Совесть обременяет грешников
Всё более и более:
По мере приближения Микулаша
Исповедальня наполняется.
пер. чешск.
Митьку вызвали к Главному. И он поспешил. Полетел! Наконец-то! Наконец-то его хорошие поступки внесут в книгу Добродетелей. Все знали, Главный ответственен за две книги. Да и что заморачиваться о второй! Вон она, полыхает, как закатное пожарище. Однако, Главный взял именно её и разомкнул раскалённые до бела карабины. Руки припекало, он ими попеременно встряхивал, остужая, от страниц исходил жар, текст обжигал пальцы, и Главный дул на них, строго глядя на Митьку:
– Нельзя без любви. Нельзя. – У того под ногами закачалось облако. – Итак. Пункт первый. По твоему наущению девочка сгрызла сосульку.
– Как?! За сосульку?! Меня в книгу Лиходеев?! Сосулька это волшебно! Сосулька это прозрачно! Сосулька хрустит под зубами звонче барбариски!
– Дмитрий… после подобного леденца девочка заболела и не ходила в школу неделю.
Митька был ещё тот живчик и неслух, факт бесспорный! И душа у него была, хоть и смятенная, но чистая, одним словом – ангельская! Поэтому у Митьки заложило нос, заслезились глаза, и запершило в горле. А Главный продолжил:
– Пункт два. Мальчик катался на санках, и с него слетела шапка, потому что ты пригнул ветку.
– Так потешно же! Дети смеялись, когда он подпрыгивал, а достать не мог! Шапка-то высоко!
Главный прервал:
– Из-за твоей забавы мальчик перенёс воспаление среднего уха.
В Митькиной голове застучал миллион молоточков, ухо разболелось, хоть вой:
– Неувязочка! Ерунда. Хотел порезвиться, пошкодить. Принимаю. Каюсь. Ну, боком вышло.
– Третьим пунктом...
– Конечно, женщина! Грациозно шлёпнулась! Раскинула по-птичьи руки на тротуаре! Ну, да, было скользко, и я, шутки ради, припорошил лёд снегом. А влюблённая парочка, целующаяся в парке? Думали, спрятались ото всех под деревом! Но я-то видел и ткнул в бок сову, чтобы не в одиночку подсматривать. Та спросонья как ухнет, как крыльями замашет! И снег за шивороты обоим! А те как испугались! Как дали дёру! Пятки сверкали!
– О причинно-следственных связях не задумался?
– Закон, что дышло: куда повернул, туда и вышло?
– ?...
– Посеешь поступок – пожнёшь привычку, посеешь привычку – пожнёшь характер, посеешь характер – пожнёшь судьбу?
– Локоничней.
– Что посеешь, то пожнёшь, – пролепетал Митька. И в придачу к распухшему горлу девочки, больным ушам мальчика у него заломило спину между крыльев. Он стоял глазами долу перед Главным, переминаясь с ноги на ногу, всё глубже утопая в облаке, как в трясине, сотрясаясь от холода, страха и стыда с померкнувшим от переживаний нимбом.
Так бывает: в целях профилактики даже ангелам нужно грохнуться с невообразимой высоты, шмякнуться оземь, исходить землю, чтобы вновь вознестись, вернуть себе белоснежное облачение и ангельский чин.
– Ой, смотри-ка! Метеорит! – Указывали на небо и взрослые, и дети. А пожилые добавляли:
– Пятое декабря. Стихи для Микулоша выучили? – Выучили! – отвечают:
На улице снова черти женятся,
В небе кружит снежок,
Микулаш уже выбирает яблоки,
Ангел поёт колядки.
Приближается пятое декабря,
Дети боятся, что
Чёрт найдёт метлу для них, –
И пыль столбом полетит! (пер., чешск.)
– Молодцы! Ждите с Ангелом в гости.
А это и не метеорит вовсе. Так был низвергнут Митька с небес для исправления. Несясь к земле со сверхзвуковой скоростью с полыхающими крыльями, он и вообразить не мог, что, как в самой страшной сказке обгоревший до черноты хитон намертво сросся с ангельской сущностью, нимб, насадившийся на голову по самые уши, обуглился, от напряжения лопнул, и разорванные концы торчали рожками по обе стороны. Ни дать, ни взять – чёрт!
- Страшидло! Страшидло! - К новоприбывшему, свалившемуся с неба, подбегали, скакали и кривлялись весёлые дети:
Чёрт! Чёрт рогатый!
Оставь мешок за воротами.
Обещаю тебе, обещаю,
Что не буду тебя сердить (пер., чешск.).
– Это по-каковски? - не понял Митька. - Это я-то "чэрт рохаты"?
Поднялся. Отряхнулся. Размял конечности. Огляделся. Видит, приближаются к ним по заснеженной дороге двое, восхваляя на незнакомом языке красоту земли, распевая песни и одаривая встречных подарками:
Рараши, рараши,
Почему вы меня сегодня пугаете?
Вам прекрасно известно,
Что я вела себя хорошо круглый год
и не сердила мамулю.
А у тебя, добрый Микулаш,
Найдётся для меня
Хоть маленький подарок в большой корзинке?
Посмотришь, ангелочек? (пер., чешск.)
У одного в руке посох, у другого – колокольчик звенит, а за спиной… крылья! Ай, спасибушки Главному, не оставил одного одинёшенького, подгоревшего, грехами потрёпанного, без присмотра, прислал группу поддержки!
– Это я! Оттуда! Только что! – потыкал Митя вверх чёрным пальцем.
– Добрый день вам, замечательный пан! – поклонился старец. – Я Микулаш, со мной Ангел. Заждались мы тебя, Рарах. Добро пожаловать в Чехию! – А вокруг них уже собрались девочки-мальчики и защебетали, как пташки Божии:
Кто стучится? – Белый пан.
Микулаш с визитом к нам.
Ангел с Чёртом с ним
Узнать, не сердился ли я. (пер., чешск.)
Микулаш улыбался, гладил их по головам и повторял нараспев: «Мне даже подарок не так важен, как весёлый смех ангелочков и веселье, когда чёрт шутит(пер.,чешск.»).
Так Митя-метеорит был наречён Рарахом, или Рарашеком, как ласково его кличет Микулаш. Митя часто приставал с расспросами и к святому, и к Ангелу, и к чехам:
– А вы случайно не в курсе, кто такой Рарах?
Собеседник обычно пожимал плечами, смотрел с недоверием, мол, ясно кто такой Рарах, – это ты. Но чаще всего получал весьма лаконичный ответ: «Рарах это Рарах!»
С той поры прошло много лет. В книге Лиходеев список проказ Митьки с каждым добрым поступком укорачивается. А святой Микулаш в сопровождении Ангела и Чёрта по сей день шествуют по Чешским городам, распевая колядки:
Микулаш, Микулаш,
Снежные хлопья падают на плащ,
Ангел ютится под крылами:
Чёрта забросал снежками,
Тот под нос бормочет тихо:
- Холод в шубе. Лихо, лихо. (пер., чешск.)
И каждый-каждый знает, если вёл себя хорошо, Микулаш подаёт знак Ангелу, и тот вручает яблоко, монету или марципан. Если вёл себя, как бесёнок, приближается к нему Чёрт и, пристально глядя проказнику в глаза, кладёт на ладонь уголёк или картофелину. Что тоже не плохо. Однажды Микулаш поведал, что в голодные годы многодетные чешские семьи заполняли закрома картофелем, готовили из него нежнейшие брамбораки, а были и такие, что умудрились открыть угольное производство. Всё честно. Никакого обмана. Потому что, как говорит Главный: «Нельзя без любви. Нельзя».