Летун

Евгений Сипков
-  Это же надо, - сказал пожилой грузный  мужчина в сером пиджаке и рубашке цвета хаки с  темно-зелёным  галстуком, рассматривая мою трудовую книжку, - ты, нигде подолгу не засиживался, максимум полгода – год, не больше.
- Почему?  В художественно-оформительском комбинате – почти  три года, - вяло возразил я.
 Но начальник отдела кадров, даже не понял о чём это я говорю, и продолжал:
- Понятно, что так работать может только – летун.
Я, впервые услышав этот термин, сказал:
- В обще-то я не лётчик, а художник. Может вы меня перепутали с моим соседом? Вот тот действительно – лёдчик, лёд возит в некоторые старые подвалы, где хранятся продукты.
Но, этот, как видно бывший военный, юмора не догнал…
Он, только  дальше листал мою трудовую книжку и возмущался, а потом с удивлением спросил:
- Так я не понял, кто ты по специальности? У тебя здесь столько профессий, что чёрт ногу сломает.
  Я сначала хотел ему растолковать, что часто, работа художника-оформителя имеет временный характер, мол, берут меня на работу, кем ни попадя, на любую должность: от истопника или  маляра - до младшего научного сотрудника, чтобы я выполнил какую-нибудь заказ, типа, нарисовать панно на фасад здания или оформить сцену и красный уголок, а потом, по окончанию – увольняют, потому, как больше в услугах  художника не нуждаются. Но этот отставник, даже не понимал о чём идёт речь. Он видно думал, что работа должна быть, как служба – одна и на всю жизнь.
   Когда я врубился, что говорить с ним бесполезно, то напрямик спросил:
- С кем  мне обсудить условия работы и, какое будет денежное вознаграждение.
Посмотрев на меня, так, как будто я, набравшись наглости, спросил о чём-то секретном, кадровик процедил:
- Ваш начальник, будет - парторг, но учтите, что в нашем проектном институте художник   получает ставку старшего макетчика, а это очень приличные деньги. Я сейчас позвоню, и он сюда придёт .
   Пока отставник крутил диск телефона, я подумал: «Вот, дёрнул же меня чёрт прийти в эту контору. Это мой дядя Славик сказал, что его приятель работает парторгом в одном проектном институте и ему надо помочь. А, с другой стороны - место удачное, здание стоит прямо в центре города, можно использовать мастерскую, как перевалочный пункт, чтобы не возить планшеты из одного конца города – в другой».
  Пока я прикидывал все плюсы и минусы такой работы, пришёл парторг. Сразу было видно, что это - полная противоположность кадровику. Высокий худощавый в белом халате, из-под которого выглядывала синяя клетчатая рубашка, на вид ему было лет тридцать пять, не больше. Тёмные кучерявые волосы и очки дополняли образ физика-ядерщика, который часто показывали  по телевизору в кинофильмах.
  Приветливо улыбнувшись, парторг представился:
- Евгений Константинович, - и протянув руку, чтобы поздороваться, продолжил, - я зав.отдела макетного цеха.
- А, я-тёзка, Евгений Васильевич, художник, меня направил ваш знакомый,Славик. Хочу перед тем, как устраиваться, узнать какой объём работы надо выполнить.
- Объём у нас большой, - сказал он, - пойдёмте я вам всё покажу.
  И мы вышли из кабинета.
- Институт у нас целых четыре этажа и по всем коридорам висит наглядная агитация, которую надо обновить. А то недавно приходила комиссия из райкома и сделала замечание, что за четыре года ничего не обновлялось, мол, уже новая пятилетка - на носу, а у нас показатели устаревшие.В общем беда-да и только.
   На первом этаже, глянув на доску объявлений, на которой на половинке листа ватмана, кривыми буквами красовалось какое-то сообщение, я сказал:
- Так, вот, я смотрю, у вас есть художник и даже неплохо малюет буквы.
На, что парторг, криво улыбнувшись, ответил:
- У нас их - аж два. Они, правда, не художники и на планшетах не рисовать, а тем более писать не умеют, но они вам могут помогать. Дочка нашего начальника в этом году  не поступила в институт, вот её и пристроили объявления писать. А, Иван Иванович до пенсии работал, сначала столяром, потом начал помогать макетному цеху, вырезая и стругая всякие детали и чурочки из дерева и фанеры, а когда перешли на оргстекло и другие материал, его взяли макетчиком работать.  У нас, знаете ли, ребята молодые, все из себя гениев корчат, и не очень-то любят  вырезать из плексигласа и пенопласта всякие детали макетов, потому, как это - мусор, мелкая стружка, вредная и вонючая, вот мы его и оставили, ведь, он у нас работает уже более двадцати лет.
   Присутствие дополнительных людей не входило в мои планы, но я подумал: «Конечен, это усложняет мне задачу, но центр города может всё компенсировать», и я сказал:
- Ну, теперь понятно. Одну – пристроили потому, что дочка - начальника, а другого – чтобы стаж на одном месте не прерывался, а планшеты рисовать – некому.
  Этим, я явно смутил парторга, тем более, что ни разу не спросил о деньгах, и он, как бы, между прочим, заметил:
- Мы вас берём на должность старшего макетчика с большим окладом.
- С каким же?
- Сто шестьдесят пять рублей.
«Да, - подумал я, - для инженера, это конечно хорошая зарплата,а мне этих денег только на бензин и хватит, но может хоть мастерская приличная»,- поэтому предложил:
- С работой всё ясно, давайте посмотрим мастерскую.
  Когда мы прошли через актовый зал, который, как сказал Евгений Иванович, тоже надо обновить, то сбоку возле сцены была небольшая комнатка, в которой трудились выше упомянутые художники.
  Девочка лет семнадцати пыталась на листе ватмана писать что-то плакатным пером, а пожилой мужчина в синем халате выпиливал электролобзиком из пенопласта небольшие буквы.
Глядя на их тесноту, я спросил:
- Тут и двоим, места мало, а где же мне работать?
-А, вот актовый зал, здесь можно планшеты прямо на стульях раскладывать и перетягивать, и работать.
Такая перспектива меня явно не устраивала и я резюмировал:
- У вас места мало для такого объёма работы. Вот если бы вы нашли отдельное просторное помещение, тогда можно развернуть бурную деятельность. А так, хоть меня и просил Славик, боюсь, ничего не получится. Ведь, я думал, что у вас здесь хорошая мастерская в центре города, где можно работать не только с вашими планшетами, но и творчеством заниматься, а сбоку-припёку, да ещё втроём – это не получится.
  Для Евгения Константиновича – это был, как приговор и он схватился за соломинку:
- Так, у нас же зарплата приличная.
- Не, хочу вас обижать, но мне этих денег разве, что на бензин хватит, но я бы мог работать и - за меньшую. Сам и без помощников, выполняя и их работу, - намекнул я, - вы найдите комнату под мастерскую, вот тогда и поговорим, - заключил я.
  И, попрощавшись, пошёл вниз в кабинет кадровика.
  Когда я открыл дверь, он, видно, изучив полностью мою трудовую книжку, сидел довольный, в предвкушении поиздеваться надо мной всякими колкими замечаниями при оформлении на работу.
Но, когда я сказал,что меня эта работа не устраивает, то у него было такое выражение лица, впрямь, как у маленького  ребёнка, у которого в песочнице забрали любимую игрушку.
И он, только растерянно спросил:
- Как, это вас не устраивает? У нас зарплата большая – старшего макетчика.
Забрав трудовую, я не выдержал:
- Да, за долбали вы своей высокой зарплатой, мне её на месяц на бензин не хватит.
  И, уже выходя, я спиной почувствовал, горячее дыхание и его голос:
- Так вот, ты, оказывается не только летун, ты, ещё и рвач – за  длинным рублём гонишься…