ДОМ ДЛЯ ЛОСЯ
Обычно, когда говорят об обитателях русского леса, в первую очередь вспоминают медведя, потом волка, лису… Видимо, на наше сознание накладывают отпечаток сказки, которые мы слушаем в детстве, а там эти звери – самые активные действующие лица. Так что в этом нет ничего удивительного. Удивительное в другом: при подобном перечислении мы почти никогда не вспоминаем лося. А ведь это – самое крупное животное в наших лесах! Несмотря на свои внушительные размеры, он умудрился оказаться на периферии нашего сознания.
Заглянем в энциклопедии и узнаем, что латинское название лося Alces alces. Это парнокопытное животное семейства оленей. Длина его – до трех метров, высота в холке – до двух метров. Насчет веса приводятся противоречивые сведения. В среднем он достигает 570 килограммов, хотя многие источники утверждают, что сохатый может достигать гораздо большего веса. Сообщается также, что лось обитает в лесах Евразии, а в Северной Америке водится близкий вид или подвид лося, который крупнее и мощнее своего евразийского собрата. Говорится и о том, что лось является объектом промысла.
Вот такие скупые сведения, которые никак не объясняют второплановость этого животного на фоне хищников. Может быть, причиной такой «скромности» является мирный характер лося? Но и это не совсем правильно. Мирным характер лося назвать никак нельзя. Лось умеет за себя постоять в схватке с любым хищником российского леса, а иногда бывает опасен и для вооруженного человека…Скорей всего, такая «незаметность» лося идет от сложившейся иллюзии: лось очень похож на домашних животных, таких привычных и таких нужных, вот и восприятие наше никак не может примириться с тем, что это дикая тварь из дикого леса, которая ну никак не желает быть подневольным созданием, как та самая киплинговская кошка, которая гуляет сама по себе.
Многих животных можно приручить, даже самых опасных, но одомашнить, скажем, тигра никому в голову не приходит. А вот парнокопытные много веков становятся центром внимания людей именно с целью их одомашнивания. Попытки осуществить эту идею на практике делались на протяжении веков неоднократно, но все они кончались без результата.
Именно поэтому попытка создать в Костромской области лосеферму, где проводился бы очередной эксперимент с
одомашниванием лося, была воспринята, в общем-то, без особого энтузиазма. Начиналось всё, впрочем, не с этой мысли, а с желания угодить начальству, любящему иногда побаловаться с ружьём. Было решено на какой-то территории вырастить несколько лосей и содержать их там до момента, пока очередному партийному деятелю не возжелается лосятинки или просто острых ощущений. Согласитесь, что сама эта идея элитного расстрела не может не вызвать внутреннего протеста у нормального человека. Поэтому незаметными усилиями многих людей (незаметными – потому, что в открытую протестовать против развлечений партийно-хозяйственной верхушки было почти невозможно) всё было переведено на другие рельсы – научно-хозяйственные. Именно тогда и началось создание лосефермы, как объекта, где будут делаться попытки одомашнить лося, каким-то образом регулировать его численность в костромских лесах, а заодно – и во всей России. Ведь, как мы уже видели, именно они стали постепенно убежищем для этого животного, именно с этими местами связываются надежды на полное возобновление численности лося.
Начиналось всё возле деревни Сумароково, где сделали ограду для пятерых привезенных лосят, и с нескольких человек, увлекшихся новым делом. Сразу надо сказать, что жизнь жестоко показала сразу же, что вся эта затея не так уж проста, как это показалось кому-то с самого начала. Из пяти лосят выжили только два, потому что люди не знали еще ничего: ни как с ними обращаться, ни чем их кормить. Всё это связано с такими тонкостями, которые узнать можно только годы спустя. И вот этот практический капитал предстояло накопить директору Николаю Грачеву и главным «контактёрам» с лосями – Анатолию Павловичу Михайлову и Полине Николаевне Витаковой. Опыт наживался порой горько и трудно, но все же через некоторое время знания, пришедшие из наблюдений за животными, стали давать результат.
Уже довольно скоро лоси стали привыкать к своим «опекунам», даже привязались к ним настолько, что ходили за работниками по пятам, заходили в помещения, проверяли приезжавшие машины – не уезжает ли их любимая «няня»… Постепенно практика показала, как и чем надо кормить лосей, были выяснены их предпочтения и лакомства – довольно странные иногда на первый взгляд, но вполне объяснимые природой лосей, их особенностями. Но всё же… говорить об одомашнивании лося нельзя даже десятки лет спустя. В самом начале шестидесятых годов с одобрения Никиты Сергеевича Хрущева было создано по стране четыре подобных фермы. Выжила одна, костромская, которую на первых шагах финансировал Костромской лесхоз. Теперь именно сюда едут туристы, жаждущие увидеть вблизи и практически на воле огромных лесных животных. В наш век изолированности городского населения от природы и от живого мира представления большинства людей о растительности и животных так скудны, что уже и зоопарков мало, уже впору заводить специальные заведения, в которых демонстрировались бы домашние животные! Кстати, это уже начали делать в зарубежных странах. Едут сюда и ученые из стран, где лось не водится или где его численность резко упала, как в скандинавских странах и в Канаде. Гости из научных учреждений хотят здесь почерпнуть сведения об особенностях лосей, которые помогут людям понять природу уменьшения поголовья. В общем, дорога стала торной.
А вот на самой ферме были и остаются проблемы, неразгаданные загадки, при более активном участии государства здесь можно было бы вести научную и хозяйственную деятельность гораздо шире, чем это делается сегодня. Вот об этом стоит поговорить подробнее.
Анатолий Павлович Михайлов, человек, стоявший у самых истоков фермы, стал вскоре первым в стране специалистом, защитившим диссертацию по… лосеводству. Именно он всеми силами старался усилить здесь научную сторону работы, именно он инициировал на базе соседнего санатория исследования по практическому применению лосиного молока. Была создана научная лаборатория лосеводства. Но… началась перестройка, обернувшаяся катастрофой для очень многих дельных начинаний в стране. Лабораторию закрыли. Понадобилось целых десять лет, чтобы чиновники поняли, что сделали глупость, что они попытались зарезать курицу, которая в состоянии нести золотые яйца. Лабораторию открыли снова. На этот раз – при лесхозе в Минском, в общем-то, не так уж и далеко от Сумарокова, но сотрудникам лаборатории надо бы здесь жить постоянно, а вот именно эти вопросы и не решались. А годы шли…
А почему, собственно говоря, нужно одомашнивать лося?
Делать это нужно во имя спасения многих людей. Дело в том, что лосиное молоко обладает уникальной жирностью 16-20 процентов и особой микрофлорой, которые в сочетании дают поразительный эффект при лечении язвы желудка. Этому открытию мы обязаны, в основном, еще самым ранним исследованиям, которые провел ярославский профессор Г.Пропастин. Две недели приема лосиного молока по разработанной схеме – и язва рубцуется более чем в девяноста пяти случаях из ста! То есть, вопрос ясен: молоко нужно добывать. А как? Не подойдешь же к дикому животному и не подоишь его. Еще раз стоит напомнить, что в диком состоянии лось опасен. Он отличный бегун, хорошо плавает, он способен отбиться от стаи волков, например. Главный его враг – рысь, которая, к счастью, редко встречается в костромских лесах. Затаившись, она бросается на шею лося и прокусывает сонную артерию, после чего животное погибает от потери крови. В борьбе лось применяет свои знаменитые, похожие на соху рога, отчего он и получил второе имя «сохатый», и очень часто сражается с применением хорошо отработанных ударов копытами передних ног. Именно передних – это особенность лося, который редко лягает противника, не видя его практически, а бьет врага точно и прицельно с такой силой, что даже такой стойкий зверь, как волк, часто погибает от этого удара.
Кстати, из этой особенности нужно делать свои выводы и людям: никогда не сгибаться, не садиться и не ложиться перед лосем. Он воспринимает тогда человека как хищника, припавшего к земле перед прыжком, с которым он вполне может справиться, и применяет всю свою силу.
А вот с вооруженным человеком лосю не справиться. Именно поэтому он часто становится добычей браконьеров и «законных» охотников.
Но вернемся к одомашниванию лося. Конечно, правильнее было бы употреблять слово «приручение», потому что одомашнивание – процесс очень долгий и широкий. Одомашнить животное в одной какой-то точке просто нельзя, тем более – за несколько десятков лет. За это время можно лишь накопить наблюдения, позволяющие выполнить главные задачи: добыть целебное молоко и уберечь ценного зверя от истребления.
После многих ошибок и неудач в Сумарокове пришли к выводу, что процесс приручения идет гораздо лучше, если только что родившегося лосенка сразу же отнять у матери, чтобы он с первых же минут жизни воспринял бы запах человека, как запах материнский. Главный технолог лосефермы Дмитрий Иванович Кудряшов очень часто становится такой «матерью». Это потрясающее воображение зрелище, когда Дмитрий Иванович заходит в утепленный загон для недавно родившихся лосят. Они бросаются к нему со всех сторон, тянутся, ждут ласки… С первых дней малышей в течение месяца выкармливают соской, потом постепенно переводят на «взрослый» рацион. А матери-лосихи тем временем дают целебное молоко.
Впрочем, это легко сказать: дают! Зная то, о чем мы только что рассказали, что нельзя присаживаться перед лосем, так вот зная это, как доить лосиху? Как подойти к ней? Ведь она должна полностью доверять доярке. А она и доверяет. Она воспринимает доярку, которая находится при ней с момента родов, как детеныша, и отдает молоко довольно охотно. Обычно лосиха дает в день в среднем два литра молока. На ферме рекордный результат показала лосиха «Люстра» – почти семь литров. Молока одной лосихи в течение лактационного периода хватает на лечение сорока больных!
За весну-лето каждая дойная лосиха дает в среднем 500 литров молока. Молоко немедленно замораживается, потому что процесс лечения больных людей должен идти круглый год, а пастеризовать лосиное молоко просто нельзя: будут убиты именно те самые микроорганизмы, которые, собственно говоря, и залечивают язвы в желудке! Кстати, в этом факте кроется и причина многолетнего непонимания между фермой и надзирающими инстанциями. Они прекрасно понимают механизм воздействия лосиного молока на болезнь, не прочь при случае и сами воспользоваться чудо-молоком, но дать официальное разрешение на его применение не могут! По причине… присутствия в молоке микроорганизмов. Вот так-то!
Что касается рождаемости и увеличения поголовья, то и здесь свои достижения и проблемы. В природе лосиха приносит чаще всего одного лосенка, но два – тоже не редкость. А вот вырастает чаще всего только один. На ферме двойни бывают гораздо чаще, был даже случай, когда родились три детеныша, но самое главное – при искусственном прикармливании выживают все, в то время как в природе одному их лосят достается меньше молока, он оказывается слабее и часто гибнет во время долгих переходов лосей с места на место. Отмечено, что если в природе лосенок рождается весом меньше восьми килограммов, то он, как правило, погибает.
Сохранению лосей служат многие факторы, созданные людьми. Один из них – ошейники с именами и радиомаяками. Это, конечно, не гарантия спасения от браконьера, были случаи, когда убивали лосей и с ошейниками. Да и радиомаяк имеет не такой уж большой радиус действия, а лось способен за одну ночь одолеть десятки километров. И все же эти меры оберегают животных.
На ферме большая «текучесть кадров». Лоси находятся на охраняемой территории, но отнюдь не в зоопарке. Ограда применяется здесь лишь в некоторых случаях, предусмотренных технологией содержания животных. В остальных случаях лоси, в основном самцы, могут свободно уходить на другие территории. Одну лосиху по кличке Жада привели из Адищева Островского района, другую лосиху выловили под Чухломой за хулиганское поведение – сбила старушку и утащила у нее сумку с хлебом. Знала бы пострадавшая, что черный хлеб для лосей – лакомство, а на белый они почти не реагируют, то могла бы откупиться от лакомки только краюхой хлеба. Неизвестно, как отнесутся к следующему сообщению читатели-мужчины, но чаще всего довольно вздорный характер бывает у самок-лосих. Одна из них по кличке Ношпа даже доярку, знакомую ей буквально с младенчества, загнала однажды на дерево, гоняла грибников на территории заказника, а как-то вышла на дорогу и стала избивать копытами не понравившиеся ей машины, стоявшие на дороге…
Интересные наблюдения сделаны работниками фермы и учеными в области питания лосей. Факт известный – у лосей нет желчного пузыря. Именно поэтому для нормального пищеварения, существования они выискивают в природе все естественные горечи: это ветки и ягоды рябины, калины, ивы, черемухи, зимой чаще всего они используют как корм осиновую кору. Едят они и горькие грибы, в том числе и мухоморы, так что, уважаемые грибники, не сбивайте эти грибы ногами, как вы привыкли это делать, поделитесь этим лакомством с лосями!
Но вот такие пристрастия, такие добавки к рациону вызвали и совершенно не встречающиеся в природе привычки и предпочтения. Так, лосей возбуждают запах дыма, выхлопные газы. Отмечены многочисленные случаи, когда лоси выходили на запах работающей бензопилы и так настойчиво шли к ней, что приходилось их отгонять. Это – типичные случаи, вызванные вмешательством человека в природу. А вот другой случай, который вызван буквально издевательством людей над природой. Лось по кличке Енот был привлечен звуками, запахами сельской дискотеки и буквально ломился через ограду, пока подвыпившие парни не угостили его пивом, после чего лось пристрастился к пиву и… к курению тоже, которому научили его там же…
Но не всегда контакты лося и человека приводят к таким печальным результатам. Давно уже замечена связь между возрастом леса и численностью лосиного стада в этих местах. Чем моложе лес, тем больше лося. Связь эта достаточно простая: всё дело в количестве корма. Чем больше молодых деревьев с неогрубевшей листвой и корой, тем больше база кормления для лося, а значит – легче выживать. Так что хозяйственная деятельность человека по вырубке достаточно больших площадей приводит к появлению молодого подроста и благоприятным условиям для существования этого могучего животного. Недаром же говорят в шутку, что лося породил топор дровосека…
Довольно большие сложности создаются на ферме от того, что лоси много пьют и очень привередливы в выборе питьевой воды. Устраивает их только родниковая. Воду из артезианской скважины они почему-то пить не стали – то ли из-за запаха металла, то ли по какой другой причине.
Какие-то итоги работы лосефермы подводить, конечно, нельзя. Невозможно сегодня оценить то, что можно будет оценивать только в отдаленном будущем. Но… численность лосей на территории Костромской области постепенно стабилизировалось, хотя еще много браконьерства, приведшего к тому, что в нескольких районах лось исчез совсем. Кажется, российское национальное достояние – лось нашел у нас неплохую защиту. Прижать бы еще браконьеров как следует! Эта задача вполне по силам и надзирающим органам, и самим охотникам тоже.
Поможет, вероятно, и то, что был, наконец, образован природ-ный заказник федерального значения «Сумароковский». Заказник занимает свыше 36 тысяч гектаров. И основной своей задачей здесь считают сохранение и развитие стада лосей, которые уже в какой-то степени одомашнены, а кроме того – и увеличение популяции дикого лося в естественных условиях. Сохранить генофонд диких животных во всей его полноте – сегодня стратегическая цель, для которой и создан заказник.
…Впрочем, на цели работы с лосями можно смотреть и под другим углом зрения. Противники создания лосефермы вполне, кстати, справедливо говорят, что если отнимать лосёнка от матери, то она не может ему передать свои навыки жизни в природе, следовательно, лоси с фермы – животные, погибшие для дикой природы, они уже никогда не смогут приспособиться к вольной жизни и быстро погибнут, если их отпустить в лес…
Всё верно, но не совсем. Давайте всё же отделять мух от котлет: ферма решает важнейшую задачу помощи больным людям, решает успешно. Неверна по сути сама попытка создать эдакого кентавра: соединить хозяйственную задачу с научными исследованиями этого вида животных. Конечно же, в условиях содержания на ферме лоси меняют своё поведение и по нему уже нельзя делать выводы о жизни диких животных. Поэтому, видимо, правы те люди, которые уже сегодня задумываются над исправлением этой ошибки. Они считают, что для изучения лося необходимо где-то создать охраняемую территорию, где лоси были бы в достаточном количестве, не пользуясь поддержкой человека больше, чем прочие лесные обитатели. Тогда их можно будет наблюдать и изучать в естественных условиях. А ферма пусть останется фермой на случай, если, не дай бог, заболеет кто-то из ваших близких.
БРЯНСКИЙ РЯЗАНЦЕВ
Об Александре Викторовиче Рязанцеве наслышаны многие охотники не только в Вохомском районе, но и во всех окрестностях. В течение долгих лет он завоевал репутацию не только прекрасно знающего лес специалиста, но и абсолютно честного и принципиального человека. Охотники, которые законным образом приезжают в эти дальние края Костромской области, считают, что без его помощи охота не удалась бы и наполовину. Зато и браконьеры поминают его недобрым словом. Вот и живёт Александр Васильевич между двух таких противоположных мнений о себе, делает своё дело – ровно, спокойно, неуклонно и неизбежно. Эта линия поведения как-то не очень вяжется, по мнению тех, кто его хорошо знает, с его динамичностью, умением и пошутить, и посмеяться. Люди, которые не встречались с Рязанцевым, представляют его суровым,тяжеловесным мужиком, а он – лёгок на подъём, общителен, считается даже человеком компанейским…
Но всё это только до тех пор, пока не затрагиваются интересы государства, пока не нарушаются законы, охранять которые и поставлен был много лет назад молодой специалист Рязанцев.
Несмотря на свою «говорящую» фамилию Александр
Васильевич родом из Брянска. Часто, когда рассказываются биографии людей, говорят, что такой-то с детства мечтал стать тем-то и тем-то… Чаще всего – это фантазии журналиста или писателя, которые почему-то считают, что человек известный должен быть цельным и целенаправленным и что случайностям в жизни таких людей не должно быть места.
А у Рязанцева на самом деле так и было. Он с самого раннего возраста уже не представлял себя вне леса, вне вообще природы, вне охоты. До сих пор помнит первую добытую им белку и ту крохотную плату, которую он получил за шкурку в заготконторе. В общем, дорога была у него одна – становиться специалистом-охотоведом. И он так же основательно, как и всё, что он делал, готовился поступить не куда-нибудь, где конкурс поменьше, а целенаправленно – в Кировский сельскохозяйственный институт, на факультет охотоведения. А попасть туда было не просто. Дело было не только в том, что конкурс там был – пять человек на место. Главная трудность была в составе поступавших ребят. Среди них практически не было людей случайных, все они когда-то «заболели» лесом и не видели для себя другой судьбы, другой дороги.
Александр поступил в институт, выдержав непростое испытание, успешно отучился, получил диплом биолога-охотоведа. Эти годы он вспоминает теперь с нежностью и грустью: они, все поступившие, были влюблены в свою профессию, были романтиками. Как сон вспоминаются теперь поездки на практику по всей Кировской области, незабываемые охоты, счастье познания мира… Из всей их группы только один человек после окончания не стал работать по специальности! Сейчас бы вузам такие результаты! Александр Васильевич с горькой усмешкой размышляет на эту тему:
- Сегодня работодателям очень в малой степени важно – какой ты специалист. Диплом есть – и ладно. А что в том дипломе написано, что ты на самом деле знаешь – не так существенно. Гораздо важнее послушность, исполнительность, а ещё лучше – угодливость… Посмотрите: за последние годы наштамповали тысячи экономистов, из коих по специальности работают единицы, я уж не говорю про знания. А мы эти знания получали основательно и навсегда…
Направили его в Костромскую область. Именно здесь он встретился со своим практическим учителем, тогдашним начальником Госохотнадзора А.Е.Богатырёвым, направившим его в Вохму. О Богатыреве до сих пор вспоминает добрым словом: его разносы, если что не так, его отходчивость и незлопамятность, его помощь… А если разобраться, вспоминает Рязанцев свою ушедшую молодость и то, как налаживал он работу на дальнем краю костромской земли:
- Тогда мы могли многих людей, главным образом – охотников, привлекать к необходимым работам по содержанию лесных угодий в должном порядке, хотя штатных работников и тогда было мало, как и сейчас.
- А что мешает делать это сегодня? Привлекайте охотников в обмен на лицензии.
- Да в том-то и дело, что племя местных профессионалов-охотников постепенно исчезает. Сегодня король – охотник-турист. Он приехал, поохотился и уехал. И ему, в общем-то, плевать и на учёт живности, и на подкормку. Ему, по большому счёту, всё равно: будет здесь на следующий год или в ближайшие годы нормальное поголовье или нет. Он просто узнает, что нынче охота здесь плохая, и поедет в другое место. Только местные охотники кровно заинтересованы в этих работах. Были.
- А сейчас?
- Сейчас всё, что создавалось в наших лесах, в природе усилиями тысяч людей, рушится быстрыми темпами. Больно об этом говорить, но это объективный процесс, который идёт независимо от того, закрываем мы на него глаза или нет.
- Что вы имеете в виду?
- А то, что у нас до сих пор 250 тысяч гектаров – угодий общего пользования, то есть ничьих! Ведь нельзя же считать серьёзной охраной и серьёзным контролем всего лишь двух на весь район пусть даже таких фанатиков, как мы с Тюляндиным Александром Сергеевичем. Ну, при необходимости по дружбе помогут нам соседи, пара-тройка старых охотников. Но это – всё! А больше народу привлекать к защите природы нужно очень многими вещами. Вы обратите внимание на такое: наш район один из самых богатых на бобра. Ну, просто хорошо ему у нас, гидросеть разветвлённая, речушки тихие. По оценочному учёту сегодня поболее пятисот бобров! Тут бы самая и охота, ан нет, не очень-то много желающих. В чём дело? А в ценах. В начале девяностых годов среднего размера шкурка бобра стоила сто рублей, разница с сегодняшней ценой небольшая. Но ведь тогда у меня самого была зарплата 110 рублей! Один бобр – почти целая зарплата. И вот так на всём. Раньше человек, который занимался охотой профессионально, мог совсем неплохо прожить этим делом. А сейчас – попробуй! А если материальный интерес к охоте у людей пропал, то на голом энтузиазме природоохранные и учётные мероприятия не проведёшь… Это раз.
Второе. Всякие экономические передряги потрясли наш и без того небогатый район так, что образовались в буквальном смысле пустынные районы, где уже не ступает нога человека, где стоят безлюдные деревни, где уже по несколько лет вообще не ведутся сельскохозяйственные работы. А ведь раньше-то колхозные поля какие-никакие, а подкармливали и копытных, и медведей, вокруг полей кормились мыши и прочие грызуны, а за ними охотились пушные хищники… Всё было взаимоувязано, всё было в равновесии, оставалось только следить за численностью, вести правильный учёт и регулировать поголовье количеством выданных разрешений на охоту…
А сейчас пустующие поля зарастают деревьями, почти не остаётся открытых пространств, которые так удобно использовать во время охоты хоть на медведя, хоть на зайца.
И вот всё рухнуло. Не знаю, сколько ещё лет продлится такое безвременье, только ничего доброго от такой ситуации я не жду. И, главное, мало нам было социальных экспериментов, так добавляют ещё и административный: в нехороший час нашу организацию передали «Россельхознадзору». Я биолог-охотовед, я что -- зверей на грядках выращивать должен? Создаётся впечатление, что мы, низшее надзорное звено, и власть, принимающая какие-то решения, - как два параллельных мира, не пересекаемся нигде. Только как гром с неба вдруг раздаётся: выполнять! И всё. Нас, специалистов, которых государство учило, как нужно выполнять свои задачи, теперь учат работать люди, не имевшие к этой работе никакого отношения… И никто ни о чём нас не спрашивает. А ведь надо бы! Почему-то они считают, что они знают всё, если принадлежат, допустим, к партии власти. Такой даже раненого медведя побежит в темноту добивать, не зная, что опасней зверя в такой момент нет…
Руки опускаются. Ушел бы на другую работу, если бы не знал наверняка, что стоит сдаться, -- и сотня медведей, живущих в нашем районе, полсотни кабанов, более сотни лосей, десять волков, пятьсот бобров, двести куниц и много-много прочей живности останутся совсем без защиты и будут перестреляны бессовестными людьми за несколько лет.
Вы знаете, я сам себя всё чаще ловлю на мысли о том, что я, профессионал-охотник, уже не очень-то хочу убивать. Сколько раз брал на прицел медведя, например, а потом опускал оружие и находил своему нежеланию стрелять слабенькое оправдание: мол, не очень крупный экземпляр, не трофейный и так далее… Недавно попался мне медведь. Вначале я его всего не видел, только переднюю часть, прицелился, а тут он вышел полностью и я увидел, что он – очень редкой окраски: спереди бурый, а вся задняя часть почти чёрная. Красавец! И сразу возникла мысль: сейчас выстрелю, и он перестанет жить. Его здесь не будет…
Только не думайте, что утратился интерес к охоте вообще. Нет, это бывает не всегда, и только по отношению к крупному зверю. А вот на тяге постоять и вальдшнепов, к примеру, добыть, это же особое чувство азарта, даже в чём-то спортивного. Я уж не говорю о той красоте, которая тебя окружает, ты только её замечай, впитывай, чувствуй, чтоб до конца жизни хватило…
ДЕЛО СЕМЕЙНОЕ
В Чухломе Виктора Николаевича Прихожева, как он сам выразился, знает каждый четвёртый. Он, конечно, явно поскромничал, потому что и его самого, и жену его Галину Васильевну, и его сына, и их дом на Овражной знает наверняка каждый второй. Тем более, что дом-то приметный, яркий, нарядный, весь изукрашенный деревянной резьбой, в которой явно просматриваются мотивы леса и населяющего его животного мира.
- Сами вырезаете?
- Нет, это всё заказываю. Правда, прежде чем заказать, сам до самой малой малости прорисовываю то, что мне хотелось бы иметь.
- То есть, дизайн ваш?
- Ну, можно и так сказать. У меня увлечение другое…
- Охота?
- Да что вы! Охота – это вся моя жизнь, какое уж тут увлечение! Да вы зайдите, посмотрите.
… В доме – всё та же картина – деревянная резьба повсюду напоминает вам о пристрастии хозяина, но вдруг глаз останавливается на чём-то совершенно необычайном, роскошном, сразу поражающем воображение. Приглядевшись, вы понимаете, что перед вами не царский трон, а просто кресло. Впрочем, «просто» креслом его назвать нельзя, потому что уже в следующую секунду вы понимаете, что кресло это сделано из причудливо переплетающихся лосиных рогов. Более того, -- ещё через несколько секунд вы замечаете второе кресло, не повторяющее первое, подставку под телевизор, журнальный столик, изящные табуреточки и много другой утвари, сделанной их того же материала. Каждое из этих изделий не повторяет другие, потому что сами рога могут быть похожими, но абсолютно одинаковыми быть просто не могут. Сочетание резьбы по дереву, искусно переплетённых рогов и обивочных тканей даёт эффект богатой красоты, уникальности…
- Это сколько же лосей вам надо было добыть, чтобы такое количество рогов использовать?
Прихожев удивлённо распахивает глаза:
- Почему – добыть? Ну, я, конечно, охочусь и на лося, но большинство рогов – найденные! Чтобы эту мебель сделать, мне, наверно, сотни километров пришлось исходить. И не только мне. Тут и сын поучаствовал, и Галину Васильевну пытался к этому делу привлечь…
Хозяйка смеётся, подтверждает:
- Ходили! Ноги убивали. Бывало – и очень удачно.
Прихожев кивает:
- Один раз за сезон шестнадцать или семнадцать пар принесли. Лоси – ведь они в определённое время рога сбрасывают, в конце ноября, в декабре. Сначала чешут их о деревья, причём, часто – об одни и те же каждый год, это у них как бы любимые места и деревья. А вот сбрасывают они порой не около своих «чесалок», а выбирают для последнего усилия, чтобы отломать рога, уже другие деревья. Уж чем они при этом руководствуются, -- не знаю… Так что человек случайный эти рога и найти может только случайно, как неопытный грибник натыкается на хороший гриб. Опытный же сразу идёт на те места, на которых ему почти наверняка обеспечен успех. Вот и я хожу точно так же. Лес ведь досконально знать надо, надо знать привычки лося, любимые его места и так далее.
… В подтверждение своей мысли Виктор Николаевич рассказывает случай – уже не с лосем и не с рогами:
- Лес всю жизнь будешь изучать, - и так до конца и не узнаешь. А вот стремиться к этому, конечно, надо. А особенно охотнику. И пусть ты, допустим, не охотишься на кабана, но всё равно – нужно примечать и его лёжки, и любимые места, и куда он предпочитает ходить кормиться… Однажды позвонили мне: нужно помочь съёмочной группе отснять крупные планы глухаря. Мол, они пробовали уже несколько раз, но ничего не выходило: глухарь – птица осторожная. Только на току теряет бдительность, а время года было совсем другое.
Ну, я и говорю: давайте эту группу, будет им глухарь. Мне даже не поверили, что так вот – сразу я согласился. Наверно, ещё про себя подумали: вот, мол, хвастает! Но всё же прислали. И мы поехали.
А поехали не то, чтобы в какую-то глушь несусветную, а на место, которое я давно знал. Дело в том, что время было как раз такое, когда глухари слетаются на приречные галечники и на дороги, которые, к счастью для них, посыпают гравием. Им просто необходимо глотать мелкие камешки, чтобы пища могла усваиваться лучше. Причём, они разборчивые, не везде и не всякие камешки им подходят, поэтому, выбрав такое место, они часто туда прилетают, и их при этом не пугают даже изредка проезжающие машины или какой-нибудь шум невдалеке.
Вот на такое место я их и привёз. И отсняли они своего вожделенного глухаря, даже не долго ожидая, с очень близкого расстояния. Восприняли это, как волшебство. А это – просто знание привычек, просто знание леса…
… У Прихожевых сын с отцом составляют прекрасную охотничью пару. Виктор Николаевич с малого возраста приучал сына к охоте, с шести-семи лет. Его собственный отец тоже охотился, но охотником по большому счёту не был, так что «опыт передачи опыта новому поколению» Виктор Николаевич нарабатывал сам. С тех пор прошло много времени, сын давно стал самостоятельным человеком: он служит сейчас начальником райотдела МВД в звании майора, своя семья, как положено. Даже пристрастия охотничьи несколько разошлись: у отца лучшие помощники – западносибирские лайки, а у Николая привязанность к гончим собакам, и нет для него лучшего удовольствия и отдыха, как выйти с гончими на зайца, например. И тем не менее частенько выходят вместе и на лося, и на медведя, и по волкам, и по гусям… В общем, когда такая пара профессиональных охотников – в прямом и в переносном смысле – выходит в лес, то практически всегда достигают они своей цели.
Впрочем, у Прихожева-старшего, охотоведа со стажем около тридцати лет, призванного по долгу службы охранять наши леса от нарушителей законов, защищать животный мир от двуногих хищников, выходы в лес гораздо чаще связаны не с охотой, а с информацией о том, что где-то идёт незаконная охота. И вот в такой ситуации личный авторитет Прихожева-старшего среди охотящегося населения, очень внушительно усиленный авторитетом и должностью сына, работает безотказно. Так что семейный тандем Прихожевых не оставляет шансов нарушителям-браконьерам. А от такой «безысходности» браконьерство неуклонно идёт на убыль в Чухломском районе.
- Виктор Николаевич, за столько лет работы, что вы считаете своим главным достижением, если можно так выразиться?
- Самое полезное, что я делал и делаю – не даю растратиться животному миру. В меру своих сил и возможностей, конечно. Вы посмотрите, что делается, даже по сравнению с сороковыми-пятидесятыми годами! Старожилы ещё помнят обилие дичи в наших краях. И такое обилие, что в лес сходить на охоту,-- как холодильник открыть: результат гарантирован. А потом люди стали забывать, что в холодильнике запасы не неисчерпаемы, что их и беречь, и пополнять надо… Нужны постоянные биотехнические мероприятия, нужна постоянная борьба с теми же браконьерами, с волками.
- Кстати, как говорят, вы добиваетесь в борьбе с волками заметных успехов. Но как, если денежная оценка добытого волка превратилась просто в символическую плату? Ведь пропадает заинтересованность охотников!
- А вы знаете, я тут и соглашусь и не соглашусь. С одной стороны – государство полностью пустило борьбу с волками на самотёк, смотрит на неё да и вообще на охоту как на лишнюю обузу. Что же, будем ждать времён, когда волки вновь начнут за людьми охотиться? Только тогда схватимся за голову?
И в то же время – это другая сторона дела – мы, да и не только мы, не только в нашем районе, держим волка в узде. Как? Да на одном голом энтузиазме! И самое плохое – в том, что все понимают: именно на такой исход и рассчитывали те, кто отпихнул от себя эту заботу. Волки, мол, по улицам Москвы не ходят, они где-то там, в Чухломе, вот пусть они с ними и борются…
Впрочем, есть во всей этой истории очень важный момент, который нам помогает. Это красота охоты на волков. Настоящие охотники всем нутром чувствуют, какая это красивая охота, и буквально просятся у меня взять их в бригаду по отстрелу…
А ведь на самом деле, -- кто не видел, тот не поймёт, какое это зрелище, какой это азарт! Ну, для успеха, конечно, нужно прекрасное знание местности. На мой взгляд, семьдесят процентов удачи зависят именно от этого. Желательно обнаружить место удачной охоты стаи волков, когда они, растерзав крупную добычу, ложатся отдыхать. После этого нельзя мешкать: стаю обкладываем флажками, расставляем людей. Стоит охотник на номере, вот-вот появится волк… Каков адреналин, а? Зверь сильный, ловкий, сообразительный… Я для себя их, кстати, разделяю: есть одна категория волков, которая добывает себе пропитание в лесу: по тропам, по следам, преследуют добычу. По большому счёту «санитарами леса» называют именно их, потому что их добычей чаще становятся ослабленные, больные, старые животные. А вот есть и другая группа волков: эти хитрее и осторожнее, они не боятся приблизиться к человеческому жилью, они могут спокойно появиться возле дороги, это они крадут из дворов собак, привыкают к шумам и человеческим голосам, забираются даже в овчарни и коровники… Условно эти две категории можно назвать «деревенскими» и «городскими». Так вот во время облавы, например, «деревенский» от звуков погони теряет голову, но останавливается, как вкопанный, перед невиданным им чудом – красными флажками. А вот волка другой категории флажки зачастую не останавливают: он просто ныряет под них в снег и… уходит!
Впрочем, на таких тоже есть управа в виде капканов, так что это племя, повторюсь, мы держим в жёсткой узде.
После многих лет работы я стал обращать внимание на характеры зверей, наблюдать за их повадками. Животные одного вида зачастую в одинаковой ситуации ведут себя совершенно по-разному. Взять хотя бы нашего лесного великана – лося. К одному можно даже на «Буране» подъехать, а другой близко не подпустит. Даже когда смотришь на медведицу с медвежатами, сразу видно – кто есть кто. У самцов-медвежат голова покрупнее и как бы взлохмаченнее, порастрёпаннее. Буйная головушка, одним словом. А самочки куда приглаженнее, да и голова у них поуже, не такая круглая и поменьше. Потом смотришь: один медвежонок завалился на бок и не спеша обсасывает овёс, другой резвится, бегает, больше мнёт овёс, чем ест. А вот у их сестрицы совсем другая модель поведения: она наклонит голову, быстро что-то там ущипнёт и тут же поднимается, смотрит по сторонам, потом так же быстро снова ухватит… Так что даже в медвежьем семействе, как и у людей, характеры у всех разные!
…Мужчины в семье Прихожевых много лет стоят на страже порядка – каждый в своём деле, а иногда и вместе. Только один червячок точит Виктора Николаевича: внучек четверо, а внука пока нет. В те часы, когда сидит он в своём «охотничьем кабинете», который выделен в доме специально, он смотрит на свои трофеи – шкуры, чучела птиц и зверей – и вспоминает охотничьи истории, связанные с ними, заново переживает те далёкие уже мгновения… И сожалеет, что нет в этот момент рядом маленького мужичка, которому он рассказал бы всю красоту природы и азарт охоты, которого постепенно, исподволь, эти рассказы делали бы настоящим мужчиной… Хозяин кабинета вздыхает: ничего, всё ещё может быть!
ЮВЕЛИРНЫЙ ПОДХОД
… Олень был красив. Он стоял, подняв голову, и
прислушивался. Он, конечно, не мог знать, что уже попал в
оптический прицел к охотнику, что на расстоянии выстрела из современного карабина всё равно не услышит, не почувствует опасности. Не мог он знать и того, что охотник сегодня уже несколько раз ловил линзами прицела других оленей, но каждый раз ему не давали стрелять, каждый раз давали понять, что ещё не настала пора той самой минуты, которую любой охотник ждёт с нетерпением, -- минуты, когда от едва заметного движения пальца зависит удача или неудача охотника и жизнь или смерть этого красавца оленя…
Вот и на этот раз охотника остановили. Он был в гостях, поэтому безропотно подчинился, но недоумение нарастало в душе: почему ему не дают выстрелить? Сомневаются в том, что он сделает удачный выстрел? Он повернулся к переводчику:
- Спроси, - почему?
Ответ хозяина, принимавшего дорогого гостя, запомнился, пожалуй, навсегда:
- Скажите господину Гумерову: здесь, в этих охотничьих угодьях, 900 оленей. На 90 из них имеется лицензия отстрела. Так вот все эти девять десятков оленей – разных категорий, но всего два из них достигли кондиций трофейной охоты. Я держал их для двух моих друзей. Один из них – господин Гумеров. Пусть он воспользуется правом добыть не случайный, а самый лучший экземпляр!
… Флун Фагимович Гумеров, генеральный директор открытого акционерного общества «Красносельский Ювелирпром», с видимым удовольствием вспоминает свою поездку в Австрию, говорит о подробностях, показывает фотографии, но всё же лейтмотивом идёт ощущение некоторой неловкости от того, что у нас ещё очень далеко не так охота организована, что почти нет у нас уголков природы, где не ощущалось бы присутствие человека. Впечатление первозданности создаётся в первую очередь… чистотой. Совершенно неважно, чем эта чистота достигается: тем, что люди по этим местам не ходят, или тем, что очень тщательно убирают за собой все следы. Даже в заповеднике «Кологривский лес», где совершенно достоверно люди не вели никакой хозяйственной деятельности в течение сотен лет, пропадёт в одно мгновение ощущение первозданности, если вы увидите там смятую газету или брошенную пластиковую бутылку. Казалось бы,- мелочь, а как много она значит!
В той поездке Гумеров был в гостях у человека всемирно знаменитого. Имя Гельмута Сваровски известно каждому, кто хотя бы понаслышке знает что-то о производствах великолепных искусственных поделок – стразов, о бижутерии, о художественном и оптическом стекле и так далее. И уж, конечно, Сваровски известен почти каждому охотнику своими великолепными оптическими прицелами. Понятно, что пути одного из лидеров российского ювелирного производства и в то же время охотника не могли не пересечься со Сваровски. А вот дорога к лидерству самого Гумерова была далеко не простой, оттого и вот это приглашение, эта охота были очень своеобразным, но знаком успеха в этом мире.
Уже давно Гумеров для себя выработал правило, которому, как он сам говорит, следует, к сожалению, не всегда. Из любой встречи, из любой ситуации нужно извлекать какой-то жизненный урок или получать подтверждение каким-то своим наблюдениям и выводам. Именно поэтому он в разговоре сейчас не скрывает одолевшей его тогда неловкости, когда он отчётливо представил себе, что в Костромской области он пока ещё не может принять гостя на таком уровне. Именно поэтому он всё время переводил разговор на сегодняшнее состояние охоты на нашей земле, на будущее этого древнейшего человеческого занятия.
- По большому счёту человеческое общество создано охотой. И в этом нет никакого преувеличения. Животные тоже сбиваются в стаи, чтобы легче добывать пропитание. Но люди именно в таких коллективных действиях формировались, как члены единого сообщества, накапливали опыт не на уровне инстинкта, а передавая его из поколения в поколение обучением, то есть, опять проявлением общественного сознания. Именно охота и собирание задолго до поры возделывания каких-то культур были основными источниками существования людей. И хотя за тысячи лет мы ушли далеко от тех охотничьих племён, но в отношениях с природой, которую мы же сами и обеднили, а порой и вообще уничтожили, мы всё же должны придерживаться принципов максимального сбережения окружающего мира, буквально ювелирной точности в использовании природы.
Нет, нет, в этом никакого противоречия, когда эту мысль пропагандирует человек, охотившийся с малолетства по сей день. Дело в том, что сегодня, на современном уровне, охота ни в коем случае не является уроном природе. Более того: если сегодня повсеместно запретить охоту, то это приведёт к гибели многих животных, которым не хватило прокорма, это приведёт к увеличению численности хищников, то есть, проявятся с полной силой те самые неравномерности, неравновесия в природе, которые прежде регулировались именно охотой. Так что запрещать охоту было бы просто глупо. Но! Всегда и везде нужно пропагандировать, воспитывать, внедрять один древнейший принцип, который удачно был сформулирован ещё Гиппократом в медицине: не навреди! Ни окружающему миру, ни, в конечном итоге, себе самому. Именно поэтому в последнее время я всё более склоняюсь к трофейной охоте, как наиболее, на мой взгляд, рациональному виду охоты, отвечающему всем тем взглядам, о которых я говорил…
…Здесь просто необходимо прерваться, чтобы сделать пояснения для тех, кто этого не знает. Во всём мире среди охотников постепенно начинает преобладать склонность к трофейной охоте. А что это, собственно говоря, такое? Если говорить упрощённо, то это добывание таких особей, таких экземпляров животного мира, которые являются или рекордными по каким-то показателям, или же соответствуют всем эталонным требованиям, разработанным в разных странах по отдельным видам животных. То есть, охотник добывает не просто животное, то, которое ему встретилось, а действует целенаправленно, выслеживая и преследуя именно определённые экземпляры, как правило – старые, потому что трофейных параметров животное достигает только к концу жизни.
Погоня за именно такими трофеями представляет собой не более и не менее как неосознанное перенесение в наши времена традиций глубокой древности, когда животные с самыми большими клыками, бивнями, рогами и так далее становились символом мастерства охотника, такие охотничьи победы приносили охотнику авторитет среди соплеменников. Именно то же самое происходит и сегодня в элитных салонах и в залах многочисленных выставок.
Но трофейная охота – не только престиж. Это, как ни странно это звучит, и самый рациональный способ хозяйствования в лесах. Ведь такая охота ведётся по определённым правилам, допускаются к ней только опытные охотники, но и те должны регулярно сдавать минимум по стрельбе каждый год перед началом охотничьего сезона. Постепенно традиция охоты «за мясом» устаревает, становится несовременной, «трофейники» относятся к ней просто пренебрежительно, так же, как, впрочем, и к скорострельному оружию, которое совершенно неприемлемо в современной охоте. Конечно, лесным работникам – егерям, надзору и так далее – трофейная охота несёт множество новых хлопот. Нужно досконально знать стадо на своём участке, нужно вовремя отстреливать неперспективный молодняк, чтобы дать возможность роста лучшим экземплярам, нужно оберегать это небольшое количество животных от случайных потерь… В общем, работы много. Но и доходы от такого ведения хозяйства резко повышаются. Двести миллионов долларов и больше оставляют американские, например, охотники только в африканских странах ежегодно!
У нас в стране интерес к трофейной охоте был давно, но дорасти до государственного понимания такого интереса и извлечения из него государственной же выгоды мы пока не смогли. Впервые национальные правила, по которым оцениваются добытые трофеи, были сформированы только в 1967 году, потом они были уточнены в 1987 году, а на сегодня и эти правила уже устарели – международный опыт ушёл далеко вперёд. При таком отставании нашей стране помогают огромные природные ресурсы, которые пока позволяют добывать рекордные трофеи без специального контроля, буквально – выращивания. На одной из Всемирных охотничьих выставок были представлены и трофеи из четырёх десятков стран мира – более десяти тысяч трофеев. Так вот из тысячи с лишним трофеев, поступивших из нашей страны, более 65 процентов были награждены золотыми медалями, почти двадцать – серебряными. А четыре процента завоевали Гран-при!
…Флун Фагимович Гумеров по всем внешним показателям – очень успешный человек. Ему многие завидуют. Действительно, мало кому дано создать такую фирму, как успешно работающая компания «Алмаз-холдинг» с огромной и разветвлённой торговой сетью. Компания производит более десяти тысяч наименований продукции, пользующейся успехом во многих странах мира. Мало кому при этом дано возглавлять главное предприятие этого холдинга – ОАО «Красносельский Ювелирпром», и не просто возглавлять, а умело править этим кораблём с почти столетней историей в бурном море рынка к берегам стабильности и благополучия. Владимир Владимирович Путин, побывав на одной из ювелирных выставок и увидев изделия красносельских ювелиров, сказал коротко: «Это фантастика!».
Да, это высокая оценка труда коллектива, это успех. Но завистники как-то «не замечают», сколько труда вложено в этот успех, сколько организаторского таланта, работы буквально на износ. Зато другие люди, а их подавляющее большинство, видят всё это, видят, что под руководством Гумерова компания не только стала градообразующей (изменения во внешнем облике Красносельска видны невооружённым глазом, и в этом – большая доля именно «Ювелирпрома»), но и создающей имидж всей Костромской области. Если вчера про Кострому говорили: «А, это где Караваево и Малинина», то теперь всё чаще и чаще звучит выражение «ювелирная столица России». И не будем кривить душой, отдадим должное: во всём этом заслуга Гумерова очень велика.
- Флун Фагимович, а ваше увлечение охотой не мешает такой вашей работе?
- Если коротко, то сразу – нет. А вот если подробнее и обстоятельнее… Что ж, тогда я должен сказать о том, что звучит, может быть, банально, но это непреложная истина: человека формирует окружающая среда. Взрослый, сформировавшийся человек – результат, продукт того, что происходило с ним с детства, какие у него были друзья, увлечения, какие были родители, семья… Именно тогда закладываются основы характера, именно тогда воспитывается сила воли, жизненная стойкость. Они складываются у разных людей по-разному, но в моём случае очень большую роль сыграли природа и охота.
Мне повезло родиться там, где мне, по складу моему, нужно было родиться. Это юго-восток Татарстана, у границы с Башкирией – удивительной красоты места, где представлено всё разнообразие природы: и леса, и реки, и озёра, и болота… Живности там было несметно, да и сейчас есть немало. Отец у меня охотился, была у него двустволка 16 калибра, так что уже с 6-7 класса я ходил на охоту – сначала как все, с отцом, а потом уже и сам. Но если для кого-то в этом возрасте охота и была развлечением, то для меня с самого первого раза охота была средством помощи семье в пропитании. Семья у нас была большая, многодетная, жили бедно, постоянно денег не хватало. И все мы привыкли пополнять в природе своё довольствие: все мы ловили рыбу, собирали ягоды, грибы… То есть, с самого начала я чувствовал себя добытчиком, ответственным за что-то, потому что если я ничего не принесу, то может так получиться, что есть будет нечего.
Конечно, никаких там правил охоты мы не соблюдали: место довольно удалённое, все охотились точно так же – у кого учиться нормам поведения? Действительность была жёсткой, она как бы говорила: будешь оглядываться на правила, можешь остаться ни с чем… Я прекрасно понимаю сейчас всю незаконность такого поведения, но тогда, повторяю, мне никто ничего не объяснял, никто ни в чём не упрекал, наоборот – я гордился собой, когда шёл домой с добычей, и чувствовал одобрение окружающих: добытчик растёт!
Вот так окружающая обстановка формировала меня. Кстати, уроки от природы я порой получал и страшные. Один как-то по-особенному подействовал на меня, запомнился на всю жизнь, даже, можно сказать, стал моей чертой характера.
В общем-то, случай был заурядный: деревенского мальчишку засосало болото. В тот день я пошёл на уток, место я знал прекрасно, знал и то, что берега там топкие и дно вязкое, что это опасно – тоже знал. Но… потерял голову. Мальчишка ведь, удача голову кружит. А я пальнул по сидящим на воде уткам (нет, не дёргайтесь, сейчас-то я, конечно, знаю, что это элементарное хулиганство, которое может закончиться очень печально, но тогда я этого не знал!) и положил сразу четырёх! И вот тут-то я вошёл в охотничий раж, азарт, как хотите называйте, и совсем забыл об осторожности. Полез в воду, выкинул одну утку, вторую, третью… Последняя была подальше, а я уже начал чувствовать, что ноги вязнут, но как же не достать! Тянусь, тянусь за ней, вытянулся весь, кончиками пальцев ухватил обрадовано и… понял, что я уже тону. Сдвинуться не могу, а ноги постепенно погружаются и погружаются… Паники особой не было, это правда. Но это ещё хуже: с ясным сознанием понимать, что ты погибаешь. И самое главное – мысленное метание: инстинкт самосохранения требует немедленно что-то делать, а опыт, хотя и маленький ещё, подсказывает, что нужно торопиться не спеша, что надо осмотреться… Повернул голову – недалеко от меня свисает ветка ивы, точнее даже – прут, но я до него не достаю, даже если удастся чуть-чуть сдвинуться. Но я всё же стал смещать центр тяжести, подумав о том, что уходящие в трясину ноги могут в этой ситуации сыграть и положительную роль: я могу наклоняться очень сильно вбок, ноги всё равно удерживаются. И я кренился, кренился… Вот остались какие-то сантиметры, а резких движений делать нельзя, сразу рывком начнёшь погружаться, нужно действовать хотя и быстро, но очень расчётливо, ювелирно точно…
В общем, я дотянулся. Ухватился пальцами за конец прута и очень плавно стал перехватывать его, подтягивая к себе более толстый, более надёжный участок. И только тогда, когда рука ощутила силу упругого дерева, я рискнул начать подтягивание. Конечно, ветка могла и обломиться. Но тот, кто хочет всю жизнь прожить совсем без риска, проживёт недолго. Я вылез.
И вот с того самого дня сидит во мне правило: не давать азарту захватить тебя с головой. Рискуй, но и просчитывай свои шаги.
С тех пор много прошло времени, появились у меня и другие правила. Я и сыновей своих Феликса, Рената и Артура тоже постарался научить всем этим правилам. Но главным всё же остаётся: никогда не теряй головы. Это относится и к охоте, и к работе, бизнесу, и вообще ко всей жизни…
… Если полистать трудовую книжку Гумерова, записи с того момента, когда он окончил Казанский инженерно-строительный институт, то сразу бросается в глаза то, что он работал всю жизнь, не гнушаясь никакой работой; что ему было тесно в рамках существовавших тогда хозяйственных условий, именно поэтому он создавал кооперативы; что он достаточно удачлив в делах, но своё призвание нашёл в организаторской работе, в подъёме сложных производств. «Алмаз-холдинг» и «Красносельский Ювелирпром» -- это его самые удачные детища, это его самые большие надежды. Когда Гумерова спрашивают об отношении к работе, он ссылается на китайскую философию, на даоизм, который рекомендует искать наслаждение не в достижении цели, а в пути к ней. Впрочем, он это положение даоизма переносит и на охоту.
- Трофейная охота, к которой, я уверен, мы придём повсюду, предполагает совсем другой уровень сознания охотника, другой уровень его выдержки и мастерства. Не секрет, что среди… хотел сказать «охотников», но это будет несправедливо по отношению к настоящим охотникам. Так вот среди тех, кто имеет охотничий билет, немало людей, которые с началом охоты, с началом сезона выходят только для того, чтобы пострелять. При этом не разбирая – в кого: во всё, что движется перед ним. Они, конечно, в такой момент не могут считаться охотниками вообще, но если перед началом сезона такому вояке дать возможность пострелять в тире, на стенде, то таких аномалий будет значительно меньше – он выпустит пар и на охоту уже выйдет гораздо спокойнее и уравновешеннее. А может, -- и вообще не пойдёт. А оно и к лучшему. У нас в коллективе есть охотники, не все из которых имеют возможность готовиться к сезону. Именно поэтому мы организуем каждый год в конце июня такую вылазку для стрельбы по мишеням. Всё это сопровождается после стрельбы шашлыками и так далее. На мой взгляд – отличная разрядка, отвлекающая от бессмысленного убийства животных и птиц. Вообще – чем больше в обществе охотников и рыболовов будет современных стендов, тем выше будет культура охоты.
Я на протяжении всей жизни прошёл через все виды охоты: охоту добывания пищи, охоту спортивную, для отдыха, охоту общения с природой. Бывали у меня и грубые ошибки, которые по сей день не выходят из памяти. Так однажды я не сумел отличить, спутал кабана-секача и свинью, которую убивать не имел права. Это был довольно жестокий урок. И вот сейчас я пришёл к тому, что каждый охотник должен знать и помнить как заповедь: не стреляй зря! Удача от тебя не уйдёт, но ты её терпеливо дожидайся. Те же китайцы говорят: жди терпеливо, и мимо твоего дома пронесут труп твоего врага. Природа – нам не враг, но она требует к себе такого же отношения. Если ты хочешь не просто что-то добыть, а добыть первоклассный экземпляр, не стреляй попусту в тех зверей, которые подвернутся. Жди. Конечно, добившись своей цели, ты нанесёшь природе некий урон. Но он будет минимальным, иногда и просто необходимым. А природа по большому счёту скажет тебе за это спасибо.
В этом смысле та поездка в Австрию тоже была очень поучительной. С одной стороны – все охотничьи инстинкты человека удовлетворяются. С другой стороны – отстреливаются только те животные, которые уже давно были для этого предназначены, всё точно просчитано и взвешено. Ювелирная работа!
- Кстати, вы так и не сказали: добыли вы того самого оленя или нет?
- Когда я говорил о том, что удача сама придёт, то я имел в виду и этот случай. Я уже было смирился с мыслью, что уеду без трофея. Этого – нельзя, этого – не надо… Где же он, тот самый красавец? А он, этот красавец, сам вышел на меня. То, что это был именно он, никаких сомнений не было: мощные, разветвлённые и очень красивые рога говорили о возрасте оленя. Как мне потом сказали, по таким экземплярам егерями составляется как бы наглядная биография зверя: каждый год специально натасканные собаки отыскивают сброшенные рога именно конкретного самца, и из этих рогов составляют своеобразную лестницу его роста, как они с каждым годом становятся всё более ветвистыми и красивыми…
Такому выстрелу я был, конечно, рад… нет, не то слово, я был счастлив. Но вот почему-то в довольно шумной суете, которая сопровождает обычно такую добычу, среди поздравлений, ахов и охов мне вспоминался один… медведь. Он был присмотрен в Карелии, это был очень крупный экземпляр, это мог быть хороший трофей. Мог быть. Но не стал. Я три года ездил на то место, а до встречи один на один дело так и не дошло. То приезжал уже к концу срока охоты и не успевал, то ещё какие-то помехи. Короче – не судьба. Если потом кто-то не добыл его, то тот медведь и по сей день бродит где-то по лесу. И вот тогда, в Австрии, я было подумал, что может быть – этот олень стал своеобразной наградой за того медведя? Ведь мог же я на другой день после окончания охоты всё же пойти на встречу с хозяином леса. Думаю, что никто особенно не цеплялся бы: человек издалека приехал, ну, опоздал… Но я-то сам не мог себе этого позволить!
Вспомнил я это всё, потом сам себя одёрнул: какая там связь! Где Карелия и где Австрия! А ещё позже всё-таки остановился на том, что связь очень даже могла быть. Ведь все мы в природе связаны: люди, животные, растения, воды, небо…
Весь мир.
ДИНАМОВСКИЕ СТРЕЛКИ
Если помните, на страницах этой книги, в исторической её части мы уже говорили о том, что охота всегда помогала боеготовности армии и других, как сейчас говорят, силовых структур. Но то, что было справедливым в прошлом, справедливо и сейчас. И это в полной мере относится к органам внутренних дел, которые, как известно, имеют своё спортивное общество «Динамо». И в этом спортивном обществе одно из самых важных направлений – охота и спортивные стрельбы самого разного рода из охотничьего оружия, которые имитируют то бегущего зверя, то взлетающую птицу, появляющуюся неожиданно и летящую не всегда по стандартной траектории.
В течение многих лет костромские стрелки участвовали почти во всех проводившихся крупных соревнованиях по стендовой и траншейной стрельбе и показывали отличные результаты. Лучше многих других показывали себя в составе сборной команды области стрелки-динамовцы, в числе которых был и автор этой книги, ваш покорный слуга. Сейчас, к сожалению, по чисто экономическим причинам костромские стрелки лишены возможности тренироваться из-за отсутствия современной спортивно-тренировочной базы с тренажёрами и прочим оборудованием на уровне двадцать первого века. Впрочем, подобная картина наблюдается сегодня и в целом по стране. Нормальные условия для стрелков-стендовиков созданы сейчас только в Москве, где сумели найти и вложить в это очень благодарное дело немалые средства.
В Костромской области же, увы, отличные стрелки сошли со спортивной арены, нет молодой поросли, а ветераны довольствуются только охотой, стреляя по живым мишеням.
Охотничьи угодья спортобщества «Динамо» расположены на хорошем расстоянии от Костромы: не очень близко, что может отпугнуть животных, но и не так уж далеко. Места эти -- на стыке трёх районов – Островского, Антроповского и Галичского, достаточно пустынные, чтобы лес и его население могло жить спокойно. 60 тысяч гектаров -- территория тоже средних размеров: ни большая, ни маленькая, но зато она включает в себя удивительной красоты реликтовые озера, вокруг которых – разнообразная растительность, дающая прибежище самым разным видам животных. На этой территории есть и болота, и речки, и лиственный, и хвойный лес, и кустарниковые заросли – словом, у каждого опытного охотника сердце дрогнет от предвкушения охоты в таких местах…
Ветеран внутренней службы, генерал на пенсии Михаил Парфёнович Простов с видимым удовольствием показывал фотографии и видеокадры, сделанные в тех местах в разное время. Это особое удовольствие может даже показаться странным, если не знать, что Михаил Парфёнович, возглавлявший в своё время органы внутренних дел области, приложил немало усилий к тому, чтобы эти угодья считались и по сей день одними из самых лучших динамовских угодий в стране. К тому же, он сам постепенно стал заядлым охотником, ездил на охоту и по сей день, потому-то каждая фотография для него – воспоминания о самых приятных минутах жизни.
- Территория эта, будучи, естественно, государственной, была подведомственна когда-то охотсоюзу, земли вокруг озера Половчиновского какое-то время контролировал завод «Текмаш», тогда все крупные заводы имели такие территории закреплённые. У «Динамо», кстати, ещё с послевоенных времён была тоже территория, но нас она не очень устраивала. А вот попозже, когда после знаменитого Мясникова стал начальником госохотинспек ции Богатырёв, удалось пересмотреть вопрос и дали нам сначала 45 тысяч, а потом и ещё 15 тысяч гектаров. Это не считая рыболовно-спортивной, лодочной базы в Прибрежном. Вот с февраля 1977 года все эти угодья стали землёй, о которой мы просто обязаны заботиться…
- А сами-то как начинали охотиться?
- Первый раз было у меня в руках шомпольное бельгийское ружьё 14-го калибра. Тетерева подстрелил.
- Сейчас какую охоту предпочитаете?
- Больше всего люблю охоту на селезня с подсадной уткой.
А весенняя охота на вальдшнепа – это просто сказка! Вообще – очень люблю те места. Там вокруг озера и дичи много, и ягодные, грибные места. Южнее – болота и ещё два небольших озера. Там есть даже такая редкость для наших мест, как морошка! Увидишь оранжевые огоньки – сердце радуется…
…Надо понимать, что всё богатство территории – результат внимательного и бережного отношения к природе уже нескольких поколений сотрудников МВД. Каждый очередной начальник Управления внутренних дел Костромской области считал своим долгом и обязанностью следить за порядком на «подведомственной» территории. После Михаила Парфёновича эстафета была подхвачена Николаем Александровичем Разиным, Николаем Анатольевичем Смирновым, Василием Петровичем Кукушкиным. Последний, правда, не охотник. И, по всей вероятности, поэтому сейчас контакт с руководством несколько ослаб.
Но в целом хозяйство было всегда заметным. Дело доходило даже до анекдотичных ситуаций. Говорят, что «динамовцами» бывали недовольны при проверках работы охотничьих хозяйств: они портили статистику! Если в других хозяйствах, как и хотелось проверяющим, неуклонно рос процент раскрываемости случаев браконьерства, то в «динамовском» хозяйстве этот процент неизменно был равен… нулю! Приходи-лось долго и терпеливо объяснять, что, во-первых, территория постоянно и хорошо охраняется работниками хозяйства. Во-вторых, в случае необходимости немедленно подключались бы сотрудники милиции из районов. Но самое главное – в третьих: все браконьеры вокруг всё это прекрасно знали и не «шалили» в этих угодьях, а если уж было совсем невтерпёж, то шли на другие территории, от греха подальше…
Нельзя не сказать ещё об одной стороне существования охотничьих угодий в спортобществе «Динамо». Эта сторона дела особенно проявилась за последние полтора десятка лет. Дело в том, что для многих сотрудников МВД эти угодья буквально рекомендованы… врачами. Речь идёт о людях, которые несли службу в горячих точках и принимали участие в боевых действиях. Война – это колоссальный стресс, и далеко не каждый человеческий организм, даже если он не получил физических повреждений, выдерживает психологическое давление воспоми-наний о смертельных ситуациях, о гибели товарищей и так далее. Люди ломаются, не выдерживая такой послевоенной ситуации, -- явление давно известное и, к сожалению, проверенное на тысячах искалеченных судеб после Великой Отечественной войны и последовавших локальных военных конфликтах. И вот одним из методов реабилитации для таких людей стал уход на природу, подальше от городов, от многочисленных встреч, от того, что мы обычно не замечаем, но что губительно сказывается на человеке, находящемся под действием послевоенного синдрома. Вначале люди инстинктивно находили выход – удалялись подальше от цивилизации, а через какое-то время возвращались в мир, освободившись от психологических последствий войны.
Многие из тех, кто приезжает в эти места, были в горячих точках и на себе почувствовали благотворную силу природы, тишины и изолированности от внешнего мира. Всё это ощутил на себе в полной мере и нынешний заместитель председателя областного совета «Динамо» Андрей Витальевич Никитин. В 1999 и в 2002 годах он тоже проходил службу в Чечне, поэтому на собственном опыте знает целебную силу природы. С 2004 года он непосредственно занимается спортивным,охотничьим и лодочно-рыболовным хозяйством УВД.
- Вы, наверно, опытный охотник?
- Вот как раз наоборот. До работы на этом месте мне вообще не приходилось охотиться, так уж получилось, что не нашлось вокруг меня людей, которые приобщили бы меня к этому делу. Охота – она ведь и наука, и искусство, и спорт. Всё вместе. Её постигать надо с учителями, самому очень долго и трудно учиться. Зато сейчас уже могу сказать, что «заразился» этим делом всерьёз и надолго. Особенно сильно чувствую это тогда, когда удаётся практически что-то улучшить, что-то построить, осуществить какую-то задумку.
Дело в том, что долгое время мы ходили в числе лучших динамовских охотхозяйств. Но такая оценка касалась больше природных условий, чем благоустройства, создания нормальных условий для приезжающих сюда людей. Поэтому вот уже четыре года все мы стараемся привнести в хозяйство более высокий уровень комфортности основной базы, оснастить её всем необходимым.
- Удаётся?
- Да, постепенно. Надо сказать, что мы ведь тоже не с нуля начинали, репутацию хозяйству добывали многие: Михаил Иванович Юрченко, Николай Александрович Беляев… А сегодня мы располагаем двухэтажным деревянным домом из точёных брёвен, в котором есть горячая вода, канализация, и могут разместиться до двадцати человек одновременно. Вырыли колодец, отсутствие которого сильно сказывалось прежде. С помощью спонсоров удалось приобрести гусеничный тягач, УАЗы, так необходимые в хозяйстве. А самое главное – сложился прекрасный, хоть и небольшой коллектив людей, которые воспринимают хозяйство как своё детище. Это и директор Виктор Николаевич Пигалов, и прекрасный охотовед Пётр Николаевич Крошковец, шесть егерей, среди которых такой авторитетный человек, как Валерий Михайлович Соколов. Все мы последние три-четыре года работали без передышки, часто собирались летом по субботам, в общем, каждый делал всё, что мог.
И вот здесь я обязательно хочу сказать о нашем, так сказать, генеральном спонсоре. Это человек, на средства которого мы приобрели технику и сделали очень многое. Андрей Николаевич Михеев настолько влюблён в эти места, что даже некоторые свои коммерческие задумки предполагает осуществлять на костромской земле. В частности, хочет возрождать знаменитое некогда романовское овцеводство…
… При общей благополучной картине, в нашем разговоре с Никитиным проскользнула тревожная нотка. Дело в том, что территория охотхозяйства по окончательно пока не сформировавшимся намёткам намечена для превращения её в государственный заказник. Вы скажете: что же тут тревожного? Это просто замечательно, если ещё какое-то количество костромской земли будет находиться под защитой государства. Но это – только на первый взгляд. Дьявол, как гласит древняя пословица, кроется в деталях.
Представим, что нынешние пользователи охотничьими угодьями действительно получат какую-то другую территорию и уйдут с места, которое охраняли и облагораживали, вкладывали немалые средства, проводили последовательную работу по сохранению животного мира в пределах естественных количеств и так далее. Будет лучше?
Не секрет, что государство у нас в течение многих десятилетий отпускало средства на охрану и на научную работу в заказниках по нормам, которые были и есть ниже необходимого в несколько раз. Сделайте охраняемую территорию заказником, и она тотчас же лишится защиты. Да, переход в статус заказника предохранит леса на территории от вырубания, но ни в коей мере не защитят лесное население от нашествия браконьеров на почти не охраняемую территорию. Да и похоже, что разговор этот о передаче озера и прилегающих земель под эгиду государства, не более, чем чей-то бюрократический трюк. Почему нужно проделывать эксперименты на очень благополучной территории, в которую вкладывается годами очень много денег и усилий? Неужели в Костромской области уже не осталось лесов, нуждающихся в этом? На эти вопросы нет внятного ответа…
С одной стороны – «динамовское» хозяйство сегодня всё крепче стоит на ногах, появилась реальная надежда сделать его образцовым, с хорошим уровнем сервиса. А с другой стороны – не очень глубоко продуманные планы смены статуса территории и неясное экономическое будущее. Куда, в какую сторону направится дорога времени? Пока этого никто не знает точно и определённо…
Вполне определённо только прекрасное прошлое, в котором много замечательных страниц. Один из носителей памяти – ветеран-охотник Михаил Иванович Юрченко.
ПРИНЦИПЫ И ПРАВИЛА ЮРЧЕНКО
- В 1947 году отец подарил мне ружьё. Мне тогда было всего тринадцать лет, времена были послевоенные, трудные, особенно в тех местах, где мы жили, -- это город Погар Брянской области. Да, да, мы оставались в оккупации с мамой, отец был на фронте и каким-то чудом военные оккупационные беды нас не коснулись – не угнали в Германию, никто не предал, не выдал. А выдавать было что: мой дед с гражданской войны был чекистом да за отцов-фронтовиков очень многие расплачивались, если не жизнью, так работами в Германии. Так получилось, что отец вернулся вместе с Красной Армией в наш город, освобождал его, а потом его оставили здесь же – ликвидировать дезертирство, бандитизм, короче – наводить порядок в тылу у наступающих войск. Потом, когда я вырос, я тоже много лет отдал этой же правоохранительной системе, так сказать – в третьем поколении. Но всё это было потом, и сегодня вообще не о том речь.
Подарил он мне, значит, ружьё. Подарок был по тем временам выдающийся, но вместе с ним я начал усваивать какие-то жизненные правила и принципы. Первый урок был такой. Отец выдал мне два патрона, а они тогда в большом дефиците были, отец их сам снаряжал, и сказал: вот тебе два патрона, принесёшь две утки… Стоит ли говорить после этого, как я, мокрый, сидя в крапиве, долго-долго выжидал момент, чтобы мне под выстрел совместились две утки! Я их всё-таки добыл, сэкономив один патрон…
…При воспоминаниях о том далёком времени глаза у Михаила Ивановича мягчеют, подёргиваются дымкой. Юрченко в Костроме живёт с 1963 года, и приехал сюда уже сложившимся охотником. Поэтому очень скоро его «признали» в охотничьей среде, а ещё несколько лес спустя он вошёл в число лучших охотников Костромы. Местного опыта набирался у легендарного Коршунова, которого все, кто имел отношение к охоте, называли просто: Дюдя. Охотился Коршунов не один, а с сыновьями – Славкой, Валеркой и Вадимом. Это был выдающийся знаток леса и… способов уходить от охотинспекции. Грешил этим делом Дюдя, поэтому и брать что-то из его опыта можно было с большой оглядкой, особенно, когда ты сам работаешь в правоохранительных органах…
А главным на всю жизнь учителем стал для Михаила Ивановича дядя Боря – Борис Николаевич Лапшин.
- Дядя Боря стал для меня, да и не только для меня, автори-тетом абсолютным – во всём: в жизни, охоте, дружбе. Вот уж кто дружить умел по-настоящему! Вообще – он был как ходячий кодекс моральных правил охоты и её законов, как живая совесть. С ним ты чувствовал себя уверенно, и никаких сомнений у тебя не могло возникнуть в том, что он всегда придёт к тебе на помощь. Один только раз довелось мне видеть его расстроенным неудачей… Было это тогда, когда ему должно было исполниться 70 лет. К тому времени он выходил на охоту пореже, а вот к юбилею захотелось ему сделать себе подарок – глухаря. А я тогда как раз нашим «динамовским» охотхозяйством ведал и, конечно, знал свою территорию досконально: кто в какой квартире в лесу живёт. Пошли мы. Ну, не мне же его учить! Я в сторонке держусь, право первого выстрела за ним… Не буду расписывать, что и как, но дядя Боря промахнулся. Так вот он буквально прослезился, до того ему было обидно. Я понимал, что неудачный выстрел – это символ для дяди Бори, как неудачный прыжок Акелы у Киплинга, символ подступающей немощи… Нет, мы, конечно же, потом нашли и добыли глухаря, но дядю Борю со слезами на глазах я никогда не забуду…
«Динамовское» охотхозяйство, о котором мы уже говорили выше и о котором упомянул Юрченко, было и остаётся в числе лучших подобных хозяйств по всей стране. И в этом немалая заслуга самого Юрченко, который практически принимал участие во всём, что делалось на подведомственной территории, -- будь то обустройство, будь то подкормка или охрана территории. Когда на грани 20-го и 21-го веков при охотуправлении создали уникальный летучий отряд по борьбе с браконьерами и… незаконными лесозаготовками, возглавлял этот отряд Юрченко.
- А чему вы удивляетесь? Я вот, например, поражаюсь, когда эти вопросы отделяют друг от друга! Ведь в лесу всё взаимосвязано, никак это многие руководители понять не могут. Воровские порубки ведь тревожат зверей, птицу, засоряют лес. А животные наших человеческих нужд и нашей жадности не понимают, они столетиями привыкают к определённым условиям жизни, к постоянным тропам, водопоям, местам кормёжки. Даже когда рядом кипит современная жизнь, зверь будет ходить по своей выверенной тропе. Я вот знаю одно место, точно указывать не буду, чтобы к нему не привлекать внимания, так там из года в год лоси по одной дороге переходят Волгу по льду! Заметить это можно только случайно или тогда, когда ты на этом месте уже много лет или живёшь, или бываешь в это время. Кстати, ещё один аргумент против всяческих и частых реорганизаций. Настоящим знатоком и настоящим охотником можно стать только в течение многих-многих лет, да ещё при этом надо талант на это дело иметь. Будешь знать тропы лесные, привычки звериные, места их любимые – ты на коне, ты удачливый охотник, зверь твой! А то ведь у нас как – считается порой, что любой может руководить охотой, любой может стать егерем… Да не так это!
Лес надо знать до тонкостей, до таких мелочей, на которые случайный, сторонний никогда и не обратит внимания. Я вот с одним человеком, он сейчас заметный охотник в Костроме, ходил на первую в его жизни глухариную охоту. Так ведь каждое движение надо было оговорить! Надо было сказать, что тока тоже складываются годами. Нет ничего легче, чем сорвать ток с места, заставить птицу перелететь, искать себе токовище подальше. Только этим самым ты сам себе вредишь, лишаешься будущей охоты. А ещё я говорил, что вижу сходство глухариной охоты с охотой на медведя. Смешно? Странно? А на самом деле много сходства… Вообще-то для меня глухарь - птица какая-то особенная. Я ведь в принципе мог бы добыть их столько, сколько захочу. Но вот не хотел я их добывать! Одного в год – и ладно…Обращал я внимание моего спутника и на окружающие обстоятельства. Идёшь на глухаря – заранее договорись о знаках, которыми вы будете с товарищами объясняться, потому что говорить нельзя вообще. А ещё для этой охоты слух надо иметь хороший. Стоя в лесу, прислушивайся, не двигайся, пока вальдшнеп голос не подаст. Он – самый ранний голос. Послушаешься моего совета, вторым услышишь журавля, как он протрубит на ближнем болоте. Вот только после этого начнут своё священнодействие глухари. Пойдёшь вперёд раньше – только спугнёшь… Э, да что говорить! Лес – это наука, лес – это искусство, поэма!
…Отряд по борьбе с лесным браконьерством был небольшим: всего пять человек, готовых в любую минуту подняться и ехать куда угодно, чтобы вскрыть преступление. Это водитель Владимир Леснов, полковник в отставке Валерий Белов, вольнонаёмный Александр Смирнов, капитан в отставке Василий Глухов, а возглавлял отряд Михаил Юрченко. В течение нескольких лет эти люди, искренне желавшие навести хоть какой-то порядок, хоть немного сократить лесное браконьерство, буквально воевали с любителями лёгкой наживы. Браконьеров-охотников было не так уж много, в пределах обычной статистики, но вот охотников поживиться на дармовщинку лесом, несмотря на все усилия, становилось всё больше. Про отряд шла слава, как о неподкупных и смелых людях, встретившись с которыми, лучше сразу признавать свою вину. И всё же… Группа оказалась бессильна перед совершенно беззастенчивым укрывательством преступников некоторыми чиновниками. Члены отряда были беспомощны перед вежливой улыбкой и рассказами о том, что нужно соблюдать законность. Ах, вы задержали груз леса безо всяких документов? Арестовали груз? Молодцы! Но по закону есть определённое время на то, чтобы грузоперевозчик мог эти документы предоставить. Они были предоставлены, и мы их отпустили!
При этом и говоривший, и слушавший его Юрченко прекрасно знали, что в нескольких километрах стоит на трассе незаметный мужичок и при виде проезжающих лесовозов машет белой бумажкой или похлопывает себя по карманам. Если ты понял сигнал и тебе это нужно, то ты остановишься, и через десять-пятнадцать минут у тебя будет полный комплект документов…
Охотники потерпели поражение, столкнувшись с железобе-тоном круговой поруки и отчётливо выраженным коммерческим интересом очень крупного чиновника. Лес продолжают вывозить нескончаемым потоком, но почему-то никто не удосужится сделать простенькую вещь: посчитать реальное его количество и сравнить с официальными цифрами. Юрченко на основе своих многолетних наблюдений полагает, что разница при этом будет не в процентах, в разах!
Три года они простояли на дорогах неподкупными стражами леса. Бесполезно? Нет, польза была. По крайней мере, все вокруг видели, что не всё продаётся, что есть ещё принципиальные, честные люди…
- У меня в жизни сложилось много… ну, пусть не называются они принципами, всё-таки принцип – это что-то более высокое, более торжественное, что ли. Ну, не скажешь же: я не пью пива, -- это мой принцип! Смешно звучит. Поэтому то, о чём я хочу сказать, назовём… правилами. Их очень много, они касаются всего на свете, но я сейчас – о тех, которые связаны с охотой, хотя только некоторые из этих правил имеют отношение только к охоте. В большинстве случаев правила эти сплетаются и с другими сторонами нашей жизни. Но есть, конечно, и такие, что только про охоту.
Вот, например, одно такое правило. Но вначале давайте условимся, что в правилах этих нет порядковых номеров, нет более или менее главных, важных, они все – главные… Так что на порядок не обращайте внимания, буду вспоминать в том порядке, в каком вспомнится… Так вот:
Лес тишину любит. Да нет, не улыбайтесь и не думайте про выстрелы на охоте. Выстрел – это суровая точка в охоте, без него и охоты-то нет. А вот лишнего шума, придя в лес, допускать не надо. Не врубайте на полную катушку свои магнитолы, не аукайте без толку, не хохочите, не окликайте друг друга. Когда я наблюдаю такую банду так называемых охотников, меня оторопь берёт: откуда берутся люди, не понимающие, что в чужом доме нельзя орать и класть ноги на стол. Лес ведь – это другой мир, другой дом. В нём живут. Живые живут. Своей жизнью живут. И если вы прервёте свои восторженные вопли, то, может быть, почувствуете в какой-то миг этот живой единый организм, ощутите на себе его взгляд, поймёте, что он прислушивается к вам сотнями ушей, которые чувствительнее наших в несколько раз… Вот такое правило: не шумите без толку в лесу.
Никогда не оставляй в лесу человека. Пусть этот человек – гений ориентирования на местности, пусть он академик в охотничьем деле, пусть он профессор в чтении следов! Никогда не оставлять! Потому что лес только с первого взгляда ласковый и пушистый. На самом деле лес – очень опасная штука, полная неожиданностей. Причём, не обязательно в виде каких-то зверей. Будь ты семи пядей во лбу, ты всё равно не сможешь предусмотреть все ямы, куда можно провалиться, все коряги и поваленные стволы, о которые можно споткнуться, все старые сучья, на которые, упав, можно нанизаться, как на шампур… Нет, я не пугаю, с опытными людьми такого, как правило, не случается. Но – «как правило». Поэтому, ради всего святого: никогда не оставляй человека в лесу, даже если он от тебя отмахивается. Я столько неожиданностей в лесу пережил,-- не дай и не приведи, как говорится. Но где-то рядом всегда были друзья. Так что правило такое: с кем в лес пришёл, с тем и уходи.
Следующее правило: никогда не оставляй в лесу подранка. Проработай след, если есть такая возможность – сразу же, это если охота на лося, например. Это обязательно даже в том случае, когда после выстрела ты не обнаруживаешь следов крови. Всё равно – иди по следу, пока не убедишься окончательно, что ты промазал, а лось благополучно, живой-здоровый, ушел жить дальше. У меня в практике была пара таких случаев. Однажды я, вполне уверенный в своём выстреле, с изумлением наблюдал, как лось спокойно, даже как-то не торопясь, уходил в лес. Я бросился на место, где он только что находился,-- никаких следов ранения! Неужели промах? Иду следом. Через какое-то время вижу: стоит неподалёку. Спокойно стоит, словно только что не раздался здесь выстрел. Я понаблюдал. Что-то странное, необычное было во всей фигуре лося, в том, как он стоял, не шелохнувшись. Я стал обходить сбоку, чтобы выстрел уж был наверняка, и тут мне открылась картина, которая всё объяснила: бык был убит. Уже через несколько минут я понял – каким образом. Пуля попала в него сзади и прошла почти через всё туловище, потому и крови не было, а лось ещё мог идти какое-то время. Но когда он почувствовал, что идти уже не может, он положил голову на развилку дерева и остался стоять и после смерти…
В другой раз мы лося-подранка вначале потеряли. Искали- искали, уже было хотели махнуть рукой: ушёл, мол. Но потом, всё-таки, настырность победила: увидели мы его голову, торчащую… из-подо льда. Он провалился, пытаясь уйти от нас по замёрзшей некрепко речке. Пытался вылезти: видим, что копытами весь лёд искрошен. Но сил у него уже не было.
Это я про лосей рассказывал. А вот с медведями надо делать то же самое, но только обязательно при свете дня и при соблюдении двойной, тройной, четверной меры осторожности. Ух, и хитрый же, коварный зверь, этот наш такой с виду симпатичный мишка! Знаю случай, в Островском районе было: двое пошли на медведя. Один стрелял, но не наповал. Ушёл медведь. И вот пара наших охотников в запале пошли за ним. Я не знаю, наверно, это было всё же совпадение, но когда медведь сделал петлю и затаился возле тропы, по которой они шли, он пропустил первого, не тронув, а вот второго, того самого, который стрелял, ударил как обидчика лапой из-за кустов. Рана была страшная – половина ягодицы оторвана была, крови – поток! Хорошо ещё, что машина не очень далеко была, донесли бедолагу и доставили в больницу. Не машина, - так и погиб бы от потери крови…
Ещё правило, которое особенно и объяснять не надо, настолько оно кажется простым и понятным: обуйся и оденься соответственно погоде и условиям охоты. Но вот именно из-за этой простоты многие и отмахиваются: да ладно, мы и не такие холода (дожди, метели, снега, гололёды) видели! Оно, конечно, может, ты и привычный, да только раз на раз не приходится, на этот раз может произойти что-то непредвиденное, а в таких случаях обувка и одёжка сотни раз выручали людей. Да простой пример: свалился в воду. Переодеться надо в сухое? Надо как можно быстрей, от этого многое потом может зависеть.
Вообще к подготовке надо серьёзно относиться. Однажды дядя Боря Лапшин нам преподал урок, как можно предвидеть совершенно неожиданные обстоятельства. Мы тогда охотбригадой отстреливали лосей по заказу. Погода плохая, намечается метель, мороз достаточно крепкий, снег глубокий, каждый шаг даётся с трудом, ели уже давно да и не осталось больше ничего, не предполагали мы, что так долго пробудем здесь. И вот мы, поднимая, как цапли, ноги, еле ползём по лесу с жердями и тяжеленным лосем на плечах. Вскоре окончательно выбились из сил. Настолько, что ещё какое-то время мы… катились по снегу, будто метель нас гнала. Встать уже не было никакой возможности. И главное – знаем, что совсем рядом где-то деревня должна быть, даже вроде огоньки какие-то видны… А может, примстилось в завирухе. Если говорить объективно, то все мы там, в овражке, куда мы скатились, и замерзли бы. И нашли бы нас только весной. Если бы не дядя Боря.
Он что-то бормотал себе под нос, будто колдовал. Я прислушался: он ругался. Ругался по поводу того, что на таких оболтусов (это все мы-то!) приходится тратить ценнейший энергетический запас. Нет, нет, это совсем не то, о чём вы думаете. У нас этого в обычае не было, тем более – в жёстких ситуациях, а у нас ситуация была – уж жёстче не придумать. Полез дядя Боря куда-то в тайники, в закрома своей души, пыхтел, что-то доставал, долго разворачивал… Потом выдал каждому по одному небольшому шарику:
- Ешьте. Гадость, конечно, но нас она выручит.
Вкус у этой колобушечки, надо сказать, был действительно препротивный. И не удивительно: как я потом узнал, это была мука, крепко перемешанная с енотовым салом. Не очень радостно, но сжевали. Дядя Боря ещё на заедку выдал нам по кусочку сахара. Схрумкали и его. А минут через десять нас будто заправили горючим: силы взялись откуда-то, веселей жить начали, на ноги встали и пошли! Прошли всего-то ничего, а вот она – деревня, вот они огоньки!
Я потом расспрашивал: что это с нами случилось? Дядя Боря многозначительно хмыкал и говорил что-то в том смысле, что это вам не аптечные пилюльки какие-то, а старинный рецепт старинного средства на самый крайний случай. Стратегический запас дяди Бори Лапшина…
Вот ещё такое правило: никогда не забывай, что у тебя есть запах. Мы настолько оторвались от наших диких времён, что наш ум не в состоянии уже постичь, как может собака из тысяч запахов безошибочно выбрать тот, который нужен ей или её хозяину. А ведь я уверен, что когда-то у нас нюх был ничуть не хуже! Но сегодня мы перед животными – как раздетые. При благоприятных условиях они могут нас учуять на огромном расстоянии, ведь, ещё раз повторяю, у тебя есть запах. Который ты сам вовсе не ощущаешь, поэтому правило: всегда помни об этом и всегда определяй направление ветра. Он от тебя в сторону зверя не должен идти! Ты даже не представляешь, как далеко твоя потенциальная жертва может тебя в таком случае обнаружить.
А вот несколько правил, которые касаются тех, с кем идёшь на охоту. Конечно, немало людей, для кого работа и охота – вся жизнь. Не о них речь, они сами эти правила для себя вывели и их придерживаются всегда. Я говорю о людях, с которыми судьба сводит тебя случайно. Бывает: собирается группа разношёрстная, люди тебе по большей части незнакомые. Они, может быть, вполне уважаемые персоны, но ты не знаешь, как они поведут себя в экстремальной ситуации (а она, я не устаю повторять, может случиться всегда). Присмотрись даже возле заключающего охоту костра: один слишком часто прикладывается к бутылке, а это, скорей всего, проявление запоздалого страха, который только случайно не «выскочил» во время охоты. Вообще, что касается меня, то я бы близко не подпускал к охоте любителей выпить «для бодрости» - слишком много шансов, что охота будет неудачной. Есть другой типаж: болтун застольный. Охота ещё и не начиналась, а все вокруг него уже знают, какой у него замечательный нож и какой фирмы у него оружие. А врёт! Ему и невдомёк, что настоящий охотник, особенно тогда, когда вокруг него такие же охотники, никогда не врёт, потому что за маленькой даже ложью может последовать подлость, а вот этого среди истинных охотников никогда не было. Это – рыцари со своим этикетом: никогда не обижаются друг на друга, всегда придут на помощь и так далее.
Вообще – охота, а особенно в таких местах, как Костромская область, где многое удалось сохранить от первозданной природы, где охота – была и остаётся для тысяч людей образом жизни, так вот охота здесь – это целый мир, который нужно уважать, знать. А будешь знать и уважать – полюбишь обязательно!
Помню случай, когда вытаскивали мы из полыньи трёх лосей. Кем мы были тогда? Охотниками? Да нет, мы были просто частью той самой природы, которая нас окружала…
ЧУВСТВО ОХОТЫ
Разговор с солигаличским охотоведом Юрием Леонидовичем Басовым у нас был долгим и совершенно неуправляемым. Одна тема вдруг сменялась на другую – прихотливо тёк ручей этой беседы: с извилинами, со старицами в виде отступлений, состоявших из давних воспоминаний, с неожиданно пришедшими на ум соображениями, которые хотелось высказать, с размышлениями о будущем…
Чувствовалось, что человеку хотелось выговориться, что многое наболело в душе, а кроме того – многим хотелось просто поделиться, просто рассказать о своих наблюдениях.
А начался разговор с вопроса, может быть, неожиданного для Басова: существует ли у опытного охотника какая-то интуиция, которая предсказывает ему – будет удачной охота или нет. Юрий Леонидович – сухощавый, подвижный, улыбчивый человек, выглядящий гораздо моложе своих лет, -- задумался ненадолго, а потом и начался долгий монолог, передать который полностью просто невозможно. Можно только привести его фрагменты, какие-то законченные небольшие рассказы…
- Насчёт предчувствия, интуиции я бы не рискнул утверждать, но всё же какое-то чувство есть! А иначе как объяснить, если в обычный, вроде бы, день вдруг что-то толкнёт внутри. Ты ещё не понял, что это твою душу теребит, что тебя беспокоит, а уже чувства обострены, уже ты нюхаешь воздух, уже определяешь направление ветра… А день – противный, слякотный, промозглый какой-то. Ну, не должно хотеться, не должно зудеть! И в то же время вчера была погода – загляденье, солнце, золотая осень – и ничего не шелохнулось! А тут толчок за толчком – давай, собирайся, скорей, торопись…
И ты в конце концов не выдерживаешь этого напора, откладываешь, а точнее – бросаешь все дела, и начинается гонка с самим собой. Ты торопишься уложиться, лихорадочно соображаешь – всё ли взял, при этом отмечаешь, что ветер сменился на северный, а я где-то читал, что на многих людей разные ветры по-разному действуют: угнетающе, опустошающе… Одних ветер гонит в путь, другим предвещает перемены… А что, думаете - случайно в фильме про Мэри Поппинс люди так ждут этого ветра?
И я тороплюсь. Не вообще куда-то, а на вполне опреде-лённое место, о котором вчера ещё, час назад ещё и не думал. И не под боком, а далеко, но я почему-то спешу, словно могу упустить счастье всей жизни…
И вот – на месте. Место привычное, знакомое, не раз тут и не один десяток часов на этом лабазе сижено, но сегодня я почему-то уверен, что ждёт меня что-то необычное, что я успел вовремя, что это произойдёт вот-вот… И оно происходит:
… Вдалеке, сквозь серую пелену, поднимается что-то огромное. Это медведь. Нет, не просто медведь. Это необычайная туша, редкий экземпляр. Он поднимается на задние лапы и внимательно осматривается вокруг. Всё тихо, я - с подветренной стороны, почуять меня он не может… Он стоит и продолжает, не сдвигаясь с места, смотреть, как часовой на вышке, как дозорный. И окончательно эти сравнения закрепляются в голове в тот момент, когда медведь, совсем по-человечески, поднимает правую лапу и прикладывает её козырьком над глазами, чтобы лучше видеть…
Расстояние – что-то около двухсот метров. У меня – карабин, оптика, так что в принципе можно было попытаться. Но я стрелять не стал, дай, думаю, подожду, пока он ещё вперед продвинется. Пока я всеми этими мыслями был занят, медведь… исчез. То ли он сам что-то углядел, то ли я себя чем-то выдал, но вперёд он не пошел, а скрылся. Так, думаю, сейчас обходить начнёт. У меня, кстати, был случай, когда медведь вот таким образом три раза делал круг, проверяя, нет ли там врагов. Я понимаю, что у многих возникает вопрос: а почему медведь не выйдет на поле с другого места, почему он возвращается непременно на исходную позицию? А дело в том, что у медведей есть устойчивые привычки. Как они складываются, – сказать не берусь, это нужно рядом с медведем находиться в природе с самого малого его возраста. Может быть, с этого направления он вышел на это поле впервые, а может, - ещё мама его вывела сюда именно этой дорогой, но к этому месту медведь будет после какого-то случая выходить обязательно с одного направления, так же, как у него есть постоянные тропы на все случаи жизни. Поэтому, придя в определённое место привычным маршрутом, он для разведки может обойти участок, но всё равно вернётся на прежнюю исходную позицию. Вот и этот точно так же – обошёл всё вокруг и вернулся на прежнее место. Ну, думаю, теперь-то он успокоился, не будет стоять на месте. Но нет. Он вновь поднялся на задние лапы и стал смотреть «из-под козырька». Стоял долго. А потом исчез так же неожиданно, как в первый раз. Но уже не в обход отправился, а просто ушёл.
И вот теперь судите: я поддался интуиции и, вроде бы, правильно сделал, маячила охотничья удача. Но и у медведя тоже, видно, была интуиция, которая его тоже не подвела. Столкнулись две интуиции. Он меня переиграл…
За медведями я уже много лет наблюдаю. Причём, не только издалека. Дважды между нами никакого расстояния не было. Один вот за руку тяпнул, шрамы остались, видите? Но об этом не стоит рассказывать. Это страшно. А вот другой случай буквально прямого контакта был довольно забавным.
Сижу я на лабазе, и вдруг совсем рядом выкатываются два медвежонка. Ну, это только так говорится – «медвежонка», потому что оба они – по два, два с половиной года, а это уже такие парнишки, которые вполне уже подлежат уголовной ответственности. Но, как у большинства подростков, много наглости, полное отсутствие страха и жизненного опыта. И вот эти ребята, которых издали уже и не отличишь от взрослых медведей, замечают незнакомый предмет с незнакомым запахом и начинают его вынюхивать. Всё выше, выше… И утыкаются носами прямо мне в сапоги. Я не шелохнусь, думаю: полезут дальше – придётся стрелять. А жалко: дураки ведь дураками! Но обошлось. Потыкались в сапоги и плюхнулись на землю. И отправились по своим делам.
Я вот сейчас рассказывал о постоянных привычках медведей, так насчёт этого – всё правильно, так оно и есть. Но подумал потом: а ведь в природе постоянного практически ничего нет. Всё дело в сроках, в отрезках времени, которыми мы отмеряем то или иное явление. Привычка – она ведь вырабатывается на жизнь одного медведя, жизнь не такую уж долгую. А вообще-то вокруг очень многое меняется в природе, если постоянно наблюдать, то это заметно сразу же. Просто отрезок времени нужно брать большой.
Я в Солигалич в 1976 году приехал. Молодой биолог-охотовед с дипломом Кировского сельскохозяйственного института, наш выпуск был седьмым. Надо сказать, что ещё во время учёбы мне довелось повидать много интересного, но совершенно уникальной была поездка в Красноярский край, в Туруханский район, в тот самый, куда когда-то Сталина ссылали. Там находился госпромхоз Вороговский. И пушнина добывалась там профессионалами-охотниками, целые населённые пункты буквально жили этим. Я тогда писал дипломную работу по соболю, а в тех местах соболь ещё сохранился в довольно больших количествах. Так получилось, что я, ещё бездипломный студент, стал там приёмщиком пушнины, а на это дело ставили людей очень опытных и проверенных. Семь месяцев пробыл я там. Самые яркие впечатления в жизни! Побывал я даже в таком поселении, которого практически не коснулась цивилизация. Там не было ни телефона, ни радио-телевизора, ни врачей, ни школы, никаких тебе развлечений. Книги были только церковные, по ним ребятишек учили грамоте сами родители… И посёлок-то был немаленький – человек 250 жило в нём. Это всё были староверы, когда-то бежавшие от преследований и не желавшие потом возвращаться, как они говорили, «в мир». Они сами отказывались от всего современного; только для того, чтобы руководство района могло получать информацию, на весь посёлок была одна рация…
Но это так – к слову. Нас посылали тогда в места, где охота была образом жизни, - на Камчатку, в Туву… Богатейший животный мир там сохранился только потому, что туда трудно было добраться людям современным, лишённым уважения к природе, которое свойственно живущим там людям.
И вот когда приехал я в Солигалич, то сразу почувствовал, что край этот, север области, очень напоминает мне те места. Говорят, -- в молодости и чай был слаще. С иронией говорят. А я утверждаю, что так оно на самом деле и было: сахар был гораздо более сладким! И реки, когда я приехал, были полноводными здесь, и рыбой кишели – немерено её было. Климат был другим: зима – так зима, лето – так лето. А живности! В год моего приезда, в 1976-ом, белки заготовили – 32 тысячи. Глухариные тока я застал, на них по 40-50 поющих петухов! Тогда я по четыре рыси ловил за сезон… А изобилие это нарушили сами мы, люди. Нет, не охотники, как пытаются сейчас представить это нынешние защитники природы. На охотников свалить все беды легко. Но ни один «защитник» такого рода не скажет: это ошибка государства, когда такие края русской земли, как Костромская область, становятся местом тотальной лесодобычи.
Именно в то время, когда я приехал, в районе только начинались сплошные рубки леса, поэтому весь этот процесс шёл у меня на глазах. Конечно, хорошо охотиться можно у нас и сегодня, но всё же – какой урон нанесли эти рубки! Сегодня глухариный ток с десятком петухов – это уже удача, сокращается поголовье многих видов животных, а некоторые, которым труднее приспособиться, вообще исчезли. Пропала белая куропатка. Не встречается больше белка-летяга, улетела в другие места красавица скопа, потому что рыбы стало мало, а это её корм. Вы когда-нибудь видели это захватывающее зрелище, когда скопа пикирует к поверхности воды, едва её касается, и вот она уже взмывает вверх, держа в когтях свою бьющуюся добычу? Не видели? У нас вы больше никогда это не увидите… Ведь рыбы стало мало потому, что на больших территориях свели леса, теперь нужна сотня лет, не меньше, чтобы восстановился баланс река-лес, чтобы ручьи, притоки наполнились водой. А ведь на скопу никто не охотится! Несмотря на жёсткую, регулированную добычу крупного зверя – медведя, кабана, лося – эти животные всё больше и больше ощущают недостаток территории, которую не прорезали бы современные дороги, которую бы не разворотили бы лесодобытчики…
Я сам охотник до мозга костей, я прекрасно понимаю любого человека, одержимого этой страстью, но я же прекрасно вижу, что армия охотников растёт, и среди них уже много людей случайных, для которых природа – лишь место получения ими удовольствия. Буквально символом этого племени стала известная песня: «Нет-нет-нет-нет, мы хотим сегодня, нет-нет-нет-нет, мы хотим сейчас!». Получить свой кайф, а там – хоть трава не расти. Где уж тут думать о будущих поколениях!
Для меня сегодня все охотники делятся на две большие категории: правильный охотник и неправильный охотник. Неправильных становится всё больше. Они стреляют глухарок, не заботясь о том, что убивают не только её, но и будущих возможных птенцов. Или вот случай был такой: в одном месте близ дороги повадились играть два лисёнка. Почему-то они не боялись проезжающих машин и резвились вовсю, гонялись друг за другом… Продолжалось это довольно долго, уже многие заметили эти игры, многие даже наблюдали за ними. До тех пор, пока не остановилась как-то машина с заезжими «охотниками». Два выстрела. Две никому не нужных шкурки, не представляющих никакой реальной ценности… Убийство произошло ради самого убийства.
И вот такое – на каждом шагу. Не знаю, - обратили вы внимание, что многие правила охоты сами по себе неправильны, потому что писались вот такими неправильными охотниками. Вот, допустим, разрешено за один раз добыть не более трёх вальдшнепов. Но ведь охотник не на заводе работает, когда ему заготовку подадут, чтобы он выточил деталь. Он идёт за удачей, а она может и отвернуться. Раз пошёл, другой – всё впустую. И вдруг фортуна улыбнулась ему: добыл четырёх вальдшнепов. И он уже браконьер! За три похода – четырёх. А другой за три раза – девять. Так вот этот другой перед законом чист, а первый – преступник. Это справедливо?
Экономика вот тоже удар нанесла вместе с политикой. Пока в столице решали, куда страна пойдёт в глобальном смысле и что-то не очень торопились решить этот вопрос, на местах всё рушилось, и результаты этой разрухи будут сказываться на жизни людей ещё лет десять-пятнадцать, не меньше. А вот на природе это всё сказывается сейчас, и будет сказываться ещё лет пятьдесят, если не больше. Ведь всё взаимосвязано в природе и в обществе. Развалился колхоз в результате экспериментов экономических. Люди ушли с насиженных мест на поиски лучшей жизни. Поля не засеваются. Нет полей – сокращается численность медведей, кабана, даже тетерева. И это безо всякой охоты! Свели лес, воды в речках стало меньше, меньше стало и лягушек. Мало лягушек – цапли, аисты исчезают, не селятся в сёлах и деревнях. Недавно вот как-то неожиданно обнаружил, что у нас в районе уже давно исчезли… ужи! Вы скажете – подумаешь, ужи! Ой, не говорите так. Если равновесие нарушается насильно, то вакуум заполняется чем угодно. В нашем случае он заполнился гадюками, которых расплодилось за последние годы очень много. А за гадюками появились ежи…
В общем, за какое звено цепи ни потянешь, вся цепочка нарушается. И вот как раз понимание всего этого – то, чего не хватает нашим чиновникам и законодателям. Это вот и есть позиция настоящего охотника, позиция не потребителя природы, не истребителя её, а разумного использователя…
Вот это я бы и назвал настоящим чувством охоты.
РАВНОВЕСИЕ В ОХОТЕ
- ... Когда меня спрашивают, что мне нравится в охоте больше всего, то я отвечаю: след. Не очень понятный сразу ответ, я это понимаю, но это именно так – след меня радует больше всего. Понимаете, радостей в охоте много, но… как бы это объяснить… Вот глухарь-красавец. Поёт – заслушаешься. Ты его убьёшь – и его уже в этом месте нет. Он стал предметом потребления. Нет в нём красоты, ощущения жизни. А вот след – совсем другое дело: ты видишь следы зверя или птицы и это значит, что кто-то здесь живёт, есть тут зверь! Это ведь радость. Вообще-то, если отвлечься от охоты, то вся наша жизнь – стремление оставить след на земле. Пока этот след сохраняется, то и ты как бы живёшь в памяти других людей…
…В наш разговор с Николаем Николаевичем Мельниковым эта сентенция пришла где-то уже ближе к концу, но сразу оставила ощущение мысли главной в разговоре, мысли прочувствованной и испытанной в жизни.
Мельников – известный в Костроме юрист, но сегодня мы с ним разговариваем как с руководителем организации, которая появилась на костромском горизонте сравнительно недавно и является одним из охотопользователей на костромской земле. Отличие этой организации от прочих состоит в том, что она – первый частный охотопользователь в Костромской области, а это уже интересно, потому что любое новшество имеет обычно свои ошибки в становлении, имеет и преимущества новичков. Весь вопрос только в том, – чего больше. Как сегодня обстоят дела у «частников», с чем они столкнулись, создавая свою организацию, да и просто – зачем они её, эту организацию, создавали? Тут вообще вопросов много, а ответы есть, Николай Николаевич?
- А ответы пока накапливаются! И честное слово, -- не знаю: каких ответов, положительных или отрицательных, больше. Но прежде всего многое нужно объяснить, уйти, так сказать, в предысторию.
Сейчас у организации с ограниченной ответственностью, которая имеет непонятное на первый взгляд название «Равновесие» (но это только на первый взгляд, в название мы закладывали глубокий смысл, о котором мы ещё поговорим), имеется 22 тысячи гектаров территории. Сразу хочу предупредить охи и вздохи людей, которые любят поговорить о распродаже русских земель, что земли эти, эти угодья – не наша собственность. Мы именно пользователи в тех лесах и полях, которые принадлежат государству. Получили мы право на приоритетную и исключи-тельную охоту от областных властей на территории Судиславского района. Здесь издревле находились богатые охотничьи угодья, здесь размещалось множество поместий, владельцы которых делали охоту чуть ли не основным своим занятием. И такое вот состояние продолжалось до середины, примерно, 19 века, когда мелкие поместья стали приходить в упадок, стали скупаться предприимчивыми людьми из других сословий и использовались уже несколько по-другому. При миллионере Папулине, покровителе староверов, охота стала приходить в упадок, чего не скажешь о других дарах лесов: по количеству заготавливаемых грибов Судиславль вышел в России на одно из первых мест, участвовал во всех известных ярмарках, а товар этот приносил тому же Папулину немалую часть дохода.
Позже эти земли прибрал к рукам другой миллионер, тоже выходец из крепостных крестьян, - Иван Третьяков, который строил много мелких предприятий – кирпичных, кож-, спирт-, химзаводов, приносивших ему огромные доходы. И тоже охота была не то, чтобы в упадке, но уже постепенно скудели леса животным миром, уходило зверьё, улетала птица, потому что Судиславль «лупил вперёд по пути прогресса», как писала одна из газет в начале 20 века. Кстати, большое село Воронье, которое является своеобразным центром нынешних наших угодий, однажды очень сильно погорело, и именно миллионер Третьяков своими пожертвованиями предотвратил уход населения с пожарища…
И вот теперь на территории от села Завражье до границы Галичского района (всё это были третьяковские когда-то земли) разместилось наше «Равновесие».
- Николай Николаевич, а почему вы пришли к мысли о создании такой организации?
- А я ещё не ответил на предыдущий вопрос. Дело в том, что приход такой мысли в голову – это тоже предыстория, причём, в нашем случае достаточно долгая.
Начать с того, что такая идея бродила в головах завзятых охотников всегда: иметь свои угодья. Часть настоящих охотников даже пыталась осуществить идею на практике. Особенно этим были озабочены охотники-промысловики, профессионалы, кото рым было далеко не безразлично: смогут ли они охотиться на таких-то угодьях через, скажем, десять лет. Чтобы поддерживать свой промысел и свой заработок, охотник должен был думать, как оберегать предмет его охоты от других охотников, от хищников, должен был заботиться и о подопечном зверье: не допускать отстрела в период размножения, подкармливать в голодные зимы, организовывать так называемые солонцы и так далее. То есть, быть на определённой территории хозяином, который с умом руководит таким беспокойным хозяйством. Причём, это особенно важно, заметьте: не на год, не на два становиться надо таким хозяином, потому что даже сравнительно небольшой участок невозможно обустроить за этот срок так, как нужно. То есть, аренда или владение должны быть длительными, чтобы можно было добиться нужного результата.
Нужно сказать, что это всё понимали и власти. Но благие намерения, как это часто бывает, далеко опережали практическое исполнение. Долгое время существовала практика так называемых приписных хозяйств. Юридическая сторона заключалась в том, что на земли, принадлежавшие формально обществу охотников, заключался договор на пользование с различными организациями, при этом запрещалась, например, субаренда. Тут вообще было много дыр в законодательстве и каких-то непонятных правил, которые можно было толковать по-разному. Эта неразбериха приводила зачастую к тому, что организации становились не заботливыми хозяевами, а потребителями, а ещё точнее – истребителями, потому что по ряду причин чисто советского характера на таких участках зачастую истреблялась чуть ли не вся живность.
- Почему? Что это за причины «советского характера»?
- Поясню. Любое мероприятие, даже самое, казалось бы, полезное, в те времена заорганизовывалось до невозможности. Если какое-то предприятие брало под своё крыло определённый участок для охоты, то профсоюзные, комсомольские и партийные организации начинали бурную деятельность по «вовлечению в ряды», и вскоре стройные ряды охотников пополнялись людьми, которые не только охотиться не умели, но и ружьё-то в руках едва ли держали. При этом естественно, что соблюдать какие-то правила и следовать охотничьей этике было весьма сложно. Если помните, то тогда многие кампании бурно начинались, но очень скоро тихо сходили на нет. А дело в том, что для начала всегда находились средства, но чем дальше, тем яснее становилось: деньги нужны постоянно, только тогда будет толк. К тому же начиналась уже какая-нибудь очередная «спущенная сверху» мода, которая тоже, естественно, требовала денег, а на всех денег не хватало…
Теперь смотрите по «географии». Для того, чтобы хоть какое-то время содержать угодья, нужно, чтобы организация или предприятие были достаточно мощными. А такие находятся, как правило, где? Правильно, в Костроме! В районных городах они встречаются редко. Теперь ещё один вопрос: выгодно ли организации, чтобы охотничьи угодья были где-то далеко на востоке области? Нет, не выгодно. Трудно организовывать массовые поездки, трудно присматривать за участком, бензина много тратится и так далее и так далее… В результате вблизи от Костромы теснились со «своими» охотничьими угодьями «Мотордеталь», «Текмаш», «Судоверфь», «Строммашина»… Нагрузка на территорию была огромной, живым существам деваться было некуда. И уже не очень-то помогал и госнадзор, местные власти против таких «соседей» ничего сделать не могли…
Нет, плюсы во всём этом, конечно, были. Это, во-первых, пропаганда охоты, во-вторых – отдых людей. В третьих… А вот уже в третьих я не нахожу плюса!
И вот начал я свой ответ на вопрос с того, что многие охотники мечтали иметь под своей опекой территории, за которыми могли бы ухаживать. И при этом упомянул охотников – промысловиков. Не случайно упомянул. Дело в том, что охотиться я начал где-то лет с четырнадцати, у нас у многих ребят были тогда в домах ружья, они тогда продавались свободно, но охотиться мы права не имели и поэтому все мы были браконьерами поневоле и, самое главное, знали об этом! И вот однажды все мы, одногодки, получили официальные повестки: такого-то числа такого-то года явиться по такому-то адресу в ВУС. Явка строго обязательна. Что это был за ВУС, мы не знали, поэтому, долго поломав голову над расшифровкой и так и не придя к единому мнению, на всякий случай решили ружья спрятать подальше. Позже мы, конечно, узнали, что таинственный ВУС был военно-учётным столом и совсем не имел отношения к нашим незаконным охотничьим походам. Тем не менее, что-то произошло, и наш повышенный интерес сошёл на нет. Ушла мальчишечья романтика, придавленная военным сапогом реальности…
С тех пор прошло немало лет. Я отучился, стал юристом, работал судьёй в Соликамске, а по тем временам это было охотничье Эльдорадо: под каждым кустом стоял лось, 17 тысяч голов насчитывалось там тогда. Вот тогда-то и началась для меня охота по-настоящему, причём, в большой степени не любительская, а профессиональная охота, потому что с группой друзей-охотников мы принимали госзаказ на товарный отстрел лося и кабана для поставки мяса в магазины. Помимо удовлетворения охотничьей страсти это был для нас и неплохой заработок – тогда такие услуги оплачивались хорошо. Всё это происходило уже на костромской земле, примерно в тех же местах, где находится сейчас наше «Равновесие». Более того – возглавлял нашу небольшую охотничью бригаду опытнейший егерь, мой тёзка Николай Николаевич Кутузов, тот самый, который и сейчас живёт в Вороньем. Вот так в течение почти двадцати лет создавался маленький, но очень сплочённый коллектив охотников-единомышленников.
Время шло, мы все не становились моложе, набирались опыта каждый в своей профессиональной сфере, продвигались по служебной лестнице, что давало нам какие-то новые возможности… Вот тогда-то и возникла мысль заключить договор об использовании части тех угодий, которые есть у нас сегодня: для начала решили пробовать на меньшей территории. И вот этот первый договор был нами заключён в 2001 году. В нём оговаривалась территория, оговаривались услуги, взаимоотношения с местным населением, привыкшим охотиться в этих местах, чтобы не было трений…
- И как были сформированы эти отношения?
- Отдельный договор мы заключали с общим собранием охотников каждого населённого пункта. Мы говорили о том, что они имеют право продолжать охоту на указанной территории по законным путёвкам, но в качестве компенсации за это право они должны, каждый из охотников, отработать по два дня на обустройстве участка, на расчистке, на сооружении загонов, кормушек и всего необходимого.
Вот тогда-то я понял практически, на своей, как говорится, шкуре, как трудно быть первым. Сейчас не по себе становится, когда вспоминаю все свои хождения по инстанциям, все согласования, все юридические закавыки и запятые… А когда вспоминаю деньги, которые мы вложили в создание организации и в обустройство территории – волосы дыбом, ей-ей!
Меня иногда спрашивают: как вы сумели пробиться сквозь стену всяких препятствий, как нужно действовать, чтобы создать организацию, подобную вашей? Я отвечаю по-разному, но суть моих ответов сводится к следующему: нужно, во-первых, очень этого хотеть; во-вторых – помогают друзья и знакомые из того же охотничьего братства; а в третьих – нужно просто начать действовать, а не сидеть, сложа руки, и не размышлять о том, как начинать действовать… Это очень, очень трудно. Но… Все препоны одолеет тот, кому это больше всего нужно.
И ещё одна сторона есть во всём этом. Представьте, что бюрократизм в этом вопросе играет очень даже положительную роль жёсткого барьера для тех, у кого такое желание – минутная прихоть, каприз, влияние моды. А таких людей, увы, совсем немало. И они, пытаясь преодолеть все трудности, постепенно неизбежно отсеиваются.
И ещё. Начиная это дело, нужно очень чётко себе представлять, что создание такого частного хозяйства – это просто способ отдыха в конечном итоге, а не прибыль! Тот, кто погонится за прибылью, неизбежно будет страшно разочарован. Он столкнётся с тем, что, например, пушнина сегодня не оправдывает своей стоимостью затраты. Он узнает, что в это дело нужно вкладывать и вкладывать деньги, чтобы через какое-то время хотя бы выйти по нулям, какая уж там прибыль!
Вот, например, мы столкнулись с тем, что слова о подкармливании животных остаются только словами, потому что некоторых животных нужно в наших условиях не подкармливать зимой, а в полную силу кормить. И это – при нынешних ценах на корма! Вот в ГЛОХ-е, скажем, эти средства выделяются государством, а частное хозяйство может рассчитывать только на себя.
Особенно ярко это всё проявилось в истории с кабанами. Они – достаточно значительный трофей для охотника, поэтому мы и решили вплотную заняться увеличением их численности на нашей территории. Попытки прикорма оказались неудачными, стали кормить больше, и всё пошло, вроде бы, хорошо, но вскоре мы поняли, что все наши усилия разбиваются о нежелание вольных кабанов находиться на одной территории. Мы их кормим-кормим, а они через какое-то время, когда проходят голодные месяцы, уходят в соседние районы… Сейчас решили перейти на полувольное содержание кабанов, то есть, соорудили, условно говоря, вольер площадью в 18 гектаров, где они могут чувствовать себя свободно, но уйти никуда не могут. В общем, сейчас на нашем участке постоянное число кабанов – примерно 40 голов. Пока – это оптимальное число, а дальше – время покажет.
Много средств приходится вкладывать в какие-то совершенно необходимые вещи, о которых обычно не думают на стадии замысла. Так, для прикормочных медвежьих полей нужно было купить в собственность 200 гектаров заброшенных земель, а поскольку они, эти бывшие поля, уже заросли кустарником, ещё и приложить усилия для расчистки, для посева овса и так далее. Нужно покупать стройматериалы, организовать и оплачивать охрану, нужно горючее, нужны снегоходы, трактора …
Затрат очень много.
- Чем располагаете сегодня, Николай Николаевич?
- На сегодня мы располагаем полным отсутствием бра-коньерства, например.
- Почему?
- А это сработали те договора, которые мы заключили с местными охотниками. Они очень быстро поняли, что при такой надёжной охране, как у нас, браконьерство просто невыгодно, себе дороже обходится. Гораздо проще получить законную путёвку, чем рисковать попасться на охоте незаконной. Так что второе, чем мы сегодня располагаем, это «непробиваемая» охрана. Третий важный компонент в нашей работе – сложившаяся репутация организации, где всё по-честному, без обмана. Мы никогда не обещаем больше того, что можем сделать на самом деле, а если уж обещаем, то кровь из носу, но мы должны это обещание выполнить.
Что ещё? Есть у нас небольшая гостиница с нормальными услугами, есть баня, есть необходимая техника, есть исключительно опытные специалисты… Можно было бы на этом успокоиться…
- А что мешает?
- Мешает мысль о том, что ещё можно сделать.
- Помечтайте о ближайшем будущем.
- Да уж, настолько ближайшем, что некоторые вещи из того, что я скажу, уже начали осуществляться, кое-что – на стадии замысла. Дело в том, что нам нужно думать о развитии, нам нельзя останавливаться. Но вот путей такого развития много в мире наработано, важно выбрать такой, который более всего подойдёт к нашим условиям. Есть идея создания небольших охотничьих клубов, в которых объединялось бы не более десятка людей, связанных дружбой или службой, и которые охотились бы постоянно именно на нашей территории. Хотелось бы возродить пушной промысел. Есть мысль организовать туризм, я подчёркиваю – именно туризм, а не охоту, -- чтобы люди могли приезжать в лес и с помощью наших егерей иметь возможность наблюдать дикого зверя в диком лесу. Для этого надо не так уж много: нужно построить в прикормленных местах высокие наблюдательные вышки, с которых можно будет не только увидеть потаённую жизнь леса, но и вести, например, съёмки. Нужно нам развивать сферу услуг, предоставлять больше комфорта. В этом мы неизбежно сближаемся с европейским путём развития таких охотничьих хозяйств, как наше.
Дело в том, что в мире сейчас существует два основных направления организации охоты. Европейское впитало в себя очень многое из царских, королевских и прочих подобных охот. Здесь очень высокая плотность зверя на единицу площади позволяет, чтобы ни один охотник не уехал без трофея. По той же самой причине охоту можно организовать так, что она начнётся точно в назначенное время и закончится тоже по графику. Егеря буквально «выкладывают» зверя охотнику, ему остаётся только не уходить с номера и стрелять в нужный момент. Такая организация вызвана сегодня высокой плотностью населения в европейских странах, высоким спросом на такое развлечение, при котором в охотхозяйстве нельзя попусту тратить время. Ведь кроме специальных «охотничьих» территорий в Европе практически не осталось мест, где ходил бы неучтённый и никому не принадлежащий зверь.
Я надеюсь, вы понимаете, что я специально не говорю об африканской, южноамериканской и прочих экзотических для нас охотах. Речь идёт только о приблизительно сходном с нашим климатическом поясе. Так вот в этом поясе есть и другое направление охоты – канадско-американское, когда можно ещё найти неприкормленного зверя в дикой природе и результат охотнику далеко не всегда устроители охоты могут гарантировать. Думаю, что нам нужно развиваться между этими направлениями, но всё же больше склоняясь к Европе. А вот на гигантских просторах Сибири, в тайге и тундре – там, конечно, будет первенствовать второе направление.
Думаю, что в европейской части России наш путь будет развиваться повсеместно. Но! При нашей любви ко всякого рода реорганизациям и перестройкам можем мы и дров наломать, если будем всех подгонять под один стандарт. Государственные хозяйства, прекрасно себя зарекомендовавшие и сделавшие так много для сохранения природы, должны существовать обязательно, это должен быть своеобразный резервный фонд животного мира на случай, если что-то пойдёт не так. А пойти не так может всё в любую минуту, если упустить какую-нибудь мелочь. Например, если при создании небольших охотсообществ не соблюсти, не оговорить в специальных решениях приоритетность местных охотников. Иначе денежные мешки из столиц захватят по-быстрому, так, что местные чихнуть не успеют, огромные территории, и не замедлят установить свои правила, по которым местные охотники останутся с носом. Должен сохраниться и повсеместный государственный контроль над всеми видами охотничьей деятельности. И ни в коем случае нельзя приватизировать ГОХи и ГЛОХи, в каком бы они сегодня состоянии не были. Ведь там годами велась работа! Если она почему-то пошла плохо – смените руководство, а для частных хозяйств нужно отводить территории общего пользования, чтобы зона «ухоженных» угодий расширялась.
- То есть, вы, Николай Николаевич, сторонник активного участия государства во всех вопросах защиты природы и правильного ведения охотничьего хозяйства. Но ведь вы прекрасно знаете, что постепенно берёт верх точка зрения, что всё управление охотничьими угодьями и делами нужно передать местным властям на уровне субъектов Федерации. Что-то не в ногу идёте?
- Убеждён, что этот путь ведёт к очередному провалу очередной перестройки. Даже если это будет сделано, то неизбежно жизнь заставит вернуться к государственному регулированию этих вопросов. Да что там говорить! В своих реорганизациях мы часто (пожалуй, слишком часто!) берём пример с американских Соединённых Штатов. Почему же в этом случае не поучиться у них? Как известно, полномочия субъектов нашей Российской Федерации раз в десять меньше, чем полномочия аналогичных субъектов аналогичной федерации в Америке. Там федеральные власти оставляют себе неизмеримо меньше вопросов, чем наши. И всё же, несмотря на это, они всегда оставляли и оставляют за собой право контроля в охотничьей сфере. И, кстати, рычаги управления.
А ведь орган, подобный американскому правительственному ведомству – Службе рыбы и дичи Соединённых Штатов, – был и у нас. Когда-то все вопросы, связанные с охотничьим хозяйством, регулировал орган с правами министерства – Главное управление охотничьего хозяйства и заповедников при Совете Министров РСФСР. Я думаю, что все специалисты, просто все старые охотники не дадут мне соврать – это было золотое время для развития охотничьего хозяйства в России.
Если подходить к этому вопросу не с наскока, не в угаре перестроечного зуда, то ясно видна необходимость единого государственного органа, руководящего охотничьим хозяйством страны. Причём, совершенно не обязательно его высокий статус дол-жен быть подчёркнут в названии. Не надо называть его министерством, пусть будет просто комитет или комиссия, но ранг независимости, на мой взгляд, должен быть не ниже правительственного, а лучше всего, если будет он подчинён непосредственно президенту страны. Почему это необходимо? Думаю, не секрет, что на уровне чиновников высокого ранга в масштабах страны широко распространено браконьерство в чистом виде. Они не считают для себя нужным подчиняться законам, а если и бывают пойманы за руку, то спокойно уходят от наказания. Поэтому и полномочия у контролирующего органа и его работников должны быть достаточно высокие. Такие, например, как у Государственной инспекции охраны животного и растительного мира при Президенте Республики Беларусь. Кстати, начальник этой инспекции подчиняется лично Президенту. А уж он сам контролирует соблюдение законов в охотничьих и рыболовных угодьях. И ещё: за защиту сотрудников инспекции от «наездов» высокопоставленных браконьеров отвечают непосредственно Государственный секретарь Совета Безопасности и Генеральный прокурор.
Ошибка в выборе пути может очень дорого стоить. Здесь не революции нужны, а здоровый консерватизм, неторопливая эволюция, во всём нужно соблюдать равновесие. На мой взгляд, это самый разумный принцип. Именно поэтому мы и назвали нашу организацию этим словом: «Равновесие».
- Личный охотничий стаж у вас очень большой. С годами изменились ли ваши взгляды на охоту?
- Да пожалуй, что нет. Охотничий инстинкт у меня развит сильно. Романтика охоты во многом прошла, это верно, Но азарт сохранился! А в остальном… По-прежнему не очень люблю на столе дичину, кроме некрупной птицы. По-прежнему совсем не ем и не ел никогда медвежатину. По-прежнему больше всего радуюсь живому следу. По-прежнему во всём люблю равновесие…
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)