Родник

Артур Балаев
 (МОЛОДОЙ ОФИЦЕР - ВОЙСКОВОЙ РАЗВЕДЧИК - НЕЧАЯННО ИЗУРОДОВАЛ ГУСЕНИЦАМИ БОЕВОЙ МАШИНЫ ПЕХОТЫ ЕДИНСТВЕННЫЙ НА ВСЮ ОКРУГУ РОДНИК, ПРЕВРАТИВ ЕГО В ГРЯЗНОЕ МЕСИВО. ВЕСЬ ЛИЧНЫЙ СОСТАВ РАЗВЕДОВАТЕЛЬНОГО БАТАЛЬОНА, ПРИВЫКШИЙ БРАТЬ ВОДУ В РОДНИКЕ, ОТВЕРНУЛСЯ ОТ СТАРШЕГО ЛЕЙТЕНАНТА. ЕГО МУЧИТ СОВЕСТЬ И ОН ПРИНИМАЕТ НЕОЖИДАННОЕ РЕШЕНИЕ...)
... Почту доставили в подразделение сразу после завтрака. Я только-только успел преодолеть путь от походно-полевой кухни до штабной палатки, как к лагерю, урча и газуя, подъехал грязно-серый, как степной сурок, бронетранспортер БТР-60 ПБ. Солдаты, минуту назад медленно, с ленцой раскуривавшие особо сладкие после принятия пищи сигареты, вмиг побросали "бычки" и в считанные секунды плотным кольцом облепили горячий панцирь бронетранспортера...
- Загребельному Косте есть что-нибудь?....
- Почтальон, глянь, для Газаряна!...
- А как там Корякову? Посмотри внимательно!...
- Элбакидзе Саше есть? Письмо должно быть! Или открытка. От невесты...
Ни ордена, ни медали, ни грамоты, ни благодарности: письма от жен и матерей, отцов и детей - вот самая драгоценная награда для воина, несущего службу вдали от родного дома. Когда минут через десять толпа у БТРа поредела и "счастливчики" разбрелись по палаткам вкушать радостные вести, присланные их родными в бумажных конвертах, а "неудачники", поохав в душе, полезли в карманы своих гимнастерок за второй сигареткой, ко мне подошел батальонный почтальон Саша Демин и негромко кашлянул:
- Гм... Товарищ старший лейтенант. Вам это вот ...
- Что значит "это вот", товарищ сержант? Выражайтесь по существу!
- Гм... Я грю, корреспонденция Вам ... - и он несмело протянул мне сложенный вчетверо бланк телеграммы. Я быстро развернул ее, пробежал глазами текст  и почувствовал, как земля уходит из-под ног. На бланке было выбито всего несколько слов, которые делали всю мою дальнейшую жизнь пустой и никчемной: "Артем прости я выхожу замуж ждать тебя больше нет сил не пытайся меня вернуть Виктория". Телеграмма выпала из рук.
Ее поднял с земли командир роты капитан Липаткин:
- Что тут у тебя? Что-то дома стряслось? Можно прочитать?
- Читайте, Александр Васильевич! - процедил я сквозь зубы и отвел взгляд, чтобы не видеть его неприятную физиономию. Липаткин прибыл в нашу часть две недели назад и сразу же не понравился всему офицерскому составу. Анекдотов свежих не привез, водку не пил, запретил командирам взводов "тыкать" ему в присутствии рядового состава и т.д. и т.п. и пр.  И я ждал удобного момента, чтобы перевестись в любое другое подразделение.
Пробежав глазами текст телеграммы, он пожал плечами и протянул мне бланк: "Забери. А лучше порви и забудь. И не переживай зря. Если женщина не может дождаться мужа с войны - "пустышка" она. И ничего в этой жизни не стоит ..."
Я схватил его за грудки, но он уперся в меня таким испепеляющим взглядом, что мне пришлось тут же разжать пальцы:
- Старший лейтенант, советую отдавать отчет своим действиям. Будь сейчас здесь замполит - трибунала тебе не миновать. А теперь собери командиров отделений и дай команду получить боеприпасы. Приблизительно через час - выдвигаемся. Выполнять!
...Комбат приказал совершить марш и к 11:00 сосредоточиться на южном склоне высоты "202,4". В ожидании команды "Вперед!" ротная колонна из десяти БМП выстроилась зеленой бронированной цепью вдоль высоты "Огурец". И когда до команды к началу марша оставались считанные секунды, я со своей командирской "сидушки" толкнул механика-водителя в спину:" Гордиенко! Освободи место, пересядь на моё! Я сам поведу машину!".....

...Я выжимал из боевой машины пехоты все "соки". Она летела по бескрайней степи, как легкий и юркий кораблик, гусеницами вздымая за собой огромную завесу непроницаемо-серого облака пыли. Я ворвался на высоту "202.4", с ходу, не сбавляя скорости перемахнул через бугорок, круто развернул 13-тонный "кораблик" и резко ударил по тормозам. Клюнув "носом" землю, БМП встала, как вкопанная. По команде "к машинам" личный состав покинул броню, и вдруг я увидел, что все, как один, потянулись к кормовой части моей боевой машины. Я спрыгнул на землю и направился туда же, куда почему-то направился весь личный состав роты и где уже образовалась приличная толпа. Легонько растолкав солдат и офицеров, я обомлел. Прямо за моей БМПэшкой, метрах в десяти от нее, был родник. Мы дважды сосредотачивались на этой площадке и оба раза вдоволь наслаждались его вкуснейшей ледяной водой. Родник тонкой струйкой вытекал из небольшой расщелины, спускался по крутому бугорку, и, попав в трехметровый лоток, безупречно ровно выложенный крупной, отполированной, ослепительно белой галькой, весело журчал набравшим силу и уверенность прозрачным потоком. Чьи-то заботливые руки сотворили это самое настоящее чудо посреди дикого  палящего степного зноя и этой картиной можно было любоваться вечно.
Но...это все было живо минуту назад. А теперь передо мной вместо сказочного живого пейзажа, было грязное, булькающее, беспорядочное месиво, беспардонно перепаханное гусеницами моей БМП. Все молчали.
Я медленно стащил с головы шлемофон и промокнул лицо рукавом гимнастерки:
- Мужики, сам не знаю, как вышло... Забыл совсем, что здесь родник...
Сто десять пар глаз уперлись в меня негодующими взглядами. Стояла мертвая тишина, слышно было лишь, как трещат кузнечики в траве , да булькает грязная, перепаханная жижа под ногами.
Тишину нарушил капитан Липаткин:
- Ты бы лучше голову в подразделении забыл... Кто позволил тебе занять место механика-водителя?
Я промолчал. Липаткин подошел вплотную к тому месту, где минуту назад журчали чистые струи, поиграл желваками и вдруг глаза его повлажнели, а голос дрогнул:
- Родник... А ведь есть что-то в этом слове от слова "Родина"... Разгильдяй! Мальчишка! Какую красоту-то загубил!
Я в сердцах бросил шлемофон на землю:
- Да что я, нарочно, что ли?! Ну случилось так! Товарищ капитан, дайте мне час времени, я с бойцами все приведу в порядок.
Липаткин криво усмехнулся:
- Ага... Щас! Час ему дайте! Да какой час? Очнись! Может забыл, что ты - командир первого взвода разведовательной роты 166-го гвардейского мотострелкового полка! И что мы совершаем марш, и что привал всего 15 минут! Приказываю проверить наличие личного состава, оружия, боеприпасов и в течение 10 минут доложить мне. Выполняйте!
- Есть...
Доложив Липаткину о наличии личного состава, я добавил в конце:
- Товарищ гвардии капитан, я не желаю больше служить в роте, которую возглавляет такой офицер, как Вы. Завтра подам Вам рапорт о переводе и прошу Вас подписать его незамедлительно.
Липаткин криво усмехнулся:
- Интересно... Это что же я, как командир, делаю не так?
- Не важно... Я просто не уважаю Вас и не считаю нужным служить под Вашим началом.
- Это потому, что я с вами, с командирами взводов водку не пью? Гм... Ну что же, это действительно весомый аргумент... Хорошо, рапорт подадите завтра к обеду. Подпишу его незамедлительно. Можете идти.
- Есть! - я щелкнул каблуками и направился к своему личному составу.

... Вечером за ужином, никто не балагурил, как это было заведено. Молча стучали ложками по дну  алюминиевых мисок. И только в самом конце, когда уже допивали чай, прапорщик Пастухов заметил:
- У нас в селе тоже родник был... Вода вкусная, холодная... Даже сладковатой какой-то казалась... Придем с пацанами после футбола, пьем-пьем, и никак напиться не можем.. - он отставил эмалированную кружку, слегка прищурился и уставился немигающим взглядом на тлеющий огонек "армейского ночника": "На родину охота... Хоть на часок... Хорошо сейчас дома... Первая черешня пошла... Пацаны в речке купаются, рыбу ловят... Девчонки по вечерам песни поют под гитару.... Как же вы так неосторожно сегодня, товарищ старший лейтенант?
Наступила тишина. А через минуту все присутствующие дружно встали и молча начали расходиться. Последним покинул палатку капитан Липаткин, буркнув напоследок: "Мальчишка... Натворил дел...". Я остался совершенно один. Долго и молча сидел и думал о том, как испохабил сегодня родник, о том, почему предала Виктория, в которой был уверен, как в себе, и еще думал о том, как земля носит таких бесчувственных уродов, как мой ротный? Размышлял о том, как жить дальше? Потом достал из полевой сумки карту, сдвинув посуду, разложил ее на столе и нашел отметку "202.4". Мысль работала как часы:" Так... До высоты приблизительно 20 минут ходу на БМП. Минут 40-50 на работу мне вполне хватит... Еще 20 минут на обратную дорогу. Все. Решено. К подъему успею!".
Перед отбоем я подозвал к себе дежурного по роте сержанта Смольникова и прошептал ему на ухо:
- Разбудишь меня ровно в 5:00, только очень тихо. И никому ни слова. Все понял, Смольников?
- Так точно, товарищ гвардии старший лейтенант...

... Как только на горизонте возник силуэт высоты "202.4", мне показалось, что движок "запел" веселее свою монотонную "песню". Я вдруг почувствовал, как огромный камень свалился с моих плеч, как стало легче дышать. Пытаясь перекричать лязг гусениц и рокот двигателя, я затянул что есть мочи: "Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним!". Я снова лихо, но уже аккуратно влетел на южный склон высоты "202.4", заглушил машину, спрыгнул с брони и оцепенел! Из небольшой расщелины, набирая силу и, спускаясь по крутому бугорку, заливисто звенел сказочно-чистыми нотками чудесный родник. Чьи-то заботливые руки безупречно ровно выложили трехметровый лоток родника крупной, отполированной, ослепительно белой галькой. В метре от него в землю была воткнута большая саперная лопата, а чуть левее - АК-74. Рядом с лопатой, прямо на траве, спиной ко мне сидел мужчина с голым торсом и курил, лениво пуская в небо сиреневые колечки дыма. Это был капитан Липаткин.
Не оборачиваясь, он негромко произнес:
- Долго спите, товарищ старший лейтенант... И вообще, сегодня же подойдете к начфину и внесете в кассу деньги за 20 литров использованного в личных целях дизтоплива. БМП - это не такси... Вполне могли бы и в пешем порядке добраться. Мне вот лично хватило часа, чтобы добежать до места...
Я не знал, что говорить, в горле стоял ком ...
- Рапорт подадите к 12:00.
- Александр Васильевич... А что, если я передумал переходить в другое подразделение?
Липаткин обернулся и, переходя на "ты", пожал плечами:
- Ты глянь, передумал он! А кто тебя отпускает? Ишь, чего захотел! То, что у тебя мозги порой "набекрень" - это по молодости, пройдет. Главное для меня, что ты - профессионал. Стреляешь, машину водишь и людьми командуешь на "отлично". И в душе ты - боец. Ты настоящий боевой офицер, Артем. Такие, как ты в армии - на вес золота. Я знаю, что непременно быть тебе генералом. Говорю тебе это сейчас, в первый и в последний раз, когда никто нас не слышит. Чтобы ты звезду, часом, не поймал. Кстати, я аттестовал тебя на должность командира роты. Думаю, что через месяц-другой - пойдешь на повышение.
- Так зачем тогда рапорт подавать?!
Липаткин поднялся с земли, отряхнулся и начал молча одеваться. И уже, застегивая на поясе портупею, произнес:
- Рапорт напишешь... Домой съездишь на десять суток... По семейным обстоятельствам... Я вчера вечером через оперативного дежурного нашел твою Викторию Олеговну ... Половину Севастополя на ноги подняли, пока нашли ее телефон... Не давала она тебе никакой телеграммы! Это тёща твоя будущая козни строит... Ей в зятья, оказывается, не боевой офицер нужен, а стоматолог или адвокат... Вика, пока мы с ней беседовали, плакала все время... Хорошая у тебя девчонка, Артем... Правильная... Любит по-настоящему... И ждет...  А главное велела передать тебе, что ...
Липаткин взялся за черенок лопаты, выдернул ее из земли, бережно подхватил автомат и направился к БМП.
- Что передать-то велела?! Александр Васильевич, ну не томи!  - почти прокричал я в спину ротному. Тот остановился, обернулся и вечно суровые черты его лица вдруг озарила мягкая, светлая улыбка:
- Да ничего особенного... Малыш у вас будет... Мальчик... Беременная она...
- Как???
- Что значит - "как"?! Это ты меня спрашиваешь? Тебе, по-моему, лучше знать - как! Ты же будущий папаша!   
Я догнал его, заключил в объятия и сжал так, что у Липаткина хрустнули кости:
- Командир... Ты прости меня, ради Бога, за все, ладно? Не держи зла!
- Ну, все-все, прекращай...  Мы с тобой кто? Офицеры, разведчики... Нам тут еще телячьих нежностей не хватало! - нахмурился капитан.               
                - Давай-ка, заводи БМП, ехать пора...
Я в последний раз обернулся, чтобы взглянуть на родник, почему-то подмигнул ему и помахал рукой, как живому существу - давай, мол, держись тут, дружище, и не скучай в одиночестве! Потом запрыгнул в люк механика-водителя и запустил дизель.
Через минуту мы с Липаткиным на всех парах мчались по утренней степи, а солнце уже начинало потихоньку вступать в свои права, припекая и накрывая необъятным знойным панцирем бескрайнее степное плато
Ну, на то оно и солнце!