению Андреевичу... Да, мой учитель всё же смог найти пути преодоления моей юной лености и музыкальной бесталанности и привить мне любовь к фортепианному искусству и к музыке в целом. «Всё же не зря старались!» – сказал он на последней нашей встрече, уже в девяностых годах, прослушав моё исполнение скерцо Шопена. И я был с ним полностью согласен!
1996 год.
ХРАМ ВЫСОКОЙ КУЛЬТУРЫ
Заочное знакомство с Ивановским музыкальным училищем произошло у меня в 1998 году. Тогда я ещё не в состоянии был ходить (даже на двух палках), но хотел показать кое-что из написанного о музыке специалистам. В то время я ещё никого и ничего не знал в городе, оставаясь прикованным к постели с того страшного для меня июля 1995 года. Вместе с тем, хотелось завязать здесь хоть какие знакомства – на фоне нашего с больной мамой почти полного одиночества.
Разговаривал по телефону с директором училища Гуревичем Эдуардом Аркадьевичем. Он заинтересовался историей моего шуйского учителя музыки – Евгения Сергеевича Болдина. Возможно, он и слышал о нём, о его незаурядном таланте. По крайней мере, настройщики фортепиано, работавшие в училище, его хорошо знали. Но об этом я узнал позднее, когда сумел преодолеть самое страшное и начал периодически «выходить в свет».
Отправил рукопись через кого-то из знакомых. Видимо, Гуревич её прочитал, поскольку от него через месяц был звонок, с пожеланием в последующем опубликовать эти материалы – для нашей музыкальной истории. А в ту пору ни у кого таких возможностей не было. Рукописи вернула одна из студенток, тоже прочитавшая их и поблагодарившая меня за «интересные материалы».
По радио я периодически слышал объявления о проходящих в училище концертах и, естественно, мечтал побывать на них. Мечта сбылась где-то в начале двухтысячных, когда я смог выдерживать часовое пребывание в положении «сидя» – пусть и через сильную боль, но это всё равно было счастье!
Первый концерт помнится особенно отчётливо. Выступали совсем юные пианисты первого курса, только в этом году закончившие музыкальную школу. И я невольно сравнивал их уровень с уровнем моего старшего сына, закончившего музыкальную школу во Владивостоке. Приятно было слушать игру начинающих музыкантов, чувствовать волнение родителей, сидящих по соседству со мной. Как это было давно – более 25 лет назад, тогда и мы с женой и с младшим сыном сидели вот так на школьных концертах, волнуясь за своего совсем юного исполнителя. А потом – на концертах в лучших залах города: в Доме офицеров флота и в Матросском клубе; выступления по радио и по телевидению, когда старший, Женя, играл с оркестром Приморского радио и телевидения под управлением Виталия Краснощёка. Концерты Гайдна, Моцарта, Грига, Бетховена, Сен-Сенса! Рахманинова! И особые переживания, когда в прямом эфире по телевидению пришлось играть (без репетиции) вместо первой части пятого концерта Бетховена всё произведение целиком – что-то там случилось со следующими номерами. Выдюжил наш юный «маэстро», и даже получил первый в жизни гонорар в размере двенадцати рублей, который гордо принёс домой... В каком классе это было? – в пятом, шестом? ...
Вот и сейчас – слышу, охает сзади меня женщина, очевидно, мама. Играет её сын Антон Садовников. И прекрасно играет! Вначале исполнил первый Ноктюрн Шопена. Сейчас сотрясает воздух мощными аккордами полонеза того же автора. Играет чисто, эмоционально, уверенно! В какой же музыкальной школе дали ему такую подготовку? Далеко не все выпускники музыкальных школ способны на подобное. До него ребята были послабее, хотя тоже очень старались. На такое выступление зал откликнулся бурей восторга. И следующей исполнительнице пришлось даже пережидать в дверях какое-то время.
Объявляют: Аня Агило, ученица такого-то педагога. Выходит стройная, высокая, хрупкого сложения девушка. Исполняет вначале несколько произведений обязательной школьной программы. С этими вещами я не знаком, поскольку сам никогда не играл с учителем ни полифонии, ни специальных этюдов. Женька, безусловно, всё это играл, но, по-моему, без особого энтузиазма. Девушка сыграла всё превосходно. Но это, оказывается, было только начало. Объявляют: «Мендельсон. Рондо-каприччиозо»! Женя его играл, и я знаю, насколько это непростая вещь. Особенно, для ученика музыкальной школы! ...И все прозвучало великолепно: и лирическое начало, развитие темы, бешеный финал! Как у неё хватило сил и энергии на всё это?
Зал был в восторге. Я, конечно, тоже, в том числе и от своих ностальгических воспоминаний. Но это было ещё не всё. Следовало уже совсем невероятное: «Шопен – Баллада № 1»! Опять-таки Женькин репертуар. Но насколько она сложна, это баллада! Я пытался её осилить, правда, уже в глубоко пенсионном возрасте – так и не одолел окончательно. И как приятно было её услышать в ученическом исполнении. Аня справилась с технически сложной вещью блестяще. Это была настоящая баллада: что-то сказочное, таинственное, нереальное, вместе с тем удивительно красивое в мелодиях, гармониях, сложных пассажах.
Кажется, Аня завершала программу и была вознаграждена за своё мастерство восторженными слушателями. И я от всей души благодарил её в коридоре, и её сияющую счастьем маму:
– Вы сейчас, на первом курсе, играете такие сложные вещи! Что же будете исполнять на следующих?
– Что-нибудь подобное, но только буду играть немного лучше, – скромно ответила девушка...
А через два года и Аня, и Антон играли уже сложнейшие рапсодии Листа и другие, не менее сложные вещи. Было ясно, что дорога к консерваторскому образованию им открыта... Тогда же я услышал и «Лесного царя» Шуберта-Листа, с которым не могу справиться до настоящего времени.
С Аней Агило мы ещё несколько раз встречались, уже вне стен училища. И даже участвовали в совместной концертной программе в музыкальной гостиной на Суховке. Правда, тогда руководитель музыкальной студии Галина Анатольевна Шувалова отвела главную роль не профессионалам, а «профессиональным любителям» в лице Элеоноры Николаевны Софроновой (сопрано) и меня, в качестве аккомпаниатора, и нашей программе из романсов Глинки, Даргомыжского и Чайковского. Но Аня для моего воодушевления сидела рядом и, я думаю, в любой момент могла бы заменить меня в случае необходимости.
Выступления пианистов по понятным причинам меня привлекали прежде всего. Это был период, когда я не пропускал ни одного такого концерта. Я видел зарождение и расцвет местных, ивановских талантов, слышал прекрасные концертные программы выпускников училища, присутствовал на мастер-классах профессоров и педагогов высших музыкальных учебных заведений.
Несколько лет я с восторгом следил за развитием таланта и исполнительского мастерства сестёр-близняшек Потиевских. Поражался их удивительной одарённости, великолепному техническому мастерству, поразительной слаженности их фортепианного дуэта, способности быстрого разучивания незнакомых партий – когда они по очереди почти «с листа» вели вторую (оркестровую) партию, сопровождая выступление приехавшей в гости известной пианистки. А через несколько лет видел их фотографии на фотовыставке в «Классике» среди особо уважаемых людей нашего города.
Поразила меня однажды студентка второго курса консерватории – выпускница педагога Шаровой Татьяны Михайловны. Прежде всего, великолепным исполнением на бис «Революционного» этюда Шопена. Это был не Рихтер, не Кисин, не Луганский, а нечто своё, особенное, женственное: взволнованно-задушевное, но вместе с тем мощное и энергичное, завораживающее, устремлённое в будущее.
Запомнилось выступление выпускника училища и Нижегородской консерватории с большой программой из произведений Шопена, Рахманинова, Балакирева. Знакомые, любимые этюды, прозвучавшие как-то по-особенному, и малознакомая «Исламея» Балакирева, которую я так давно хотел услышать вживую. Произведение неимоверной сложности, за которое автора так хвалил сам Ференц Лист, сразу включивший его в репертуар своих учеников. Прозвучал в программе и «Жаворонок» Глинки-Балакирева, пожалуй, единственное сложное произведение, которое я сумел осилить в юности и сохранил до сих пор в своей памяти. Правда, интерпретация этого шедевра музыкальной классики в исполнении пианиста существенно отличалась, на мой непросвещённый взгляд, от оригинала, придавая произведению в некоторых местах совсем иное звучание.
Из студентов, окончивших училище, оставшихся в Иванове и продолжавших выступать с фортепьянной программой, я знаю только двоих: Кульпинову Ирину Валентиновну и Сибилёву Наталью Владимировну. Они часто выступали в ансамбле на концертах в училище, и я не мог не обратить на них внимание. Наталья Владимировна – руководитель детской музыкальной студии, нередко выступала с детьми в музеях города с вокально- фортепианной программой. Поскольку мы с Павловым и Софроновой выступали в музеях, там наши пути и пересекались. Она дала мне ряд полезных советов – как аккомпаниатору, и сделала несколько существенных замечаний в аккомпанементах романсов Чайковского. В целом же, признавала правомочность наших литературно-музыкальных программ, и даже ставила в пример своим ученицам – в частности, великолепное исполнение классики Элеонорой Николаевной. В одном из совместных концертов – в музее Бубнова – она согласилась аккомпанировать певице довольно сложную для меня фортепьянную партию романса Власова «Фонтан». И сумела в конце его подключить к аккомпанементу и вокальную партию, где Элеоноре Николаевне было трудно брать верхнюю си.
С Ириной Валентиновной мы встречались значительно чаще – в музее Пророкова, в музыкальной гостиной Дома-музея Бубнова, в музее Первого совета. Она с удовольствием слушала нас, приводила своих учеников – послушать, что могут сделать просто любители музыки, не имеющие музыкального образования. Однако чаще выступала сама с разными фортепьянными программами. Однажды исполнила все пьесы из «Времён года» Чайковского; в другой раз «Картинки с выставки» Мусоргского. Выступала с произведениями Шопена, Брамса, сонатами Гайдна. Всякий раз это был интересный концерт с рассказом об авторах, об истории создания произведений, о музыке вообще. Слушатели в музеях и на музыкальных гостиных были в восторге. Оставалось только глубоко пожалеть, что слушают это вдохновенное творчество всего-то несколько десятков любителей музыки из числа ветеранов, а для абсолютного большинства ивановцев эта красота остаётся недоступной и живёт как бы в ином, параллельном мире. И сколько мы ни делали совместных попыток открыть для ивановцев этот мир, он так и остался для них иллюзией нашего былого прошлого, ... «ничего не дающий им в современной жизни»...
Несколько раз мне удалось услышать выступление педагогов фортепианного отдела в общих концертах. Однажды в исполнении преподавателя училища (?) великолепно прозвучало «Весна» Грига. В другой раз меня поразили Шарова Татьяна Михайловна и Нина Константиновна Смирнова, исполнившие в четыре руки «Вальс-фантазию» Глинки.
– Как это Вам удаётся сохранить такую технику и лёгкость исполнения в столь сложных вещах? – спросил я после концерта у Татьяны Михайловны.
Она только улыбнулась в ответ, давая понять, что это обязанность каждого уважающего себя учителя музыки. Не сомневаюсь, что так оно и было на самом деле. И подтверждением этому была неожиданная игра после одного из концертов кого-то из педагогов. В зале уже никого не было – все бросились в коридор поздравлять выступавших студентов. А женщина села к роялю и начала играть (для себя) что-то очень сложное из Рахманинова. И как она играла! Меня поразил и какой-то новый, необычный звук инструмента, и богатая нюансировка, и мощное звучание на форте и фортиссимо, и весь характер произведения, которое я дослушал до конца, стоя за дверью зала. Я так и не решился тогда подойти и поблагодарить богатого душой исполнителя за доставленное мне наслаждение, и даже не знаю, кто это был из преподавателей. Да, порой случайно услышанное производит большое впечатление, чем целый концерт. Видит бог, оно осталось у меня в памяти надолго...
Вокал. Что может быть красивее человеческого голоса? Пока что мы не изобрели такого инструмента. И даже скрипка порой пасует перед божественной красотой его звучания. Я не очень знаком с вокальной классикой, однако и оперные арии, и романсы, и народные песни чаруют меня. Наше поколение, воспитанное на музыкальной классике в 40-50-е годы прошлого века, уже не в состоянии привыкнуть к современным бешеным ритмам и грому рок-фестивалей, не в силах прочувствовать и понять иную красоту современных мелодий и гармоний. И оно глубоко сожалеет о постепенном увядании того прекрасного в музыке, да и в искусстве в целом, чем гордились мы в былые, ещё не столь далёкие, времена. Поэтому встречи с прекрасной и совершенной классикой в том же музыкальном училище, в концертном зале «Классика» мы воспринимаем с особой радостью и удовольствием.
Я несколько раз слушал выступления вокалистов училища и каждый раз испытывал при этом огромное наслаждение. Наслаждение прежде всего красотой, создаваемой исполнителями: как педагогами, так и их учениками. Сольные выступления, дуэты, ансамбли, выступления под фортепьяно, в сопровождении скрипичного ансамбля, под оркестр всегда были великолепны. Почему-то меня каждый раз больше очаровывали женские голоса. Может, это и было на самом деле так, а может – просто потому, что студентов-мужчин на вокальном отделении было меньше, чем студенток. Больше всех меня поразило исполнение педагога по вокалу Двойриной Эвелины Степановны. Оно было чарующим и вдохновенным, голос был настолько красив, что создавалось впечатление чего-то поистине божественного, сошедшего с небес в облике певицы в неземном одеянии, чтобы одарить нас всех счастьем земного бытия. Чтобы показать нам истинное значение вокального искусства, его неразрывную связь с нашей жизнью, волшебную силу воздействия на наши сердца и души. Как жаль, что она, выступая в последний раз, спела всего несколько арий. И как жаль, что мне не удалось послушать её сольного прощального концерта несколько месяцев назад. Тогда я просто не верил в чудо. А чудеса, оказывается, бывают и в нашей реальной жизни. И одним из них было исполнение Эвелины Степановны...
Однажды, во время репетиции с Владимиром Павловым в музее Пророкова я обратил внимание на красивого, высокого юношу, который продолжительное время ходил по залам вместе с девушкой, рассматривая представленные здесь экспонаты. Кажется, в одном из залов была ещё художественная выставка. Обычно посетители довольно быстро покидают соседние с выставкой залы, да и вообще территорию музея, удовлетворив свою любознательность. Эта же парочка явно не хотела расставаться со стенами музея, обходила комнаты ещё и ещё и даже принималась порой вальсировать в соседнем с нами помещении.
Прошло минут сорок с их прибытия. Володя успел за это время спеть несколько итальянских и русских песен, исполнил в полную силу обе арии Кавародосси, Ариозо Вертера, Серенаду Смита, романс Неморино, Гранаду, Качели. По мере распевания голос его звучал всё сильнее, свободнее, и наконец раскрылся в полную силу его таланта в песенке Герцога и в произведении «Страсть» Валенте и Тальяферри. Пора было завершать репетицию, и мы решили напоследок повторить несколько русских народных песен. Володя начал одну из них, и тут мы услышали, как из соседнего зала ему стал вторить второй голос – удивительно красивый по тембру и мощный бас, создав такой чарующий ансамбль, что мой певец даже остановился на полуслове от неожиданности. К нам подошёл этот молодой человек с широкой улыбкой на лице:
– А почему остановились? Ведь красиво получается!
Володя, как всегда в таких случаях, начал как бы оправдываться, что, мол, мы любители, просто поём для своего удовольствия, что не всё получается и т.д., и т.п.
– Да нет! Всё очень хорошо. Прекрасный голос, хорошее, очень индивидуальное, исполнение...
Далее он стал расспрашивать нас, откуда такой ансамбль, где мы выступали, каков репертуар. Потом дал Володе несколько советов относительно исполнения конкретного произведения и исполнил его вместе с ним до конца. Сразу чувствовалось, что это незаурядный исполнитель и человек, хорошо разбирающийся и в вокале, и в музыке в целом. Вскоре молодые люди ушли, а мы начали ломать головы, кто бы это мог быть. Володя был, конечно, рад комплиментам незнакомого и знающего толк в музыке человека. Был доволен и я, хотя ко мне с его стороны не было никаких вопросов.
Тут подошла дежурная смотрительница музея Светлана Сергеевна и сказала, что эти молодые люди подробно расспрашивали её о нашем дуэте, специально слушали и долго не уходили. И, кажется, этот юноша – студент музыкального училища – первого или второго курса, прекрасный бас, которому прочат большое вокальное будущее.
– Они вами очень заинтересовались. Сказали, что очень редкий по красоте тенор и удивлялись такой разносторонней и сложной для любителя программе.
Через несколько месяцев я снова увидел этого юношу – Степана Егураева – уже на сцене училища, забыл только, в какой оперной партии. Он держался совершенно свободно, раскованно, как заправский артист. И голос его звучал действительно великолепно. Вот так нам довелось встретиться, и даже познакомиться с одной из вокальных надежд этого прекрасного храма музыкальной культуры.
2003-й год. 90-летний юбилей училища. Празднование растягивается на несколько недель. Открывается серией концертов. Выступают студенты всех отделений, педагоги, выпускники училища, в том числе известные музыканты. Приезжают на празднование со всех концов страны. Выступают местные вокальные группы, ансамбли, хоры, детские творческие коллективы, руководимые выпускниками училища. Тут я услышал уже знакомый мне прекрасный хор ветеранов под руководством Станислава Германовича Троицкого, выступление также хорошо знакомой вокальной студии «Ария», руководимой Сильвией Алексеевной Шеберстовой, ансамбля и хора слепых и другие группы.
Я был просто поражён обилием талантов и широтой распространения музыкальной культуры в городе и области. Это было несравнимо с тем, что я видел у нас во Владивостоке. Там было всего три музыкальные школы, Институт искусств, Филармония, Музыкальное училище. А в плане любительского творчества – две или три небольшие группы на весь город. Ко всему, они продолжали закрываться, что было обусловлено развитием нашего перестроечного процесса. Закрылись соответствующие центры при Доме учителя, Доме учёных (вместе с самыми «домами»), не говоря уже о клубах народного творчества на крупных предприятиях города.
Меня удивил и уровень подготовки всех без исключения коллективов. Со сцены звучало вполне профессиональное исполнение, в том числе и сложных классических произведений: романсы Чайковского, Рахманинова, Глинки, произведения Шуберта, Шумана и другие. Радовало то, что здесь выступали не только взрослые, но и дети. И это внушало уверенность, что развитие музыкальной культуры в городе находится на правильном пути. И, безусловно, главным двигателем этого, основной кузницей музыкальных кадров являлось и является в первую очередь музыкальное училище, с его прекрасным коллективом педагогов с самой высокой квалификацией, влюблённых в своё дело и смотрящих в будущее.
Как любителя и ценителя музыки, всё это меня, безусловно, радовало, и я надеялся, что дальнейшее развитие музыкальной культуры в городе (да и в стране в целом) будет столь же плодотворным и эффективным.
К этому времени я уже познакомился с некоторыми, очень хорошими певцами-любителями города – Владимиром Павловым и Элеонорой Софроновой. Составили с ними несколько литературно-музыкальных программ и делали первые попытки включиться в эстетико-образовательный процесс, выступая в основном перед пенсионерами и ветеранами города, иногда – перед студентами ВУЗов, ещё реже – перед школьниками. Выступали в музее Пророкова, библиотеке Гарелина; в музее Бубнова с этой целью была открыта музыкальная гостиная, где под руководством удивительного энтузиаста такой работы – заведующей музеем Альбины Александровны Кабановой, подобные встречи организовывались два раза в месяц.
Было видно, насколько люди тянутся к красоте, к искусству, культуре – в первую очередь наша ветеранская гвардия. И вместе с тем с каждым годом всё сильнее ощущается снижение общекультурного уровня нашей молодёжи, их отчуждение от высокой культуры, от красоты и величия классического искусства. Новая жизнь открыла перед молодёжью новые перспективы, новые возможности, позволила приобщаться к культуре Запада. Соответствующая же пропаганда и агитация стала уводить её от высокой, в том числе и народной, классики к современной низкопробной псевдокультуре бесчисленных отечественных и зарубежных вокальных групп, к той музыке, которую чаще всего слышишь в частных такси, маршрутках и дорогих иномарках. Новое общество уже сформировало свою собственную субкультуру и передаёт её по наследству будущим поколениям, показывая и распространяя её через все возможные средства массовой информации.
Безусловно, представители высокой культуры и искусства давно предчувствовали это и с горечью наблюдают за процессами, происходящими в нашем обществе.
Пытаются делать всё возможное, чтобы затормозить их, хоть как-то сохранить наше былое великое культурное прошлое. Но чувствуется глубокая горечь в словах, когда слышишь, что желающих поступить в училище становится всё меньше, всё реже среди поступающих встречаются настоящие таланты, приходится принимать «середнячков», почти без конкурса; студенты стали хуже работать, порой теряют целеустремлённость. Да и на самом деле после получения диплома (даже консерваторского!) им практически негде работать. И самые низкие зарплаты – сравнимые с заработной платой уборщицы – в тех же музеях, музыкальных школах, библиотеках...
Что же дальше? Пускай всё так и течёт по воле волн, или надо что-то делать? Выступления Президента, Премьер-министра, Патриарха Всея Руси свидетельствуют о необходимости борьбы за нашу культуру, борьбы здесь, на местах, борьбы по всем направлениям, среди всех слоёв нашего общества. Надо основательно призадуматься над тем, какие формы, методы, направления должна включать эта работа, где, в каких коллективах, она должна проводиться, какими силами и средствами и т.д. Конечно, её следует начинать с подрастающим поколением: в школах, средних и высших учебных заведениях. Но опять-таки в создавшихся условиях она возможна только на инициативной основе, силами энтузиастов, за счёт личных сил и времени и при этом безвозмездно, ибо платить за неё никто не будет. А много ли таких энтузиастов можно собрать в масштабе города? Раз, два, – и обчёлся! Хотя опыт показывает, что эффективность её достаточно высока. В целом, надо думать и решаться. Кто знает, что нас ждёт в случае окончательного развала нашей культуры?
МУЗЫКАЛЬНАЯ ГОСТИНАЯ ДОМА-МУЗЕЯ БУБНОВЫХ
Кто по-настоящему, на деле способствует пропаганде музыкального искусства, так это заведующая Домом-музеем им. Бубнова Альбина Александровна Кабанова. Она всей душой предана этой идее и возрождает былые традиции дореволюционной и советской интеллигенции, в домах которой постоянно звучала музыка. Создание музыкальной гостиной в Доме-музее – несомненная ее заслуга. Вначале музыкальные встречи с В. Павловым и Э. Софроновой проводились здесь как бы стихийно, нерегулярно. Но с 2005 года они стали плановыми и систематическими (каждый второй и четвертый четверг месяца). Помимо этого, бывают и неплановые встречи – со студентами, школьниками, учащимися интернатов, и даже с малышами из детского сада!
Сформировалась достаточно большая группа постоянных слушателей, которые уже не мыслят себя без встреч со своими любимыми исполнителями. В рамках общего направления музыкальной гостиной «Музыка – красота – здоровье» подготовлено значительное количество музыкальных программ:
– несколько программ старинного романса
– программа зарубежного классического романса
– классического русского романса
– отдельно романсов П.И. Чайковского
– две программы итальянских песен и оперных арий
– программа русских, украинских, цыганских песен
– песни военных лет
– танго и песни 30-40-х годов
– цикл романсов на стихи С.А. Есенина
– цикл романсов на стихи А.С. Пушкина.
С классическим репертуаром (романсы, оперные арии) дважды выступали в музее солисты вокальной студии «Элегия» (руководитель Брянцева Валентина Кирилловна). С фортепианными программами тоже дважды выступала Кульпинова Ирина Валентиновна. Неоднократно в концертах принимали участие ученики и педагоги детских музыкальных школ.
Всегда восторженно принимали слушатели выступления Владимира Павлова, его великолепное исполнение на итальянском и русском языке оперных арий, итальянских песен и романсов. С его выступлений и начались первые музыкальные вечера в Доме-музее в 2004-2005 годах. Однако по-настоящему плановый характер работа музыкальной гостиной приобрела только с приходом сюда Элеоноры Николаевны Софроновой, обладающей прекрасным (слушатели говорят «серебряным») сопрано, удивительно тонкой, задушевной манерой исполнения и огромным репертуаром классических произведений, романсов, русских народных песен.
Именно благодаря ее великолепному творчеству, желанию довести до слушателей божественную красоту музыкальных произведений, постоянной работе над новыми программами появилась возможность регулярных встреч с любителями музыки. Можно подсчитать, сколько раз выступила она перед слушателями за последние три года. А помимо этого у нее постоянно шли выступления с хором ветеранов (руководитель С.Г. Троицкий), с ансамблем, с профессиональными музыкантами. Неустанный и совершенно бескорыстный проводник в жизнь музыкальных идей, высокого искусства, классики!
В процессе работы нами были испробованы различные формы проведения музыкальных вечеров: просто исполнение музыкальных произведений, исполнение с рассказом о музыке, об авторах, композиторах, поэтах, об истории создания отдельных произведений, о «музах романсов» и т.д. Иногда встречи проходили в виде поэтическо-музыкальных вечеров, порой присутствующие сами с удовольствием подключались к исполнению народных песен и романсов…
Что дают слушателям эти встречи, – об этом говорят они сами в своих устных и письменных отзывах: о духовном, эстетическом, нравственном, познавательном и даже «лечебно-профилактическом» значении этих музыкальных программ…
Конечно же, существование музыкальной гостиной Дома-музея Бубнова было бы невозможно без инициатора ее создания, без энергии и настойчивости заведующей музея А.А. Кабановой.
Беззаветно преданная музею, его истории, искусству, культуре, она лично активно участвует в проведении (и планировании) каждой такой встречи. Подбирает научный материал, готовит литературную часть программы, ведет гостиную, запрашивает мнение слушателей, работает над тематикой будущих встреч. Она прекрасно и интересно рассказывает, увлекая слушателей в историю музыки, литературы, искусства, связывая современность с прошлым, с той музыкальной жизнью, которой жила семья Бубновых, ищет в архивах и находит музыкальный репертуар, исполнявшийся в этом доме, в этой гостиной, на этом же рояле. Она живет жизнью музея, она неотделима от него, предана ему. Предана настольно, что готова работать днем и ночью (у себя дома), работать даже тогда, когда болезнь валит с ног, работать с полной отдачей сил за мизерную зарплату, которую получают сейчас работники культуры.
Преданность и увлеченность идеей – идеей пропаганды знаний о прошлом. О красоте, об искусстве, идеей воспитания молодежи на принципах гуманности, высокой морали и нравственности, нашей связи с историей государства, города, области. Именно поэтому она приглашает в музей, в том числе и на музыкальные гостиные, школьников, студентов, учащихся интернатов. И, радуется, видя их восторг от услышанного, увиденного, прочувствованного. Именно поэтому она организовала в 2006 году цикл музыкальных выступлений для студентов училища культуры и провела целую серию занятий на базе музея (опять-таки с музыкальной программой) для студентов 2-5 курсов Университета (группы доцента ИвГУ Синохиной И.В.). По ее инициативе был проведен целый музыкальный спектакль для дошкольников с участием учеников детской музыкальной школы № 2 «Лесная сказка», после которой все 100% детишек подняли руки, чтобы записаться в музыкальную школу.
Человек большого организаторского таланта, огромного обаяния, Альбина Александровна умеет находить подход к людям, притягивает к себе всех своей задушевностью, человеколюбием, увлеченностью, глубокими знаниями, особенно в области истории, краеведения, искусства. Она постоянно работает над собой, повышая свои знания – в научной, музыкальной библиотеках, в архивах музея.
Удивительно благотворная, добрая аура музея во многом обязана ей, ее обаянию, душевной красоте, восторженности, доброжелательности. Постоянные посетители музея (музыкальных гостиных) не перестают благодарить ее за ту радость, которую она открывает людям, за все то светлое, что дает им во время наших совместных встреч. После каждой из них они уходят окрыленные, умиротворенные, «с просветленной душой и радостным сердцем», уходят переполненные красотой и любовью, забывшие о своих болезнях и жизненных невзгодах, с надеждой на светлое будущее. И с нетерпением ждут каждой новой встречи с музеем, с его музыкальной гостиной, с полюбившимися им исполнителями.
Удивительно чуткая, добрая, возвышенная душа Альбины Александровны в полной мере раскрывается в ее оценке нашей творческой деятельности в стенах Музея. Вот ее слова, идущие уже из музыкальной истории:
«Дорогой Виталий Всеволодович! Наверное, Бог распорядился так, что устроил нам ту промыслительную встречу!
Я все отлично помню, когда Вы пришли к нам в музей, и я взяла с Вас деньги. Когда же я узнала о Ваших намерениях, мне стало стыдно за те 5 рублей…
Вы произвели на меня необыкновенное впечатление, как человек глубоко духовный, интересный, творческий, красивый внутренне и внешне!
Но, наверное, одному Вам было бы не под силу что-то сделать?! И тут Бог посылает Вам ангела – Элеонору Николаевну. Необыкновенную женщину: тонкую, чувственную, благородную, интеллигентную и удивительно талантливую. Как она поет!!! Ее голос заставляет трепетать, сопереживать, думать, стремиться к совершенству.
А ваш тандем! Это что-то обворожительно-доброе и несказанно-красивое! Побольше бы таких, как вы, людей! Тогда можно говорить и о красоте, которая спасет мир.
Вы, Виталий Всеволодович, размышляете о том, что Ваше музыкальное дарование никому не нужно, лучше бы заниматься литературной деятельностью. Дело в том, что любой творческий человек всегда сомневается, на правильном ли он пути. Уверяю Вас, дорогой Виталий Всеволодович, мы, я имею в виду и постоянных слушателей, любим Вас за широту русской души, за Вашу необыкновенную любовь к жизни, к природе, за высокую культуру. Ваша музыка согревает нам душу, делает нас всех богаче!
Спасибо Вам с Элеонорой Николаевной за все! Доброго Вам здоровья, творческого счастья, удач и встреч с интересными людьми!
Альбина Александровна, с уважением и любовью». 5.04.2008.
ИНСТРУМЕНТАЛЬНАЯ МУЗЫКА
Большинство взрослых, особенно женщин, волнует прежде всего вокальная лирика. Это песни (романсы) любви, светлых воспоминаний, томительной и нежной грусти, радужных грез, мечтаний – вообще добрых человеческих отношений. Пробуждение у человека этих чувств, в том числе тоски, сострадания, грусти, оказывается полезно для здоровья. Последующая смена настроений способствует более глубоким чувствам.
Для того, чтобы положительный эффект давала инструментальная музыка, необходим ряд условий. Прежде всего, хороший инструмент и квалификация исполнителя. С другой стороны, для положительного восприятия такой музыки необходима и соответствующая подготовка слушателей – надо «уметь слушать». Необходим также эмоциональный настрой слушателей – контакт аудитории с исполнителем. Немаловажное значение имеет и помещение, где происходит концерт. И не только в плане акустики, но и его собственной «внутренней энергетики». В этом отношении весьма перспективны небольшие, камерные залы отдельных музеев, библиотек… В любом случае «живое исполнение» – это высшая форма духовного общения между людьми.
В начале двухтысячных, когда я только начинал вспоминать свою фортепианную программу, то часто заходил в музеи (Бурылина, Бубнова, Пророкова), где находились неплохие, настроенные старинные инструменты, и наслаждался воспоминаниями о прошлом. Играть в музее – в присутствии публики, или в одиночестве – всегда особенно приятно. Честно говоря, мне больше нравилось одиночество – «игра для себя». Именно тогда, при полном отвлечении от всего окружающего, при единении с инструментом, можно создать музыкальные образы, достойные внимания. И это порой получается, и люди слушают тебя после просмотра выставки, погружаясь в особую ауру музыкально-художественной гармонии, свойственной только стенам художественных музеев…
Я несколько раз решался выступить с фортепианной программой в школах, перед учителями и учениками (школы № 5, 28, лицей № 21). Однако качество инструментов, за исключением рояля лицея, не позволяло создать желаемую красоту музыкальных образов. Несколько раз меня приглашали выступить в пансионате на Харинке. Мне нравился тот инструмент, с нежным, мелодичным звуком, и я играл там с удовольствием. Видимо, игра произвела впечатление и на отдыхающих, оставивших мне на память свой отзыв:
«Благодарим Бердышева Виталия Всеволодовича за прекрасно проведенный музыкальный вечер. Мы были очарованы замечательным исполнением музыкальных произведений известных и неизвестных композиторов. Причем все это сопровождалось чтением замечательных стихов любимых поэтов: Фета, Тютчева, А. Толстого, Пушкина, Есенина и др. А его виртуозное исполнение потрясло всех нас, создало прекрасное настроение и душевную атмосферу в зале. Чувствуется, что Виталий Всеволодович - талантливый музыкант, который затрагивает наши души, хочется слушать его и слушать».
Коллектив отдыхающих профилактория № 1 (9 подписей). Харинка, 21.12.2007.
Меня нередко приглашают в Фонд культуры и в Музей Пророкова на открытие художественных выставок, на презентации литературных произведений, чтобы с помощью живой музыки создать лирическую атмосферу в зале.
В школах (по возможности) я использую фортепианную музыку вместе с поэзией, когда разговор идет о красоте природы («Времена года в музыке и поэзии», « Тема природы в музыке и поэзии» и др.), или же о любовной лирике («Мелодии любви в музыке и поэзии 19 века», «Музы русского романса» и др.)
И эта красота отнюдь не отвергается и юными и более старшими слушателями.
Для самых маленьких (второй-третий класс) у меня подготовлена «Лесная сказка», тоже в литературно-музыкальном варианте. При этом дети слушают серьезную музыку, которая, как никакая другая, вместе с поэзией способна создать впечатление сказочности и красоты (начало 1-й баллады Шопена, «Лесной царь Шуберта-Листа, «Хоровод гномов» Листа, этюды-картинки Бургмюллера, «Жаворонок» Глинки-Балакирева и др.) Кое-что из этих программ представляется вашему вниманию вместе с отзывами педагогов-литераторов на школьных сайтах.
ЭТЮДЫ БУРГМЮЛЛЕРА
Почему эти прекрасные этюды – настоящие картинки природы, не играют в музыкальных школах? Они могли бы принести столько радости и счастья юным ученическим душам! Я эти пьесы полюбил сразу, с первого знакомства – как только их стал задавать мне мой учитель Евгений Сергеевич Болдин (г. Шуя, 1948 год). И эти, в целом не очень сложные, произведения открыли для меня прекрасный мир музыки – красоту мелодий, гармоний, возможность передавать с помощью звуков картины природы и человеческие чувства. Я прошел их с учителем за год. А потом еще два года занимался у него, разучивая уже более серьезные вещи.
В детстве и юности мной было сделано много глупостей. Не могу простить себе то, что с 15-ти лет я по-настоящему не занимался музыкой – только периодически подходил к инструменту. И это лишило меня возможности в последующем хорошо играть классиков фортепиано: Шопена, Листа, Рахманинова – моих любимых композиторов. В техническом отношении я так и остался на уровне этюдов Бургмюллера. Однако периодически вспоминая эти очаровательные, запавшие в душу мелодии, возвращаюсь в светлые годы моего детства.
Примечание:
В группе "Красота духовная и здоровье. Город Иваново" в Одноклассниках выставлены видео: в исполнении Виталия Бердышева звучат этюды Бургмюллера "Утренние колокола", "Пробуждение в лесу", "Ручеек", "Песня гондольера", "Взволнованность", "Сильфы", "Гроза", "Жемчуженки", "Колыбельная". "Марш".
РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ЭТЮД
Это великолепное произведение гениального композитора я неоднократно слышал в детстве в исполнении моего учителя музыки Евгения Сергеевича Болдина. Восхищался его красотой, но даже не помышлял когда-нибудь его выучить.
Учась в академии, был поражён, что это произведение пытался играть мой однокашник Витя Подолян. Правда, он играл всего несколько первых тактов из этюда, но и этого было достаточно, чтобы произвести впечатление. Конечно, мне захотелось его выучить, и я срочно обменял все имевшиеся у меня ноты на толстенный сборник Шопена, принадлежавший Вите.
На первом и втором курсе я ещё периодически занимался музыкой, играл по воскресеньям и по вечерам в третьей аудитории, где стояло отличное пианино. На втором курсе я уже играл этот этюд. И даже хотел на одном из вечеров (проходившем в Бронетанковой академии) исполнить его вместо намеченного «Жаворонка» Глинки-Балакирева. Проиграл его пару раз в соседнем с залом кабинете, но так и не решился выставить напоказ свои естественные недоработки.
Начиная с третьего курса, в академии я играл очень редко. Порой не подходил к инструменту долгими месяцами. И это, несмотря на то, что на курсе, в ленкомнате находилось прекрасное пианино, и где можно было играть часами, особенно во время дежурства в казарме – когда дневальному предоставлялось несколько часов отдыха. Иногда всё же жажда музыки вновь овладевала мной, и я садился за инструмент, вспоминая кое-что из своей программы. Однажды (это было на четвёртом, или на пятом курсе) я дежурил по роте. Встретив, как положено, начальство, оставил дневального у столика дежурного, а сам решил немного поиграть из того, что ещё помнил наизусть, – нот при себе у меня тогда не было. Немного разыгравшись и почувствовав, что пальцы «идут», попробовал вспомнить этюд Шопена. И чудо – я его не забыл! И он сразу стал получаться. И я чувствовал, что в состоянии сегодня передать всю страсть и жажду борьбы, заложенную в произведении автором.
Я сидел спиной к двери и не услышал, как она отворилась, и в комнату вошли начальник курса с незнакомым капитаном I ранга, как выяснилось, проверяющим. Меня вывел из состояния фортепьянного экстаза громкий и злой голос начальника: «Прекратить!!»
От неожиданности я вскочил, как ужаленный. Вижу высокое начальство, поворачиваюсь к ним, принимаю стойку «смирно». Лицо начальника искривлено злобной гримасой:
– Прекращайте вакханалию и зайдите ко мне в кабинет! А пока получите наряд вне очереди за безобразие, устраиваемое Вами в комнате!..
Слава богу, одним нарядом дело и ограничилось. А могло быть и хуже. Все на курсе помнят, как во время выпускных экзаменов, уже в конце последнего, шестого курса, этот начальник отправил чуть ли не на десять суток на гауптвахту нашего однокашника, – тогда капитана Абаскалова, якобы «за пререкания с начальством и невыполнение приказания». Какое дело такому начальнику до высокого искусства, до гениального Шопена, до его «Революционного» этюда! И как хорошо, что не все у нас такие!
Вспоминаю очень похожий эпизод из телесериала «Рождённая революцией». Молодой стажёр милиционер, случайно севший за рояль в ожидании получения указаний от командования, тоже играл Шопена, и тот же «Революционный» этюд. Вошедший начальник патруля, тоже полковник, однако не стал поднимать его громким окриком, а наоборот, сделал знак остальным, чтобы сидели тихо, и дал доиграть произведение до конца, прочувствовать вместе с исполнителем значимость этого момента.
... А потом революционный этюд играл мой сын, учившийся в седьмом классе музыкальной школы. И играл блестяще! Я же почти на три десятилетия распрощался с музыкой, полностью переключившись на военную науку и практику. Вернулся к ней лишь в конце восьмидесятых, в том числе к Шопену и его блестящему этюду. И глубоко сожалею, что не приобрёл в детстве и юности необходимой техники, чтобы иметь возможность передать все чувства, заложенные в произведении автором.
ПЕСНЯ БЕЗ СЛОВ
Моя бабушка очень любила музыку. И сама, по-видимому, в юности неплохо играла на фортепиано. Умение играть в те, дореволюционные годы было непременным условием общего образования и высокой культуры. Эти требования непременно выдерживались во всех гимназиях того времени, таких, как гимназия принцессы Ольденбургской, которую окончила бабушка.
Вероятно, ещё лучше владела инструментом моя прабабушка, которая после ухода из семьи мужа самостоятельно воспитывала трёх дочерей, добывая пропитание игрой на рояле в салонах, где собиралось высокое светское общество. Прабабушка очень любила Мендельсона и просила свою дочь (мою бабушку) обязательно сыграть на своих похоронах его девятую песню без слов. И бабушка выполнила её просьбу. Обливаясь слезами, она села за фортепьяно и исполнила эту грустную, прощальную мелодию во время выноса тела усопшей матери...
Сама бабушка при мне никогда не играла. Она прекратила играть ещё в юности, после смерти своего первенца. Считая себя в какой-то степени виновной в его гибели, она лишила себя счастья играть и больше за всю жизнь ни разу не присаживалась к инструменту. Однако она обучила меня музыкальной грамоте и приложила немало усилий, чтобы я стал заниматься музыкой, за что я ей от всей души благодарен.
Бабушка дождалась того момента, когда я стал играть серьёзные вещи, и часто просила меня играть ей и Чайковского, и Шопена. Но больше всего она любила мелодии Мендельсона и часто слушала их в моём, детском исполнении. Грустные звуки девятой песни без слов вызывали у неё воспоминания о трудной и бесконечно далёкой юности...
А сейчас, уже в моей старости, я периодически вспоминаю это произведение и играю его уже для себя, обнажая историю уже моего давно забытого прошлого...
ПАТЕТИЧЕСКАЯ СОНАТА
Это было так давно, ещё до войны. Мы жили на Железнодорожной улице в городе Шуя, и ко мне в гости приходила такая же маленькая, как и я, Неля Королькова. Мы играли то на полу, то под столом, то под кроватью. Иногда слушали, как играет на пианино моя мама. Один эпизод с её игрой я помню очень отчётливо. Был яркий солнечный день (очевидно, воскресенье, потому что вся семья была дома). Мы с Нелей удобно расположились на ковре, в центре большой комнаты, где стояло пианино. Мама подошла к нему, села на стул, поставила перед собой ноты и стала играть. Она играла и раньше, но почему-то отчётливо запомнилось мне именно это произведение. Она переносила правую руку из басов через левую, и из-под её пальцев лились чарующие душу звуки. Я даже перестал раскладывать кубики и всё смотрел на её исполнение. Мелодию я хорошо запомнил, но узнал, что за произведение, значительно позднее, когда стал чуть-чуть сам разбираться в музыке. Это была Бетховенская «Патетическая» соната. Мама играла и «Лунную», и «Аппассионату». Однако любимой была «Патетическая». Об этом она рассказала мне уже в глубокой старости, когда мы оба принялись писать свои «воспоминания». Патетическую она исполняла и на концертах в Шуе, но только по нотам. Учить наизусть такие серьёзные произведения у неё просто не было времени.
Я помню одно её такое исполнение где-то на Новогодней ёлке, куда она взяла меня с собой, и я, ещё совсем маленький и неразговорчивый, водил хоровод вокруг нарядной ёлки с более старшими ребятами и девочками. И ясно помню реплику одной из мам в мой адрес: «Смотри, а он тоже немного поёт со всеми вместе» (очевидно, про ёлочку). Нам всем раздали подарки, а потом маму попросили поиграть. И она долго играла, и ей все хлопали. Хлопал и я тоже, и я был горд своей мамой…
Видимо, первый, «домашний» эпизод произошёл позднее, когда мне было уже около четырёх лет. Мама обратила внимание на меня, прекратила играть и позвала нас обоих к таинственному инструменту. Спросила, хотим ли мы научиться играть. Неля сказала, что уже умеет и в знак доказательства этого легонько нажала пальчиками одну из клавиш. Послышался тоненький звук, и мама похвалила мою подружку. Я тоже сказал, что умею и хотел нажать клавиши всей ладонью, но мама не разрешила мне делать это, пообещав учить меня музыке, когда я буду постарше.
Когда я прошёл пятилетний курс обучения музыке у Евгения Сергеевича Болдина, когда стал сам играть серьёзные вещи, то неоднократно задавал себе вопрос, как мама, всего после нескольких лет учёбы музыке у частного педагога, могла играть сонаты Бетховена?! Я не в силах был целиком их осилить и во взрослом состоянии, в том числе и технически. А принимая во внимание, что она ещё свободно играла «с листа», то можно сделать вывод о её большом музыкальном таланте. К тому же, она любила музыку и не играла только потому, что не имела на это времени. Когда же я просил её поиграть со мной в четыре руки, она с удовольствием выполняла мою просьбу, не испытывая при этом никаких затруднений ни со стороны партитуры, ни в техническом плане.
Ноты знаменитых Бетховенских сонат маме подарил Алексей Алексеевич Квашонкин – друг семьи ещё с Владивостокского периода семейной жизни, с витиеватой дарственной подписью на обложке. И мама очень дорожила ими и до старости помнила все эпизоды, связанные в жизни с ними.
В старости и я наконец-то выучил отдельные отрывки из этих сонат и иногда решаюсь сыграть их моим слушателям в школах, в музеях, в библиотеках, рассказываю им об этих великих произведениях и их гениальном творце, оставившем нам частичку своей души вместе с ними.
ЭЛЕОНОРА СОФРОНОВА И ВЛАДИМИР ПАВЛОВ
В МУЗЫКАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЕ ГОРОДА
Идеи «музыки для себя» – «домашнего музицирования», музыкальных гостиных (дом-музей им. Бубнова) и «уроков красоты» в учебных заведениях мне бы никогда не удалось реализовать без активного участия очень близких мне людей – прекрасных вокалистов Элеоноры Николаевны Софроновой и Владимира Федоровича Павлова.
Результаты этой работы уже налицо, и о ней можно говорить, как о свершившемся факте – очень важной направлении эстетико-воспитательной работы с населением, и в первую очередь с учащимися школ, училищ, высших учебных заведений.
Этих удивительных «певцов из народа», конечно же, надо слушать. О них надо знать, ибо их многочисленные сольные выступления оставили большой след в культурной, в частности, в музыкальной жизни города Иваново.
ВЛАДИМИР ПАВЛОВ
Великолепный лирический тенор с потрясающим пиано, сильный и мощный, с широким диапазоном звучания, – его голос близко подходит к итальянскому «Бельканто», по крайней мере, по его общей красоте, пусть и без особо сложных украшений и рулад, развиваемых только многолетней специальной работой. Голос певца очаровывает уже при первой встрече и даже при первых звуках. Передать словами силу его эмоционального воздействия невозможно. Одних он погружает в «умиротворяющий транс», у других вызывает «слезы радости и восторга», у третьих снимает болевые ощущения, вызванные хроническими недугами…
Его вокал обладает безусловным могучим психокоррегирующим и анальгезирующим (обезболивающим) эффектом. В этом я сам постоянно убеждаюсь, как во время выступлений, так и во время продолжительных репетиций.
В его голосе есть нечто такое, что действует, возможно, и независимо от психоэмоциональной сферы слушателей. Это я говорю как врач, имеющий определенный опыт работы в области музыкальной терапии и профилактики.
У Владимира Федоровича достаточно широкий репертуар: русские, украинские народные песни, романсы, песни военных лет, итальянская классика. Чего стоили одни только его концерты в музеях и библиотеках города в сентябре-ноябре 2007 года, посвященные памяти Лучано Паваротти!
А работа Павлова в школах и других учебных заведениях! Порой он выступал по три-четыре раза в неделю и по два урока подряд. Сколько сотен классов и тысяч учеников встретились с ним за эти годы! И как его встречают юные слушатели! Вот реальный вклад в эстетико-воспитательную работу с детьми, в пропаганду художественного творчества, в развитие нашей общей культуры. Я думаю, что эти встречи останутся в памяти у ребят надолго.
Каких только комплиментов не услышал он от публики! И «лучший тенор города», и «явление в музыкальной жизни города», и «целитель человеческих душ», и т.д. и т.п.
О его творчестве лучше всего говорить словами восторженных слушателей, причем тех, кто постоянно ходит на концерты профессиональных исполнителей, кто имеет возможность сравнивать, кто глубоко чувствует красоту и не терпит фальши.
«…Благодарим Вас за Ваше прекрасное творчество, за отдохновение душой на ваших неповторимых концертах.» (подпись неразборчива). 3.10.2007. Фонд культуры.
«Спасибо за концерт памяти о великом теноре современности. Замечательное исполнение, великолепный репертуар. Еще раз спасибо Павлову В.Ф. и Бердышеву В.В. за их энтузиазм и любовь к музыке» (три подписи). 5.10.2007. Библиотека Гарелина.
«…в течение полутора часов мы восторгались итальянской музыкой и мысленно были в тех местах, откуда пришли эти песни… Благодарим Вас за предоставленное счастье слушать Ваше исполнение. От души желаем творческих успехов и надеемся на новые встречи.» – гостья из Санкт-Петербурга Лидия Петровна Корчагина-Сорокина и еще 7 подписей. 11.10.2007. Дом-музей им. Бубнова.
«…Хотелось бы услышать В. Павлова в нашем городе – Северодвинске, думаю, слушатели будут благодарны. Дорогу классической музыке! (подпись). 11.10.2007. Дом-музей им. Бубнова.
«…Спасибо за лечение такой красивой, душевной музыкой; она удивительно, очень благодатно влияет на нервную систему. Просьба: такие концерты проводить по возможности для детей-школьников, именно в камерной обстановке – так можно привить им увлечение классической музыкой.» (подпись). 11.10.2007. Дом-музей им. Бубнова.
«Огромное вам спасибо за доставленные минуты наслаждения от концерта. Великолепные произведения, исполненные великим Павловым (так говорят наши клиенты), лечат наши души, а итальянский язык ласкает уши. Здоровья вам. Творческих успехов!» С уважением, О.В. Караулова. 12.10.2007. Дневной пансионат на Харинке.
«Замечательное исполнение, разнообразный, великолепный репертуар заставляют трепетать наше сердце. На Ваших концертах забываешь о всех бедах и болячках. Большое спасибо, творческих успехов и здоровья!». 8.11.2007 Пономарева И.К. Музей Бубнова.
«Спасибо за кусочек Венеции, под небом которой мы оказались, за плеск волн под веслом гондольера. Спасибо за широкие просторы российских полей, за дорогу в синих колокольчиках, за пронзенную поэзией и любовью душу, за разбуженное осознание красоты в людях, за великий труд сердца, большого сердца, которое вместило так много, в том числе, пришедших на встречу с Вами и теперь уже надеющихся на подобные встречи в будущем». 11.11.2007. (12 подписей). Музей Пророкова.
«Спасибо В.Ф. Павлову и В.В. Бердышеву за возрождение музыкальных салонов в нашем городе. Спасибо за прекрасный голос, изумительный аккомпанемент. Желаем почаще встречаться с Вами.» 18.11.2007. Музей Пророкова (7 подписей).
«Прошу оценить его труд, ведь все идет от чистого сердца. Дар Божий. Дай, Господи, ему здоровья и дальнейших успехов. Прошу продвинуть Человека по его Призванию от Бога. Владимира Федоровича Павлова». 11.12.2006. (Ермолаева). Пансионат на Харинке.
«…Хочется без конца слушать, как поет Владимир Федорович. Это бальзам на душу. После такого концерта хочется жить и мечтать. Жизнь становится ярче. Такие встречи проводить надо чаще.» 11.12.2006. (15 подписей). Пансионат на Харинке.
«Огромное спасибо за столь проникновенное исполнение столь прекрасных и всеми любимых музыкальных произведений. Мы были восхищены вашим состоянием души. Вы подарили нам огромный заряд положительной энергии на долгое-долгое время. Мы были бы очень рады увидеться с вами вновь. Давиденье.
Пусть года промелькнут вереницей неслышной,
На висках будет пусть седина.
Вы в душе сохраните годы юности вашей,
И она к вам вернется всегда!!!
Gracia molta bene! Benissimo!
Молодежь еврейской общины г. Иваново. 7 сентября 2008 года. (подписи)
Можно к перечисленному добавить и впечатления школьников (4-6 классов) от встречи с Павловым: «Класс!», «Супер!», «Восторг!». И особенно одного четвероклассника: «Вы, Виталий Всеволодович, уже старый человек, а играете, как молодой, – здорово! А Владимир Федорович поет еще здоровее!» Лучше не скажешь!
ЭЛЕОНОРА СОФРОНОВА
Элеонора Николаевна Софронова – великолепная певица и, безусловно, звезда первой величины музыкальной гостиной дома-музея Бубнова. Прекрасная вокалистка и вместе с тем многогранный, высокопорядочный человек. Ей присущи всеобъемлющая доброта, человеколюбие, честность, высокая культура, образованность, глубокое понимание красоты, стремление к совершенству.
Она всегда готова открыть перед людьми свою богатую душу и дарить им радость соприкосновения с всепобеждающей красотой музыки. Можно только поражаться ее природной музыкальности, исполнительскому мастерству, таланту общения с людьми, которые со всех сторон тянутся к ней, к ее доброму отзывчивому сердцу, чувствуя целительную ауру ее трепетной души…
Как много хранит она в памяти самых разнообразных вокальных произведений! Только в музыкальной гостиной дома-музея Бубнова за 2 года ею было исполнено около 120 песен, романсов, классических вокальных партий. В ее исполнении все звучит превосходно: русские и украинские народные песни, песни военных лет, танго 30-40-х годов, песни на стихи Есенина, а также весь ее классический репертуар (произведения Глинки, Даргомыжского, Чайковского, Рубинштейна, Рахманинова, Шуберта, Грига, Каччини и др.).
Но все же жемчужиной ее репертуара являются «старинные» романсы. И все завсегдатаи музыкальных гостиных идут на встречи со своей «феей» в надежде услышать прежде всего именно их. И она каждый раз оправдывает ожидания слушателей, заканчивая концерт исполнением доброго десятка полюбившихся всем произведений.
Лично для меня она действительно Фея романса. В городе я не слышал другой певицы, которая исполняла бы их столь волнующе и проникновенно. В романсах у нее бесконечное количество оттенков, нюансировок. В каждом выступлении она создает новые образы, чутко реагируя на душевное состояние слушателей. Ее бесподобное пианиссимо порой ставит в тупик концертмейстеров, поскольку аккомпанировать ей на старых, потрепанных временем инструментах становится практически невозможно. Им приходится почти полностью замолкать, чтобы вдруг не испортить эту божественную красоту, которая заставляет тебя устремляться вместе с ней в какую-то беспредельную даль и парить в ней, пока не затихнут звуки ее бесподобного голоса.
Огромная радость – делать людям добро. Элеонора Николаевна это прекрасно чувствует и идет на подобные музыкальные встречи по первому зову желающих. Порой она выступает перед публикой 5-6 раз в месяц. Постоянно работает над новыми программами, стараясь открыть слушателям красоту малоизвестных произведений. Она поет в музеях, библиотеках, домах отдыха, пансионатах, санаториях (в камерной обстановке); выступает и в больших залах, переполненных любителями вокального искусства (с хором ветеранов), в школах и высших учебных заведениях. И всюду ее встречают овациями и бурей аплодисментов. Она так завораживает слушателей, что мужчины падают перед ней на колени, а женщины вытирают слезу радости и благодарят ее за доставленное наслаждение. После ее концертов люди уходят потрясенные, одухотворенные, переполненные красотой и любовью.
Вот несколько характерных отзывов, которые каждый раз оставляют исполнителям восторженные слушатели:
«…Хочу сказать о замечательных музыкальных вечерах в музее Бубнова, где отдыхаешь душой от трудной жизни. Это просто чудо: такие талантливые люди Элеонора Николаевна и Виталий Всеволодович! Я именно их концерты готова слушать бесконечно. Элеонора Николаевна обладает таким голосом и талантом преподносить все, что исполняет, что ей, наверное, позавидовали бы многие профессионалы. Когда она поет, слезы восторга навертываются на глаза. Её «Аве Мария» несравнима ни с чем, ее голос – это такое чудо, которое переворачивает душу. И в то же время она обаятельно красивая и простая интеллигентная женщина…». Макаренкова Альбина Анатольевна. Дом-музей Бубнова. 20.02.2008.
«С большой благодарностью к вам – носителям Света музыки, Света культуры, настоящей благодати. Спасибо за романсы, добрые и наполненные любовью… от всего сердца шлем вам пожелания вдохновения Высшего, вам – Элеонора Софронова и Виталий Бердышев. Да пребудет с Вами Царица Мира – Красота!». Шабалина А.В., Кулагина Л.П. и др. Музей Пророкова. 9.12.2007
«Чудесно! Восхитительно! Элеонора Николаевна и Виталий Всеволодович – вы просто класс!!! Спасибо! Ждем! Любим!»
Слушатель университета «Третий возраст» Пономарева И.К. Училище культуры. 15.01.2008.
«Уважаемые Виталий Всеволодович и Элеонора Николаевна! Вот уже два года я посещаю «Музыкальную гостиную» в музее им. Бубнова. Я очень благодарна вам за эти встречи. Они для меня стали просто необходимы. Я получаю истинное удовольствие и отдыхаю душой. Когда я слушаю русские песни и романсы, то вспоминаю детство. У нас в семье всегда пели: и в праздники, и в будни, хотя музыкального образования не имели. Наше поколение выросло на этой музыке, а в современном мире другие ритмы, и я очень устаю от них. Ваши концерты, как глоток свежего воздуха в этом доме-музее, нашем общем доме. Возникает ощущение большой дружной семьи. Ваш репертуар – это классика, а классику можно слушать бесконечно. Спасибо вам большое за те праздники для души, что вы нам дарите. Дай бог вам здоровья, чтобы вы могли нас радовать еще много, много лет». Ильичева Т.А. и многие другие. Дом-музей Бубнова. 22.02.2008.
«Мы в восторге! Достали до глубины души. Спасибо! Счастья вам, успехов». Дом-музей Бубнова. 22.02.2008. Две подписи.
«Дорогие Элеонора Николаевна и Виталий Всеволодович! Благодарим вас за талант, искренне исполнение любимых романсов и божественные, редко исполняемые произведения. Чудесный голос Элеоноры Николаевны в сочетании с виртуозной игрой на пианино Виталия Всеволодовича оставляют замечательное впечатление, дарят светлое настроение, запоминаются. Желаем творческих успехов, личного благополучия, удачи. С уважением, сотрудники МДОУ (муниципальное дошкольное образовательное учреждение) № 184. 6.03.2008».
«Великолепно! Получили огромное удовольствие от прослушивания романсов дуэтом в исполнении Элеоноры Николаевны Софроновой и Светланы Ильиничны Супонькиной. С большим вдохновением и страстью, с любовью, задушевным голосом – они поразили наши сердца. Огромный заряд сил, бодрости, настроения получили от общения с исполнителями. С нетерпением ждем каждый раз новой встречи». Шишкина Р.В. Дом-музей Бубнова. 14.03.2008.
«Великолепной, единственной, неповторимой, незаменимой Элеоноре Николаевне Софроновой спасибо за минуты счастья. В ней гармонично все: и внешний вид, и живое исполнительское начало, и неувядающий темперамент…» Синохин И.С., Синохина И.В. Музей Пророкова. 23.03.2008.
«Дорогие наши Виталий Всеволодович и Элеонора Николаевна! У вас такой замечательный дуэт. Мы всегда рады видеть и слушать вас. Элеонора Николаевна, когда Вы исполняете русские романсы, а аккомпанирует Вам Виталий Всеволодович, то в Вашем дуэте звучит такая созидательная сила, и кажется, будто ангелы слетаются над Вами, и Вы сливаетесь в одно целое. И это правда. Потому что, когда Вы поете, Вы передаете глубочайшие устремления своей души туда … в высь. И это очевидно, потому что все, кто слушает Ваш дуэт, замирают и наслаждаются пением романсов и игрой Виталия Всеволодовича. Мы Вас очень любим. Ваш дуэт привнес в наш Дом Бубновых столько тепла, радости, очарования и воспоминаний. Спасибо вам большое от всех «бубновцев». Пусть бог хранит Вас. С любовью к Вам – семья Бубновых». А.А. Афанасьева и др. 5.04.2008.
«Большое спасибо от всего первого курса филологического факультета ИвГУ за доставленное удовольствие от прослушивания удивительного исполнения прекрасных романсов. Желаем Вам творческих успехов и благодарных слушателей». Музей Бубнова. 22.04.2008. (10 подписей).
«Уважаемые Виталий Всеволодович и Элеонора Николаевна! Большое спасибо Вам за чудную атмосферу творчества, доброты и искренности, в которую вы погрузили нас своим выступлением. Вы очень светлые, жизнелюбивые люди, не жалеющие своих душевных сил для окружающих, даже незнакомых людей. Здоровья Вам! Пусть Ваша творческая деятельность продолжается еще много лет. С низким поклоном – учителя лицея № 21». 25.03.2010.
Эти высказывания можно читать и перечитывать, как высокохудожественную литературу, как поэзию, как исповедь человеческой души и сердца, неожиданно столкнувшихся с удивительной красотой музыки и художественного творчества – вдохновляющих и всепобеждающих. И пусть эти встречи останутся для всех нас (слушателей и исполнителей) светлой памятью о сладких мгновениях счастья в нашей непростой современной жизни.
Это ли не валеология? Это ли не наглядное подтверждение значения музыки?! Так что давайте слушать ее, наслаждаться ею, радоваться, что она (классическая музыка) еще существует и продолжает звучать не только с больших, «профессиональных» сцен, но и в домашней, семейной, камерной обстановке. И давайте отдадим должное тем энтузиастам, которые доставляют нам радость соприкосновения с «живой» красотой, творя ее совершенно безвозмездно, по велению души и сердца, во имя сохранения нашей высокой музыкальной культуры.
МУЗЫКАЛЬНЫЕ ИСТОРИИ
С музыкой у меня было связано много забавных историй. И началось всё с того, что у нас дома было пианино, и бабушка решила учить меня играть на нём. Мои музыкальные страдания продолжались несколько лет и завершились у Евгения Сергеевича Болдина – прекрасного музыканта и очень хорошего человека, ставшего в последующем моим старшим товарищем и добрым другом. За четыре с половиной года обучения он дал мне многое в области познания музыки и, главное, – привил любовь к ней, что позволило в будущем совершенствоваться уже самостоятельно.
В годы службы и активной научной деятельности музыка была для меня лишь редким вдохновением из-за отсутствия свободного времени. По-настоящему она стала насущной потребностью и необходимостью после выхода на пенсию и возникновения вдруг неудержимой жажды художественного творчества. В том числе и на музыкальном фронте. Конечно, о серьёзной игре не могло быть и речи, поскольку для этого в своё время не было заложено технической и иной фундаментальной базы. Однако возможность играть на любительском уровне фортепианную классику у меня осталась, и это порой вдохновляло меня и моих редких неожиданных слушателей в залах музеев, библиотек, где мне разрешали музицировать.
В последующем, после знакомства и работы с прекрасными вокалистами: Евгением Андреевичем Абаскаловым (во Владивостоке), Владимиром Фёдоровичем Павловым и Элеонорой Николаевной Софроновой (в Иванове), наши литературно-музыкальные программы стали программами отдыха и просвещения как для лиц старшего поколения, так и для молодёжи – учащихся школ, средних и высших учебных заведений.
О значении музыки для человека, о её вдохновляющей и исцеляющей силе будет особый, уже серьёзный разговор. Вначале же хочется поделиться с читателями в первую очередь воспоминаниями о некоторых довольно комичных (для окружающих) и порой весьма поучительных (для автора) моментах, связанных с музыкой у меня как в детстве, так и в более поздние годы жизни. Конечно, всё можно перевести в шутку, даже не очень приятные события. Может быть, этим они как раз и будут интересны читателю?..
ХОЧУ ПЕТЬ С ТЕНОРОМ!
Как всё-таки по-разному встречают исполнителей зрители! Нет, общее впечатление при наших выступлениях с Э. Софроновой и В. Павловым всегда одинаково: всеобщий восторг, рукоплескания, удивительные записи в книге отзывов и даже стихи в наш адрес. Но вот эмоциональное состояние после концертов совершенное разное. Элеонора Николаевна приводит публику в состояние глубокого умиротворения, грёз и раздумий, возбуждая в их душах самые глубокие, самые сокровенные чувства. Слушатели порой не могут сдержать слёз (слёз радости и счастья!) после исполнения Ave Maria и многих русских романсов, и не скрывают своих внутренних переживаний от окружающих. Она заставляет расчувствоваться не только взрослых, но и юных слушательниц – учениц старших классов школ, где мы выступаем.
Никогда не забуду концерт в 36-й школе, где после его окончания нас обоих обступили восторженные ученицы старших классов, преподнося подарки и выражая свой безграничный восторг от услышанного. Значит, нужна им такая эмоциональная разрядка, нужны подобные выступления, нужен избыток глубоких светлых чувств и переживаний. И как хорошо, что у нас есть такие таланты, которые способны подарить слушателям это счастье общения с прекрасным!
Не менее восторженно принимают слушатели и Павлова. Но тут совсем иная реакция. Здесь люди кричат, машут руками, срываются со своих мест, устремляются к исполнителю, порой даже виснут на нём со всех сторон. Правда, подобное бывает лишь на небольших, камерных концертах. Да, тенор – есть тенор. А если он ещё и хороший тенор, то подобный успех ему обеспечен в любой аудитории.
В музее Пророкова, на чьём-то чествовании две юные красавицы прямо из-за стола я яствами выскочили и наперегонки к Владимиру устремились. Обогнать друг друга не смогли, так обе на нём с двух сторон и повисли. Тот опешил от неожиданности, сразу петь перестал, но «выдюжил обеих» – рабочая закалка спасла!.. А если бы ко мне вот так понеслись!? Моя спина одной бы не выдержала! Хорошо всё-таки, что я не тенор и меня в покое оставляют! А то беда была бы!
В Фонде Культуры, на репетиции, помнится, одна женщина только успела войти, так прямо из коридора к исполнителю и устремилась:
– Ой, у нас тенор! Какой тенор! Какой голос! Хочу петь с тенором!!!
Я сидел вполоборота за роялем и не видел хода развития событий. Но, кажется, «поймала» она только рояль. Уже достаточно опытный, Володя успел вовремя увернуться, и сразу же замолчал, дав возможность красавице прийти в себя от первого потрясения… Потом они на самом деле петь дуэтом пробовали. Однако почему-то дуэта не получилось.
…Давно мы с Володей у рояля не встречались – два года целых прошло. Тут как-то «нечаянно» встретились – в одной из библиотек, где инструмент есть. Привёл Володю с определёнными опасениями: ведь здесь собрались профессионалы-вокалисты, музыканты. Все наше музыкальное училище закончили.
Начали распеваться совсем тихо. Минут пятнадцать пели. Никто за это время в зале не появился, хотя комната сотрудников была как раз напротив. Возможно, и не слышали. Наконец, почувствовав свободу голоса, Володя «включил регистры», и зал сразу наполнился звуками итальянского бельканто, правда, местного, ивановского «производства», но столь же чарующего и редкого для нашей музыкальной глубинки. И тут же в зал ворвались сотрудники с возгласами: «Какой тенор! Какое исполнение! Какая постановка голоса!» Я не ожидал услышать подобное от наших музыкальных профессионалов. До этого любые мои попытки показать Володю профессионалам (и даже «полупрофессионалам») наталкивались на категорический отказ, под предлогом, что «любители – это дилетанты, и ничего путного от их исполнения ждать не приходится». Так говорили руководители хоров, ансамблей и, тем более, педагоги музыкального училища. А одна музыкальная особа, считающая только себя творцом истинного музыкального искусства, высказалась уже совсем категорично: «Ваш Павлов вообще петь не может. Его никто и слушать не будет!»
Так что реакция библиотечных профессионалов меня удивила и, конечно, обрадовала. По крайней мере, можно было надеяться, что сегодня наша репетиция состоится по полной программе. И Володя, вдохновлённый услышанным, запел свободно и раскованно – в полную силу.
Я надеялся, что прибегут и другие библиотечные ценители вокального искусства, но подобного не произошло. Я уже давно заметил, что у представителей культуры и искусства какое-то избирательное отношение к музыке и вокалу, в частности. Ни художники, ни фотографы ни на игру, ни на пение не обращают внимание. А литераторы болтают во время концерта, стараясь перекричать вокалиста. Лирику Элеоноры Николаевны заглушить им не составляет труда. Но вот голосовой напор Володи преодолеть им не удавалось ни разу. Поэтому они уходили поболтать в соседнюю комнату (в музее Пророкова на наших концертах). И если уж кто из них и досиживал до конца, то охарактеризовать свои чувства от нашего исполнения никак не мог. Так что можно было полагать, что чувств никаких и не возникало.
Видимо, сегодня у остальных работников библиотеки их тоже не возникло, хотя Володя исполнял в течение получаса свои любимые произведения. Не возникло и естественного в подобной ситуации любопытства: «Кто это там «орёт» так громко?!» В таких случаях хоть в дверь заглядывают… Завороженные же неожиданностью артистки продолжали осыпать исполнителя похвалами.
– Какой артист! Как свободно держится на сцене!
Обрадованный Володя ещё шибче машет руками (и ногами), начинает вальсировать с главным руководителем театральной сцены, падает перед ней на колени, объясняясь в бесконечной любви словами Неморино (или ещё кого-то). А они продолжают нахваливать и певца, и исполнение, и вообще итальянскую музыку. Приглашают его на все свои спектакли, с обязательным участием в них. Сразу придумывают для него новые роли. На меня уже не обращают внимания. Когда же я пытался показать, что и рояль в этих ариях что-то значит, тут же остановили, сказав: «А вы прекращайте бренчать! Всё! Теперь Он наш кумир. Мы все в него влюблены, а на вас и смотреть больше не будем!» Вот и приводи после этого тенора туда, где тебя до этого за своего музыкального кумира принимали!.. Всё. Теперь только его чествовать и будут…
Хорошо, что в зале в тот раз холодно было, и Володя боялся простудиться. Так что после этого он в тех апартаментах со мной не появлялся. Думаю, что и у слушательниц с течением времени поуменьшилась восторженная экзальтация, и скоро они вновь вспомнят о музыке и Шопена, и Листа. И пригласят меня к ним поиграть… Но теперь-то я умнее буду – знаю, кого можно брать с собой на репетицию!
2013 г.
ЮНЫЕ ПОСТРЕЛЯТА
Я люблю музыку, прежде всего инструментальную. Немного и сам играю на рояле. Люблю играть для себя. Для других – нет. Не привык просто. Играть на людях – особое качество, прививаемое исполнителям специальными тренировками, частыми выступлениями. С другой стороны, надо ещё не просто хорошо играть, но и иметь уверенность в себе – техническую, базовую, что приобретается годами работы. Тем не менее, и у меня порой появляются свои слушатели, когда я прихожу играть в музеи и библиотеки. Приятно, когда музыка – твоя музыка – нравится слушателям. Когда они после просмотра экспонатов остаются в зале и не уходят, пока ты не кончишь играть, исчерпав все свои духовные и физические возможности.
Как-то мне пришлось репетировать перед концертом в одной из школ. Это всегда приходится делать, чтобы проверить инструмент, звучание, акустику в зале. Начинаю играть. Стул очень неудобный: низкий, качающийся. Подложил на сиденье свой плащ, свернув его несколько раз. Стало чуть поудобнее. Но всё равно сижу с трудом – спина не выдерживает таких измывательств.
Инструмент находится в коридоре, и периодически из кабинета в кабинет ходят педагоги. На всякий случай спрашиваю, не очень ли я им мешаю. Отвечают, что нет, «не очень». А некоторые говорят, что даже приятно слушать. Я знаю, что занятия давно кончились, так что уроков нет и мешать сейчас некому. Поэтому и разрешил поиграть директор.
Поиграл минут двадцать. Сильно устал. Спина болит, стул без спинки, откинуться и опереться спиной не на что. Но хочется ещё поиграть. Когда в следующий раз выберусь к инструменту? По коридору бегают двое ребят, лет девяти. Носятся то в одну сторону, то в другую за моей спиной. О чём-то переговариваются, хихикают. Ну, этим моя музыка явно не нужна… Пусть себе забавляются. После уроков хочется порезвиться. Но ведь могли бы бегать и в дальней части коридора. Явно хотят обратить на себя моё внимание. Нет, не обращаю. Для этого повернуться от инструмента нужно. Да они мне и не мешают.
В какой-то момент угомонились, куда-то исчезли. Но вскоре снова завели свой хоровод. И ещё громче хихикают, просто хохочут. Так вот как на них моя лирическая музыка действует. Тут ещё и педагоги стали чаще ходить из кабинета в кабинет. Видимо, уже надоел.
Потихоньку встаю, разгибаюсь. Спина уже совсем не чувствует – ничего, кроме боли. Совсем не своя стала. Не даёт играть. Беру плащ, развёртываю его. Какой-то металлический болт со стула падает. Откуда взялся? Стул не развалился, значит, не из него высыпался. С пианино не должен был попасть на сиденье. Когда садился, такого на сиденье не было. Сразу бы увидел и почувствовал… Тут опять мальчишки из-за поворота коридора выглядывают. И хохочут вовсю. Чем это я их заинтересовал?
Положил болт на крышку пианино. Может, из него всё же вывалился? Хотя знаю, что таких громоздких деталей в этом инструменте не бывает. Пусть лежит, разберутся… Так и ушёл в неведении. И только тогда, когда беседовал с директором в его кабинете, до меня дошёл истинный смысл произошедшего. Явно это шустрые пострелята мне болт подложили! Не зря полчаса вокруг меня носились. И хихикали от удовольствия. Чтобы запомнил их незнакомый дядька! И не приходил больше шуметь в коридор. Да я и так бы не пришёл – спина уже совсем играть не позволяет… Но пока ещё могу писать за столом. Вот и пишу, вспоминая забавные события прошлых лет. Это тоже кажется мне интересным.
2013 год
МУЗЫКАЛЬНЫЙ МЫШОНОК
То, что музыка положительно действует на человека, отрицать никто не будет. Иначе её просто не было бы в нашей жизни. Музыка действует не только на нас, но и на иные высокоразвитые живые существа. В этом тоже сомнений нет. И в этом лично я неоднократно убеждался. Так, была неравнодушна к музыке моя овчарка Джильда. Она частенько сидела рядом со мной, когда я играл на пианино, и внимательно слушала, поворачивая голову и уши в направлении особенно приятных для неё звуков. А через какое-то время сама стала включаться в наш домашний концерт, исполняя протяжные собачьи арии под мой аккомпанемент. И призывала меня делать то же самое, устремляя морду в небо, будто ища там чего-то, как это делают волки морозными, лунными зимними ночами. Петь меня она так и не научила, но сохранила эту привычку в течение всех лет моей жизни в Шуе.
Некоторые проблески музыкальности имел и наш кот Васька, живший у нас ещё до появления Джильды. Он даже мог издавать звуки, наподобие кошачьего вальса, носясь по клавиатуре в ту и другую сторону. Однако мне казалось, что его больше привлекали не сами клавиши и звуки, а сделанная из бумаги игрушечная мышка, которую я возил перед его носом по клавишам.
Однажды, когда я стал постарше, у меня появился «музыкальный» комар, который в течение доброй недели прилетал откуда-то во время моей игры и усаживался либо на ноты, либо на пианино, либо на мои голые ноги, не причиняя мне однако никакого беспокойства.
Сначала я хотел его прибить, чтобы он не мешал мне готовить уроки. Но вскоре понял, что на сей раз этот комар не жаждал моей крови, а прилетал именно тогда, когда начинала раздаваться музыка. И я настолько привык к нему, что даже сожалел, когда нечаянно захлопнул его в нотах, перелистывая страницы. К моей радости, после освобождения из плена он быстро пришёл в себя, покрутившись какое-то время на одном месте, а потом улетел и в тот день у инструмента больше не появлялся, – очевидно залечивая полученные повреждения. На следующий день вновь прилетел, но уселся уже не на ноты, а на крышку пианино, и поначалу каждый раз взлетал, когда я переворачивал очередную страницу. Умный оказался комарик! С его помощью и работа моя пошла быстрее, и в воскресенье я получил особое одобрение моего учителя Евгения Сергеевича Болдина. Хотя похвалу в данном случае заслужил не я один – но об этом я решил промолчать.
Комарик прилетал ко мне ещё несколько раз, а потом внезапно исчез. Возможно, его привлекли комариные свадьбы, как раз разыгрывавшиеся тёплыми летними вечерами у нас в саду. И на этот раз я уже не старался разогнать комаров метлой или фуражкой, надеясь, что в округе выведется новое, «Музыкальное» комариное потомство. Но, увы! – этого не произошло. И все последующие поколения наших садовых комаров были такими же кусачими и безразличными к музыке, как и прежде. Видимо, это был единственный в своём роле «музыкально одарённый комар», что порой случается и в нашем, человеческом роде-племени. И я был этому единственным свидетелем.
А не так давно я познакомился с «музыкальным» мышонком. Это произошло в клубе завода «Автокранов», куда я иногда захаживал, чтобы поиграть в своё удовольствие в одном из дальних кабинетов, расположенных за сценой. Играл я чаще всего днём, когда зал и комнаты были свободны.
В какой-то день обратил внимание на бегающего по комнате маленького серенького мышонка. Тут ему неплохо живётся, думаю. И тепло, и закоулков много, куда при случае можно спрятаться, и корма достаточно – порой пирушки певцы устраивают. Но сейчас-то чего он выскочил. Обычно эти создания по ночам путешествуют. Знакомиться, что ли со мной собрался? А тот на самом деле ко мне движется. Подбежал к пианино и уселся рядом с ним, к стене поближе. Понятно! На случай опасности сразу в щель нырнуть планирует.
Я не стал мешать малышу и продолжил занятия. Правда, иногда с интересом поглядывал в его сторону. А он сидит и сидит. То неподвижно, то вдруг туалет наводить начинает, то усиками из стороны в сторону поводит. И, вроде как, даже слушает, что я играю. Минут пятнадцать сидел. Я и вальс Шопена успел сыграть, и скерцо его, и даже начало Первого концерта вспомнил. Потом что-то лёгкое стал играть, и мышонок тут же исчез, и больше в тот день не появлялся.
Через три дня я снова занимался в той же комнате, и снова появился тот же мышонок. На этот раз он не бегал из угла в угол, а сразу устроился недалеко от пианино, рядом со шкафом. И вновь просидел минут двадцать, сверкая чёрными бусинками-глазёнками, шевеля миниатюрными усиками и занимаясь своим туалетом. Когда я переставал играть и смотрел на него, он прекращал всякие движения и тоже устремлял в мою сторону свой взор, как бы призывая продолжать музицирование.
В последующие дни он ещё несколько раз приходил слушать меня. Всегда сидел на том же месте, в той же позе, ведя себя как вполне «культурный» слушатель. Потом он куда-то пропал, а через неделю вдруг появился ещё с одним мышонком, но размером побольше и не таким усидчивым. Эта мышка вела себя как-то взволновано, пряталась под шкаф, опять появлялась, подбегала к маленькому мышонку, дотрагивалась до него усиками, снова пряталась. И вскоре оба слушателя исчезли.
Я думал, что мой юный почитатель музыки больше не придёт и будет заниматься более важными мышинами проблемами. Но он всё-таки появился. Но всего два раза. Полностью выполнил свой ритуал прослушивания, а в последний раз после прекращения игры несколько раз подбегал к инструменту и моему стулу, будто прощаясь и благодаря нас обоих (вместе с пианино) за доставленное удовольствие, и больше его после этого я не видел… Что испытывал он во время «музыкальной паузы», что хотел мне сказать в день прощания? Благодарил ли меня, или, наоборот, желал моего скорейшего ухода из кабинета? Может, я просто мешал его сородичам, оборудовавшим себе жилище где-то по соседству, под полом? Но мне хочется думать, что всё же ему нравилась моя музыка – ведь я играл ему «высокую классику» и старался показать всю её красоту…
2013 г.
МЫ НА КОНЦЕРТ!
Сколько за последнее десятилетие мы дали концертов в музеях и библиотеках города Иваново, и сколько дали Уроков красоты в школах и иных учебных заведениях, – это мы не считали. Наверное, более полутора тысяч, если по два-три выступления в неделю и по шесть-семь месяцев в году. Все встречи были прекрасны – со взрослыми и детьми. Но были среди них особенно запомнившиеся.
Запомнилось выступление с Владимиром Павловым лет десять назад, в каком-то колледже. Пианино оказалась совершенно расстроенным, и Володе пришлось исполнять программу всухую (без фортепианного сопровождения). У нас бывали подобные варианты общения. В этих случаях мне приходилось заполнять паузы между вокалом более длительными разговорами на выбранную тему: о музыке, о красоте, о любви, о культуре, искусстве и т.п. Помогало знание стихов, оставшееся со школьной и студенческой (академической) скамьи, в том числе и французских поэтов-классиков.
Слушателей интересовало буквально всё: и вокал, и стихи, и сами исполнители. Всё для них было интересно и совершенно необычно. Когда было такое, чтобы на уроках звучал классический вокал, русские и итальянские песни, романсы, оперные арии! Чтобы можно было слушать, задавать вопросы, вести живую беседу с исполнителями. Чтобы в классе вдруг зазвучал итальянский, французский, немецкий язык, Ave Maria на латыни! И так здорово зазвучал!
Вот и сегодня слушали восторженно, не шелохнувшись. Со всех сторон выставили мобильные телефоны для записи – мы уже попали в историю. То и дело приоткрывалась дверь, и в класс заглядывали поражённые необычным действом студенты и педагоги. В конце концов классному руководителю пришлось встать на страже классных ворот снаружи и оттуда пресекать новые попытки вторжения. Володя пел, как всегда, великолепно, постоянно срывая овации зала. Кое-что досталось и мне – за компанию. В конце урока певца окружили возбужденные красотой слушатели и упросили остаться с ними ещё на один час. Педагоги были заодно с ними.
Каждый вокалист знает, что такое пение без сопровождения. И далеко не каждый способен на это. Особенно, когда выступление затягивается на продолжительное время. Володя прекрасно справлялся с сольным вокалом, но мне пришлось больше внимания слушателей переводить на себя. Обоим приходилось импровизировать, поскольку подобный вариант был не запланирован. В общем, выдержали двойную нагрузку. Оставили, как всегда, кучу автографов. Дали добрые пожелания слушателям. Как только открыли дверь, в класс сразу ввалилось несколько десятков студентов и педагогов из коридора. Оказывается, целый урок стояли и слушали – с первого и с третьего этажа. Директор разрешил в виде исключения, догадываясь, что подобного они больше и не услышат в течение жизни. Я думаю, что так оно и будет в действительности. Такие яркие голоса, как у Павлова, в масштабе нашего города могут появиться раз в столетие. Двадцать лет прошло – ничего подобного пока нет.
Ещё вспоминаются наши репетиции в малом зале музыкального училища. Был светлый период, лет семь назад, когда нам любезно разрешили позаниматься в этом престижном музыкальном учреждении. Занимались по воскресеньям, в апреле, по 3-4 часа в день. Была попытка сделать там наши первые музыкальные записи. Три воскресенья я посвятил своей фортепианной программе – отвел душу за хорошим инструментом; дважды встретился с Элеонорой Николаевной Софроновой, и дважды – с Володей Павловым. Последняя встреча оказалась для нас знаменательной.
Во-первых, удалось записать значительную часть Володиной программы. Хотя он и сильно сопротивлялся этому. Может, от переизбытка чувств у него не всё хорошо звучало, – но всё равно, мне показалось «здорово». Здорово – для наших их условий: сходу, без репетиции в этом зале, на фотоаппарат, без опыта записи и т.д., и т.п.
В какой-то момент работы нас стал отвлекать неопределённой шум за окном: что-то кричали и стучали. Мне трудно было вставать из-за рояля, а Володя заглянул из любопытства в окно:
– Там, внизу (мы на третьем этаже репетировали) целая толпа собралась, – докладывает мне, – руками машут, хлопают. Неужели, это нам?!
Попробовали спеть ещё для души, – без записи. И итальянские песни, и испанскую гитару, и Леонкавалло, и Каварадосси, и в русскую «Тройку»... Пели минут двадцать, сколько хватило у Володи сил. И публика всё не расходилась. Возможно, она постепенно обновлялась. Окно из зала выходило, по-моему, не на улицу, а в какой-то двор. Видимо, Володино пение привлекло внимание местных жителей, а, может быть, и частично прохожих. Вовочка был безусловно доволен. Целый концерт дал, да ещё в стенах такого заведения, да ещё в сольном варианте. И как приняли!
Мы отработали в целом в этот день часа три, а то и больше. Приходилось пользоваться благоприятным моментом, пока пускают. Спускаемся к выходу. Отдаём ключи вахтерше, благодарим, а она нам:
– Чего это вы там сегодня распелись, отбою от прохожих не было, всё к вам наверх рвались – «Московских певцов слушать». И не один раз врывались!
– Да, нет – говорю, – никаких концертов. Это любители репетируют.
Так и не поверили – ничего себе, любители! Такой голос только с большой сцены можно услышать...
Для нас это и была большая сцена. Выходить вдвоём, на большее мы не решались. Володя, правда, выступал при большой аудитории: и с хором Троицкого, и с Валентиной Кирилловной Брянцевой. И никаких микрофонов ему не требовалось. Он никогда не искажал техникой своего чудного голоса... Вот и сегодня вызвал восторг неожиданных слушателей!
ВСТРЕЧА В МУЗЕЕ
18 ноября 2018 года в Музее Первого Совета произошла неожиданная музыкальная встреча Виталия Бердышева с его школьным товарищем Вячеславом Егоровым, живущим в Москве и случайно узнавшем о своем школьном друге и его музыкальных выступлениях. Естественно, звездой встречи была Элеонора Николаевна Софронова, голосом и исполнением которой Вячеслав Михайлович был просто очарован, ранее слушая ее записи в интернете. Он специально приехал в Иваново ради этой встречи и был поражен услышанным. Импровизированный концерт для одного слушателя продолжался более полутора часов и включал старинные романсы и русские народные песни.
Исполнение привлекло внимание случайных посетителей музея, которые с восторгом прослушали всю программу и выразили свое восхищение жаркими аплодисментами и восторженными отзывами в адрес исполнительницы. Под конец музыканты выдали то, что никогда еще не включали в свои концертные программы: «День ли царит» и «Серенаду Дон Жуана» Чайковского, «Нет не тебя…» Шишкина, «Весенние воды» Рахманинова и «Грезы любви» Листа, великолепно прозвучавшие в богатом акустикой зале бывшей городской управы.
Слушатели не могли поверить, что это чудо сотворили непрофессионалы. «Нам сегодня невероятно повезло, – заключил один из присутствующих, – услышать глубоко художественное и высоко профессиональное исполнение – не на большой сцене, а в камерной обстановке ивановского музея. Это дорогого стоит!»