Чем полезна худ. лит-ра.
Доказательства пользы художественной литературы в обычной жизни.
«Современный человек считает, что читать и писать – это большое искусство, которому надо учиться, что стать архитектором, инженером или квалифицированным рабочим можно лишь благодаря серьёзному обучению, но жить – это нечто настолько простое дело, что не требуется никаких особых усилий, чтобы этому научиться. Просто потому, что каждый «живёт» по-своему, жизнь считается делом, в котором каждый – (большой) знаток». – так написал Эрих Фром, философ, психоаналитик (1900 – 1980).
Коротко: художественная литература учит нас жить, и правильно жить, в разные времена по-разному, поэтому литература разных периодов жизни человечества такая разная по стилю…
Если драмы Древней Греции, часто изображали и смерть героев, и потусторонний мир, то в Средние века другая литература стремилась по-другому отобразить эмоции и переживания.
-------------------
Человек – общественное животное. Воспитать человека сможет только общение – известны «маугли», дети, воспитанные животными, которые не могли стать полноценными людьми, когда их возвращали из природы в людское общество.
Общение бывает вербальным, то есть с использованием речи и невербальным. К невербальному общению относятся также ласки, а также шлепки, пинки и даже драки. Но вот, мы увидим, как старушка остановилась и поставила тяжёлые сумки, потирая спину, - мы понимаем, что она устала и ей тяжело. Движения старушки могли быть непроизвольными. Но может быть, что она устала? – Мы помогли ей, и, значит, мы прочли невербальный сигнал.
Продолжим наше отступление от темы, нужное, чтобы лучше понять дальнейшее – «доказательство пользы литературы».
Люди общаются, испытывая эмоции. «Эмоции – это ворота души» - говорят. И многие, почти все эмоции и их выражения общие для всех людей и заложены в нашей природе изначально, как и у всех животных. Одна из основных функций эмоции – дать нам возможность понимать друг друга, даже не пользуясь речью.
Люди на всех континентах одинаково выражают радость и горе, гнев и страх. Европейцы, открывавшие новые земли, не зная языка, ни обычаев местных племён, находили общий язык с дикарями благодаря одинаковому способу выражения эмоций. Более того, мы способны понимать эмоции высших животных, например мимику высших обезьян. Мы понимаем и эмоциональный язык домашних животных: рычание собаки выражают агрессию; поджатый хвост – вину, страх; виляние хвостом – радость.
Эмоции человеческие развились настолько, что в разнообразии их мы не сразу можем разобраться: одни и те же слова могут означать противоположные понятия.
Вот тут уже нужно возвратиться к «пользе литературы в нашей жизни».
Часть 1.
Литература позволяет, не рискуя ничем, испытать сильные ощущения – и быть готовым к ним в реальной жизни.
Прочитывая рассказы, литературные тексты, даже с детства начиная читать сказки, мы проецируем свои переживания на героев книг.
Сейчас в моде всё научное: даже о здоровье мы беспокоимся «с научной точки зрения», даже питание у нас сегодня «по науке»: ГМО, Оксиданты и другие добавки. Так и поступим и мы, объясняя «пользу лит-ры»: есть термин такой – мимесис, в литературоведении, в науке.
Этот термин давний, берёт начало с Древней Греции, от Платона и Аристотеля, но в современной теории уже существенно переосмыслен, - наука идёт вперёд, развивается. Слово означает по-гречески – «подражание». Сегодня, в современном понимании имеется в виду не изображение внешнее, как подражание природе, например, когда художник рисует на картине цветок, - имеется в виду коммуникация, в ходе которой один субъект подражает другому. То есть «сопереживание».
Наука о литературе отвечает не на вопрос: «что значит текст?», а на вопрос – «что этот текст делает?», какое воздействие он оказывает на читателя.
Итак. Мы имеем такую пользу от худ. лит-ры, что учимся сопереживать, проживать эмоции выражаемые героями литературных произведений.
«Сопереживание» (мимесис) начинается там, где читатель начинает телесно сопереживать тому, кто нам говорит: автору произведения или рассказчику, иногда и герою. Такое бывает не только в литературе и это легче понять: например, на фильмах ужасов зрители инстинктивно вздрагивают, закрывают глаза, когда происходит что-то страшное; на комических спектаклях зрители заразительно смеются, уже подражая друг другу. А любовная проза навевает на человека томление и соответствующее переживание; поэзия заставляет физически пережить свой ритм – всё это физическая сторона влияния литературы и искусства.
Подражать можно не только чувствам, эмоциям и физиологическим реакциям, но и словам и речи.
1) Сравнительно простой пример – литературное письмо, которое подражает чужой устной речи, что называется «сказом» или «байкой». Эффект такого подражания присутствует у Гоголя в его «Шинели». Рассказ «Шинель» - не только трогательная история мелкого чиновника Акакия Акакиевича, сколько автор на протяжении всего текста комически имитирует, передразнивает устную речь какого-то рассказчика – сбивчивую, неумелую, запинающуюся, усиливая комичность. Такое подражание чужой речи предлагает нам внутренне переживать, чуть ли не проговаривать про себя – вплоть до беззвучного шевеления губами все события. Если в другом рассказе другого автора речь будет не сбивчивая, а, наоборот, благозвучная, нам, может быть захочется её пропеть…
2) Более сложный «мимесис» - это подражание процессу познания. Во многих жанрах литературы по ходу действия рассказа, повести происходит познание чего-то такого, что раньше было неизвестно: герой произведения про воспитание узнаёт, как устроена жизнь, что бывает в жизни горе и читатель вместе с героем «узнаёт»-сопереживает; также и сыщик в детективе выясняет, кто совершил преступление и переживает свои розыскные действия, читатель увлечённо следует герою – «сопереживает», одновременно с сыщиком постигает, «проживает» процесс узнавания. Весь процесс познания происходит в сознании читателя.
Литература – это в определённом смысле и есть движение от незнания к знанию.
Литературный герой есть «сопереживательная» фигура: в нём важна не столько биография (мы можем и не узнать её из текста), и не особенно важен характер (он может быть схематичным в тексте), - важно, что мы проецируем на героя свои переживания, сопоставляем со своей жизнью жизнь героя и находим что-то общее, совпадающее. Мы сочувствуем герою (бывает, даже отрицательному), пытаемся разгадать за героя загадку, с которой он сталкивается; мы радуемся, когда герой находит успешное решение, беспокоимся и жалеем, когда герой не может понять что-то такое, что уже поняли мы, читатели. На этом построен литературный приём – «перипетия», резкое изменение ситуации, когда выясняется новое обстоятельство.
Так, Царь Эдип жил себе, правил Фивами и вдруг узнал, что он по неведению совершил страшные преступления. – Спрашивается: нам-то какое дело до древнего мифического царя Эдипа? А дело в том, что нас заставляют пережить чувства героя – царя, сам процесс резкого узнавания за собой грехов, чего-то нового. И в нашей жизни может быть такое – и мы может быть в чём-то грешны, о чём и не подозревали…
Чем же полезно «сопереживание» в обычной нашей жизни?
Сопереживание (мимесис) – это некая психологическая разведка. Посредством художественного опыта, не «обжигаясь» сам, читатель может, как бы «задарма», дёшево, понарошку пережить сильные эмоции, которые в реальной жизни чреваты и которых лучше в жизни избегать, - тем самым приобретя опыт: учится на чужих ошибках.
Литература в принципе говорит обо всём, что интересно человеку: она может по-своему рассказать и о современной жизни, и об истории прошедшей, и о философии, и об экономике. В отличие от науки, всё это она предоставляет человеку не как готовые сведения, а как процесс; читая книги, нужно заново пережить добычу сведений о жизни, нередко сложную и драматическую.
Часть 2.
Пример текста.
Краткая характеристика героя: Катюша Маслова – героиня романа Льва Толстого «Воскресение» (1899). Она – дочь незамужней дворовой женщины. Жившей при своей матери-скотнице в деревне у двух сестёр барышень-помещиц. Барышни-помещицы воспитали девочку и сделали её своей горничной: «из девочки, когда она подросла, вышла полугорничная, полувоспитанница. Её и звали так средним именем – не Катька и не Катенька, а Катюша» В 16 лет она влюбилась в Нехлюдова, когда тот приезжал к тёткам; играя в горелки, они нечаянно поцеловались за кустом сирени. Это был чистый поцелуй, как и христосыванье в Светлое Христово Воскресенье. Но как раз в пасхальные дни, оказавшись по дороге на войну, Нехлюдов соблазнил Катюшу Маслову и, сунув в последний день сторублёвую бумажку, уехал. Катюша потом родила, и Тётушки, прогнали её, а родившийся ребёнок, отправленный в воспитательный дом, умер. Бездомная Катюша Маслова «пошла по рукам» и вскоре очутилась в публичном доме, переменив даже имя. Роман Льва Толстого начинается с того, что её, обвинённую в отравлении богатого купца, ведут в суд. Там и происходит новая встреча с Нехлюдовым, находящимся в числе присяжных заседателей. Ей было в это время 26 лет, и она поехала на каторгу. А Нехлюдов – осудивший себя и жалевший Катюшу и влюбившийся в неё заново – всё просил прощения и хотел поехать за ней на каторгу. Конец.
Вот такого рода роман, в котором присутствует такой сюжет знакомый может быть нам ещё со школьной программы. Весь роман совсем о другом: он исторический. Но этот сюжет про Катюшу Маслову важен и поучителен к тому, о чём мы хотим рассказать: «О пользе художественной литературы в обычной жизни человека».
Литература формирует читателя как «свободного человека», который самостоятельно вырабатывает свою позицию. Читатель может симпатизировать одному из героев, а другого осуждать. Литература воспитывает в нас свободных людей, совершающих самостоятельный выбор. Каким же образом? – Когда мы читаем, мы не просто впитываем те смыслы, которые заложил в произведение автор, - на самом деле мы постоянно совершаем выбор.
Чтение – это процесс, все мы что-то читаем и вроде бы знаем, что это за занятие. Однако теория литературы 20-го века сделала чтение проблемой и развернула к этой проблеме научные исследования.
Литературоведение 19-го века в основном изучало, как литература пишется, - сейчас больше думают о том, как она читается, насколько устройство литературного текста программирует тот или иной способ его чтения. Другими словами, у чтения, как и текста, есть своя структура, и она лишь частично предопределяется структурой текста. Чтение представляется, как процесс творческий: не усвоение однозначно заданного смысла, а свободная деятельность, в ходе которой читатель совершает множество выборов, начиная с выбора, читать ли вообще данное произведение или не читать. А наука о литературе ищет в текстах моменты неопределённости, которые позволяют читателю выбрать между разными интерпретациями.
Что значит, что читатель выбирает? Он может читать произведение критически и\или некритически, в разные моменты чтения применять к тексту разные способы расшифровки, опираясь на разные языки культуры. (В романе «Преступление и наказание» есть построение по законам криминального жанра, детектива, и философское эссе, которые находятся в подвижном взаимодействии. Есть ещё другие коды текста в этом же романе: надо знать, понимать, чем отличается язык 19-го века от того языка, на котором мы говорим сегодня.
Так и роман Умберто Эко, который был и учёным, и писателем, «Имя розы», можно читать как детектив, а можно почерпнуть много философских размышлений о культуре и о другом.)
В самом творческом случае – читатель может даже пересочинить текст, например, сказать себе: «Я хочу, чтобы герои выжили и поженились и воображать такой финал» - писатели часто оставляют финал открытым.
Сегодня мы можем читать текст на общем с автором родном языке оригинала, а можем в переводе. Мы можем читать впервые, а потом перечитывать, и наша реакция будет отличаться от первого чтения – мы ведь уже знаем, чем всё кончается. Мы можем читать с разными намерениями: отождествиться с героем и через его судьбу что-то узнавать об отношениях между людьми; или погрузиться в язык\культурный код текста и освоить его сложные смыслы и способы выражения; или, например, испытать шок от нарушения эстетических традиций – это типичное удовольствие современных читателей, для которых недаром так и рекламируют книги: «сногсшибательное произведение» («Лолита» - роман о любви подростка девочки).
Способы чтения бывают не только индивидуальными, но и коллективными, то есть разделяются многими людьми и исторически изменяются. Как пример: поцелуй с экранов кинотеатров уже не удаляют и «Лолита» - простой достаточно роман. Например ещё Ханс Яусс, литературовед, показал, как менялось на протяжении короткого времени – жизни двух поколений – восприятие публикой романа Флобера «Госпожа Бовари»: сначала в книге увидели лишь шокирующее «неприличное описание адюльтеров (автора даже привлекли за это к суду), но постепенно возобладала другая точка зрения: в судьбе флоберовской героини стали читать критику буржуазного брака и даже, ещё шире, универсальную склонность человека считать себя не таким, как он есть в действительности.
Итак. Литература учит нас выбирать и вырабатывать свою позицию и\или примыкать-поддерживать один из культурных слоёв общества.
Однако, - задача теории литературы – признавая за читателем свободу интерпретации, показать, что не все они равны, равноценны между собой в разное время жизни общества. Другими словами, - чтение изучается, как ответственная свобода человека.
Теорию чтения легко перенести с художественного текста на любую смысловую продукцию, с которой встречается человек в жизни, - на рекламу, она на каждом шагу. И пропаганда политических движений тоже может изменяться – художественная литература учит нас выбирать правильно.
Разбираясь в структурах чтения, мы лучше понимаем, что мир задан нам изначально таким не бесповоротно: мир открыт для разных смыслов, мы должны сами ответственно осмыслять его (вспомним Нехлюдова и Катюшу Маслову). Здесь теория литературы практически перетекает в проблему морали общества. Мы учимся оценивать самостоятельно: можем осудить вымышленного героя, а можем и пожалеть, посочувствовать ему. А потом и в обычной жизни мы можем оценивать окружающую действительность, поступки людей и события, самостоятельно, как научила нас художественная литература.
Часть 3
Надо вернуться в начало, к тому, что сказал философ Эрих Фром: мы глубоко ошибаемся, если думаем, что не надо учиться жить: учиться жить необходимо нужно. А жить среди людей, значит – пользоваться всеми благами общества и главное – коммуникация, общение: нужно научиться общаться.
Поясняю мысль с банальной точки зрения: родители учат детей как держать ложку во время еды, как правильно произносить слова, и что надо благодарить, говорить спасибо другим людям, которые дали тебе угощение, конфетку. Старики делились опытом: рассказывали о мире в мифах и сказках изустно, за что общество уважало стариков, как хранителей опыта с древности. И вот появилась письменность и книги стали передатчиком опыта.
Итак. Литература учит нас говорить, пользоваться богатством языка. И пользоваться так, чтобы нас слушали все, к нам бы прислушивались и нас за это уважали, - потому что с нами интересно.
Каким образом из литературы мы можем научиться такой коммуникации: учиться надо у писателей и поэтов речи – речь должна быть «странной», немного необычной, нарушать привычные ожидания собеседника.
Есть даже такой термин литературоведческий: остранение. Остранить – значит сделать странным. В жизни мы привыкаем к словам, к ситуациям и прочим фактам нашего опыта, а писатель с помощью специальных приёмов делает привычные вещи странными и необычными. Заставляет нас обратить внимание, увидеть их как в первый раз, по-новому на них посмотреть и по-новому осмыслить.
Во-первых остраняются слова. Вместо того, чтобы назвать вещь прямо, поэт называет её иносказательно: не «в Санкт-Петербурге», а «на берегах Невы». Вместо того, чтобы излагать коротко и просто, автор неэкономно расходует слова, например повторяет синонимы или же созвучные слова: «…уж он эту свою бочку поворачивал, переворачивал, чинил, грязнил, наливал, выливал. Забивал, скоблил, смолил, белил, катал, шатал, мотал, латал, хомутал…» - так писал Франсуа Рабле, в одном из романов. Всё, что нам рассказывают в школе о метафорах, сравнениях и прочих фигурах речи, - это и есть примеры «остранения» слов. Остранением речи, на самом деле, являются и стихи: В обычной жизни мы смущаемся, сказав что-то случайно в рифму, а в поэзии это обычное достоинство.
Во-вторых остранение применяется к вещам жизненным. Вместо того, чтобы назвать привычную нам вещь одним известным словом, писатель рисует целую картину, как будто кто-то увидел вещь впервые, ребёнок или иностранец. В обычной жизни восприятие вещи чуть ли не автоматизируется, мы перестаём ощущать даже некоторые окружающие нас объекты: идём по асфальтовому тротуару, даже не замечая иногда, что он вдруг переходит в плитку. Автоматизация «съедает вещи. Платье, мебель, жену и страх войны» - как характеризует литературовед Шкловский, а цель хорошего писателя – сделать восприятие читателей не автоматическим, а живым. – Вот Чехов описывает церковную службу во многих подробностях, а тот же Лев Толстой в романе «Воскресение» описывает церковную службу с мельчайшими подробностями объясняя её. В их времена это была всем известная привычная церемония, а Лев Толстой дотошно, с необычным богатством деталей рассказывает, какие жесты производит священник, изображая так, как будто это видит человек со стороны, не знающий, что такое церковь. В результате изображение службы становится критическим: нас, как бы, приглашают задуматься над тем, насколько «естественен» и насколько «праведен» официальный культ, сколько лицемерия может скрываться за его условными обрядами.
Остранение – по Шкловскому, - базовое качество любого художественного творчества. Всякое искусство должно остранять свой материал – литература, например, остраняет и язык, и свою тему, - то, о чём в произведении написано, живопись применяет необычные ракурсы изображения, различные сочетания цветов… Нет «Остранения» - нет искусства.
Чем полезно это в обычной нашей жизни?
Читая художественную литературу, мы научаемся владеть богатством языка общения в обществе. Понять, как работает остранение, - значит научиться самому высказываться эффектно и интересно, чтобы тебя слушали не «вполуха», а прислушивались со вниманием. Это помогает не только в коммуникации, но и в оценках, - позволяет смотреть на многие вещи остранённо, а значит и критически, заново переживать события и поступки людей, их моральную и общественную неоднозначность. Как писал литературовед Шкловский в статье о Толстом, остранение – это «способ добраться до совести».
Многому учит нас литература в своей художественной форме, не только научная. И она не просто полезна, а необходима людям, обществу.
Конец.