Сейчас по инету много рассказов ходит однотипных, типа: послала раз жена мужа в гараж (в сарай, в дровяник) за банкой огурцов, он (хоть и с неохотой; видать, в «такие моменты» человек чувствует «что-то») – пошел…
А обратно домой пришел (с банкой огурцов) только через два месяца…
И не помнит ничего…
И полиция (а ведь пришлось заявлять пропажу человека) выяснить ничего не смогла…
И никто не видел, и не слышал – ничего!..
А он (этот муж), как был небритый с утра, так таким и явился (и есть не хочет, и пить не хочет, и в туалет не спешит)…
Как треники на нём были слегка замызганными, – такими и остались (даже ни одной дырочки новой жена на трениках не выявила)…
Такие вот случАи с людьми случаются. И, говорят, много случаев таких…
А вот, давеча и со мной такое вот тоже случилось. И тоже – не всё понятно, а что мне понятно – то я «опускаю» (только вам расскажу).
И вот, как всё было. Шли мы по весне с Наташкой (гуляли)…
А она девчонка – очень красивая!
Такая, что скажет, то и будешь делать! А куда деваться, тем более что я всё могу сделать – руки-крюки, морда (как говорят) ящиком – не хуже самого де Пейрака страхилат…
А уже яблони расцвели…
И вот Наташка говорит:
– Сорви мне цветочек аленький!
Я сорвал цветок с ближней ветки.
Она говорит:
– Не этот. Вон тот – аленький!..
И на самую верхотуру яблони показывает.
А там – точно вижу! – один цветочек аленького цвета виднеется, а все остальные вокруг такие – беленькие…
Делать нечего – полез я (руки-крюки, морда – ящиком)…
И пропал…
Как потом рассказывали.
Потом (рассказывали) Наташка меня уж прямо иззвалась вся: «Ондря да Ондря!..» – кричит, вокруг яблони бегает, плачет…
Народ собрался, полиция приехала, пожарные…
И вот тут не ясно: или Наташка проговорилась, что я полез именно за «цветочком аленьким», или этот «цветочек аленький» уже ранее кто-то заметил на дереве, да и запомнил его (потому, что все вокруг про «цветочек аленький» только и говорили)?
Ну, полиция, понятно, фонариком по ветвям да по кустам посветила – никого нету…
Потом, начали из баллончиков вверх брызгать, кто-то за «кошками» сбегал, чтобы с их помощью меня из ветвей выцарапывать – живого или же уже мертвого, – бросали «инструмент» несколько раз, никого не выцарапали…
Пожарники шланги свои размотали, давай сильную струю пущать снизу вверх параллельно оси ствола – чтобы я, мол-де, отлип, если прилип к чему…
Нету меня…
Наташка – в рёв!..
Кто-то кричит:
– Миноискателем надо обследовать!..
(а я какой «миноносец», если уж сейчас мозгами раскидывать; у меня, что – яйца чугунные?!).
В общем, потом много чего мне рассказывали, что творилось и приключалось вокруг…
Кто-то предлагал сокола-стервятника выпустить туда – в область кроны ветвей – мол, он-де меня разглядит своим немигающим взором (цапнет меня за одно-два места своим кривым и страшным клювом!)…
Кто-то предлагал из цирка медведя привести, да на дерево подсадить, намазав предварительно кору медом… Этому «оратору» многие пеняли, что – медведь-то-де «ручной» (в цирке же работает!), и как он может меня напугать своей свирепостью, да и вообще захочет ли он на меня рычать и меня с дерева сдергивать, или он только-де осмелится мне пятки мои розовые пощекотать (предлагая покататься на его мотоцикле)?..
Одно мне понравилось: что Наташка откровенно и громко рыдала, и не сразу вышла замуж за другого. «Я, – говорит (мне потом другие пересказывали), – своего Жоффреюшку (это она так обо мне) не смогу забыть, хоть он и на все сто долбанный!..»
А чё я долбанный?! Сама сказала: лезь за «цветочком аленьким», я и полез…
А слез я с той яблони, ребятки мои родненькие, только через два месяца…
Уже и Наташка вся – отрыдала-отплакала…
Она каждый день приходила – рыдала. В автомате девчонка плакала, если дождь был…
А меня – нет, как нет!
И вот, через два месяца я слезаю…
Весь бодрый такой (будто только что залез; как Шварцнеггер после блинов), а уже столько времени прошло…
И уже в руках у меня (тут на минуточку внимание!) не «цветочек аленький»… а уже яблочко, и тоже аленькое…
Тут, сразу, птица вспорхнула перед моими очами (воспаленными отчего-то; от яркого солнца?), я шарахнулся в сторону, глядь – супротив меня бабка стоит, вся в черном (а тапочки наоборот – белые)…
– Дай-ка, яблочко-то, милок!.. – говорит мне ласково. – Только сперва, дыхни на него…
Я дыхнул на яблоко и протянул его бабке.
Бабка бережно взяла яблоко, плюнула на аленький его бочок, пошептала и растерла…
– Вот теперь, пользуй, родимый, активировала!.. – проговорила бабка; она вернула мне яблоко, сверх этого подала трехлитровую банку и исчезла (сверкнув белыми тапочками).
– А что делать-то с яблоком?.. – спросил я (уже как бы в сиреневую дымку).
– Там узнаешь!.. – послышался (как из самого небытия) бабкин голос.
Тут же подошли («нарисовались», как говорят) двое, сунули «красные корочки» под нос:
– Где был два месяца?.. – спрашивают.
– А я – знаю?.. – начал я, сам ничего ещё не понимая; но вижу, что пока я лазил – туда-сюда (как говорится) – многое изменилось (а по моим меркам-прикидкам – и 15 минут не должно было пройти!), да ещё и яблочко в руке (а должен был быть цветок)…
– Все так говорят, когда обратно возвращаются… – продолжают эти двое, пристально меня обзыркивая со всех сторон. – А что это у тебя в руке?..
– Банка… – говорю.
– А во второй?..
– Цветочек аленький, – отвечаю.
– Ты нам Лазаря не пой, мы ученые… – отвечают эти двое. – Какие цветочки, когда уже яблоки выросли?.. Яблоко там у тебя. Аленькое… Ну-ка, дай сюда!..
– Да вон, яблоки, берите, – говорю я, и показываю на яблоню.
– Там зеленые, – отвечают эти двое. – А ты нам дай это свое – аленькое…
Я тогда ещё сразу поразился: и откуда эти спецслужбы уже всё наперед знают?! И чуют? И чувствуют? И предчувствуют?..
А я (в это время) незаметно скинул яблоко в банку. Смотрю – оно исчезло…
– А в банке – что?.. – спрашивают эти двое.
– Брага … – говорю (пошутил типа я; пришлось, можно сказать, пошутить, поскольку я был просто окрылен исчезновением яблока; а чего теряться-то даже и при агентах спецслужб?!).
Один понюхал.
– Точно! – говорит. – Брагой пахнет…
Тут я сразу бабку (в черном) вспомнил: «Ведет она меня, сердешная!..»
– Ладно! – подобрались эти двое, механически запереступая ногами, и снова давай меня обзыркивать и ощупывать, заставив вывернуть карманы. – Пока свободен…
И они, призрачно и неслышно (как они умеют) удалились.
А я – боком-боком – бережно прижимая банку к печени, завернул в какой-то двор.
Там – вижу – бомжи на детской площадке ненапряженнейшим образом отдыхают.
Глянул в банку – вижу, яблоко появилось, всплыло. Я его сцапал, дыхнул на него (плевать не стал) и пошоркал о рукав (для порядку; многое, скоро «ведомый» начинает понимать уже сам без подсказок и потачек «ведущего»).
Из трехлитровой банки глотнул – какая там брага! – чистейший плодово-выгодный продукт – портвейн, восемнадцати градусов!
… Пока бомжи распивали «мою банку», я извертелся весь, переминаясь с ноги на ногу (как создатель радио Попов, вслушивающийся в эфир, или как не менее какой-нибудь знаменитый изобретатель Уатт, растапливающий котел воды для получения пара как движущей силы локомотива… да хоть братьев Черепановых возьми с Теслой в придачу)…
– Да, вон кусты-то!.. – подсказали бомжи.
Я схватил пустую банку, кинулся к кустам, и опять сбросил (аккуратненько!) в банку яблоко (меня вело предчувствие, а, вернее, это бабка «вела» меня!).
Яблоко опять исчезло…
Пока я шел к Наташке (а это два квартала), яблоко опять всплыло – в чистейшем плодово-выгодном продукте!
Наташка сначала мне не поверила…
А кто поверит?.. Но дело-то ведь быстро делается, и, буквально, на глазах…
Сейчас у нас магазин… Но об этом – никому!..
А где же я был целых два месяца?..
Мне потом один «предъисторик» рассказывал (портвейн мой, нахваливая), что это я сам-де в тот «цветочек аленький» превратился на два месяца (из любви, дескать, к Наташке, как типа «истинный де Пейрак», мол, да ещё и на поверку – что мне якобы должно предельно льстить – страшней того самого Жоффрея!), и всё это и привело к такому-де результату…
«А, как же бабка, её белые (красноречивые) тапочки (белее снегов Калиманджаро, о которых нам писал Хэмингуэй!), – мотивировал я. – Да и меня же самого могли сорвать походу!.. Дураков-то мало, что ли?..
«Это – точно!.. – сторожко, наливая портвейн из банки (наполовину ещё полной), констатировал «предъисторик». – В нашей жизни – всё неимоверно сложно!..
2020