К своим шести годам Ника побывала вместе с мамой у всех лучших московских врачей и профессоров. Бесконечные простуды, пока не удалили миндалины, в которых гнездилась их причина, дали осложнение. Ника жаловалась: «Ножки болят».
Проводя много времени в больницах, сидя в длинных очередях к врачам, Ника насмотрелась на больных деток и рано поняла, что в своей беде не одинока. Она видела младенцев с врожденным вывихом в распорках, детей закованных от головы до ног в гипсовой панцирь, травмированных, на костылях и, слушая разговоры взрослых, вопросы обеспокоенных мам и ответы врачей, на лету схватывала смысл сказанного. Неожиданно выдавая учёные фразы в беседах со взрослыми, она удивляла всех своей эрудицией.
Ника была сложным ребёнком. При всём своём педагогическом опыте, мать не могла найти к ней подхода. Необычное для маленького ребёнка проявление характера она не могла себе объяснить кроме как отклонением от нормы. Это её беспокоило.
Они жили в коммуналке, в большой трёхкомнатной квартире на три семьи, с большим коридором, заставленным хозяйственными вещами, широкой ванной комнатой, отдельным туалетом и общей кухней. Места общего пользования убирали поочерёдно.
Однажды, выбрасывая фантики от ирисок, Ника увидела в мусорном ведре розового целлулоидного медвежонка. Такой был у соседской Милочки. У той было полно игрушек. Ника не понимала, зачем их так много, со всеми и играть-то некогда. У Ники была большая кукла с закрывающимися глазами и несколько маленьких куколок, которых она любила даже больше, чем большую. Единственное, чему завидовала Ника, это новогодняя ёлка у подружки. Она была увешана разноцветными огоньками и необыкновенными ёлочными игрушками, среди которых были стеклянные птички с шёлковыми хвостиками, крепившиеся на прищепки. Зато, мамина ёлка, наряженная шоколадными конфетами, орехами в золотой обёртке и мандаринами, которые срывали прямо с ветки и угощали детей, вызывала у Милочки неменьшую зависть.
«Как он оказался здесь?» Ника не могла понять, как такое могло получиться.
Она подняла мишку, и у неё сердце сжалось от горя. У него были продавлены лапы, животик и мордочка. «Бедненький, кто тебя так?» Она принесла его в свою комнату, положила на носовой платок, достала из аптечки бинт и вату. Комочки ваты напихала в открытые раны, забинтовала Мишку, завернула в платочек, положила на подушку и накрыла своим одеялом.
Мать не сразу обнаружила прибавление в семействе. А когда достала игрушку и развернула, то испугалась.
– Ты зачем притащила эту дрянь? Это мусор! Его выбросили, а ты, как нищенка, побирушка притащила его в дом! Ты не понимаешь, что это унизительно! Это позор!
– Мамочка! Только не выбрасывай его! Он бедненький, я его вылечу! – плача, переступая с ноги на ногу, умоляла девочка.
Но мать была непреклонна. Разбинтовав игрушку, она взбеленилась:
– Это тебя надо лечить! Только не знаю, какому врачу тебя показывать.
Она так и не вернула Нике больного Мишку.
Для матери было потрясением, когда детский врач подкрепила её худшее предположение.
В больничной палате кроме Ники были ещё три девочки. Они уже прошли через ужас операции по удалению миндалин и ждали выписки. Они с сочувствием смотрели на только что поступившую девочку, замкнувшуюся от страха перед предстоящим испытанием.
В палату вошла лечащий врач. У неё в руках была карта новой пациентки. Она глазами нашла трафарет с фамилией Ники и подошла к её койке.
– Как твоя фамилия? – спросила она, обращаясь к Нике.
«Зачем доктор спрашивает, если и так знает?» – Ника молчала.
– Ты что, глухонемая? – раздражённо настаивала врач.
– Нет, нет, нет! – закричали девочки. – Она нормальная! Её зовут…
Врач вышла, рассерженно закрыв дверь. Ника обрадовалась, что злая «ухо-горло-нос», закрыв за собой дверь, отказалась от непослушного пациента и ушла навсегда.
Операцию Нике делал мужчина. От одного этого ей стало легче на душе. Он делал своё дело, подбадривая ребёнка, при этом говоря с ней, как со взрослой. И после операции он перевёл девочку в свою палату.
Как часто, не видя скрытых механизмов происходящих событий, мы приходим к ложным выводам!
Врачиха вызвала мать Ники и сообщила:
– Видите ли, я разговаривала с вашей девочкой и пришла к выводу, что ребёнок дебильный. У меня большой опыт работы с детьми. Мой вам совет: для обследования нужно перевести девочку в психоневрологическое отделение.
– У меня тоже немалый. Не думаю, что вы могли понять мою девочку после минутного общения с ней. Она очень разумный ребёнок. Ника уже в три года наизусть знала «Конька-горбунка», а в пять сама начала читать. И мой вам совет – не давайте родителям свои советы. Вы – лор – отоларинголог, вот и занимайтесь своим делом. И я против того, чтобы такой врач, как вы, лечили мою дочь.
После посещения больницы у матери была истерика.
Ослабленного ребёнка на лето решено было вывезти в деревню к бабушке. В июне, когда закончился учебный год и у матери начался отпуск, она повезла Нику на свою малую родину – в маленькую смоленскую деревеньку. От станции, куда прибыл поезд до райцентра добрались на автобусе. Там их уже ждала младшая сестра матери – тётя Нина. Дальше предстоял путь на конной тяге. Коняшка, запряжённая в телегу, стояла поодаль, громко фыркая и обмахиваясь хвостом. Вещи погрузили на телегу, уселись на солому сами и рядом усадили девочку. Сивка-бурка тронулся в путь по просёлочной дороге.
Ника, стремящаяся узнать и понять, как устроен этот мир, смотрела на всё широко распахнутыми глазами. Здесь не было ничего, что окружало её в городе. Это был совсем другой мир и другая жизнь. До горизонта – поля в окружении лесов. Атмосфера, наполненная звуками и запахами природы. В небе заливается жаворонок, в траве стрекочут кузнечики, синеют лужайки васильков во ржи, качаются ромашки среди льна. Слышится скрип телеги, мычание коров на лугу, пчелиный гул в цветущих кронах лип. Ветерок доносит запах скошенной травы и сладкий аромат клевера. Деревня жила натуральным хозяйством. У бабушки были курочки, гуси, утки, овечки и даже коровка.
– Бабуля! Что же мне делать? Мы не привезли с собой игрушки, – пожаловалась Ника, когда привезённый багаж был разобран.
– Не горюй, глазастик мой! Будет у тебя кукла. Сейчас мы с тобой её сделаем.
Бабушка свернула кусок белого полотна в трубочку, и такой же, только поменьше, привязала поперёк в качестве ручек, и верёвочкой перевязала крест-накрест. Из шелковистого льна сделала куколке волосы и заплела в косички. Угольком нарисовала глаза, тонкой линией обвела рот. Куколка ожила. Из пары лоскутков получился наряд, а ещё и косынка. Бабушка завернула куклу в платочек и протянула внучке:
– На, нянчи.
Ника подхватила её и побежала играть. Но через минуту вернулась.
–Ба! Смотри, она бледная, как мел. Наверное, у неё температура. Надо срочно лечить.
– Может ей врача из райцентра вызвать?
– Зачем врача, я сама её вылечу.
– Так, что ты у нас – Айболит? Доктором будешь, когда вырастешь?
– Нет, я не люблю, когда делают уколы.
– А кем же ты будешь?
– Не знаю, наверное, как мама – учительницей. Буду деток учить. – Сказала и спохватилась: – Ну, я пошла, мне ребёнка надо лечить.
– Эхе-хе! Горе ты моё луковое! Чудо расчудесное! Золотце моё самоварное! – рассыпалась она в эпитетах, которых нахваталась в детском саду. – Сейчас мы займёмся твоим здоровьем. Я назначу тебе витамины группы B. Только сначала мы сделаем прививочку. Чего ты испугалась? БЦЖ* совсем не больно, как комарик укусил. Ты же не боишься комариков? Сейчас найду шприц. – Она сорвала стебель одуванчика, тоненькую травинку вставила в стебель одуванчика как поршень в трубочку. – Не бойся, лапонька, это не больно, я умею укольчики ставить. Ой, чуть не забыла! Ещё пирке** нужно – царапку на руке. Дай свою правую руку. Вот и порядок! А теперь поспи, а то я замучилась с тобой. Пойду погуляю.
Поздно вечером, перед сном, когда все дела были переделаны и силы закончились, две сестры разговорились. Днём-то и поговорить некогда, забот полно.
– Господи, такой разумный ребёнок! Иногда оторопь берёт! Говорит, как взрослая! Слова-то какие, я таких и не слышала! – удивляясь на племянницу, говорила Нина.
– Да, она у меня и самостоятельная, и разумная. Только ты себе представить не можешь, как я с ней замучилась. Не ребёнок, а наказание какое-то! Постоянно болеет.
– Дети – такие дети. Без болезней не растут.
– Нет, так как моя никто не болеет. У меня в классе тридцать пять учеников, контактируют друг с другом, и то так часто не болеют. Горло у неё слабое. Ангина осложнение дала – ножки болят. Натираю денатуратом, заворачиваю в пуховый платок – только тогда засыпает. Мы всех наших светил медицины прошли, а толку никакого.
– Не переживай так. За лето окрепнет, поправится. На солнце, на свежем воздухе, молоко натуральное, – вылечится девочка, – успокаивала сестра.
– Не знаю за что мне такое испытание.
– За грехи! – послышался старческий голос из темноты. – За убиенных деток.
Мать, которая спала на печи, слыша сквозь сон разговор своих дочерей, не могла сдержаться.
– Каких деток? – похолодели дочери.
– Как каких? Аборты, небось, делала? А то, почитай, десять лет замужем, а детей не было. С чего бы?
– А что, лучше, если бы нарожала пятерых от инвалида? Я-то хотела, да Сашка сам был категорически против детей. И не то чтобы против ребёнка, а просто не верил что от него, израненного, контуженного, могут родиться здоровые дети. Говорил: «Какой от меня ребёнок, у меня здоровья нет, тебе со мной одним тяжело, а тут ещё ребёнок слабый. Будешь потом меня проклинать».
– Но я-то родила вас от инвалида! Поднимала пятерых одна без мужа! После Гражданской, в голод, в деревне вырастила пятерых детишек мал-мала меньше здоровыми, на ноги поставила. И с Отечественной войны все живыми-здоровыми вернулись. Я вымолила вас, и род продолжился.
Прошло несколько дней.
Рано утром бабушка подозвала Нику, чтобы показать что-то интересное. В решете, накрытым холстиной, сидели нежные пушочки с утиными клювиками. Их было семь. Бабушка выпустила их на пол, чтобы покормить, покрошив им варёное яичко. И эти только что вылупившиеся утятки стали клевать! Ника от радости захлопала в ладоши. Но тут они заметили, что один утёночек хромает и еле передвигается.
– Куда ж его? – качая головой, сказала бабушка. – Отдам кошкам.
– Нет, бабушка, отдай его мне, бедненького!
– Зачем он тебе?
– Я его вылечу.
– Ну бери.
– А это девочка или мальчик?
– Кто ж его знает!
– Так… – сложив ручки замочком на поясе, сказала Ника и как-то озабоченно вздохнула. – Буду звать её Лили.
Отгородив в палисаднике уголок, она посадила туда птенчика, позаботившись для него о водичке, пропитании и выпросила у бабушки оцинкованный тазик, чтобы учить утёнка плавать. Оказалось, что плавать он умеет лучше, чем ходить. Целый день Ника не отходила от своей живой игрушки. Вечером решила забрать Лили в дом, а то вдруг ночью ей будет холодно. Поставила корзинку с уточкой рядом со своей постелью и накрыла полотенчиком, как одеялком.
– Спи моя хорошая! Спи моё солнышко ненаглядное! Я тебе сказку расскажу. – Свою любимую книжку она знала наизусть с трёх лет. – «Жил в дремучем лесу озорной медвежонок Мишка, и не было лесным зверькам от него никакого покоя. Одного он толкнет, другого ударит, третьего…» Тут у неё самой глаза начали слипаться, и вот она уже заснула.
Утром, проснувшись, Ника увидела, что корзинка пуста. Стала искать, а уточка забралась на постель и рядом спит.
– Ну ладно, прописываю тебе постельный режим.
Днём Ника неотступно следила за птенцом. По нескольку раз в день сажала в тазик с водой. И стала замечать, что места в тазу становится всё меньше и меньше. Утёнок быстро подрастал. Ника стала носить его в корзинке на реку, купаться вместе со всем выводком.
Лили сильно хромала, западая на одну лапку. У неё явно был подвывих сустава.
Ника смотрела, как бедняжка ковыляет и у неё сердце сжималось от жалости.
– Иди-ка сюда. – Ника взяла уточку на руки. Лили притихла. – Не бойся, миленькая, я только посмотрю твою лапку. – Ника осторожно прощупала ножку бедняжки. Та не вырывалась, как будто от прикосновений девочки чувствовала облегчение. – Ну что тут можно сказать? Похоже на вывих. Но это ничего страшного. Я думала, тут хуже, – рассуждала она вслух. – Не волнуйся. Мы поставим тебя на ноги. Вернее, на лапы.
В больнице Ника насмотрелась, как маленьким детям исправляют врожденный вывих с помощью несложной конструкции типа распорки – шины Виленского***. Она решила, что если к обеим лапкам прибинтовать палочку-поперечину, то Лилька будет уверенно опираться на обе лапки.
– Не бойся, многим деткам доктор Виленский помог. Это не больно. Только нужно найти хорошую палочку и прибинтовать к лапкам.
– Господи! Такая малАя, а рассуждает как взрослая. Что значит мать – учителка! – удивлялась бабушка, слыша как Ника разговаривает с уткой.
«Хорошо бы подошла лопаточка, которой доктор проверяет горлышко, а потом дарит ребёнку», – думала Ника. У неё дома была уйма таких лопаточек. Ей надо было найти похожую. Она пошла на задний двор, где рядом с дровницей стояли козлы, на которых распиливали брёвна. Среди опилок валялось много деревяшек. Ника подняла несколько подходящих щепок.
– Бабушка, мне нужен бинтик.
– Зачем тебе?
– Лапку утёнку завязать.
– Такой подойдёт?
– Годится.
К перевязке всё было подготовлено. Можно было приступать.
– Ба! Пойдём со мною, я без тебя не справлюсь. Я подержу Лили, а ты завяжешь ей ножки.
– Как скажете, доктор!
– Ты же потерпишь, деточка. Ты же умненькая! – сказала Ника, поймав уточку.
– И надолго это? – выполняя указания «доктора», спросила бабушка.
– Бывает полгода, а иногда бывает год.
Бабушка покосилась на Нику.
– Это слишком долго. Ты же в августе уедешь. А мне не до неё.
– Ба! Я пока Лильку не вылечу, никуда не поеду.
Первое время Лили не хотела вставать на лапы, но при этом плавала свободно.
Постепенно она привыкла к неудобству, научилась ходить вразвалочку, переваливаясь с ноги на ногу. Общие старания оказались не напрасными – за пару недель сустав Лили выправился. К радости Ники Лили влилась в компанию подросших утят, и теперь среди них её было трудно узнать.
Лето подходило к концу. Впереди ждала школа, первый класс, о котором Ника так мечтала. Но и уезжать из деревни ей не хотелось, особенно тяжело было расстаться с Лили.
Но наступил день отъезда.
– Ну что ж, солнышко моё ненаглядное! – сказала она на прощание, взяв на руки потяжелевшую утку и гладя её. – Будь здорова, не простужайся, не кашляй. Пиши чаще.
Треволнения первой недели в школе не могли заставить Нику забыть Лили. Каждый день она проверяла почтовый ящик, ожидая письма из деревни, надеясь узнать, как поживает её подопечная. В редких письмах тётя сообщала о важных делах и печалях. Она писала: «Собранный лён вывезти до снега не успели, так и остался в снопах на полях. Сено в колхозе закончилась, скотину кормят соломой. Много скота забили». Смысл писем пугал Нику. Она тревожилась за свою любимицу, не хотела бы ей горькой судьбы.
А в феврале пришло письмо из деревни: «Птицу всю порезали. На прошлой неделе доели последнюю утку». Тут мать обратила внимание, что Ника сидит как в воду опущенная.
– Что ты, деточка, опять куксишься? Опять заболеваешь? Давай температуру померим. Что за ребёнок, просто наказание какое-то!
– У меня нормальная температура.
– Что с тобой, доченька! Расскажи маме. Я ведь твоя подруга.
– Нет! – Упрямо ответила девочка.
– Как нет, я же твой самый близкий, родной человек. У тебя не должно быть от меня тайн.
– Нет!
– Давай будем подругами!
Ника посмотрела на мать пристальным взглядом. Сейчас ей как никогда нужен был человек, которому она хотела бы поведать о своём горе. Но только не матери она смогла бы открыться.
– Нет!
– Ну почему?
– Может, потому, что ты много врёшь? – вопросом на вопрос ответила девчушка.
– Когда это я врала? – вскипела мать.
– Когда с тётей Ниной разговаривала.
– Так, наверное, это была ложь во благо!
– Значит, врала?
– Ника, я думала, что воспитала хорошую, добрую девочку! А ты – злая!
Мать не могла успокоиться. «Что мне с ней делать? Это она маленькая такая. А вырастет – что из неё получится?»
«Почему взрослые такие злые?» думала Ника, тихонечко плача в подушку. Когда я вырасту – буду доброй. Добрыми же быть лучше!»
……………………………………………………..
*БЦЖ – Вакцина против туберкулёза.
**Пирке проба – диагностический тест на туберкулёз.
***Шина Виленского – распорка для разведения ног малыша. При врождённом вывихе позволяет удерживать суставы в определенном положении. Конструкция фиксирует и сохраняет сустав в нужном положении и уменьшает нагрузку на сочленение. Это приводит к постепенному устранению патологии и полному выздоровлению.