( Продолжение ночного разговора )
В следующие три дня после кровопролитных боёв на рубеже реки Маза Югла и посёлка Личи 75-ая гвардейская через предместье Пурвциемс первой из частей Красной Армии ворвалась в центр Риги. Остатки разбитого противника спешно покидали город и бежали в Курляндию через Задвинье, опасаясь окружения: 1-ый и 2-ой Прибалтийские фронты брали немцев в клещи на левобережьи.
По дороге через центр города бойцы уничтожали отдельные узлы сопротивления, брали пленных, захватили 2 склада с продуктами, вином и ГСМ и вышли к разрушенному ж/д мосту через Северную Двину. Ночью штурмовые отряды пытались форсировать реку, но безуспешно. Артиллерийская канонада не смолкала круглосуточно.
Из хроники :
13 октября, во взаимодействии с частями 3-го Прибалтийского фронта, 75 гвардейская дивизия под командованием генерал-майора В. А. Горишного освободила правобережную часть Риги. Вечером 13 октября Москва салютовала войскам, освободившим столицу Латвии город Ригу.
Приказом ВГК № 196 от 13.10.44 г. 212-му гвардейскому стрелковому полку и 159-му гвардейскому артиллерийскому полку было присвоено наименование «Рижских». 241-й гвардейский стрелковый полк был награждён орденом Красного Знамени, а 231-й гвардейский стрелковый полк — орденом Суворова III-й степени.
А Николаю Ивановичу те судьбоносные для Советской Латвии дни запомнились совсем не пафосом победных реляций, салютом в Москве героям-гвардейцам, и новенькими медальками на гимнастёрках, с говорящими за себя названиями- «За Отвагу!».
Его заботила прозаика будней: как тащить дальше на себе по фронтовым дорогам шестисоткилограммовую пушку с боезапасом, коль выбыло из строя две из четырёх арт.лошадей?
И ему повезло.
- Полку нашему после взятия Риги местом сосредоточения и ночлега определили Петровский сад.- рассказывал он мне.- Недалеко оттуда - на Бастионной горке словил я испуганного неприкаянного коня, которого немцы упустили при бегстве за Двину. Чудо- коняка белоснежного окраса. Я в этом толк знаю. С моим дедом из обрусевших черкесов в отрочестве такая случилась история: проходящий мимо цыганский табор забрал с собою чернявого паренька и несколько лет он с ними накручивал круги по южным областям империи. Потом убежал и осел у конезаводчика Наумова в конюхах, но до этого хорошо у цыган науку общения с лошадьми освоил. Понимал их без слов, лечил. Вот и в довоенные годы кормился этим.
Делал так: обратится какой хозяин с захворавшей лошадью за помощью- он с ним по рукам бьёт, что если вылечит, то на год оставляет у себя в качестве оплаты. Возится сутками с заболевшим животным, спит рядом, дыхание слушает, поит отварами, а как на ноги поставит- вот тебе и работник. Заказов кругом пруд пруди, отвезти-привезти, вспахать, урожай убрать. С деньгами дед всегда был. И у меня любовь и расположение к лошадям привились.
- Нарадоваться на него не мог, пока в часть по Риге вёл: какая грация! какая королевская стать! В жизни не видел ничего подобного. - делился воспоминанием Николай Иванович.- Ахалтекинец изабелловой снежно-белой масти, жеребец с зелёными глазами той редкой ангельской породы лошадей, что чрезвычайно редки и столь же баснословно дороги. Весь батальон сбежался смотреть, как моя лошадка возле пушки сено хрупает.
Да недолго радовался.
История имеет особенность повторяться. Солдат из русской армии в Курляндии близко познакомился со смазливой девушкой (будущей императрицей Екатериной I). Оную перенял у него начальник Шереметев, а у того забрал Меншиков, одолживший её в свою очередь императору...
На шум ротный явился.
- Герасимов!- кричит.- Не по чину тебе конь! Ты что надумал! Такого красавца тяглом к пушке поставить?
Забрал у меня его, да не надолго. Пошла лошадка по рукам: сначала к Мирошниченко, комполка, а потом и выше — генералов катать.
Долго этого коня я забыть не мог.
Ещё вспомнилось, - продолжил дядька, - сидим мы тем вечером с земляком Юрой Сухоруковым парке, едим. Да ещё двух приблудных пацанов кашей накормили. Одного латышонка, помнится, Вавере звали, Белка по нашему.
Вот дружок, глядя на этих чумазых и говорит : «Хочу,чтоб после войны ты ко мне в село приехал, а у меня по лавкам штук пять таких мал-мала. Все сыты. И тихо в округе. А что бы ты хотел?» «Я, - отвечаю,- раз: выспаться; два: ротному, коль выживем, после войны харю намылить, и три: до двухтысячного года дожить, заглянуть — каково там в следующем тысячелетии станется. А до тебя буду, не вопрос.»
Через месяц в ноябре погиб Юра. Под Вайнеде.
Утром полк вышел ускоренным маршем на Шауляй, переправившись баржей на другой берег реки в 30 километрах выше Риги.
(Продолжение- Пуля )