По ночам мальчик чувствовал себя особенно. И если бы он знал о слове «мечта», то смог бы описать своё состояние. Но, не ведая о нём, он мучился, и даже не мог надеяться на освобождение. Ведь о словах «надежда» и «свобода» он тоже не знал. Ему оставалось лишь открывать настежь окно своей комнаты, выходящее во двор, и в многослойной темноте смотреть на пыльную клетку с ветхими постройками, переходящими в крышу полуразрушенного сеновала, почерневшей бани и вереницу самодельных грядок. Но там, за ними, перед нескончаемой гущей картофельного поля, он ощущал неизвестную ему бесконечность. Ещё более бескрайнюю, чем миллион таких полей, ещё более мощную, чем самые высокие горы, которые венцом окружили его старую деревню. Он видел будущее, и оно казалось ему великим.
С самого рождения у мальчика не было имени. В той местности, где он жил, существовали куда более важные категории, чем имена. Ведь если все без исключения могут отличить одну овцу от сотни других, то людей, которых здесь значительно меньше, можно узнать с закрытыми глазами.
Отец постукивал своей тростью, когда ждал его. Мать с разной тональностью, но всегда ласково, то надрываясь, то шёпотом, звала:
– Сынок!
Да, у него не было ни имени, ни свободного времени. Он и не знал, что такое может быть. Но иногда мальчик мечтал об этом, сам того не осознавая. Очищая задний двор от навоза, оставленного очередной ночью телятами и коровами, он сочинял и пел песни, представляя себя бегущим по влажной и тёплой степи. Как бы он хотел увидеть окрестности! Но главное – подняться хотя бы на самую маленькую гору, расположенную за Хрустальным озером, и понять, как выглядит мир.
Каждый, кто уезжал из деревни дольше, чем на неделю, никогда не возвращался назад. Это пугало односельчан, заражая единым страхом, который связывал их ещё крепче и даже больше, чем семейные узы. Но мальчик не соглашался с общим страхом. Он вдруг понял однажды, что ничего не боится и что обязательно, как только подрастёт, отправится за Хрустальное озеро, а потом и дальше, на Потухшую гору, о которой часто говорила мать, вспоминая молодость.
На этой горе замёрз её первый жених. Они были совсем юными и тоже, как и мальчик, хотели узнать больше о том, что их окружает. Зимой хлопот по хозяйству чуть меньше, поэтому они и отправились в путь в заснеженном декабре.
Отец мальчика, как и все остальные жители деревни, знал об этой истории, и всегда был суров и немногословен. А мать, казалось, думала об этом слишком часто, поэтому лицо её, красивое, молодое, говорило о печали и тоске.
Мальчик дружил с другими мальчишками. Они называли друг друга по-разному. Был среди них и Смышлёная башка, и Дырявый рот, и Рыжая родинка. Мальчика же все называли Фингал, потому что однажды он упал с забора прямо на булыжник и целую неделю ходил с синим лицом. Как ни странно, желание сокращать дорогу и перепрыгивать через забор не исчезло. Фингал всё также бежал навстречу опасностям, не боясь последствий. Но давайте всё-таки будем называть его так, как привыкли. А лучше – юношей. Мальчик вырос очень быстро, ведь что такое – десять лет?! Это всего лишь десять раз окунуться в август. В очередной раз он застиг всех врасплох, погрузив в свою сладкую прохладу и хлопоты, которые только прибавились, сократив и без того последний месяц лета. И именно это время больше всего любил юноша. Сейчас он особенно остро хотел оставить свой дом навсегда.
Спустилась ночь, и перед тем, как уснуть, юноша долго смотрел на чёрное небо, похожее на колодезную темноту, разлитую за окном, на котором не было ни штор, ни занавесок. Неожиданно, в одно мгновенье, наступившее после того, как он моргнул в очередной раз, комнату осветил яркий белый свет, как если бы луна взорвалась и запустила свои осколки в открытые по всей земле окна и двери, а на кровати очутился маленький человек, ростом с пятилетнего ребёнка.
Юношу сковало никогда ранее не испытанное чувство страха. Он не мог пошевелиться, даже закрыть глаза, как будто впервые оказался в своём теле и не знал о нём абсолютно ничего, вплоть до дыхания. Тогда он решил сконцентрироваться и вспомнить, как сделать вдох, не думая о странном незнакомце. Но маленький человек продолжал смотреть на юношу и дышать вместо него, словно сковывая ледяным ужасом каждую клетку его тела. Юноша не видел глаз карлика и не мог разглядеть его лица, несмотря на чудовищный свет, заполонивший пространство. Он видел лишь очертания, и просто знал, что с ним происходит нечто необъяснимое и потустороннее.
Так прошёл час. Юноша не мог закрыть глаза и отвернуться к стене (этого ему хотелось больше всего), и продолжал лежать, слушая равномерное сопение карлика, сидящего рядом, наблюдая за его повисшей в темноте головой, чувствуя немой взгляд.
– Чего бы ты хотел? – наконец спросил карлик спокойным и тихим голосом, так, как будто они уже говорили, и он лишь продолжил разговор спустя неопределённое время.
Неожиданно для самого себя, юноша ответил сразу, без трудностей и колебаний. Он просто открыл рот и сказал:
– Хочу знать, из чего состоит мир, хочу быть его частью, и чтобы везде меня принимали за своего.
– А конкретнее? – произнёс карлик, не шевелясь и не размыкая губ.
– Чтобы все любили меня. Куда бы я ни пришёл.
– Разве тебя здесь не любят? – карлик развёл плечами, и юноша заметил, что у него нет шеи.
– Любят. Но, понимаешь, мне здесь тесно. Какая-то сила манит вырваться за пределы деревни. Но и там я хочу, чтобы меня любили, чтобы ничего не приходилось доказывать, чтобы люди сразу видели, какой я хороший.
– Как интересно, – по интонации можно было догадаться, что карлик доволен ответом, – так и будет, милый мальчик. Ты всегда и везде будешь своим. Тебя будут принимать с первой минуты знакомства. Но придётся заплатить за это. Чтобы нравиться всем, нужно быть похожим на всех.
– Но как же можно быть похожим на всех одновременно? – удивился юноша.
– Я говорю не про внешность, а про то, что внутри, — это самое главное. Именно из-за внутренней схожести люди доверяют друг другу.
– Тогда я согласен. Если моя внешность остаётся при мне, и я в любой момент смогу вернуться домой, а родители меня узнают, то какая же разница?! Мне всё равно.
Карлик радостно вскинул неправдоподобно длинные руки.
– Если бы ты знал, какая волшебная эта фраза! Мы её очень любим.
– Кто вы? И какая фраза?
– Когда кто-нибудь из людей произносит три заветных слова «Мне всё равно», мы с братьями по кличке Уныние и Безразличие тут как тут. Ты молодец, мальчик, и заслужил исполнения своего желания.
Яркий свет погас так же неожиданно, как и возник. Юноша на секунду подумал, что ослеп, но не испугался этой мысли, а даже обрадовался своему освобождению. Он понял, что карлик исчез, и что он снова может быть хозяином своему телу. Ноги блаженно растянулись вдоль кровати, юноша повернулся на левый бок, уткнулся в прохладную стену и тут же провалился в бескрасочный и глубокий сон.
Утром оказалось, что он проспал. И не просто проспал, а чудовищно. Всё тело при движении отзывалось свежей болью, как если бы полночи он работал вёслами, а вторую половину вилами, из головы же не выходила фраза про какой-то дар, который у него уже был.
Рядом стояла мать в длинном голубом платье и застиранном жёлтом фартуке, прижимая к груди кухонное полотенце, боясь прикоснуться к собственному сыну.
– Сынок, – позвала, наконец, и вздрогнула, дотронувшись до его волос, – пойдём завтракать. Что тебе приснилось?
Юноша открыл глаза и долго не мог ничего ответить, смотря на мать и вспоминая, кто он и где.
– Ох, мальчик мой, где ты был этой ночью? Что с тобой произошло?
Юноша откинул одеяло и в два прыжка оказался у зеркала.
– А что со мной не так? Что тебя напугало? – никаких изменений он не увидел, и поведение матери показалось ему странным.
Она ничего не ответила и вышла из комнаты. Юноша бросился за ней, но нигде не нашёл. Отца тоже не было в доме. Юноша почувствовал себя оставленным, таким, будто от него отреклись из-за проказы или провинности, которую невозможно простить.
Он ждал их, и не мог понять, как долго – единственные часы остановились, а небо почернело слишком быстро. Впервые ему стало страшно слышать тишину, и он вышел на крыльцо, дошёл до амбара, где хранилось зерно и яйца, остановился у него и стал смотреть на последние белые лилии, застывшие на потемневшем небе, как вдруг они растворились, да так неожиданно, словно он за ними вовсе не наблюдал. Не успел юноша задуматься о необратимости этого внезапного исчезновения, как тут же почувствовал, что кто-то на него смотрит. И взгляд этот, невидимый, но осязаемый, казался нездешним, неземным. Он напомнил юноше о неприятном сне, который привиделся минувшей ночью. Но что ему снилось? Этого он никак не мог вспомнить.
Между тем, кто-то приближался к нему в настолько жирной темноте, что юноша перестал разбирать, в какой стороне амбар, а в какой дом. Короткие шаги пришельца, которые то останавливались, то возобновлялись, восстановили в памяти маленького человека, приснившегося ночью. Или не приснившегося?! Но не успел юноша испугаться своему воспоминанию, как из-под сухого песка поднялась земля и, отделившись грязным облаком, подхватила его и понесла мимо заросшего сада, мимо старых ворот, мимо спящего озера, наполненного змеями, – высоко-высоко над потухшими вулканами, над ледяными горами, явив молодому взору то, от чего может остановиться неподготовленное сердце.
Но оно не остановилось. На это совершенно не было времени. Триллион свечей-огоньков пронзили юношу своим невозможным величием, торжественностью, красотой, и он перестал обращать внимание на песок, попадающий в глаза. Облако остановилось и сбросило юношу на одну из самых высоких крыш, какие только существуют в этом новом и неизведанном мире, после чего рассыпалось и упало на сотни передвигающихся жучков с жёлтыми огнями, расположенными с обеих сторон.
Юноше не терпелось очутиться внизу, в центре бурлящей и сверкающей жизни, среди людей, которые сразу его полюбят, что чуть не спрыгнул вслед за земляным облаком, но вовремя спохватился и приступил к поиску лестницы. Спустившись по ней, он не смог вернуться обратно. Он забыл, что хотел вернуться.
2020