Сегодня, как назло, на портале в интернете народ будто сговорился, публиковал изысканные блюда, феерично украшенные, вызывающие неодолимый аппетит. Блюд было много, на выбор. Нет, ну явно сговорились, нельзя же так дразнить. Каждый хотел затмить своей фантазией других. Анастасии, просмотревшей добрую сотню выставленных яств, вдруг нестерпимо захотелось не изысканного блюда, а ломтика мягкого белого пшеничного хлеба с кусочком слабосолёной сёмги. Такой вот бутербродик, без невиданных заморских заморочек.
Сёмгу по праздникам привозил ей сосед, бывший одноклассник, часто выезжавший на Север по работе. Близ Печоры этой сёмги было много, местные жители её ели каждый день, не считая деликатесом.
Оторвавшись от притягательной всемирной паутины, пошурудив под столом сначала одной, затем другой ногой, ступая наспех надетыми мягонькими, как кошачья шубка, тапками, Анастасия вальяжно прошествовала к стоявшему в укромном уголке кухни холодильнику. Открыв дверцу, обозрев его содержимое, громогласно в пустоту комнаты констатировала: - Да, сёмга ещё сохранилась. Не успели домочадцы уничтожить весь запас. Ну, хоть это.
Но хлеба не оказалось. Красивая маленькая, разрисованная под гжель, хлебница была пуста. Желание насладиться деликатесом оказалось столь велико, что решено было сей же час пойти за хлебом в «Парму». «Парма» - большой новый
торговый центр, сооружённый нуворишами на месте недавно разрушенного нестарого добротного кинотеатра «Парма». В нём недавно открыта вполне приличная маленькая частная пекарня. Хлеб там удивительно вкусный и всегда горячий, только с печи.
Выйдя на улицу, Анастасия некоторое время брела медленно, как бы машинально переставляя ноги. Перешла по лесенке через выкрашенную в голубой цвет трубу горячего водоснабжения. Далее, прошла по узкой дорожке между высоким, кружевным узором кованым забором прокуратуры и низеньким, кое-где покрученным хулиганами
заборчиком с облупившейся краской, достоянием муниципального детского сада. Затем вышла на широкую улицу. День был чудесен. Кружась, на асфальт крупными хлопьями медленно падал первый снег. Фантазией Всевышнего ли, законами ли
физики, удивительно и разнообразно сотворённые снежинки ложились аккуратно, слегка прижимаясь друг к дружке, покрывая осеннюю грязь и истоптанный серый асфальт белым нежным ворсистым ковром.
Анастасия мягко ступала по ковру, любовалась его пушистостью и белизной. Первый. Первый в этом году! Зима, потеснив госпожу Осень, вступает в свои права. Сколько же его ждали, этот всеобволакивающий очищающий покров. Ноги механически исполняли свою службу, а взгляд игриво и удовлетворённо скользил по ослепительно
искрящейся под прорвавшимися сквозь облака редкими солнечными лучами пушистой глади.
- Ах, какой чистый! Ах, как красиво вокруг, - тихо шептала Анастасия. – Говорят, осенью природа умирает. Старое, пожухлое, уставшее цвести и плодоносить умирает. Но разве может печалить эта блистательная красота!
Вдруг взгляд Анастасии упёрся в ботинки идущего перед ней прохожего, мерно утюжащие эту снежную первозданную красоту. Ботинки доверху были… нет, нельзя сказать, что грязные. Оба ботинка были испачканы в крупном, золотого цвета
песке. Вид песка был свежий, такой, будто его только-только изъяли из глубины песчаного карьера. Да, этот золотой песок очень гармонировал с белым первым снегом. Оба цвета, они дополняли друг друг, создавая удивительную музыку в душе. Но… обувь… не должна быть такой, она должна быть чистой. Взгляд девушки скользнул вверх. Перед ней шёл высокого роста мужчина. Он посмотрел направо, на вывески магазинов, мимо которых проходил. В профиль мужчина показался молодым и довольно симпатичным, и уж точно не походил на какого-нибудь маргинала, хоть и одет был в нечто серое, невзрачное.
Анастасия не заметила, когда обогнал её этот молодой человек в испачканных ботинках. Но теперь перед ней стелилась дорожка из узорных следов песчаной позолоты.
«Зачем он такой? Почему не стряхнёт? Ведь наверняка этот свежайший песок легко бы стряхнулся», - размышляла Анастасия. А молодой человек меж тем продолжал механически размеренно и как-то очень устало вышагивать по прямой,
постепенно отдаляясь.
Анастасия свернула в «Парму». Купив хлеба, шла домой довольная, предвкушая утолить нахлынувшее гастрономическое желание. Временами мысль её возвращалась к впечатлившим её «золотым» ботинкам. Вид мужчины диссонировал с видом ботинок. «Что здесь не так?» - думала Анастасия. Не может нормальный человек идти по центральной улице города в таких испачканных ботинках. Впрочем, у девушки и своих хлопот было достаточно, вскоре этот эпизод выпал из её памяти, мало ли всякого происходит вокруг.
Вот, к примеру, заболела её давняя подруга. Четвёртая стадия рака. Четвёртая, Карл, четвёртая! Вернувшись домой, наскоро съев бутерброд, запив
его горячим кофе с тмином, Анастасия завернула второй бутерброд в салфетку, добавила в пакет несколько слив, пряников, пачку сока и направилась к своей больной подруге. Посещала она подругу нечасто, но теперь, в таком положении её надо было поддерживать морально.
Людмила, её подруга, в последний год часто обращалась в больницу, но там к ней проявляли агрессивное невнимание, говорили, что ходит к ним, потому что найти себе дела не может, что она вовсе и не больна, что это старость - нормальное явление. Однажды дело дошло даже до потасовки, когда молодая эндокринолог указала ей на дверь и выкрикнула: «Убирайтесь, нечего здесь
зря шляться. И что-то требовать и требовать». Как бы там ни было, при последующем визите дна из пожилых врачей дала Людмиле направление на рентген, и не в поликлинику, а в туберкулёзный диспансер. Там-то и заподозрили порядком запущенную уже болезнь.
Людмила прилежно исполняла все указания онкологов, прошла пару сеансов «химии». Однажды, в очередной свой визит, Анастасия увидела Людмилу совершенно лысой. Да, это следствие «химии», правда волосы быстро отросли вновь. В другой раз Анастасия застала Людмилу в унынии. Оказывается, прописанную Людмиле золедроновую кислоту медсестра не вводила, заменяя её физраствором. Да, кислота недешёвая, но медсестра решила, что пациентка всё равно умрёт, поэтому лечить её дорогими препаратами незачем и тайно совершала подмену. Потеряв осторожность,
она делала это, нисколько не опасаясь, что больная заметит. И даже когда Людмила заметила, что укол ей был сделан, а ампула с лекарством осталась нетронутой на столе медсестры, та совершенно не смутилась и на замечание больной просто промолчала.
В общем, затянутая диагностика и недобросовестное лечение успехов не давали. Людмила всё чаще заговаривала о своём упокоении. Уговаривать её, говорить, что всё пройдёт, всё будет хорошо, было бессмысленно.
Однажды, когда Людмила снова завела эту старую пластинку, в картинках рисуя свои похороны, дабы отвлечь подругу от горестных мыслей Анастасия сказала ей: - А хочешь, я опишу твои похороны? Так, слушай. Ты закончишь свой земной путь в праздники, тем помиришь своих родственников. Все они, слышишь, все придут на твои похороны, забыв о ваших ссорах. Будет тёплый тихий зимний ясный день. Без снега и ветра. Чудесный будет день. Будет много-много живых цветов. А закапывать будет молодой красивый мужчина. Такой красивый, как ангел. В эти мгновения вас будет двое: он и ты. Должно же быть хоть что-то приятное в этом грустном процессе. Мало хорошего тебе выпало в жизни, зато тягот досталось непомерно много. И нескончаемый тяжёлый труд, труд, труд. Да, много чего тебе пришлось пережить. Ты не боишься смерти. Но пока об этом тебе надо забыть, нечего
подгонять события.
Людмила задумалась, долго сидела в забытьи. Потом с обидой в голосе изрекла: - Где они теперь, молодые-то? Где мой принц?! С алкоголиком всю свою бабью жизнь проваландалась. Разве на кладбищах молодые да красивые работают? Все кругом сплошь бизнесмены. Или алкоголики с наркоманами. Может никто и не
придёт провожать в последний путь, только пара близких друзей.
- Все придут, не сомневайся, упокоят в лучшем виде. Но давай прекратим этот мрачный разговор – пыталась оборвать эту нить грустной темы Анастасия.
- Да, верно ты говоришь, Анастасия. Так всю жизнь и прожила я всю свою беспросветную жизнь, работала тяжело, отдыха не знала, – жалела себя в своей такой нефартово устроенной жизни Людмила.
- Тем более, заслужила красивые похороны. Но давай пока отложим, всё, уверяю, всё будет на высшем уровне – не желая продолжать этот
разговор, практически оборвала его Анастасия.
Недавно выйдя на пенсию, Людмила продолжала работать в двух местах. Пенсионных денег получала мало, несмотря на то, что в стаж её было насчитано более сорока лет. Низенького росточка, всегда шустрая, как живчик, она всё
делала бегом, всегда куда-то торопилась. И вот, силы её стали покидать. Лицо её было даже зимой цвета загара, черты лица маленькие, аккуратные. Маленькие глазки, маленький точёный носик. Всегда всем готова была прийти на помощь. Образ
жизни вела праведный, но добрых слов от мужа-выпивохи и его матери не слышала. Хоть свекровь и не хвалила в глаза Людмилу, но понимала, что невестка им досталась золотая. Кто бы ещё согласился терпеть их произвол. Однажды.
напившись, муж Людмилы не дошёл до дому, утром его нашли в снегу замёрзшим. Свекровь слегла, а Людмиле пришлось много лет ухаживать за ней. Даже будучи лежачей, она умудрялась доставать невестку. В заботах Людмила не замечала болезни, а когда свекровь покинула этот мир, хворь Людмилы вышла наружу.
Да, эта осень была уникальна. Тёплая, обволакивающая нежной грустью. Тридцатого декабря Людмила не смогла встать. Попыталась подняться, но кулем рухнула на пол. Всё тело болело, обезболивающее действовало недолго. Скорая приехала быстро, забрала её, увезла в онкостационар. Лечить там уже не стали, взяли с неё расписку-разрешение на вскрытие.
Первого января Людмила умерла. Весь день у неё было приподнятое настроение. Прошедшей ночью ей снился приятный сон. Она гостила у дочери и
сына. У тех, что ушли безвременно, были похоронены на разных кладбищах. Сына она раньше посещала, а дочь, её маленькая дочь, нашла последний приют далеко, в селении, где прошло детство Людмилы. Свою семилетнюю дочурку проводила летом Людмила к матери, да назад уже та не вернулась, была убита соседкой. Дети
играли в прятки, Иринка забежала в хлев, дверь была открыта, он был пуст. На беду соседка как раз загоняла в хлев свинью. Девочка испугалась,
увидев, что прямо на неё идёт большущая свинья. Что есть её маленьких сил, закричала. Соседка была женщиной грубой, злой, даже мужа своего держала под пятой. Подойдя к девочке, женщина закрыла ей рот какой-то тряпкой, да видать
передержала. Девочка не снесла такого насилия, тело её обмякло, больше она уже не могла дышать.
Скоро хватились Иринки, стали искать, кричать, звать её. Спрашивали и у соседей, но они сказали, что не видели девочки вовсе и участливо присоединились к поискам. А под покровом тьмы труп её закопали у себя в огороде. История сына Людмилы не менее грустная. Сколько же пришлось вытерпеть этой маленькой женщине.
Похоронить Людмилу смогли только пятого января, выходные же, праздничные дни, всё кругом закрыто, что морг, что больницы, что ЗАГС. Хоронили с ритуального зала. Вторая сестра со своим мужем приехала из Санкт-Петербурга. В детстве была хиленькой, болезненной, училась в спецшколе, а теперь даму не узнать.Правда, тяжелое детство оставило отпечаток на всю жизнь, проявившись неизлечимой. хоть и не тяжёлой болезнью. Но дорогие таблетки ей приходится принимать ежедневно.
Пришли и старший сын с женой, а также первая сестра с дочерью. Стояла здесь и их младшая сестрёнка, в последние месяцы проживавшая с Людмилой и ухаживавшая за ней.
День выдался не по-зимнему тёплый. Погода стремилась к нулю. Утром падали большими хлопьями нарядные узорчатые снежинки, а сейчас, казалось, даже солнце желает взглянуть на происходящее из-за пушистых реденьких облаков и проводить ту, кого оно согревало все её трудные годы, внося в её душу частицу света.
В ритуальном зале священнослужитель читал отходную, прощание прошло степенно. Незатянуто. Затем, распределившись по машинам, поехали на кладбище, оно было рядом. Протиснувшись между оград, прошли к семейному захоронению. В нём уже была могила свекрови, мужа и сына Людмилы. Здесь же, между ними притулилась могила друга сына. При жизни Людмила недовольствовалась таким соседством, но сын настоял, чтоб его друга похоронили здесь. Земли лишней на кладбищенской
территории не было, а друг его умер сразу после того, как из Чернобыля вернулся отец, куда его послали в командировку для очистки территории четвёртого реактора от радиационного пепла. По возвращении в дом, отец друга долго не прожил, а за ним спешно отправилась и вся его семья,
включая друга.
Яма была подготовлена заранее. Вокруг ямы на белом-белом будто бархатном снегу лежали груды поднятого чистого, отливавшего золотым цветом песка. Мужчины, мужья сестёр Людмилы, были щуплые, интеллигентного вида, стояли в сторонке, явно не желали браться за лопаты. Знакомые и соседи Людмилы переминались с ноги на ногу, стоя тут же. Опустили гроб в яму, высвободили полотенца, на которых опускали эту домину. Один из соседей, низенький щуплый мужичок потянулся было к лопате, но сын Людмилы одёрнул его, сказав, что за все услуги оплачено. Они вышли за ограду, и стали участливо наблюдать.
Подошёл молодой человек. Он был высок, статен. Недлинные волнистые волосы чуть спадали к плечам. Взяв в руки лопату, он стал быстрыми движениями забрасывать рассыпчатый песок в яму. Огибая яму, он вскоре забросал весь песок,
остались большие комья смёрзшейся тёмно-коричневой земли верхнего слоя. Видно
было, что он устал, пот капал на землю, смешанную со снегом. Но, не обращая внимания на свою усталость, молодой мужчина ловко орудовал лопатой, быстро заполняя чрево могилы. Никому из стоявших вокруг ограды в голову не пришло помочь молодому человеку.
Да, он был спец в своём деле. Доводилось наблюдать, когда на других похоронах порой трое-четверо мужиков заканчивали свою работу измочаленные, а то и другие подменяли их в процессе забрасывания земли в поглощающее чрево. И то, тратили они времени много больше, чем этот шустрый, знающий своё дело мужчина. Он, как робот, как исправная механическая кукла, кидал, кидал. Казалось, мысли его в то время были далеко, далеко. Интересно, о чём он думал в этот скорбный для присутствующих и привычный для него момент? Зачем, каким образом он оказался здесь, на кладбище? Неужели вполне себе нормального вида мужчина, симпатичный, статный не мог найти более престижной работы? Да-да, понимаю, помню, все работы хороши. Но всё же, никто не рождается могильщиком и не взрослеет с мыслью стать, когда вырастет, кладбищенским рабочим. Уж это наверняка!
Анастасия почти неотрывно смотрела на работника, ловко орудующего лопатой. Изредка переводила взгляд на присутствующих. Сын Людмилы стоял за оградой, покуривая, начальственно глядя на могильщика. Муж дочери был подле. Вид его
говорил о том, что в лучшем случае орудие его – карандаш, но никак не лопата. Соседи, знакомые… возможно, они и с охотой помогли бы забрасывать промёрзшие комья. Но им сказано: «деньги плочены», и они не решаются исполнить свою
мужскую обязанность.
Анастасии припомнился тот октябрьский день. Первый снег. Испачканные золотым песком ботинки прохожего, идущего впереди неё. И те золотые следы на первом снегу, оставленные этими ботинками. Да, ботинки у могильщика и сейчас были те же. И в таком же золотом песке.
Влажный воздух никак не гармонировал с январём. В эти периоды, бывало, термометр ронял свою температуру и до отметок ниже сорока. Январский взрыв газа в жилом доме Эжвы в 1972 году произошёл при сорокашестиградусном морозе.
Возгорание пожарники тушили водой, от которой попавшие под панельные плиты люди замерзали тут же, потеряв всякие надежды на спасение.
Вскоре вырос красиво оформленный бугорок, который соорудил работник прихлопываниями по бокам его лопатой, на который были возложены цветы. Много цветов. Рядом возложили венки. Вот и всё. Ещё одна жизнь, закончив земное
существование, перешла в неведомые нам пределы, воссоединившись с ранее ушедшими. Народ поспешил на поминки. Да, жизнь отстрадавшей была неимоверно тяжела. Но включившись в неё однажды, казалось, женщина не осознавала, какую тяжесть взвалила на свои плечи. Несла, несла. Пока не упала. И в этой
мрачной, наполненной трагедиями жизни, она умудрялась находить что-то хорошее, видеть светлое. Россияне, задавленные невзгодами, пришибленные властями, неистребимые оптимисты.
Анастасия вспомнила свои слова, сказанные Людмиле, когда она уговаривала её успокоиться и не думать о смерти. А ведь всё так и вышло. Один. Он один устраивал её домину, он один окутывал её жилище сначала золотым одеялом, затем морем цветов. Молодой. Красивый, как ангел. Такой вот её, Людмилы, принц оказался.