Глава 22.
- Не спокойно у меня на душе,- говорила Злата, положив голову на плечо любимому.
Не радовала её сегодня ни встреча с Ванечкой, ни его теплая рука, в которой он держал её, озябшие после холодной воды, ладони, ни его тихий голос, которым он рассказывал какая у них будет жизнь, когда поженятся.
Перед её глазами стоял тяжёлый взгляд Фёдора, который пробрал её до костей.
Став старше Злата научилась управлять своим даром. Если раньше она на кого ни посмотрит, то видит болезнь и по незнанию начинает её вытягивать. А потом болеет сама и мучается страшными снами. То сейчас она запрещает себе смотреть внутрь человека, чтобы избежать боли и мучений.
- Тебя кто-то обидел, золото моё?- обеспокоился Ванечка, заглядывая в глаза своей Злате.
- Нет. Наверно дождь пойдет, вот мне и не спокойно,- старалась отшутиться она.
А Фёдор, после того, как посмотрел в глаза Злате, осатанел не на шутку. Он гнал своего коня по ухабам так, будто за ним увязались дикие волки. Хлестал по бокам и спине до крови. Конь храпел и скакал не разбирая дороги, лишь бы убежать от больно бьющего кнута.
Были у Фёдора девки, не без этого. Парень-то он видный, рукастый, даром что странный. Всегда находилась та, которая без страха приходила к нему на сеновал. Но ни одна из них не волновала сердце парня так, как взволновала Злата. И что в ней было такого он и сам сказать не мог, но работать не мог несколько дней, мучимый её голубыми глазами, преследующими его день и ночь.
А в округе гудел народ. Дьячка загрызли волки. Да так страшно загрызли, что не приведи Господь. Разорвали на мелкие кусочки, да по полю раскидали.
Дьяк-то был тот ещё греховодник. Страсть, как любил за бабами в бане подглядывать.
Однажды пошли бабы мыться. Идут, шумно переговариваются, хохочут.
Вдруг, видят в кустах мелькнуло что-то.
- Ой, бабы, кто это там?
- Страшно. А ну как чёрт.
- Да этот чёрт в обличие нашего дьяка,- смеялась краснощекая Лукерья.
Давно она заприметила козлобородое рыло дьяка, подглядывающего в окно бани, когда там моются девки. Да всё случая не было, чтобы проучить похотливого служку.
Разделись бабы в предбаннике, да пошли мыться. Поддали пару. Сидят на полке разомлевшие. Щёки у всех румяные, белые телеса покраснели, блестят от воды и пота.
- Ох, хорошо-то как, бабоньки,- сказала Нюрка, хлопая себя веником по ляжкам.
- Эх, вот была я молода, да упруга, уж мы-то с моим Степкой только тутачки и делали детей,- хохотала Лукерья, натирая мочалом большие груди.
- Да ну тебя, срамница ты,- говорила сухопарая Наталья, мужик которой помер от чахотки пять лет назад.
- Ой, вы поглядите на неё. Я срамница, а она праведница. Троих-то детей в капусте наверно нашла,- с вызовом отвечала Лукерья. От жары её щёки стали пунцовыми, а натертые мочалом груди горели огнём.
- Да ладно вам, бабы, спорить. В бане ли, на сеновале ли, а мужик он везде мужик. Мой вот меня где поймает, там и сгребет,- смеялась Фёкла, мечтательно глядя в окно.
За окном мелькнула чья-то тень.
- Ой, бабы, там кто-то есть,- тихо сказала Фёкла.
- Ну козел востроносый. Ну бесстыжая морда. Тихо, бабы, сейчас я этого похотливца приволоку,- сказала Лукерья, нагишом выбегая в предбанник.
Через несколько минут послышался тоненький голосок дьяка и громкая брань Лукерьи.
- Морда твоя козлиная. Чтоб у тебя твои причиндалы отсохли напрочь. Божий человек ещё называется,- кричала она, толкая упирающего дьяка в баню.
Бабы завизжали и захохотали, прикрывая причинные места руками.
- Да что вы прикрываетесь. Он вас уже со всех сторон обсмотрел. Обсмотрел же, поганец святой?- пихала его в бок Лукерья.
- Бабоньки, родные, пощадите. Бес попутал. Не позорьте вы мою седую бороду. Отпустите,- взмолился тонким голосом дьяк.
- Отпустить?- взревела Лукерья. - Это после того, как ты у нас всё видел? Нет, так дело не пойдёт. Показывай и ты, что там у тебя под рясой болтается.
Бабы захохотали. Дьяк затряс бородой, отступая к дверям. Но, не тут-то было. Если к бабам в баню попал, то одетым оттуда не вырвешься.
Содрали бабы с дьяка его рясу, спустили портки, да отхлестали вениками по бесстыжей морде.
Ох, и визжал же голый дьяк, как резаный поросенок.
Вытолкали его бабы голым из бани, да ещё и пинка отвесили.
Долго потом дьяк баб стороной обходил. Да слава греховодника закрепилась за ним до конца его дней.
Продолжение следует...