РАСПИСНЫЕ
(от дяди Коли услышал, давно уже)
Правда, не так уж и давно – в то время, когда в нашей стране проходил чемпионат мира по футболу. В жаркий день сидел я во дворе на лавочке. В другом конце двора, в тени от клёнов, в песочнице, играли дети и недалеко от них, на другой лавочке, сидели их мамаши. Ко мне подошёл дядя Коля – наш дворовой и мой подъездный пенсионер, если можно так выразиться. Он поздоровался со мной, мамашам, приметившим и приветствовавшим его кивками голов, помахал рукой, изобразив полупоклон. Присел рядом и неприметно для себя возбудил во мне интерес видом загадочного раздумья на своём лице. «Уж дядя Коля сейчас да расскажет что-то интересное» подумалось мне и оправдалась моя уверенность тут же. Он помолчал в раздумье и начал говорить.
– Миша, устал я: и от жары этой, и ещё мне гнаться пришлось за людьми. Шёл, гулял по делу, в магазин промтоварный ходил, за гвоздиками маленькими. Иду обратно и заметил впереди себя парня с девчонкой, хотя может они и постарше, пожалуй, этой категории – уже и не молодые по возрасту, но для меня всё равно молодёжь. Обратил на них внимание издалека потому, что они татуированные обильно оба. Вот и гнался за ними с бадажком своим, чтобы рассмотреть их. Хорошо, что они присели на лавочке, иначе не догнать бы. Видно по ним, что они гости в нашем городе. Понял, что они на мундиаль этот приехали, они потом и подтвердили мне это. Я заговорил с ними, как-то почувствовал, что они не против этого. Сказал откровенно, что не видал таких татуировок, попросил разрешения рассмотреть их немного и, видимо, понравился своим интересом им.
Жара, они одеты по современной моде: он в длинных шортах и в майке, а она симпатичненькая такая, в коротких шортах и в этом – как он называется, как короткая майка на брительках или широкий лифчик? Топик – говоришь? Пусть топик, из под которого пупик видно. Но, Миша, всё остальное, что из-под одежды видать, все телеса их, разрисованы плотно и в цвете, как будто обоями они себя цветными обклеили и под одеждой продолжение росписей угадывается. Ну, прямо ХОХЛОМА сплошная – жосткинско-тагильская. Извини, что такие сравнения употребляю с искусством народных промыслов. Не к месту вроде, ну а куда деваться? Она вся такая ХОХЛОМУШКА, а он такой ХОХЛОМЕЦ – ей под стать, дружелюбные ребята и им удовольствие доставляет похоже, что на них из-за росписей народ внимание обращает. Со мной хорошо поговорили, с юмором, показали свои росписи, рассказали про смыслы некоторых наколок. Сожаления высказали о некоторых, что зря их сделали, мол, сейчас от них хлопотно избавиться и охота ещё что-то сделать, но места уже нет. О том, что попервости много синих, не цветных у них рисунков появилось, тоже сожалели. Про некоторые наколки сказали, что им втюхали их наши дельцы от этой уже индустрии, как красивые и оригинальные, а оказывается, изображения эти в других странах имеют определённый смысл и могут возникнуть сложности: или в самозванстве обвинят или отношение будет негативное, но проблемы могут серьёзные быть.
Я читал где-то – по-моему, в интернете, что под татуировкой кожа не потеет, греется от солнца сильней и дрябнет быстрей с возрастом. Спросил их об этом, они признались, что так и есть. Парень сказал, что он любитель бани был, а теперь приходится редко себя радовать потому, что дискомфорт испытывает. А в конце разговора они признались мне, что по большому счёту, если откровенно, то жалеют о том, что так разрисовали себя. Донимает их, что в некоторой обстановке, среди деловых и серьёзных людей, их самих же смущают их же татуировки, что выглядят они не совсем этично, по их выражению, не очень вписываются, а её ёщё беспокоит вид, который появится в возрасте более зрелом и особенно к старости. Она так и называла, с грустным юмором – себя будущую, неприглядной старухой, а он подметил, что ощущает такое чувство, схожее, что как будто купил себе один раз машину, которая во времена оные была современной, а теперь устарела сильно, но поменять её уже нет возможностей, а она сказала, что иногда бывает необходимость, одеть платье вечернее и трудно подобрать его, не нравится ей вид в платье.
Ещё им не нравится, что нет контрастного перехода с рисунка на чистую кожу, расплывчатый переход получается, я даже не задумывался над такой особенностью татуировок. Показалось, что они даже немного поплакались мне по поводу своих росписей и покаялись в своей глупости и мне разонравились своим видом в конце и своей сутью тоже, когда я рассмотрел их достаточно. Как-то получилось, что неожиданно интерес к ним пропал вдруг, как будто в них больше нет ничего, я даже не ожидал такого…
Даже жалко их стало как-то, но виду не подал, распрощались мы по-доброму. Сказали ещё, что многие из артистической среды современной, тоже жалеют о татуировках иногда, приходится загримировывать и они высказывают мнение, что и режиссёры с подспудной предвзятостью относятся к ним при рассмотрении на роль.
Ты знаешь, мне как-то подумалось, что человек взял и превратил себя в болванку для росписи. Тем более, что это перекликается с тем, что нацисты нумеровали людей и детей в концлагерях. По сути – это метка или тавро, и распространено это в сельском хозяйстве, чтобы метить животных и то этот метод уже устарел, клипсы ставят сейчас, а люди тоже себе уже и в нос, и в губы, и везде вставляют тоже проволоки какие-то и бусинки. Я думаю, пройдёт эта мода скоро, останется только у ограниченных и не далёких, у них тоже такие же мысли проскальзывали. Бог уже тебя создал таким какой ты есть, что ж поперёк Бога себя ставить. Так красивых, не очень красивыми можно сделать, а не красивых только ещё хуже…
Дядя Коля вздохнул в своей задумчивой манере. Умеет он так вздыхать, любому становится понятно, что он думает о чём-то или вспоминает былое, усмехнулся и продолжил.
– Ты знаешь, мы тоже пацанами в детстве, когда появились автоматические ручки, ты наверное и не знаешь про такие, вы уже во всю писали шариковыми с самого начала, а мы сначала перьями в чернильницу макали, – он усмехнулся и с весёлой грустью подметил, – Всё писарей из нас хотели выявить и воспитать, тогда востребованность в писарях большая имелась во всех структурах власти и административно-хозяйственных отраслях. Ох, сколько клякс получалось в тетради – особенно в первом классе, прям беда. Потом с пятого класса, наверное, разрешили писать авторучками тоже перьевыми с закрытым или открытым пером, в них жидкие чернила набирались из пузырьков. Чернила трёх цветов продавались: синие, фиолетовые и чёрные. Вот этими авторучками мы иногда от скуки на уроке рисовали себе якоря и восходящее солнце на руках. Самое странное, что учителя нас не ругали, видимо понимали, что мальчишки побалуются и пройдёт у них это с возрастом.
Помню, мне каждый раз не нравился рисунок мой, я правда ещё тот художник, но вечером все художества смывались и проблем не было. Мама, бывало, увидит, вздохнёт иронично и скажет «ну прям красовец», тоже не ругала. Мудрое то поколение наших родителей было, понимали, что у нас это детский бзик и пройдёт сам собой, как очередная детская болезнь. В последующей жизни никто из парней нашего класса не имел татуировок, видимо, в детстве наносились их каких душа пожелает и к взрослой жизни пропал интерес.
Дядя Коля снова умолк, но как всегда не надолго.
– Вот прямо сейчас припомнилось, произошёл ещё случай у меня в жизни. Молодым я тогда был, первый сын родился, пришла пора в детсад его определять. У нас на заводе дефицит наблюдался с местами. Как раз строился новый садик и в профкоме решили, что родители кому выделены места, должны отработать по 250 часов на строительстве, особенно молодые, у кого первый ребёнок. Ни у кого это не вызывало противления. В первую смену я работал на стройке, а во вторую шёл на работу. Хотя на стройке не разрешали больше 4-х часов работать, тогда профком следил, чтобы не получалось переработки. Мне вскоре из нашей лаборатории все стали ходить помогать отрабатывать, целой компанией, кто тоже во вторую смену работал. Женщина одна, она постарше нас была, бросила такой клич, помню я её, Валей звали и фамилию помню. Народ тогда дружно жил. Быстро у меня всё получилось с этой отработкой, а перед Новым годом мы пригласили с женой всех к себе и отметили всем коллективом, тоже тогда принято было отмечать праздники. Весело всё получилось.
Попал я на той стройке в подсобники к изолировщицам, они вроде даже в тресте каком-то работали, который занимался изоляцией тепловых сетей. В подвале работали. Технология простая, нужно трубы горячей воды и отопления обернуть сначала матом из стекловаты, а потом ещё раз обернуть куском стеклоткани и скрепить всё проволокой. Работа колючая. Моей обязанностью было подносить им кипы стекловаты, распечатывать их, нарезать из рулонов куски стеклоткани определённой длины и куски проволоки.
Они мне говорили, сколько чего нужно, куда разнести и я их обеспечивал на остаток рабочего дня и на следующий, я чуть позже приходил на работу. Тётички хорошие, тихие и какие-то духовно содержательные. Работали без перчаток, тогда на стройках только рукавицы выдавали, но в них не удобно при такой работе. Они уже привыкли к колючей стекловате, а мне посоветовали мыться подольше горячей водой и помогало.
Дня четыре я с ними работал, а потом они закончили работу и ушли на другой объект. У них тоже татуировки имелись на стрелке большого и указательного пальцев, маленькими буквами написано у одной Саша, у другой Паша. Мелко написано, но я прочитал и думал, что это их имена, обратил внимание на одинаковый размер, решил, что они вместе провели где-то юные годы в войну. Тогда часто встречались женщины с татуировками военного времени.
На обед мы не ходили, бутылка молока и маленький батон, весь обед. Им молоко полагалось в качестве спецжиров за вредность, но они получали его сливочным маслом в конце месяца, чтобы не напрягать развозкой молока службу со своёй работы и сами приносили его из дома. На обеде я обратился к одной из них по имени, не помню или к тёте Паше, или к тете Саше. Они переглянулись, а после одна из них сказала, что так звали их парней, которых в восемнадцать лет взяли на войну в начале 42-го года. У них была третья подружка, Тоськой они звали её, самая боевая из них, она всё придумала и колола ночью всем троим имена парней Утром, когда увозили парней, они показали им татуировки и это стало подтверждением тех клятв и обещаний, что их будут ждать.
В маленькой деревеньке они жили, всю войну с шестнадцати лет работали в колхозе. По очереди пришли похоронки на их женихов, они вместе переживали, оплакивали, поддерживали друг друга и родителей парней. С войны в деревню только один мужик пришёл, женатый. Лежат их ребята в Европе, по разным странам.
В хрущёвские времена, когда стали выдавать паспорта колхозникам, Тоська уговорила их уехать в город. Так они попали в строительную организацию. Жили в одной комнате в общежитии. Потом решили рожать детей без мужей. Тоська первой родила мальчика, она у них во всём застрельщица. От них отселили четвёртую девчонку, жившую с ними. Мальчика Антонина назвала Сергеем – это имя она носила на руке.
Получилось, что у ребёнка три мамки, вечером они Тоське только покормить его отдавали. Позже, с разницей в год, они тоже родили девочек. Двух невест Серёжке, как они шутили. Жили и довольны были, а потом беда случилась, погибла их подруга на стройке, перелезла через ограждение и пошла по этажу напрямик, чтобы путь сократить в конце смены и рухнула в открытый проём с большой высоты, зимой, темнота уже наступала, плохо видно.
Они упросили Тоськиного брата формально усыновить ребёнка с условием, что воспитывать и растить будут они, тем более он очень привык к ним. Много пришлось побегать им с усыновлением, но люди помогали им, они серьёзными и уважаемыми у всех считались.
Когда детишки подросли, им добавили на пятерых ещё одну комнату рядом. В те времена, если дети разного пола, то соблюдался порядок, что спать они должны в разных комнатах. На семью, если двое детей однополые, давали двухкомнатную квартиру, а если разнополые – то трёхкомнатную, ну они хоть и матери-одиночки, да в общежитии, но всё равно им исполнили этот пункт.
На то время дети уже взрослые были относительно, хорошие, послушные, учились прилично, мальчишка скоро школу должен заканчивать, говорили,что нравится похоже ему девчонка, которая повзрослей. Женщины надеялись, что Бог даст, может и сватьями станут друг другу, потому каждая считает его своим сыном и кроме этого, вторая мать девочки.
Прослезились они, когда вспоминали свою жизнь, я извинялся перед ними за то, что память разбередил им, но они меня успокоили, дескать, всё хорошо: и мальчишек своих вспомнили и подругу тоже.
Сказали, что у них уже подходит очередь на квартиры, но проблема в том, что Сергей не прописан в общежитии и они решили затянуть время с получением квартир, вдруг и правда поженятся их дети, тогда они пропишут его в общежитие и им выделят три квартиры. В профкоме и на работе им обещали поспособствовать в том, уважали их там и знали их историю.
Дядя Коля замолчал, а потом сказал, – Плохо, Миша, жить в этих мегаполисах, встретишься с людьми и расстанешься с ними навсегда, хотя живём в одном городе. Интересно, как у них жизнь сложилась? Дай Бог, чтобы хорошо, – он ещё помолчал и добавил, – Видишь как по разному бывает с этими татуировками. Но, всё равно, не надо расписывать себя. Поперёк это по отношению к творению Бога…
Мамаши повели своих детей домой. Дети, проходя мимо, здоровались с нами, мальчишки обязательно за руку – дяди Колина наука.
– Игрушек у них по рюкзаку и разных всяких. У нас самодельные были игрушки и мало их. Может от этого и разрисовывали себя в детстве?... Бог его знает! Отчего, эта вся глупость?...
(3)