Плотным слоем серых облаков занавешено небо. Вдалеке оно плавно переходит в море, сливается с ним, образует неделимую линию. Кажется, будто бы печаль этого моря находит свое отражение в нерадивом полотне, что нависает над ним. И человек думает, что вот, вот сейчас хлынет дождь, море выйдет из своих берегов и затопит землю. Но дождя нет, море спокойно настолько, насколько может быть при таких волнующих обстоятельствах. Я огорчен. Море обуздать проще, чем обуздать свою собственную душу.
Я смотрю на своего друга. Его брови сведены к переносице. Глаза пронзительные и будто бы бесцветные устремлены к морю. Мыслей нет, есть только слух, воспринимающий все звуки, исходящие извне: шум беспокойных волн, подгоняемых холодным ветром; гогот чаек, разрезающий пространство; вкрадчивый голос собеседника, речь которого наполнена бесчисленным множеством слов и совсем малой толикой смысла. Глаза у собеседника большие и обманчивые. Они говорят, что вот он я, самый хороший человек на планете, но не поддавайся иллюзорному их блеску – в самой глубине этих глаз живет хладнокровие, беспощадность, способная разрушать города. Хотя, если подумать, такое описание для собеседника будет слишком хорошей характеристикой. Я ассоциирую его с лживостью и беспринципностью, с трусостью и позерством. Мне приходится удивляться невозмутимости своего друга, его непоколебимому спокойствию. Я еле сдерживаю себя, чтобы не сказать какую-нибудь глупость этому собеседнику, но злости во мне много, терпения мало, и я всякий раз отхожу от этих двух людей, чтобы не потерять самообладания и не въехать лживому негодяю в лицо.
Мой взгляд спрашивает друга: «Почему ты его слушаешь?» Он не отвечает, но я знаю, чего он от меня хочет. Он говорит, что я не должен поддаваться эмоциям. Ему легко говорить: он уже давно знает о предательстве своего собеседника и относится к ней с философской отрешенностью.
Не знаю, как давно они знакомы. Лет десять, может, больше. Наверное, в начале своего знакомства эти двое были преисполнены желания достичь невероятных целей, имели для этого силы, ум, мотивацию, и каждый в кармане держал небольшую горсть удачи. Но, чтобы добиться успеха, недостаточно ума, мотивации или удачи. Мой друг не знал, что большим человеком может стать только конформист, с воодушевлением принимавший любую действительность, которая вокруг него рисуется. Необходимо понимать суть цинизма, учиться изворотливости, в нужное время проявить малодушие, хитрить и жульничать. Непонимание всех этих вещей, идеалистические взгляды на мир и излишняя доверчивость погубили моего друга. Мне было жаль его потраченную молодость, жаль видеть то, во что время и опыт превратили этого сильного человека.
Я испытывал жалость и к этому лжецу, который, как ему самому казалось, сиял на самой вершине мира. Он стоял здесь, сама невинность, и толкал большие речи. Подобная бесцеремонность сбивала с толку: вчера ты без всякой оглядки лишаешь своего друга хорошего будущего, а сегодня стоишь напротив, довольно улыбаясь, и никому не даешь повода подумать, что способен на такое лукавство. Мой друг как-то сказал, что я буду сильно разочарован, узнав, что таких же фальшивых людей в самом деле намного больше, чем я смогу себе представить. Еще он сказал, что к таким людям испытывают не злость, а сочувствие. Тогда я рассмеялся. Сегодня я тоже смеялся, но смеялся огорченно. Ведь в кошельке этого человека было много бумажных купюр, но за ними не имелось ни силы, ни благородства, ни мужественности. И, следуя словам моего друга, наверное, больше всего сочувствия он заслуживал в тот момент, когда украл нажитые их общими усилиями с моим другом средства. Он был настолько беспомощен, что поступился гордостью и дружбой. А мы знаем, что чем ниже падает человеческая душа, тем меньше шансов ей когда-нибудь выкарабкаться из грязного болота, и нам, в конце концов, не остается ничего другого, только смотреть на этих беспомощных людей сверху вниз и благодушно проявлять это самое сочувствие.
Очень часто я спрашивал себя, кто из них победитель, а кто проигравший. Мой ли друг, сохранивший ценные человеческие качества, но вынужденный выбивать сущие копейки за своей неустанный труд? Или тот, второй, имеющий в руках власть, способный влиять на умы, но при этом потерявший свой собственный рассудок? Чувствует ли он когда-нибудь угрызения совести? Омрачается ли его комфортная жизнь неприятными мыслями о том, кто он есть и что он для себя сделал?
Мой друг говорил, что понимание определенных вещей приходит только с возрастом, и ответить на этот вопрос я смогу только тогда, когда немного больше поведаю об этой жизни и определю свои собственные ценности. Так что этот вопрос для меня все еще оставался открытым. Я находился в постоянных поисках ответа на то, влияет ли наличие материального блага на уровень довольства этой жизнью; или же счастье можно испытывать, осознавая себя как хорошего человека.