За тридевять земель, в тридесятом царстве, за горами высокими, за лесами далекими на болоте нехоженом, среди трясины немеряной ровно триста лет и тридцать три года жила-была Баба Яга. Ругалась с Водяным, помыкала ундинами, ссорилась с кикиморами, изредка плакалась на судьбу Лешему. Да и то пока шлея под мантию не захлестнет. Короче, совсем бабка с человеческой стези своротила. Одним словом – нечисть.
Как там что произошло, не известно, но только появился вдруг – как из-под земли – возле бабкиной избушки Иван-дурак. Как горы миновал, как леса осилил, как трясину непролазную одолел – сам не знает. Только вдруг раз – и образовался!
Стоит Ванька перед избушкой, репу чешет. Сам грязью болотной измазан, тиной зелёной облеплен, с ушей кувшинки как сережки свисают, только глаза блестят. Стоит страшный как черт, а над ним комары тучей вьются, но близко не подлетают, боятся.
Учуяла Баба Яга что-то новое, непонятное, зыркнула в оконце. Глядь, а там Ванька! Что за оказия? Надо поближе глянуть. Выкатилась баба наружу.
– Что ты? Кто ты?.. Пошто ходишь, тину мутишь? Дела пытаешь аль от дела мотаешь?
– Ваня я.
– Дурак, что ли? – Тут Баба Яга стала что-то припоминать из прошлой жизни, когда еще с людьми жила да сказки слушала.
– Что ж ты, старая, сразу обзываться? Ты ж сперва накорми, напои, в баньке попарь, а потом уж и спрашивай, решай, ругаться или жалеть.
– Ишь ты, грамотный, что ли? Аль из наших будешь? Уж больно на лешего смахиваешь…
– Ничего я не из ваших, я сам по себе. Так как насчет малость подкрепиться? А то уж не помню, когда маковую соломку жевал.
– Ну, соломку-не соломку, а мухоморы есть… Только я тебя такого в избушку не пущу – уж больно грязен ты. Придется тебя сначала в баньку свести.
Ну, баня так баня. Повела Яга Ваньку в баньку. А банька-то не простая, в дупле старого дуба.
– Полезай, Ваня, в дупло, тут и баня, и портомойня.
– Ты что, бабка, я ж там не развернусь даже.
– Лезь, говорю. Ты куда пришел? В сказку! Тут все волшебное.
Полез Иван в дупло, а там – что твои Сандуны! И предбанник просторный, и котел стиральный, что сам стирает, сушит и даже дыры штопает! Огляделся Ваня, стал разоблачаться, а старая следом лезет. Остановился Ванька и говорит:
– А ты куда?
– Сам сказал – в баньке попарь, так что теперь спрашиваешь? Буду парить. А ты пока шмотье свое в котел кидай. Как выйдешь чистый, так и наденешь чистое.
– Ладно, – говорит Иван, – а ты что, в одеже меня парить будешь? Или как? Ты ж как-никак – баба.
– Кто я?! А, ну да, баба, Баба Яга! А тебе что, не нравится?
– Да нет, только я ж – мужик. Как бы чего не вышло.
– Какая разница – мужик, баба… Да и что – не вышло?.. А если вышло – то что? Молчишь? Кряхтишь? Ну и молчи, а так я и сама попарюсь, и тебя уважу. И одежу заодно постираю, раз уж случай подвернулся.
– Ладно, тебе видней, – сказал Иван, кинул портки в стиральный котел и шагнул в помывочную.
Разоблачилась баба, тоже одевку свою в котел кинула, вошла следом за гостем и встала перед Ванькой вся как есть – костлявая да коростливая. Смотрит, а Иван без одежи почище будет. Глядит на него, и вдруг замечает что-то непонятное.
– Ванька, а что это у тебя за червяк болтается? Уж не пиявка ли в болоте присосалась?
– Нет, – говорит Иван, – не пиявка, и не червяк. Это дракон!
– Что-то больно мелкий у тебя дракон, – с сомнением протянула Баба Яга. – Не похож!
– Ну, так это ж сказка. Это сперва он мелкий, а как разойдется – самый что ни на есть дракон, такой неуёмный, не удержать. Ты вот сполоснись, коросту с себя пообскобли, а там поглядим.
Плеснула бабка на себя из ушата, веником туда-сюда прошлась – обсыпалась шелуха грязи, проглянуло тело белое, былое. Повернулась к Ване, а у него и впрямь дракон зашевелился, вздыматься начал. Да растет прямо на глазах!
– Ты глянь, и верно расходится! – удивилась Яга. – А что он у тебя умеет? Ежели огнем пыхать будет, так ты его придержи, а то пожжет тут у меня всё.
– Не, бабуль, огнем пыхать не будет, но обжечь может. Ты давай-ка вставай к полку;, я тебя пошурую веничком, а то, гляжу, давно тебя никто так не баловал.
Ну, знамо дело, баба без всякого сомнения, не чуя подвоха, возьми да и повернись к Ваньке тыльной стороной, да еще и руками в полок уперлась для устойчивости.
– Давай, Ванюшка, жарь!
Он и вжарил! Дракон-то уж в полную силу вошел, как окаменел, и вонзился в бабку по самое корневище. Та аж взвилась вся!
– Ой! Это что ж такое? Никак огнем полыхнуло? Ты гляди, не пожги старушку.
– Не бойся, бабуля, не сгоришь, а еще глядишь – помолодеешь! Главное – не суетись, – а сам туда-сюда в раскачку так и ходит, бабку аж от пола отрывает.
А у той вдруг такое по костям пошло, что не в сказке сказать, не вслух произнесть. Пошел огонь по жилочкам, побежал по хребту, до макушки доскочил, да как бахнет искрами из глаз! Тут Ягу и понесло по горам, по долам! Везде баба побывала. Да еще в нутре у нее что-то такое произошло, что если бы баба знала, что такое граната, то сказала бы, что граната рванула в брюхе. И такая сладость по Бабе Яге раскатилась, что она как масло на раскаленной сковороде потекла. Перевалилась старуха на спину, глянула на Ваньку, а дракон-то опять скукоживается, размер теряет.
– Ой, Ванюша, чтой-то ты с бабушкой сделал? – томно спрашивает Яга.
– Вернул тебе женскую сущность, – отвечает он. – Вот для этого ты и родилась, а не для того, чтобы мухоморы жрать да на болоте жить. А то живешь среди всякой нечисти и сама нечистью стала. Выбирайся из болота, иди к людям, неси им радость, а не гадость. Живи по-человечески! – говорит Иван, а сам себя напоследок чистой водой окатывает.
Яга уж в себя приходить начала и говорит:
– Оставайся, милый Ванечка, у меня жить, будем кажный день в баньке париться.
– Не могу, дела у меня. Какие – не помню, только помню, что есть. Идти надо дальше.
– Куда ж дальше? Тридесятое государство – вот оно, дальше некуда.
– Вспомнил, – говорит Ванька, – пойти туда, не знаю, куда и найти то, не знаю что. – И пошел в предбанник, а как только вышел – так сразу раз – и сухой! Знамо дело, сказка.
Одевается Иван, а за ним Баба Яга выкатывается:
– Ванюша, как же? Куда же? Да я лучше тебя сожру, чем отпущу!
Да только гость незванный в дверку дупловую шагнул и как не бывал. Бабка следом выскочила, а того уж и дух пропал. Только легкий туман от парной над поляной расходится, тонким облачком тает.
– Эх, Ваня, даже мухомора не попробовал, – протянула Баба Яга с печалью.
С того самого дня не стало на болоте жизни. Вообще. От слова «совсем». Баба Яга затосковала… А зная бабкин нрав все поспешили изобразить «английский реверанс», короче – смыться по-тихому. Водяной занырнул в такие глубины, о существовании которых в своих владениях даже сам не подозревал. Ундины как смогли избавились от хвостов и дернули «в ту степь», оставляя на пути явный след из рыбьей чешуи, правда, скоро приловчились к земному передвижению, и след пропал. Пиявки, даже пиявки! снялись с насиженного болота и ползком, как гусеницы, выдвинулись в неведомые дали, главное – подальше от тоскливой бабы. Что говорить, если бабкина избушка тоже рванула в бега! Но ей-то куда от Яги деться? Пометалась по округе, да и плюхнулась на насиженное место, загнанно квохча.
– Что делать? – выла Баба Яга в своих ходячих хоромах. – Найти и зажарить! Нет, заколдовать!! Нет, мало – живого сожрать!!! Нееет, жалко… – тут же стонала она, вспоминая Ванькину выходку.
Долго ли, коротко ли длилась эта бабкина «митахондрия», только стала Яга в чувство приходить, начала соображать. И постановила искать Лешего. Может, он чего сможет сделать, ну или на худой конец – посоветовать. Да только тот вместе со всей нечистью от Бабы Яги спрятался так, что сам заблудился в дебрях и теперь плутал в чаще, не видя выхода. И когда услыхал бабкин клич «выходи, гад, а то всё вокруг пожгу!», даже обрадовался и к старухе колобком выкатился. А как места вокруг узнавать начал, тут, конечно, испугался, но было поздно! Баба Яга взяла его в оборот.
– Ну ты, пенек трухлявый, ты что от меня ныкаешься? Аль не родной? Аль задумал чего?
– Да я – не я, хата не моя, – заканючил Лешак, – пошел за поганками да заплутал. Спасибо что ты пришла и на выход дорогу указала, – захихикал лесовик.
; Ладно, – смягчилась Яга, ; не боись, не обижу. У меня к тебе вопрос, как бы это помягче выразиться?.. да не напрягайся ты – деловой вопрос. Ты это – мужик?..
– Чего?! Кхе-кхе! – Леший даже подавился сухой шишкой, которую жевал все время. – Ты о чем? В каком смысле?! Кхе-кхе!
– В прямом смысле! – взорвалась ведьма. – Вот я – баба, а ты? Мужик или баба? По половой принадлежности?
; Ааа, вон ты как вопрос ставишь, – замялся Леший. – Ежли так, то вроде как – мужик. Все ж таки Леший, а не Лешая.
– Ладно, а чем докажешь? – не унимается старуха.
– А как доказывать? Делать, что ль чего? Или еще как?
– У мужика дракон должен быть! Есть у тебя дракон?
– Дракон, говоришь? – Леший задумался. – Есть дракон! – закричал он и начал судорожно ковыряться в своих покровах, назвать которые одеждой ни по виду, ни по назначению язык не повернется. Из щелей полезла потревоженная всякая мелкая живность: жучки, паучки и т.п.
– Было это в дальних краях, я еще тогда при делах был, состоял, знаешь ли… Не то что сейчас. Так вот, – продолжал он, – получил задание шугануть туристов. Буянили больно в лесу: костры жгли, сорили, ну и прочее. Ну, шуганул, как водится, надолго дорогу им в лес заказал-завязал. А когда места их пребывания инспектировал, тут-то я мужика с драконом и нашел! – и Леший извлек на свет предмет круглой формы, на котором был изображен мужик на коне, поражающий дракона копьем. Говоря по-простому – значок с гербом Москвы.
– Вот! Вот мой дракон, – похвастался Леший. – Ну что, мужик я?
– Тю, – разочарованно протянула старая, – я его знаю, это ж Егорий-победоносец… Нет, я про твоего, личного дракона, мужицкого! Есть у тебя такой или нет? Ну, чтобы ты мог бабу ублажать. – И Яга пустилась в пространные подробные объяснения, которые мы в виду экономии места приводить не будем.
Леший слушал как зачарованный, почесываясь в самых нескромных местах, а в конце виновато развел в стороны свои сучки-лапы-руки и с явным сожалением протянул:
– Нееет, такого дракона у меня точно нет. Разве что сучок заскорузлый…
– Ну, уж нет, сучок не годится. – И Яга опять начала закипать и поминать по-всякому Ивана.
– Погоди, так ты человеческого мужика имеешь ввиду? – перебил лесовик.
– Ну а я про что?! – подхватила баба.
– Теперь понял. Двигай по ходу солнца. Как наши владения закончатся, там застава стоит, три богатыря живут. Вот они и мужики, и люди.
– Ну, Леший, голова! А ведь верно! И люди, и мужики, – повторила Яга. – Ну бывай, не поминай лихом, а хочешь – поминай! Я уезжаю. Избушку мою на тебя оставляю, не обижай ее, береги. Вернусь – проверю!
Свистнула Баба Яга громким посвистом – явилась перед ней ступа с помелом, вскочила в нее баба и задала маршрут: к заставе богатырской. Взвилась ступа – только листья сухие вихрем вслед поднялись.
В лесу Бабу Ягу с того дня больше не видели…
Рванула Яга вслед за солнцем. Летит, как водится, рулит-заметает-погоняет. Да только и мысли всякие вслед за бабой несутся. Какая догонит – в голову норовит вскочить и с пути сбить. А как не догнала – так и вьется мотыльком. Долго еще по округе мысли разные хороводили, нечисть да нежить с панталыку сбивали.
Вот одна такая мысль и стопорнула бабу как бетонная стена. «А куда я лечу? К людям. А кто я? Баба Яга. Нет! Я женщина! А в чем я? В тряпье позапозапрошлого века! Как же я людям на глаза покажусь?! Надо прибарахлиться». И Баба Яга свернула к владениям фей, местных модельеров.
Феи не были готовы проявить гостеприимство к такому неоднозначному персонажу, и потому объявили всеобщую тревогу. Навстречу бабке вылетел целый батальон фей-истребительниц. Пришлось старой выкинуть белый флаг и сесть за переговоры.
– Я как есть – с миром. Да я сама себе не верю! Но все-таки… Я иду к людям, дела у меня к ним появились, личные… Ну и хотелось бы соответствовать. А то на кого я такая похожа? Да знаю, что на Бабу Ягу, а надо – на человека. На вас одна надежда – помогите! Что хотите, любые условия. Я теперь другая.
Феи растерялись. Ждать от ведьмы любой гадости они были готовы, но тут чувствовалась искренность. Посовещавшись, решили помочь, на своих условиях: Баба Яга навечно забывает дорогу в их края и обязуется никогда и нигде! не пакостить их народу! Составили договор с обширными комментариями и санкциями за нарушение оного, наложили заклятие. Осталось бабке подписать, как водится в таких случаях, кровью, чтобы договор вступил в силу. И тут бабу повело! Хотела она по своему обыкновению плюнуть на документ и сжечь его, и совсем уж было прицелилась, да вовремя спохватилась, что ее же дело решается, в ее же пользу! И осадила назад. Вынула заветную булавку, кольнула палец и обомлела: кровь-то, оказывается, поменялась! Была бурая, на жижу болотную похожая, а стала красная, почти человеческая! Вот что Ваньша с ней сотворил!
Подгоняют бабу – подписывай. Встрепенулась Яга, мазнула кровью по договору. Тот и вспыхнул искорками, поднялся облачком и растворился в воздухе.
– Ну, все, теперь в любом конце нашего края любой житель знает, что Баба Яга обещала, и что ее ждет за нарушение обещания.
– А теперь оденьте меня по-человечески, – говорит старуха, – чтобы не стыдно было в люди выйти. Пожалуйста!
Запорхали вокруг Бабы Яги феи, все быстрее и быстрее, у старой в глазах все слилось в одну метель-круговерть. Чуть не грохнулась бабка оземь. Но тут вихрь остановился, и явилось зеркало в рост. Смотрит Яга в него и видит некую даму преклонных лет, стильно одетую и причесанную. Пригляделась – ба! Да это ж я! Покрутилась, как водится, туда-сюда, пофасонилась.
– Ну, угодили, мастерицы! Спасибо! А можно пользоваться услугами вашего ателье на постоянной основе?
– НЕТ!!! Договор вступил в силу, обратной дороги нет! – Феи были серьезны.
– Ладно, я просто спросить. На «нет» и суда нет.
Баба Яга манерно отвесила реверанс, степенно забралась в ступу (теперь скакать козой ей не позволял созданный феями образ), и неспешно удалилась.
Интересная получилась картина: летит ступа неспешна, в ней дама в прикиде с помелом в руках. Не спешит, чтобы ветром прическу не разметало. Лететь-то летит, а тридесятое царство не кончается. А уж и солнце того и гляди спрячется, как же тогда за ним лететь? Задумалась Баба Яга. «Что ж делать? Так я неизвестно когда до людей доберусь… Да я ж в сказке! Я ж такое могу!..» Щелкнула костяшками и врубила форсаж! Как ракета рванула ступа вперед. Летит баба, помелом леса заметает, пестом горы обстукивает, реки со свистом перескакивает. Вот уж и солнце почти догнала на закате. Только ступа не железная, старенькая, ей тоже передых нужен. Потянуло от нее дымком. Пришлось Яге останавливаться. Опустилась она у ручейка, побрызгала на ступу чистой водой, на свое отражение в зеркальце заводи полюбовалась: «Хороша! И прическа не растрепалась». И пока ступа, довольно потрескивая, остывала, бабка прикидывала свои дальнейшие планы. Сначала три богатыря, потом – тридцать три морских витязя, а там… видно будет.
Долго ли летела Баба Яга до заставы богатырской – то нам неведомо, но замаячил вдали частокол бревенчатый с воротами тесовыми. Из-за ограды дымок поднимается, видно костер горит, котелок над костром висит. Потянула Яга носом – так и есть, каша варится. Решила сверху глянуть что да как. Только стала повыше подниматься, а тут бах! что-то в ступу снизу! Чуть не вывалилась баба из своего транспорта. Перегнулась, смотрит – стрела торчит! Пришлось срочно садиться, пока не сшибли богатыри окаянные как утицу серую. Спикировала старая в овражек запримеченный, вылезла из ступы. Сразу пойти или переждать малость? Пообедают, может подобреют… Или нет? Совсем забыла бабка повадки людей. Ну да решилась. Авось женщину не обидят. Выбралась на ровное, пошла к воротам.
– Стой, кто идет? – грозный окрик заставил остановиться.
Что делать? Включить ведьму и заморочить все живое вокруг или прикинуться добропорядочной мадам, попавшей в переплет? Первое было привычней, но баба искала не драку, а нечто другое.
– Я Баба Я…, – начала было Яга, но спохватилась, – Ядвига я, баба Ядвига, – выдала бабка невесть откуда взявшееся имя.
– Ядвига? Иностранка, что ли? – более миролюбиво произнес тот же голос из-за ворот.
– Я, я, натюрлихь, – вдруг сыпанула старая.
Створки ворот раздвинулись, за ними стояли три богатыря: Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Да, это были они, спокойные, но готовые ко всему.
– О, мамма миа! – вскрикнула Яга, продолжая выдавать такое, чего сама от себя не ожидала. Откуда что бралось?! – Какие мужчины!
– Фрау! Мадам! Миссис! – заговорили разом богатыри, но тут Илья поднял руку, и остальные замолчали.
– Мадам, откуда вы здесь взялись? Это же край света, здесь только нечисть шастает, а мы ее гоняем.
– Эх, господа, где же ваша учтивость? Вы меня накормите, напоите, в баньке попарьте, а потом и спрашивайте. Или вы сказок не читали? – упрекнула Баба Яга богатырей.
– И то верно, – вставил Добрыня, – что это мы? Алеша, давай баню организуй, а мы стол сообразим.
Илья согласно кивнул.
– Ну вот, другое дело, – улыбнулась «Ядвига», – и можно без стола, сразу в баньку.
– Слово гостя для нас закон, – озадаченно проговорил Илья, поглядывая на своих товарищей. Мол, кто парить пойдет?
Добрыня кивнул Муромцу, типа «отойдем». Отошли.
– Слушай, пусть Алешка парит, – вполголоса проговорил Никитич. – Он молодой, горячий, справится. А то ты иди, – добавил он, видя как товарищ нахмурился, – ты поопытней будешь.
Подошел Попович.
– Там баня еще со вчерашнего не остыла, я чуть подкинул, слегка прогорит – и парься на здоровье. А я пока квасу принесу.
– Погоди, Алеша, надо решить, кто гостью парить будет. Надо уважить, как заведено из стари: ну там «напои, накорми, в бане попарь». Ну что, жребий?
Да только зря они головы ломали. Баба-то давно все решила, всех сразу в баню сводить. Ну и навела морок на заставщиков. Видят богатыри, что дверь бани открывается, а оттуда Аленушка высунулась, рукой машет. Что за напасть?! Откуда она здесь? Пошел Илья разбираться. Да только это Баба Яга в Аленушку перекинулась, не для гадости какой, а за ради утробы своей ненасытной. Но не для еды готовила она утробу, жаждала с драконом богатырским поводиться.
Уж на что богатыри стойкие на всякие ведьмовские заморочки, а тут Яга новую затею приготовила, без вреда для здоровья, потому, видать, и прошло колдовство бабкино. Не увидели подмены мужики.
Как вошел Муромец в предбанник, так его сразу «жена» в оборот взяла, не дала слова сказать. И до того напористо действовала, что Илья ничего не смог ей противопоставить. Осталось только подчиниться и отдаться на волю победителя. Выжала его баба как лимон, а сама вроде как сил только набралась. Отдышался богатырь, натянул порты, рубаху, да и вышел к товарищам.
– Ну, что, откуда она здесь? – навалились те с расспросами.
– Да я и забыл спросить, – спохватился Илья, – я сейчас.
Да только из бани теперь выглядывала Настасья, жена Добрыни. Тот изумился, но пошел, подозрительно покосившись на Муромца. Понятное дело, что вопросы задавать было некогда. Фейерверк страсти, умопомрачительные кульбиты делали свое дело. Никитич тоже не сопротивлялся, продержался подольше, знать дракон помоложе, стойкости в нем больше. И тоже ни слова не говоря, вышел и этот богатырь из бани.
– Кто там у нас? – спросил Добрыню Илья подозрительно. – Ничего не хочешь сказать?
– Жена моя, Настасья.
– А Алена где?
– Не знаю…
– Если я правильно понимаю, теперь должна появиться Любава.
И точно, из бани рукой призывно махала Любава, подзывая Алешу. Тот не заставил себя ждать и бегом побежал к жене. На этот раз страсть била фонтаном с двух сторон, соревнуясь в силе и изобретательности. Но и здесь тоже пришел финал. Попович вывалился из бани в одной рубахе, волоча портки за одну штанину. Его качало как пьяного, но на физиономии блуждала придурковатая улыбка.
Возле бани Муромец с Никитичем ходили кругами как бойцовские петухи, намереваясь учинить побоище ради выяснения: кто же все-таки из жен в бане? Попович пришелся как раз между ними, принял пару толчков с одной и другой стороны, что вернуло его на землю. Он остановился и посмотрел на товарищей:
– Мужики, вы что?
– Да вот, решаем: кто там в бане? Чья жена? Алена или Настасья?
– Да нет, там Любава, Любушка, – протянул Алеша.
– Откуда?! – в два голоса рявкнули его товарищи. – Они что, где-то там все прячутся?
– А пойдем, поищем, – все еще осоловело проговорил младший.
Все решительно повернулись к бане и замерли на месте. Перед ними стояла средних лет дама, отлично сложенная, прекрасно одетая, с великолепными макияжем и прической. Что-то неуловимое в ней напоминало давешнюю гостью.
– Господа, вы прекрасные мужчины. Спасибо за прием! В благодарность я сделаю так, что вы никогда не вспомните этот день. Вам не надо будет объяснять что-то кому-то. На заставе ничего не произойдет, гарантирую. Можно спать спокойно. А я отправляюсь дальше. Не подскажете, как найти тридцать морских витязей с их дядькой Черномором? Ах да, очевидно, на морях. Прощайте, мне было с вами хорошо!
Яга (теперь уж язык не повернулся бы назвать ее бабой) свистнула, появилась ступа, похожая скорее на летающую лодку, мадам взошла на борт и отдала команду на взлет. Набирая высоту, она помахала платочком троице стоящих внизу завороженных мужиков.
– Что это было? – спросил Илья товарищей, когда лодка скрылась из виду.
– Наверно опять какая-то дрянь в кашу попала – мак или конопля, – ответил Добрыня.
– Надо тщательнее крупу перебирать. Я понятно объясняю?
На заставе день завершился без эксцессов. Богатыри спокойно выспались без караула. Ни на утро, ни когда-либо еще они не вспоминали о происшествии того дня. И только время спустя до них дошли слухи о некой мамзели Ядвиге, разыскивающей морских витязей и устроившей переполох на морях.
А о Бабе Яге с тех пор никто и не слыхал. Леший уже сжился с избушкой как с родной. Ундины и прочая вернулись в родное болото. Водяной вынырнул из своей бездны. Короче, жизнь вернулась на круги своя. И только где-то по миру носит волшебный челн с молодой красоткой Ядвигой, которая ищет настоящих мужчин и кружит им головы.