В СССР секса нет!
Не морочьте людям голову, всё было в СССР!
Любые металлы, углеводороды были, первые космонавты были, первые флаги на недосягаемых горных вершинах были, масло вологодское вкуснейшее было, лучшие спортсмены были, тара оборотная опять же, оленей тьма. А сколько всего бесплатного было, настоящего, не липовыми скидками в магазинах! Впору вспомнить, ставшее сегодня загадочным слово «санаторий».
А сколького мы ещё не знали про научное всё, военное, подводное, подземное, стратосферное!
Да, секса в Советском Союзе не было. Подтверждаю, как очевидец, переживший "трагедию"! Не было его, того, "западного", и как выяснилось, слава Богу!
А так, народ сильно интересовался. Но, как-то жили… Любили. Размножались. Включали воображение, смекалку. Да, интересовался! Как не интересоваться, если ты два года под землёй на ракетной точке сидишь, или на станции полярной, или семь месяцев в море без права интересоваться?
Остальные чего-то шили из резинок и кружавчиков, клинописа;ли на стенах клозетов, самопечатное дело в стране развивалось. Красные фонари горели в ванных на проявке загадочных фотоплёнок, повышающих рождаемость и статистику разводов. «Секс» тогда ходил по рукам. Читали, смотрели, развивались. Без громкой музыки, тихонько, наедине с собой или партнёром по ячейке общества. Глухонемые карточки в поездах продавали с томными целующимися парочками, розовыми попами, и голубками вокруг них. Недорого, целомудренно… почти.
Как этот интерес не скрывался массами, а любой начинающий филолог, психиатр не могли не заметить живое подсознательное проявление этого народного интереса, в бытовой разговорной речи, где весьма часто упоминались человеческие органы, имеющие непосредственное отношение к физиологическому аспекту секса в целом.
От либидо не спрячешься. Везде найдёт тебя, и проявится, будь ты индивид, будь масса народная.
А всё дело в тестостероне. В юные годы организм начинает производить его в несметных количествах, по непонятным причинам, при том, совершенно не советуясь с мозгом. Мозг же советского школьника в этот момент занят другим, он готовится к полёту на Альфа Центавру и свершению по пути пары-тройки подвигов с отдачей жизни за любимую Родину.
«Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь…» - это про тестостерон.
Наташа Т. в четвёртом классе пошла в секцию художественной гимнастики, а уже в пятом классе на уроке физкультуры, куда Наташа стала приходить в гимнастическом купальнике, мы обнаружили у неё грудь. Мы, это офонаревшие пацаны, старающиеся громко не смотреть в ту сторону. Чем громче не смотрели, тем было понятнее всем остальным, включая Клавдию Филипповну, училку по физре, что глаз оторвать не можем, и это сильно мешает проведению урока. Кто будет смотреть на баскетбольную корзину или гимнастические кольца, или на набивные тяжеленые мячи, когда рядом физкультурят такие круглые очаровательные формы.
Как оторвать мальчишечий взгляд от этих округлостей, с дерзко выступающими из-под купальника невиданно крупными соска;ми, от этого выреза, манящего неизвестно куда?!... На первом её появлении с сосками в огромном зале, я и все остальные пацаны, одинаково почувствовали некоторые новые ощущения в своих молодых организмах, и упали в эротический обморок стоя.
Кто-то не попадал руками в гимнастические кольца, кто-то падал с коня, в баскетбольное кольцо, вообще никто не попал ни разу, кто-то выше, чем никогда ранее, залезал по канату, чтоб глубже заглянуть в вырез Наташкиного купальника.
А та, физкультурила себе, как обычно весело, легко, гимнастически грациозно. Девочки, нарождающимся женским чутьём прочувствовали ситуацию, и неспортивно завидовали. С их, почти мальчишескими грудками, едва угадывавшимися под трёхрублёвым спортивным трикотажем, шансов в борьбе титанок и быть не могло.
Жаль, мы тогда не курили, но собравшись в сторонке пацанячим гуртом после уроков, долго и краснея, молча нервничали, не зная, что и сказать. Предложений насчёт того, что делать с Наташкиной грудью ни у кого не народилось. Мы же помним, секса в СССР, тем более, его не было в юношеском разряде.
Эротическое господство Наташи Т. над нами длилось недолго, потому что, уже к седьмому классу отличница Оля К., круто обошла грудями Наташу Т., и даже, переплюнула чемпионку школы в этой квалификации, физичку Людмилу Ивановну, тоже Т.
Людмила Ивановна Т. любила физику, жизнь, молодость, а мы все любили её, недосягаемыми чувствами, нашей мятущейся сексуальной неосведомлённости. У неё был откровенный роман с десятиклассником К., постоянно подогреваемый в закрытых педсоветах, собраниях школьного парткома, на которые не допускались ни даже, комсорг школы, ни председатель пионерской дружины, а только сочувствующие из парторганизаций города. На всех этих собраниях влюблённой физичке, авторитетные люди и завуч предъявляли веские доказательства отсутствия секса в СССР. (Когда кудрявый десятиклассник вырос из школы, они поженились, нарожали деток, и долго жили счастливо, надеюсь и сейчас так).
Все пацаны, влекомые физиологией, ждали физику, особенно начало урока. Сначала в класс входила грудь, потом её учительница. Как назло, в кабинете физики стояла кафедра, мешавшая воспринимать преподавателя в целом, во всей гармонии учительской души и тела. То ли дело, прозрачный учительский стол, с его позволением учителю и классу слиться в экстазе процесса познания мира. Как часто мальчики роняли разные предметы, как медленно и вдумчиво мы поднимали их…
Не все из нас могли вот так, сразу встать и ровно выйти из-за парты к доске по зову Людмилы, свет Ивановны, ой не все. Требовалось некоторое время для успокоения организма, возбуждённого высокой тягой к познанию физики.
Однажды, в восьмом, случилась мне ласка женская, неожиданная и коварная. Первая в жизни не материнская. Прямо посреди урока и весны, в поре того самого томления весеннего, и бурного профицита тестостерона.
Все что-то писали под диктовку, медленно фланирующей между рядами парт, учительницы. И я писал. И вдруг, о боги, рука её нежно легла на кудри светлые чела маво;! Не прекращая диктовку, она погладила светлую голову, потом, собрав во длань копну соломенных волос, слегка потянула и отпустив чрез миг, пошла своей дорогой вдаль к доске.
Сладко стало и волшебно, класс исчез, всё остальное вместе с ним, остались двое - я, она…
Как длить хотелось то мгновенье, словами мне не передать, и только, вырвалось из сердца, молящее её, - «Еще!!!». Хрустально-колокольным звоном на класс на весь, на школу всю.
Мне улыбнулась, обернувшись, и голосом волшебной феи пропела громко и игриво - «Олежек, голову помой! Здесь баня есть через дорогу». Опешил класс, я вместе с ним. Финал без паузы был строг - « Всё записали? Сила действия равна силе противодействия».
Процесс познания школьной братией загадочной сферы плотских отношений не останавливался, именно за его загадочностью и… запретностью. Шибко сладок плод запретный, не дремлют ангелы падшие. Мой школьный друг Валерка Х. был из семьи потомственных лекарей высокого профессорского ранга. Разумеется их дом был полон академичности, книг медицинских. И ужасный череп там был, с открывающимся кумполом, и кость берцовая могла попасться на глаза, если порыться, и инструмент хирургический вперемешку с кухонной утварью, в фраже. В отсутствии старших, бывало, мы с любопытством краснолице разглядывали огромный анатомический атлас, где встречались женские тела, целиком, но со снятой местами кожей, и отдельными частями тела в коже и без. Было это жутко таинственно и ново. Когда с приходом его мамы или старшего брата, хлопала входная дверь, мы шухерно прятали тот атлас, доставали учебники, и встречали взрослых красными от ученического усердия мордахами. Настолько красными и испуганными, что это не могло не вызвать у них некоторых подозрений. Комната в таких случаях обязательно окидывалась пытливым подозрительным взглядом старших, только добавлявшим нам стыдливой красноты щёк и задниц. Не пойман - не вор. Вопрос - «Что делаете, мальчики?» возвращал мальчикам речь, а с ней и начальные навыки детского вранья.
И, возвращаясь к груди Оли К.
Каждодневное смятение не вынесет, и самое крепкое сердце.
Восхищаться, даже, такой прекрасной грудью целый учебный год, это всегда быть за;станным врасплох, при каждом вызове к доске. Устали все. К тому же, мальчуковая часть класса подсознательно жаждалось подробностей. И ту любопытную жажду никак не удовлетворяли редкие полотна с обнажённой натурой в художественной галерее во дворце Нарышкиных на Короленко. На экскурсиях класса в сей храм искусств пожилые экскурсоводши проводили нас мимо таких шедевров в особо ускоренном варианте. При том, по дороге всячески отвлекая на скучные пейзажи и натюрморты.
Выход в безвыходной ситуации нашёл Вовка Маникин. Его папа был китобоем, а они всегда находят выходы из любой ситуации. Вовке перепало это качество по наследству.
И принёс Вовка в подполье парт и школьного туалета толстенный каталог «Quelle», с грандиозным разделом женского белья. А с ним пару, выдранных из какого-то вражеского журнала с молотообразным названием «Плейбой», и да, теми самыми подробностями анатомии женской прелести. «Так закалялась сталь!». На переменах и продлёнке собиралось классное мальчишечье племя на курс теории невероятности, взрослея и смелея потихоньку. А как же? Знание - сила!
Олина грудь постепенно сдавала позиции, тем более, к ней прилагались, вспыльчивый, колкий до ехидности характер, и очень умная головка. Неоперившимся мальчикам, такой комплект нарасхват не бывает. Впрочем, и взрослым мужикам тэж. После восьмого класса ушёл в мореходку, и эта грудь не сыграла в моей жизни знаковой роли, только окрасила её начало лёгким налётом робкого и платонического познания смысла первородного греха.
На сорокалетие класса, а мы до сих пор собираемся каждые пять лет, бывает и чаще, невзирая на погоду, революции и предписания врачей, написал короткие стишки-посвящения каждой, из наших любимых девчонок, давно ставших матронами, при взрослых детях, внуках. Обошлось без побоев, приняли.
Любимой однокласснице - Олечке К.
Не волновали нас принцески, что рисовала ты в тетрадках.
Держали всех нас тонкой леской, не ум и колкие нападки,
И не твои успехи в школе влечения являли суть.
Для пацанов причиной боли была твоя младая грудь.
Хоть и не знали, что с ней делать, мы в те далёкие года,
Но первый зов младого тела с тобою связан навсегда.
Ты восхищалась мсье Баре;ном*, мы возрастом не догоняли.
Сходили в зависти на пену от ваших умных пасторалей.
Те же из нас, кто послабее тайком тебе слагали гимны.
Быть может до сих пор балдеют. Я с ними, но... факультативно.
* Месье Барен, выписанный Одесским университетом из Франции, читал у нас после лекций в универе факультатив по французской литературе. Месье носил, редкий по тем временам, солидный твидовый пиджак коричнево-клеточных оттенков, с ярким платочком в кармашке. На шее - шёлковый шарфик, заправленный под воротник рубашки. Ремень с элегантной пряжкой, брюки под пиджак, мягкие замшевые, коричневые туфли на толстой светлой подошве. От него пахло незнакомо дурманящими ароматами, светило, тщательно выбритыми щеками, достатком и достоинством. Умные глаза выгодно чуть увеличивали большие линзы очков в толстой роговой оправе. Широкоплечий, выше среднего роста француз. Экзотический образ венчала крупная голова в брюнетистой гриве, ухоженных волос. Настоящий профессор. Запомнилось, за необычностью образа в привычном течении жизни. Месье любил долгие беседы после занятий, на языке Гюго с умными, рано оформившимися старшеклассницами. Нужно ли говорить о том,...
Продолжение (по зелёному маячку в тексте на сайте автора) - http://www.ozernov-oleg.ru/index/chast_5/0-270
Рига. Ноябрь 2020 г.