– Кто ты? – спросил доктор Артхаузен, стеля постель, у инфантила, пытающегося читать по слогам «Бесов» Достоевского, сидя на краешке кровати в его спальне.
– Я... ещё ребёнок, – ответил инфантил полушёпотом, поджав хвостик.
– Я это вижу, что не взрослый. А хвост откуда?.. Ты оборотень что ли?
– Я нет... я просто... типа зайка.
– Артхаусом интересуешься? – спросил Артхаузен. – АРТ-ХА-У-СОМ! – продекламировал он чёт-ко-по-сло-гам.
– Люблю... наверное... а что это? – инфантил вложил закладку в «Бесов» на второй странице, закрыл томик и заинтересованно, но робко, перевёл взгляд на профессора.
– Да, бесовщина всякая. А сколько тебе лет... ребёнок?
– Мне сорок... Эм. Нет. Двадцать пять... Эм. Нет. Пятнадцать...
– Понятно. Тогда разденься догола и проползи по полу восемь метров, как будто ищешь муравьёв в траве. Там подберёшь, вон, видишь – треуголку... найдёшь в ней пистолет. Затем надень её, а пистолет кинь мне. Что делать дальше я тебе скажу...
Ну, инфантил всё так и сделал, – как-то стеснительно, зато покорно, разделся догола, прополз, виляя голым задом, будто муравьёв искал в траве ковра, дополз как-то смешно до треуголки, нахлобучил, и в завершенье – кинул пистолет...
Артхаузен нажал на паузу видеокамеры «Sony», на которую начал съёмку этих пока недолгих, однако каких-то стеснительных и неопытных, а оттого – уже весьма зрелищных для кино телодвижений:
– Так, говоришь, не знаешь что такое артхаус, да?
– Не-а.
– Ок, мой мальчик. В двух словах скажу. Это дешёвое, двусмысленное, и в большинстве случаев – дурацкое #КиноНеДляВсех... – профессор выждал паузу. – Продолжим! Сыграй теперь Наполеона, зай – встань эдак по-наполеоновски, представь – что на тебе военный маршальский сюртук и гордо сунь в сей китель свою руку... Какбэ. И так и стой – типа ВЕСЬ МИР У ТВОИХ НОГ!.. ХУДЫХ И ГОЛЫХ ДЕТСКИХ НОГ... ОТНЫНЕ! Нет-нет! Головку чуть приподними и ненавидь!.. Весь этот взрослый гиблый мир прогнивший!.. Не стоящий ни слёз, ни восхищений им, ни капли детской спермы чайно-сладкой!
Далее профессор снял с паузы запись, прошёлся крупным планом с носочков ног сорокалетнего [плюс/минус] юноши [а может быть – зайчишки] по стройным безволосым ножкам кве-е-ерху... с минуту задержался на местечке, что колышком смотрело дерзко в объектив, и далее... всё выше поднимаясь... Худые, но красивые плечи, тонкая шея, лохматая, как у эмо, черноволосая голова в треуголке, с лицом, ммм... с личиком* с предательскими детскими чертами, гармонично штрихующимися, будто карандашом педофила, в законченный «Портрет инфанты» были взяты аккуратно [в рамку]. Детскость и игра мимикой в ****ец-Наполеона! Шикарный кадр!!! Палец Артхаузена скользнул на «Сделать снимок на Pro Duo». Юнец-Наполеон был сексуален так, что любой, теперь смотревший на него, желал бы и всадить в него по-полной! Чтоб за сожжённую, ****ь, некогда Москву того-таки настиг бы час расплаты!
Раздался выстрел. Из виска хлестнула алая... как будто сок граната, кровь. Кровь брызнула ручьём. Фонтаном. Как из крана! Как будто мальчик кончил... только кровью... из своего небритого ещё виска. Лицо актёра стало изумлённым... он тихо рухнул на пол, не издав ни звука. Всё было кончено. Всё снято. Арт и хаос. «Короткий метр» в «Каннах не для всех», как сообщали, получил награду – два траурных венка и кучу алых роз.