Однажды давным-давно, по наущению недобитых белых, стреляла Фанни Каплан в вождя красных. Того самого, которого все знали как Ленина, хотя на самом деле он был Надиным, по паспорту был Ульяновым, а люди его звали Ильич. Это он всё сам специально так придумал, ещё когда на пеньке сидел и молоком писал, чтоб всех запутать, для конспирации.
— А, как это, молоком писал? — спросил Ваня.
— Ну как, как? Наливал в чернильницу, макал перо и писал, — пояснил пиратский партизан разведчик.
— Гусиное? — не унимался Ваня.
— Что гусиное?
— Ну, перо.
— А, нет, просто металлическое, — отмахнулся пиратский партизан разведчик.
— Ну так вот. — продолжил он — Хотела она его убить, да не попала, и потому только ранила. Но поскольку пуля была ядовитой, заболел всё-таки вождь. А ещё злые языки говорят, что будто бы сердце у него было каменным, от того пуля и срикошетила. Но не суть важно. Поселили тогда красные своего раненого вождя в реквизированной у белых усадьбе Горки, чтобы он поправлял там свое здоровье, много работал, играл в городки, ходил в лес на охоту и посадили в кустах ЧК чтобы оно его охраняло.
Опечалились недобитые белые, собрались они чёрную силою и стали держать совет, как им вождя красных извести, да со свету сжить.
– Недалеко от этой усадьбы, – сказал самый белый и недобитый, – находятся Сьяновские каменоломни. Старики сказывают, живёт там подземный горный дух Белый спелеолог. Надо нам туда пойти и поговорить с ним. Скажем ему: «Мы – белые и ты – белый, нам, белым, надо вместе держаться, мы, белые, должны помогать друг другу. Помоги нам белым красного вождя извести!»
Долго ли коротко ли, а прокрались как-то белые мимо красных в Сьяновские каменоломни. Поплутали денек-другой под землей, нашли там наконец-то Белого спелеолога и говорят ему:
– Вот, мы – белые и ты – белый. Нам, белым, надо держаться друг друга. Помоги нам, белым, вождя красных извести.
– Трудно это будет сделать, – говорит Белый спелеолог. – Не сдюжу я сам-то, но есть у меня одна думка. Надо вам поговорить с Эвой Двуликой. Она, правда, баба с характером, одних вас, боюсь, даже слушать не станет, ибо нервная очень. Младший брат когда-то у неё потерялся где-то под землёй, вот и ходит с тех пор, и ищет его по всем пещерам и каменоломням. Бывалыча, встретит кого, глядь, а это не он! Распереживается и ну давай кричать! И от этого её крика задрожат стены, посыплются камни и обрушатся прямо на головы своды. Нет, пойдемте-ка лучше к ней все вместе, и я сам с ней поговорю. Мне-то уже всё равно, к тому же меня она знает, авось послушает и всё обойдётся. Идёмте, может она вам чем и поможет.
Испугались было белые, да делать-то нечего. Пошли они с Белым спелеологом искать эту Двуликую. Долго ли коротко ли, пришли белые с Белым спелеологом к Эве. Увидела она их, разгневалась и стала в лице меняться. А я надеюсь, ты помнишь, что у Эвы Двуликой есть два лица, как у Оле Лукойе два зонтика, одно красивое и молодое для хороших мальчиков, а другое старое и страшное для плохих.
– Да-да, я помню, я видел, – поежился Ванька со страхом.
– То-то! Повезло тебе, что жив остался, – подытожил пиратский партизан разведчик и продолжил рассказ.
– Стой! Стой! – замахал руками Белый спелеолог – Погоди, не губи, дай сперва людям слово молвить. Или ты не видишь, что они, как и я, тоже белые?
– Это твои родственники, что ли? – спрашивает Эва.
– Да нет, просто масть такая. – отвечает тот.
– Ладно, – говорит Эва Двуликая, – пусть говорят, что хотят, но только побыстрее, а то я что-то сегодня раздражена больно.
– Да вот, – говорят белые, – живёт тут недалеко вождь красных, которого все зовут Лениным, а на самом деле он Надин, надо нам его извести. Помоги нам, Двуликая!
– Ну, вам надо, так вы и изводите, – резонно замечает Эва. – Я-то тут причём? Какой мой интерес?
Смотрят друг на друга беляки и не знают, что ответить, что посулить, чем потрафить. Вышел тогда вперед Белый спелеолог и говорит:
– Помоги им, Эва, а они тогда помогут тебе брата сыскать. Вон их сколько пришло, разбредутся по системе и враз его отыщут.
Сказал так, и смотрит на белых. А те переглянулись между собой, да что тут решать? Делать нечего. И только согласно головами закивали. Мол да-да, конечно-конечно, непременно отыщем.
– Ладно, – сказала Эва, – раз вы мне поможете, то и я вам тогда помогу. Приведу к вам вождя красных, а там уже, как захотите, сами его изведёте. Потому, как не женское это дело красных вождей изводить. Да к тому же, чую я, заговоренный он.
– Хорошо-хорошо, – сказали белые, опять головами закивали и разбрелись по системе, искать её пропавшего братика.
Обернулась тогда Эва молодой и красивой, приоделась, глаза накрасила, волосы распустила, вышла из пещер на траву и пошла бродить по лесу.
Вождь в тот момент как раз недалече здоровье поправлял, с собачкой на птичек охотился. Почуяла собачка Эву, зарычала, залаяла. Тревожно тут стало вождю, переломил он свою двустволочку, да и перезарядил жакан в получок.
«Вот теперь, – думает, – и погляжу, что там за зверь. Может, кабан какой или лось?»
Волков-то, понятно, к тому моменту чекисты в округе всех уже из наганов по-перестреляли. Прижался вождь плечом к прикладу, цевье облапил, стволом вокруг себя водит, в прицел глазом щурится и вдруг видит прекрасную девушку ослепительной красоты! Стоит она, облокотясь на березку белую, распустила волосы русые, а у самой глаза горят, под рубашкою грудь колышется и подол до бедра надорван. Смотрит она на него, улыбается, и рукой на себя манит.
«Что за диво дивное? – думает он. – И куда это только ЧК запропастилось? Кобеля на неё приспустить что ли?»
– Не стреляй в меня Ильич-царевич! – говорит красна девица. – Я тебе еще пригожусь!
Опустил вождь ружьё. Заулыбался.
– Ну, какой я тебе царевич, лапушка? – спрашивает он. – Нет у нас больше царевичей! – говорит.
Сказал так, и снова прищурился, а у самого глаза такие добрые-добрые. Ну, что тут поделать? Пропадай, охота! Перекинул он ружьишко через плечо, повернулся к ней спиной, махнул рукой с досады, да и зашагал себе прочь, через лес восвояси. Не поддался, в общем, он на её обольщения.
Долго ли коротко ли, снова вождь пошел на охоту, тут уж и ЧК за ним увязалось. Обернулась Эва на этот раз дряхлой старухой. Взяла клюку, корзинку, сгорбилась и поплелась по тропинке ему навстречу. Вновь почуяла её собачка, зарычала, залаяла, перед Лениным прыгает, вперед не пускает. Стало тревожно на сердце вождю. Переломил он опять ружьишко, перезарядил жакан в получок, прижался плечом к прикладу, цевье облапил, стволом вокруг себя водит, в прицел щурится и вдруг видит на мушке старушку - божий одуванчик. Та идёт, кряхтит, клюкой стучит. Опустил вождь ружьё.
– Здравствуй, мил человек! – говорит она ему.
– И вам не хворать! – отвечает Ильич. А глаза у самого такие добрые-добрые.
– Помоги мне до дома добраться, – просит его старушка, – а то совсем я стара стала, совсем ноженьки не идут.
– Помочь? – говорит вождь, – отчего же не помочь?
Свистнул он, гикнул, в ладони хлопнул, выскочили из-за деревьев добры молодцы, взяли бабушку под белы рученьки и отвели её куда следовала.
В третий раз собрался вождь на охоту. А собачка скулит, воет, за штаны его тащит, никуда со двора не пускает. Осерчал тогда Ильич на собачку, да и посадил её на цепь.
– Пойду, – говорит, – без собачки охотиться. Больно мне была нужна эта собачка!
Так рассердился, что даже ЧК дома оставил. Взял только свое ружьё и пошел один бродить по лесу.
Долго ли коротко ли, выходит он на какую-то прогалину. Глядь, а посереди полянки в красной косынке, да чёрной кожанке сидит на пеньке баба с маузером. На ней юбка офицерского сукна, да сапоги хромовы! Сидит себе, коленки выставила, кобуру поглаживает да Каутского читает. Стало вождю любопытно.
– Здравствуйте, – говорит он ей.
– И вам не хворать, – отвечает она.
– А что это вы, матушка, ренегата Каутского читайте?
– А это, – говорит она, – прочла я давеча вашу статью, а тепереча расширяю свой кругозор. Так-то обычно я Маркса читаю, ну, или Энгельса.
– Ммм, как интересно! – говорит Ильич. – А что конкретно, если не секрет?
– От чего же секрет? «Капитал» читаю. Вот так вот днём читаю, а по вечерам конспектирую, – говорит женщина. – Есть у меня дома одно раннее издание с пометками автора. Не хотите ли взглянуть?
– Было бы весьма любопытно, – отвечает он.
– Ну, так в чём же дело? Пойдемте, – говорит она. – У меня ещё и подшивка «Правды» за прошлый год есть.
– Если не обременю…
– Да что вы, что вы! Буду только рада! Могу ещё и морковным чаем угостить! С утра заваривала, недопитый остался. Пойдемте, пойдемте! Тут недалеко!
Поверил вождь Эве, да и пошел за нею вслед. Уж больно ему захотелось увидеть редкое издание «Капитала» с пометками автора. Долго ли коротко ли, а только вышли они через лес в чисто поле. Смотрит вождь, а прямо посреди того широкого поля огромная-преогромная яма, а прямо по склону той ямы ступеньки – вниз уходят, в земле кем-то выбиты. Стали они по этим ступенькам в ту яму спускаться. Тревожно тут стало вождю.
– А, что это мы в яму спускаемся? – спрашивает Ленин, – Где же ваш дом?
– А это и есть мой дом, – говорит ему дама в черной кожанке. – Это раньше, при царе, мы из камня дома снизу вверх на земле строили, а теперь свобода, теперь мы их сверху вниз под землей роем. Сверху вниз-то оно же завсегда легче чем снизу вверх! Вот так вот роешь себе дом и сразу тут тебе и стены, и потолок есть, и зимою не холодно и летом не жарко, сплошная экономия.
– Ммм… как интересно! – говорит Ленин. – Надо ваш передовой опыт товарищам на заводах передать!
– Ну, не знаю, как там на заводах, – отвечает ему Эва, – а вот шахтеры уже давно роют. Приближают, так сказать, светлое завтра.
– Это всё потому, – говорит Ильич, – что шахтеры это передовой отряд пролетариата!
Вот так вот за разговорами и заманила Эва вождя к себе в подземелье. Наскочили там на него беляки и ну давай убивать его саблями и пистолетами. А он и вправду видно заговорённый! И сабли от него отскакивают, и пули об него только плющатся.
Бились с ним бились, мучились с ним мучились недобитые белые, а потом так решили между собой:
– Ладно, раз мы не можем его тут убить навсегда, надо нам его схоронить здесь навеки.
Схватили они вождя, спеленали его по рукам и ногам шелковыми саванами, сковали серебряными обручами и положили его в хрустальный гроб, а гроб тот унесли в самый дальний конец пещеры и там, в самом-самом темном гроте повесили его на золотых цепях, а цепи те прибили к стенам платиновыми гвоздями не для красы, а для крепости.
В тот же вечер кинулись красные искать своего вождя. День искали, два искали, три. Все леса оббегали, все болота облазили, а нету его нигде! Что же им теперь делать? А хуже того, вот придут к ним ходоки, например, и спросят у них:
– Где наш Ильич?
А им и ответить-то нечего. Думали они думали, и так порешили:
- Скажем людям, что умер Вождь! Раз такое дело. А сами слепим куклу из воска и хлебного мякиша, да и похороним её на Красной площади в мавзолее, как будто бы это он и есть.
Как порешили они, так и сделали. Слепили куклу из воска и хлебного мякиша, построили мавзолей по проекту архитектора Щусева, да и похоронили её вместо вождя.
Поверили им простые люди. Ходят теперь к Кремлевской стене, носят венки и цветы, а сами даже не знают того, что Ленин в Мавзолее ненастоящий!
Только с тех самых пор, говорят, стали люди слышать под землёю, в каменоломнях, тихий-тихий стук. Так, как будто кто-то где-то камушком о камушек постукивает. Громко об этом не говорят, но слышавшие шепотом рассказывают, что, мол, бьется это где-то в глубине каменное сердце красного спелеолога! Мол, лежит он, спелёнутый шёлковым саваном, да скованный серебряными обручами по рукам и ногам в хрустальном гробу, в самом-самом дальнем углу самого глубокого подземелья.
Многие, говорят, его искали, а некоторые даже сгинули, но так до сих пор никто и не нашел. Но если, мол, кто-то найдет его, гвозди из породы вырвет, цепи разорвет, обручи разогнёт, да освободит вождя, то восстанет тогда вождь из гроба, победит всех белых на свете и настанет на всей Земле коммунизм.