Так уж повелось, что испокон веков, самый трудолюбивый и веселый народ проживал на селе. Деревенская простота, делала этот народ своеобразным, что его резко отличало от собратьев населявших город. Скромные, загорелые сельчане работали с народным единством и гуляли с особым русским размахом. Их сердца были счастливы, они довольствовались малым, жили природой и общением с землей.
Пятая бригада колхоза «Октябрь», находилась в самом отдаленном районе. На дворе стояла ранняя осень, шла деревенская страда. От зари до зари люди работали в поле, на уборке урожая.
— Ну что ты копаешься Веня? — подгоняла мужа Ефимовна.
— Машина у двора уже полчаса бибикает.
— Успею! — огрызнулся у стола Венька, усердно скручивая бумажную пробку.
Наконец-то свернув, он заткнул ей бутылку и уложив в сумку, вышел во двор.
— Тебе что Михалыч, лестницу надо было принести? Пол часа тебя ждем, а ты с бабки никак слезть не можешь. — сострил кто-то с машины.
— Да не в бабке тут дело! — поднявшись в кузов, с серьезным видом отмахнулся от него Венька.
— Цепь, где-то потерял. Ты не знаешь где? — расстроенно посмотрел он на остряка.
— Какую цепь? — удивился тот.
— На которой я, тебя срать вожу!
Не успел он закрыть рот, как дружный хохот разорвал утреннею тишину, а в след ему, у дворов, испуганно замычали коровы ожидавшие табун.
— Трогай! — подавив смех, хлопнул по кабине бригадир Василич, и «газик» пыля по проселку, понесся к бригаде.
Вениамин Михайлович Сембратович, был человеком преклонного возраста и за свою жизнь повидал немало. Этот сухенький от роду старичок, был еше шустрым, скорым на ногу и острым на язык. Проживали они вдвоем с бабкой. Дети у них давно выросли, и вышли в люди. Получали они неплохую пенсию, но все же время от времени он продолжал работать. Не потому что были нужны деньги, а по тому что об этом его слезно просил колхоз. И все лишь по одной причине, ну никак не могли освоить молодые специалисты простые конторские счеты. А на них Михалыч был виртуоз. С годами, колхозные поля заметно расширились. Наплыв зерна был такой, что у весовщицы не было времени вывести чистый вес, обычным школьным способом. Тут то и востребовался талант Вениамина. В мгновение ока, щелкнув костяшками, он отделял тару зерна. И ходить бы ему в почтении до гробовой доски, если бы не его маленькая слабость. Любил он выпить. Нет, он не был алкоголиком, просто у него наставал момент когда его организм требовал спиртного. Но самое неприятное было в том, что этот момент, никогда не учитывал ни какие обстоятельства. За эти самые моменты, Веньку не раз песочили на всем жизненном пути, и даже лишили партийного билета.
Воя в клубах дорожной пыли, дежурный «Газик» наконец то съехал в ложбину. Здесь среди зелени белоствольных берез уютно устроилась полевая бригада. Дружно выпрыгнув из машины, механизаторы неспеша побрели к ожидавшей их технике.
— Взвод вперед! — по военному скомандовал Венька, конопатой весовщице Татьяне.
И та со смехом, обогнав его на тропинке, козой понеслась к весовой. Татьяна окончила десятилетку и делала только что свои первые шаги в большую жизнь. Чем она очень гордилась.
Вся техника еще стояла в стане, и избитая весовая встретила их мирной тишиной. Эту тишину лишь иногда нарушали воркующие голуби, да воробьи, шумно купавшиеся в гуртах золотистого зерна.
— Когда я на фронте был, — взгромоздился за конторский стол Михалыч.
— Так у нас традиция была, с утра чайком баловаться. Не будем мы с тобой Татьяна старых традиций нарушать. Ставь-ка чайник. Бабка тут нам индийской заварки насыпала, и конфет положила.
Дисциплинированная Танюха, вскинув руку к косынке, бросилась исполнять его приказ. И вот уже, старенький «кофейник» запыхтел, наполняя колхозную весовую заморским ароматом.
— Старший сынок, с Севера прислал! — с гордостью подметил старик, высыпая на стол пригоршню шоколадных конфет. Танюшка сразу же была сражена их редкой, дорогой оберткой. Восторженно ахнув, она кинулась рассматривать магические фантики. — Ты Татьяна ешь конфеты, с чайком их, не разглядывай. А я по стариковски холодненького хлебну. — откупорил бутылку Венька, и налил себе молока.
— Бабка вчера огурцов с погреба достала, так я с дури натрескался. — виновато взглянул он, и в момент осушил кружку.
Увлеченная Татьяна, лишь кивала головой, разглаживая маленьким пальчиком шуршащую фольгу. Помолчав немного, Михалыч с грустным вздохом допил остатки молока. Только после этого весовщица заметила что со стариком что-то не так.
— Плохо мне. — опираясь о стол, поднялся Венька.
— Прилягу я. — и шатаясь, рухнул на топчан.
Вытаращив испуганные глаза, мелькая икрами, кинулась Танюха в бригадирскую.
— Михалыч, что с тобой? — тяжело дыша, влетел в весовую тучный Василич.
Вениамин, раскинув руки лежал навзничь. Его можно было бы принять за покойника, если бы не булькающие звуки, временами вылетавшие из его гортани.
— Сердце? — кинулся тревожно бригадир, в торопях расстегивая ему ворот.
Потом вдруг, почуяв что-то, наклонился над ним и потянул носом:
— Да он зараза успел уже нажраться. И где же он только взял?
— Ты что же это делаешь?! — будил за грудки Веньку, разъяренный Василич.
— Девчонку насмерть испугал, бессовестный!
Михалыч с трудом открыл глаза.
— Пошел на хер! — икнув, выдохнул он бригадиру и повернувшись набок захрапел как трактор.
— Вот ведь хитрый какой! — возмущался Василич, обнюхивая пустую бутылку.
— Он же водку молоком забелил!