Сталкер, бывший ещё совсем недавно самым обыкновенным бросившим университет бездельником по имени-отчеству – нарочно не придумаешь! – Остап Ибрагимович, с не совсем обыкновенной фамилией – судьба, видимо, решила оторваться по полной! – Золотой, награждённый не мудрствующим лукаво контингентом Зоны закономерным прозвищем Бендер, был занят своим обыкновенным делом – он, так сказать, в полный рост валял дурака. И всё бы ничего – в минуты затишья в Чернобыльской Зоне Отчуждения было реально скучно хоть псевдоволком вой, и местные бродяги развлекались кто во что горазд – но Бендер… как бы это повежливее… ссал бензином у подножия вулкана, причём умудряясь при этом вихляться из стороны в сторону и даже приплясывать на месте.
Одним словом, парень делал «сэлфи» на фоне… Монолита.
Исполнитель, не умея сменить заезженную психо-пластинку, бубнил про оконченный путь, видимое им желание и обещание скорого его исполнения, но сталкер, казалось, не обращал на внутричерепную долбёжку никакого внимания: он, ничтоже сумняшеся отсутствующей аудиторией, упоённо кривлялся, строил рожи одну другой уморительнее и блямкал затвором смартфона с разных ракурсов. Будь в легендарном зале помимо Бендера и Монолита кто-то ещё, его (или её) однозначно хватил бы кондратий – настолько беспардонной наглости не позволял себе даже известный своим цинизмом Снайпер. И дело было даже не в том, что Бендер похабил самую известную святыню Зоны – в общем-то, ничего непристойного сталкер не делал, скабрёзности не орал и «здесь был Остап» на светящемся Камне не рисовал – но всё-таки по мнению большинства человеческих обитателей зоны финал нелёгкого во всех смыслах путешествия к Монолиту должен был бы выглядеть… слегка иначе.
– Улыбочку! – сосредоточенно гундел Бендер, отклячивая зад и делая вид, что приобнимает Монолит за несуществующее плечо. – Мрачный ты какой-то сегодня, Каменномордый… ой, я моргнул, давай ещё!
С момента появления в здешних краях Остапа прошла всего лишь пара-тройка месяцев, однако парень успел стяжать славу записного балагура и неутомимого выдумщика и паяца. «Шут гороховый!» – плевался Болотный Доктор, в кои-то веки по пути к учёным заглянувший на «Янов» и по «счастливой» случайности попавший на очередное спонтанное представление Бендера – тот, разукрасив себя невесть откуда добытыми красками и взобравшись с ногами на стол, изображал нападение снорка на женскую баню. «С Шутником бы тебя свести!» – качал головой Кардан, невольно ухмыляясь новой миниатюре Бендера. Прочие же попросту хохотали, без конца вызывали новоявленного скомороха на бис и, не скупясь, угощали комика чем были богаты.
Забавно, что при всём своём клоунстве Бендер неплохо разбирался в радиотехнике и даже весьма тесно сошёлся на этой теме с Азотом, собираясь вместе с тем соорудить большую параболическую антенну для улучшения сталкерской связи. Проект, увы, заглох, однако отдалённо смахивающий на одного из российских президентов «долговский» техник под большим секретом поведал общественности об открывшихся ему истинных – как ему казалось – причинах столь эпатажного поведения новичка.
– Каждый из нас бережётся от Зоны по-своему, – говорил, понижая голос, Азот. – Он – вот так. То ли развеселить Чёрного сталкера хочет… то ли отвлечь его… то ли Смерть смешит, чтобы та косу поднять забыла… бес его разберёт.
Сталкеры верили и не верили – больно уж экстравагантным казался загрубевшим бродягами способ Бендера – но вынуждены были признать: пока что, тьфу-тьфу-тьфу, Костлявая обходила парня стороной, а Госпожа Удача, наоборот, частенько гладила по головке и подкидывала то редкий арт, то неплохой заказец, а то и просто нашёптывала безопасную тропинку, которые здесь, как заведено, менялись по несколько раз на дню.
– Ну… пожалуй, хватит с тебя, Каменномордый! – Бендер с треском захлопнул свою любимую «раскладушку», самолично разрисованную им в безумную радужную психоделику. – Попозировал – и будя. Я, кстати, тебя повыше представлял, ну да ладно. Теперь, собственно говоря, о цели моего визита…
Монолит, казалось, вздохнул с облегчением и вроде даже затараторил чуть быстрее.
– Итак, – затейник ударил в ладоши и с преувеличенной торжественностью опустился на колени. – Итак. Хочу…
Худое небритое лицо Бендера отразило весь спектр эмоций: от скептицизма в возможностях Исполнителя и готовности к тому, что всё окончится бездарным фарсом, до жгучего, практически непреодолимого желания и в этот единственный и неповторимый в жизни момент остаться Клоуном С Большой Буквы и загадать барабан, будёновку и велосипед. Тем не менее, врождённое чувство меры удержало сталкера от уже явно излишнего фиглярства, и он с несвойственной ему серьёзностью взглянул на горящий голубым огнём кристалл.
– Я хочу стать непобедимым, – отчего-то дрогнувшим голосом промолвил парень, которого совсем недавно звали Золотым Остапом Ибрагимовичем. – Хочу, чтобы победить меня не мог никто… и никогда. А… денег мне не надо.
Последнее за Бендера добавил, разумеется, вновь заплясавший в его глазах чертёнок, вселявшийся в парня на каждом его представлении – но Желание уже было высказано, услышано – и исполнено.
А потом Монолит ослепительно воссиял тысячью солнц, после чего, несомненно, произошло что-то настолько непонятное слабому человеческому уму, что в подкорке осталась только рваная дыра с обугленными по форме силуэта Исполнителя краями, а спустя пару часов сталкер пришёл в себя… в трёх километрах от ЧАЭС. Истории про Исполнитель, в которые Остап, признаться, никогда не верил до конца, оказались правдой – по крайней мере то, как он во мгновение ока оказался на Радаре, парень не помнил напрочь. Дико болела голова, чудовищно хотелось есть. Кое-как доковыляв до бара «Сто рентген», Бендер повалился на свою койку и отключился.
* * *
Весть о том, что «наш Чарли Чаплин» дошёл до Монолита и даже чего-то там загадал, моментально облетела окрестности «Юпитера» и не только. Сталкеры, конечно же, ничего у Бендера выспрашивать не стали, но смотрели на эксцентричного сталкера уже немного по-другому. Да и шутить парень стал реже… и сами шутки стали другими. Нет, он по-прежнему был не прочь вышутить бармена Бороду за его тайное (как тот считал) пристрастие к молочному шоколаду или по-доброму высмеять дока Костоправа, решившего однажды удалить самому себе больной зуб, но…
Но что-то неуловимо изменилось… каждая импровизированная сценка уже не заканчивалась фирменным Бендеровским искромётным эпилогом; как бы через силу доиграв новый самопальный экспромт, сталкер как-то замыкался – и ожидающие финального ядрёного красного словца зрители снова разочарованно аплодировали с чувством лёгкого неудовлетворения. Азот, добрая душа, на правах близкого друга однажды прямо поинтересовался у парня, куда делась его «визитная карточка», его «контрольный не в бровь, а в глаз», его едкая эпиграммная отбривка перед самым опусканием подразумевающегося занавеса, благодаря которой, в основном, и запоминались сценические номера Бендера.
Лицедей задумался, пожевал губу, пожал плечами – и ничего не ответил. А потом вышел к ожидающей окончания антракта полупьяной публике, отыграл пародию на Дегтярёва, вместо «Ската» нашедшего схрон с самогоном – и вновь, оборвав себя на половине реплики, ушёл за повешенные Бородой вместо кулис старые одеяла в задние комнаты бара.
Сталкеры недоумённо переглядывались, но с вопросами не лезли. Во всяком случае, Бендер был тем, кто в одиночку дошёл до Монолита и высказал ему своё Заветное Желание. Что мог загадать такой неординарный сталкер, бродяги за глаза обсуждали долго и кропотливо, но так ни до чего и не дообсуждались. Окромя как-то поугасшего театрального энтузиазма парень со своего похода к Центру Зоны совершенно не изменился – не стал ни удачливее, ни богаче, ни талантливее (да, некоторые предполагали, что Бендер мог загадать и такое). Действительно, он теперь несравненно реже веселил окружающих – но так всем людям рано или поздно надоедает валять дурака, тем более в таком крайне неподходящем месте, да и взросление тоже нельзя было сбрасывать со счетов (а мужало пацаньё в Зоне как на дрожжах). Одно только беспокоило простодушного Азота – каким же теперь образом его друг бережётся от всевидящего ока Зоны, чем же сейчас закрывает он своё сердце и душу от занесённой над головой каждого сталкера косы старухи в чёрном балахоне?
А на самом деле всё было проще некуда. Исполнитель, верный своему каменному слову, выполнил просьбу поклонившегося ему человека – и наделил того Абсолютной Непобедимостью. Поначалу Бендер, как любой нормальный человек, проверять обретённое трусил и оттягивал неизбежное как мог, но, как говорится, не было бы счастья, да дерьмо случается – возвращаясь через Свалку, он вляпался в банальнейшую бандитскую засаду. Гопники даже не особо прятались, чувствуя себя на этой локации как дома, и, лениво перекидываясь задорными матерками, вальяжно окружали одиночку.
Правда, было их пятнадцать человек – против одного Остапа.
Что случилось дальше, парень понять не успел. В глазах будто полыхнула цветная метель, а когда дурнота рассеялась… вокруг в разных позах лежало полтора десятка трупов в «адидасках» и дешёвых штормовках с чужого плеча. Автомат с целым рожком мирно покоился за спиной – а вот в руках хищно подрагивали два окровавленных изогнутых керамбита, причём на полумесяце лезвия левого болтался какой-то странный ошмёток, напоминающий неровно оторванный кусок пергамента. Бендер, как во сне, тщательно отдраил ножи, подобрал рюкзак и, сомнамбулически переставляя ноги, пошёл дальше. Случайно бросив взгляд на КПК, он обнаружил, что провёл на Свалке всего три минуты.
«Я хочу стать непобедимым, – всплыло в памяти как будто произошедшее несколько лет назад. – Непобедимым… непобедимым… непобедимым…»
Через неделю Бендер решился на добровольный эксперимент. Собрав и перепроверив информацию, он вызубрил наизусть карту местности, дрогнувшей рукой перекрестился, перехватил поудобнее верные ножи – и шагнул в пещеру, где по всем слухам обосновалась гигантская химера. Само собой, сталкер был один – даже зная о его новоприобретённой способности, никто не подписался бы составить ему компанию – покончить с собой в Зоне у сталкера существовало множество более безболезненных, надёжных и быстрых способов: например, шагнуть в «мясорубку», сунуть голову в «кисель» или, на худой конец, обозвать горячо любимый Зулусом капустный пирог Дианы Стрелковой «веганским позором» – да мало ли! Но затеянное Остапом было форменным безумием…
В этот раз всё закончилось ещё быстрее. Уже знакомая вспышка разноцветья перед глазами – и в забрызганной липкой вонючей кровью пещере раскатился предсмертный хрип одного из самых ужасных чернобыльских мутантов, после чего один за другим раздалось несколько отрывистых хрустких влажных чавков, когда тяжёлая бутса втаптывала в песчаный пол пищащих новорождённых химерёнышей. И на этот раз на Бендере ни осталось ни единой царапины.
Так в Зоне, где «благодаря» то ли инопланетному, то ли божественному, а то ли вполне себе земному разуму смерть столь изобретательно принимала невообразимо причудливые формы – от кажущегося обыкновенным туманом облачка радиоактивного газа до слышащегося неопасным жужжанием звука зарядившейся «электры» – появилась новая её разновидность. И самое страшное заключалось в том, что сама она о том и не подозревала.
* * *
Ты будешь прав, о читатель, предположив для всей этой истории неминуемо дурной конец, ибо ТАКИЕ истории не могут, да и не имеют права хорошо заканчиваться.
Нет, Бендер не стал безнаказанным кровавым маньяком, раздающим удары налево и направо; он не возомнил себя богом заражённых земель или, того хуже, героем-линчевателем с медалью вседозволенности на шее; у него не сорвало башню от своей непобедимой непобедимости – перебесившись, он, как бы жутко это не звучало, научился с ЭТИМ жить – и жить, надо признать, неплохо (в редкие минуты благодушия он жёлчно называл самого себя «непобедимым победитовым победителем», имея в виду знаменитый сверхвысокотвёрдый советский сплав спечённого с кобальтом вольфрама, шедший на изготовление разнообразнейшего режущего инструмента).
Ненужными теперь боеприпасами он всё же закупался, дабы не вызвать ненужных подозрений, но со временем научился обходиться даже без ножей. После «аффекта», как он сам называл приступы своей «непобедимости», как и раньше, мельтешило в глазах и ломило суставы… да ещё эта кровь… крови всегда было много, очень много. Несмотря на это, Бендер всё так же не помнил ровным счётом ничего из того, что он творил в момент «прихода» – и сталкер был признателен Монолиту за это. Знать, КАК ИМЕННО ты порвал напополам слепую собаку, желанием как-то не горишь.
Но, как известно, Исполнитель всегда оставлял последнее слово за собой. И Золотой Остап по прозвищу Бендер исключением не стал.
Был поздний вечер, необычно тихий вечер в Зоне; до Выброса было далеко, и то тут, то там в редколесье поднимались хилые струйки дыма костерков сталкерских привалов. В воздухе висела чуть заметная морось реденького грибного сеянца; солнце только что зашло, но всё ещё слепо шарило оранжевым веером по закатному небосводу. Невозможно мирно пахло печёной картошкой.
Бендер сидел, как водится, в одиночестве – Азот, ссылаясь на занятость, раз за разом отказывался составлять ему компанию в рейдах, а с остальными отношений как-то не сложилось. Последний «аффект» накрыл парня с полчаса тому назад, и дюжие спазмы голода болезненно сжималиь и разжимались в животе как холодные вибрирующие пружины. Срочно нужно было что-то «закинуть на кишку», и сталкер торопливо вскрывал консервированное мясо, когда какой-то странный булькающий звук заставил его резко обернуться.
Невдалеке стоял одинокий пси-пёс. Не успел Бендер удивиться, что осторожный псионик, к тому же без верной стаи за спиной, обычно вооружённых людей сторонится, как увидел лихорадочно ходящие бока псины, увидел тянущуюся с незакрывающейся как у мурены пасти хлюпающую струйку зеленоватой слюны (отсюда, видимо, и бульканье), увидел дёргающиеся уши – и понял, что страшный пёс просто-напросто болен, а, может быть, даже умирает.
– Тебе чего, пся? – буркнул сталкер, подцепляя из банки кусок тушёнки и отшвыривая его собаке. – Ранен? На, жри.
Горящие как капельки лавы глаза уродливого пса проводили улетевшее в кусты лакомство и снова уставились на сидящего у костра человека. Бендеру некстати пришло в голову, что у чернобыльских котов-баюнов, в отличие от пушистых мяукающих родственников с Большой Земли, глаза в темноте почему-то совсем не светятся. И ещё ему подумалось, что пёс этот треклятый в холке, пожалуй, и по грудь взрослому мужчине будет…
– Ну и пшёл вон! – повысил голос сталкер, нашаривая и подтягивая к себе только что вычищенный керамбит.
В костре треснула ветка, к чёрному небу взлетело огненное крошево, на мгновение стало немного ярче, и Остап разглядел, что хвост пса, по обыкновению задранный вверх (он где-то читал, что остальной стае он служит чем-то вроде командирского жезла), сейчас крепко-накрепко прижат между задних лап мутанта к впалому брюху. А это могло означать только одно…
Пёс готовится к прыжку.
Мощный удар в грудь опрокинул сталкера на спину, ухваченный было нож выскользнул из пальцев. Правую ногу ожгло нестерпимой болью – ботинок угодил в костёр. Горло сжало словно удавкой, в лицо чваркнул удушливый шмат слизи. Резкая боль пронзила виски – пси-пёс, вопреки расхожему мнению, не рвал горло жертвы, предпочитая более эффективный удар клыками в тонкую кость над скулой. Перед глазами запылал знакомый пламень «аффекта»…
… но было уже поздно – реакция порождения Зоны, даже ослабленного, даже больного, раненого или умирающего, во много раз опережает таковую у человека, до сих пор остающегося здесь чужаком.
«Я же непобедим, – пронеслось в гаснущем сознании Бендера подобно последней электрической искорке обесточенного генератора, и его слабеющие руки рефлекторно попытались отодрать от себя огромную кошмарную оскаленную морду пса. – Я же непобедим… почему… почему… Монолит…»
А потом мир накрыла тьма, и ничего так и не успевший понять сталкер Остап Бендер умер. Некрасивый смешливый весельчак, перепутавший непобедимость с бессмертием… и запросто убитый бессловесной полуразумной тварью, собравшейся не побеждать – но всего-то-навсего утолить свой примитивный первобытный голод.
Отвратительное животное поспешно доглодало свою неожиданную добычу, фыркнуло на почти потухший огонь и, вылизываясь на ходу, растворилось в ночи. В хилом живом существе, ещё минуту назад сидевшем у костра и кидающем ему резко пахнущие человеческим духом подачки, пси-пёс не видел врага, агрессора или даже соперника – двуногий был для зверя всего лишь ЕДОЙ. Ни больше, ни меньше. Куском тёплого, сочащегося горячей кровью, ещё конвульсивно подрагивающего на зубах мяса.
А кто же будет ПОБЕЖДАТЬ – ЕДУ…