Вскоре после рождения сына Сашина мама вернулась к работе. В те времена декретный отпуск после рождения ребенка был всего восемь недель, и молодая мама прибегала в обед домой, чтобы покормить грудью малыша и вновь убегала на работу. Будучи преподавателем на кафедре мединститута, она усердно работала над диссертацией, набирала материал. С мальчиком надо было кому-то сидеть, а из родных это делать никто не мог, поскольку бабушки жили отдельно, а дедушек у Саши не было по причине их репрессирования в сталинские времена.
Саша хорошо помнил моменты из раннего детства, когда нежданно раздавался звонок в дверь и на вопрос: «Кто?» следовал встречный вопрос: «Телятина надо?» Дверь открывали и от стоящего на пороге, груженого сумками и заплечным мешком человека непривычно и остро пахло деревней: смесью запахов трудового пота, навоза, давно не стираной одежды. Это был один из немногих способов получить живые деньги жителям села, ведь за палочки трудодней купить что-то было невозможно.
С одной из молодых девушек, предлагавших телятину, Сашина мама разговорилась и предложила ей наняться домработницей. Так у малыша появилась Манька, одновременно и подружка, и прислуга, выполнявшая все его желания и капризы. Жила она с ними в квартире, ночи коротала на раскладушке в коридоре, которую днем убирали. Мальчик любил Маньку, и все было хорошо, пока однажды после купания, вытирая полотенцем малыша, стоящего на табуретке в ванной, она не удержала его и, падая, он коснулся ягодицей раскаленной чугунной печки водогрейного титана. След от этого ожога остался на всю жизнь. Конечно же, после этого Манька исчезла из их квартиры, и мальчонке ее очень не хватало.
Вскоре появилась Нинка – такая же деревенская девушка, мечтавшая любым способом вырваться из деревни, ведь не имевшим паспортов колхозникам официально устроиться на работу в городе было невозможно. Все было нормально, но к ней такой привязанности, как к Маньке у мальчишки уже не возникло. Спустя год, девушка вышла замуж за горожанина и покинула квартиру, но за это время малыш подрос и стал ходить в детский сад, как большинство детей в те времена. У них в группе была тележка, запряженная деревянным конем с педалями, на которой можно было колесить по игровой, но только избранным детям - "дохленькому" Славику, сыну кого-то из воспитателей и еще кое-кому. Саша мечтал хоть разок прокатиться на лошадке, но как только он подходил к ней, следовал окрик: «Саша, нельзя! Ты большун, еще сломаешь!» Мечта эта так и не осуществилась.
Спустя пару лет мальчик пошел в первый класс. Учебный год быстро пролетел, наступило лето, каникулы, для работающих родителей проблема: куда девать сына? Решили отправить его в пионерский лагерь, хотя он еще и не достиг пионерского возраста.
Ранним утром Саша с мамой, захватив собранный накануне рюкзачок, на трамвае поехали к проходной предприятия, от которой автобусы должны были отвезти детей в пионерский лагерь, расположенный довольно далеко. Есть в такую рань мальчику не хотелось, и он выехал натощак. Мама дала ему с собой плавленый сырок – брусочек, завернутый в фольгу со всех сторон со словами: «Вот тебе на дорогу, а там уже вас будет ждать обед». Почему она не положила ему ничего более существенного? По недомыслию? Не успела приготовить и собрать? Поленилась?
Сборы и подготовка к отъезду затянулись на пару часов, но наконец, всех детей после осмотра на педикулез и чесотку посадили в автобусы, пересчитали по головам, провели в очередной раз перекличку и кавалькада тронулась. Ехали медленно.
Проголодавшиеся дети стали доставать свои «ссобойки», чтобы подкрепиться в пути. По салону поплыли аппетитные запахи. Чего только не было в пакетиках и баночках, с любовью собранных мамами и бабушками: пирожки, разнообразные бутерброды, булочки, плюшки, печенье, конфеты и множество других вкусностей, названия которых Саше были не знакомы. Достал и он свой сырок, развернул и чуть не заплакал: вся поверхность сырка под фольгой была покрыта мерзкой черной плесенью. Завернув сырок обратно в фольгу, он голодными глазами наблюдал, как дети вокруг насыщают свои желудки. Попросить у незнакомых сверстников что-нибудь перекусить он не посмел, и никто из них не догадался ему что-либо предложить.
По приезде в лагерь их долго пересчитывали, переписывали, размещали по отрядам и в столовую они попали только под вечер на ужин. Получилось, что почти сутки у мальчика во рту маковой росинки не было.
Прошла неделя, в течение которой ребята из отряда усердно доедали то, что им дали с собой родители, а Саша только слюнки глотал, глядя на них. Настало воскресенье – родительский день. Забрав сына из отряда, мама повела его в прилегающий лес, где на полянке, расстелив одеяло на траве, стала потчевать мальчонку вкусняшками из корзинки с едой. Истосковавшись по вкусной еде, он уминал за обе щеки котлетки, жареную курицу, булочки, пирожки, черешню. На мамины вопросы о первой неделе жизни в лагере он ответил.
- Нормально, весело. Только, знаешь мама, тот сырок, что ты мне дала с собой на дорогу, оказался заплесневевшим, и я до вечера ничего не ел. А у других детей чего только не было: пирожки, бутерброды, булочки…
Рассказывая об этом, Саша вдруг заметил, что сидящая рядом мама, активно поддерживавшая разговор, вдруг замолчала и только гладит его по стриженой белобрысой головенке.
- Что ты молчишь, мама?
Обернувшись к ней, он увидел, что по родному, любимому маминому лицу ручьем текут слезы.