Осень, осень, осенью всегда ближе к зиме хочется спать. Хочется одеться потеплее, словно куколка бабочки завернуть себя в одеяло, как в кокон, и спать, спать, спать. И вот я одеваю Мицкины носочки. Мицка - это кошка наша кудлатая такая, от куда она взялась, уже и не помню. Но когда появилась, решили: пусть будет Мицуня. Помню собак гоняла, ничего не боялась. Вот и я маленький не боюсь, надеваю боевые носочки. Маменька начешет подпушка на расческу и в нитку вплетает, а потом и носочки зимние готовы, против холодов и морозов. БОЕВЫЕ! А как иначе, они ведь сражение вести будут с холодом и непременно победят , пока я куколкой спать стану. А ещё я понял, почему медведь лапу сосёт, но мне кажется выражение не верное, лапу он во рту держит для того, чтобы лапы то не мерзли, от того и спится слаще, вот как мне с боевыми носочками - Мицкиной теплотой.
Ложусь в постель а матушка подпихивает одеяло мне под бока, под ножки и шепчет: "Конвертиком, конвертиком тебя уложу." А я ей в ответ: "Неееет, мамочка, куколкой, я же твоя куколка?" "Ну конечно моя, спи давай." На улице холодно, мороз крепчает, и только слышно, как вьюга завывает. Я раньше думал что это только в сказках так бывает, а оказывается нет. Наш дом стоит, как мне кажется, на пересечении многих миров. Миры наполнены разными существами, которые снуют туда и сюда, хлопают своими дверьми, но бывает, двери, отворяясь, выпускают сквозняк, который живёт там на шестах в стеклянных колбах. Сквозняк теряется, злится, что его потеряли, и в спешке ищет по всем щелям свой дом. А наш дом - большая и крайняя девятиподъездная девятиэтажка у балки, как громадный корабль, дойдя до края земли, вдруг остановился, развернулся боком, надломился в хвосте и так застыл на века. Потом в нем поселились семьи, появились дети и мы стали слушать, как вечерами среди белой пустыни ветер пытается опрокинуть в бездну наш корабль, но он крепок и нерушим. А ветер от боли и досады воет, воет, воет и мне становится страшно, что если он пришёл из своего мира за мной, что-бы похитить меня и посадить там у себя в большую колбу. Но я точно знаю, что если вдруг это случится, обязательно отправят за мной парусник надежды. Я натягиваю одеяло до самого носа и глаз и хочу совсем, совсем спрятать себя внутрь. Но я знаю, во-первых, я как письмо в бутылке и мне ничего не грозит, так как почта - это святое и её трогать нельзя. Как говорит маменька, табу , а во- вторых у меня боевые Мицкины носочки и мне совсем ничего не грозит. Я успокаиваюсь и засыпаю. Сквозь сон слышу обрывки маминых слов, что хорошо быть как медведь в берлоге, лечь и уснуть до весны. А вьюга воет завывает, вууууаааввыыыаа, но мне совсем не страшно, я проваливаюсь в сон и там, во сне, мы с маменькой режим газеты, замачиваем их в железной миске, и, когда они совсем совсем размокают, начинаем конопатить окна. Маменька говорит, что это наша крепость против ветра, и я ей верю и мы, смеясь, конопатим щели от врага.