Паук

               

     Кто есть твоё я? Твоё ли оно? Ты знаешь какое имя дали родители твоему безымянному я и какое тело оно носит на себе с каким характером. Иногда ты думаешь, что я это сумма всего тебя, но оно появилось с первого восприятия, когда ты об остальном себе даже не подозревал. Может чувство я - только память, расплывчатая фиксация чего-то неопределённого, господина Никто, который даже не свидетель, но само свидетельство, процесс без субъекта, поток сознания, творящий наблюдателя и его мир?

   Может я - игольное ушко вселенной, чрез которое проходят все её нити, всё покрывало снов, весь шёлк иллюзий? Вонзаясь иглой сознания в необъятную ткань бытия, ты вышиваешь узор себя и орнаменты мира, я тянет за собой нити бездны, паука ничто, жаждущего уловить самого себя. Зачем ему это? Наверное, он и сам не знает. Он просто хочет знать, что он есть, всегда нащупывать себя, убеждаться в себе, иметь какую-то определённость. Он неустанно плетёт паутину мира, а потом свисает на нити сознания и смотрит на млечный путь своих снов.

   Паук ничто обнаружил, что он ловит в свои сети самого себя, становится собственной жертвой, ради боли потерь и блага обретений. Он сейчас опутан своим сном, но к нему приходит осознание, что надо  успокоиться и, расслабившись, выскользнуть из хитросплетений грёз, дабы наблюдать сон о себе и мире со стороны, не разрывать себя на части. Он начинает понимать, что все ужасы и страдания - всего лишь сновидения, гипнотическая реальность, сковывающая сознание и морочащая незрелый разум, что горечь впечатлений может в разы превосходить порог боли, а блаженство быть сильнее услады, что иллюзии водят кругами.

  Паук всегда плетёт свою паутину, он не может перестать быть, закрыть все свои глаза, полностью отрешиться от себя, его вечность - лишь основание для времён, а пустота - для форм. Он переполнен собой до отказа, льётся через край, через горизонт событий, тянет из себя нити снов, связывает и распускает их. Он трагично ядовит, восьмисторонне игрив,  сам себе перепутье, свобода и рок, ему ничего не стоит запутать себя в лабиринте вероятностей и бросить нить надежды, смеяться над собой, пить свою кровь и себя же любить. Разве он зол или хищник, если поедает самого себя, если суров к себе до святости и по-матерински добр?

  Паук лишь притворяется пауком, сейчас он циник-птицеед, а завтра готов, как птица, лететь не весть куда на паутинке сна. Он сам не понимает для чего ему столько глаз, возможно чтобы не потерять нить сновидения, не исчезнуть в себе, остаться в иллюзиях, на поверхности себя, какой бы шероховатой она ни была, всё же лучше бесконечной пустоты, свёрнутого во тьму света. Он лучше вонзит коготь в  сердце и подарит себе новый мир себя, остроту новых чувств и видений, лучше вопьётся в себя, ради иного царства, прожжёт себя взглядом, ради осознания своего величия.

   Что ещё остаётся пауку, чтобы не заснуть беспробудным сном без сновидений, как не щипать себя очередными реальностями, как не тревожить сердце контрастами, как не  опрокидывать себя из жизни в жизнь, начинать всё сначала? И даже, если бы пришлось откусить часть себя, дабы вырваться из капкана пустоты, он бы это сделал, уж лучше быть неполным, чем абсолютным нулём, застывшей возможностью нерождённого плода. С появлением сновидения рождается и Сновидец, мир воскрешает сознание, рассеивает туман пустоты, сбрасывает вуаль тьмы с предвечного зеркала ничто.

   Что ещё остаётся Сновидцу, чтобы действительно не проснуться, не вернуться во мрак, уставившись в бездну, в незримый хаос духов потенции, как не играть в пробуждение, как не искать новых состояний в очередных сновидениях, как не впадать в сон о сне и просветлении? Уж лучше быть пауком и его жертвой, разыгрывать Себя драмой жизни, вечно стремиться, утончаясь, ввысь к свободе, чем действительно её обрести в непроглядном хаосе пустоты, лучше трагедия тоски, жажда истины, отчаяние сомнений, блуждание помыслов, чем абсолютный тупик, точка свернувшихся снов, немой покой отсутствия.

  Сновидцу лучше быть жертвой иллюзий, чем оставаться слепой бездной, лучше прозреть ради чего-то, чем быть всем, а значит ничем конкретно, тенью теней, туманным призраком идей, неспособным почувствовать Себя в образах, но лишь бесконечно проваливающимся в неопределённость. Он и не может остановить своё сердце, закрыть фабрику грёз, отменить вечный двигатель, которым является, не быть днём и ночью Самого Себя, снами времени, а не вечной бессонницей пустоты. Не может не быть пауком, сплетающим и сворачивающим смыслы в новые гнёзда, не засыпать новыми снами, не завязывать на Себе бесконечность новых миров.

   Сновидец вечно отворяет Себя, за каждой дверью новая дверь, за каждым смыслом новая цель, Его истина в становлении, в бесконечном развенчивании тайн. Пустота не может знать сама себя - Никто не может быть в себе, но её избыточность порождает в ней пульсацию, раствор всего самовоспламеняется мирами, возникает игра света и тьмы, сцена отражений, Никто превращается в Творца, Пустота обретает сознание во всех мириадах возможностей. Она обретает своё Я во множестве я, начинает чувствовать своё присутствие, как тень жизни, как вечное пребывание в становлении, как неизменное в бесконечном преображении, как стержень спирали, замкнутый в круг, как неуловимый центр этого круга.

  Кто есть твоё я? Оно есть, но я - Никто. Оно - собрание сочинений о Нём, ряженный паук, то крестовик, то золотопряд, Пустота в роли ткачихи Арахны, лишённая облика. Вечный Никто ухватился за бесконечную нить сознания, связал петли снов в полотно миров и, качаясь на нём, стал собственной добычей, тайной в мириадах риз, бездонным подарком на день рождения, неведомой истиной лабиринта идей, загадкой жизни и мистерией надежд. Никто стал Сновидцем, обозначил снами своё присутствие и, погружаясь в них, остался никем, просто Я.