К музам

 

Что вы шепчете мне? Что вы молите?..
Накричите, но дайте понять:
Вы зовете меня или гоните.
Приближаться мне или бежать?

Попытаться понять где тут логика?
Или просто застыть, не дыша,
И ловить позывной из-за облака,
И понять: дар  несут не спеша,

Не спеша, но внезапно, как гении
Наудачу бьют, но наповал,
В откровении или прозрении
Открывая божественный бал.

Или все вы под  бубен слетаетесь,
Чтоб сплясать на чужих торжествах;
И в сторонке потом  насмехаетесь,
Заправляя стишок за рукав...





                РИСУНОК
 
Вы рисовали, не спеша,
Глядели пристально и жёстко,
И острый нож карандаша
Вскрывал пласты в листе наброска.

Был каждый из набросков зол
И до обидного развязен,
Предельно точен, как глагол,
И, в то же время, безобразен.

А я, позируя, сидел,
Себя ругая зло и глухо,
И с отвращением глядел
На нарисованное ухо.

Обманом засадив в тиски
Средневекового обряда,
На равномерные куски
Меня делили Ваши взгляды.

Тупой затылок, блин — ан фас,
Отдельно — мЁртвые глазницы,
Щербатый рот, пугливый глаз
И острый профиль хищной птицы,

Бровей косматые валы,
А на губах печать измены,
Из плеч — не руки, а стволы
Несут распущенные вены.

И вдруг, как свежая струя,
Ваш возглас: "Кажется, готово!"
Вы повернули лист, и я…
На нем увидел лик святого.

Напрасно я на Вас грешил
И клял наброски очумело,
В них, добираясь до души,
Вы восемь шкур содрали с тела.

Но этот лик — моя беда!
Я  на рисунке Вашем — лишний!
Таким я был, но лишь когда
Меня задумывал Всевышний!

Как удалось карандашу,
Разрезав сумрак на полоски,
Открыть в нЁм свет?.. Но я прошу
Оставить все свои наброски.

Они милей моим глазам,
К чему перед собой лукавить?
И, может быть, смогу я сам
Хоть что-нибудь еще исправить.



Старый рыцарь
   

Ты стар, ты еле Господом храним,

И без клюки не сделаешь и шага,

Но если раж в тебе неудержим,

Вперед, мой друг! Вот лютня, плащ и шпага!


И пусть романс твой грубоват порой,

Он отзовется тенью на балконе,

В ряду юнцов ты славно держишь строй,

Доверчиво склонясь в полупоклоне,

 

Мы все идем к печальному концу,               

Но не бросать же  песню так нелепо:

Ты должен был вести ЕЁ к венцу,               

А не  в часовню родового склепа.



Скажи, мол, я пришел издалека,

А вы полны нелепостей и вздора.

Вот, донна Анна, вам моя рука-

Рука судьбы, десница командора.



Вперед! На стены, доблестный старик!!!

Любовь не терпит горестного вида,

И твой безумный сладострастный крик

Еще разбудит улицы Мадрида.

 

Ты только позови: - О, Донна Анна!

И вспыхнут небеса и дрогнут недра.

Ответ услышишь тут же без обмана:

«Я здесь! О, дон Мигель де Сааведра!»