Прогулка вторая
Рона удивительно тонко подбирает дни для выхода в Зелёную Рощу.
Это обязательно безветренные, спокойные солнечные дни чистого неба.
Разве отдельные облачка, прогуливающиеся над нами высоко-высоко.
В Зелёную Рощу мы идём пешком. Маршрут всегда один: по Горького до Куйбышева, затем до Горного института, поворачиваем на Хохрякова и по ней идём до упора в Народной Воли. Переходим … и мы у входа!
И возвращаемся мы, как правило, этим же маршрутом.
По Зелёной Роще мы гуляем часа полтора-два. Отдыхаем то на травке. То на редкой скамеечке. А иногда сидим на пенёчках. Они здесь встречаются!
И Рона, выбрав момент, начинает рассказывать мне об отце.
То есть о моём дедушке.
У Роны уже три порока сердца.
Один – первый – врождённый.
Второй у неё сформировался во время войны и голода.
Третий…
Про третий её порок я от неё услышу.
Про сам порок она мне расскажет.
Расскажет про то, как в реанимации приходится дышать с помощью кислородной подушки.
Расскажет, как важно успеть нажать на кнопку вызова.
Как умирают те, кто нажать на кнопочку не успел.
А вот про обстоятельства его получения – ни разу.
Ни одного слова!
Спустя сорок лет после её смерти мама меня просветит.
Оказывается Рону порвала тигрица.
Амурская громадная тигрица пыталась втянуть Рону в клетку!
Она поймала Рону на один коготь, а Рона вцепилась в противоположную клетку, благо в ней никого не было.
Товарный вагон, в котором они ехали в составе передвижного зоопарка, трясло и било, перегон тянулся четыре часа. Рона дико кричала, но никто в других вагонах ничего не слышал. В какой-то момент тигрица попробовала перехватиться и на мгновение выпустила жертву с когтя.
Это спасло Роне жизнь. Она истекала кровью без сознания, когда на остановке её хватились и вскрыли вагон. В больнице она провела чуть не три месяца, потом долго долечивалась дома. На этом её трудовая деятельность в Свердловском зоопарке была завершена. Но крошечного стажа хватило для назначения крошечной же пенсии.
Рона осталась инвалидом до конца.
Вот о нападении тигрицы она не произнесла при мне ни одного слова.
Возможно, говорить об этом со мной ей категорически запретила её мама.
Возможно и моя мама – её сестра! - промолчала бы до конца, но тут она увидела, что тигр – символ моего колледжа «Сурмико».
Мама спросила у меня просто:
«Откуда тигр?»
Мне скрывать было нечего.
- Я с ним в уссурийской тайге безо всяких зоопарков встречался. А в зоопарке простоял около клетки тигров не одну сотню часов! Я всегда посещал тигровые представления в цирках, и в каждом зоопарке тиграм отдавал львиную долю времени.
В Ленинграде я не спешил в Кунсткамеру и Эрмитаж, а вот визит к тигру – обязательный элемент программы.
То же самое и в Москве. Понятно, что пересмотрел фильмы о тиграх десятки раз. Я уже молчу о его – тигра – шахматной раскраске.
И вот тогда мама наконец поведала мне историю отношений Роны и тигрицы.
В этой схватке Роны с тигрицей для меня скрывалось что-то мистическое.
Она была реально на волосок от гибели.
И она отчаянно боролась за жизнь.
А в сердце образовался третий неустранимый дефект.
А я, когда с Роной попадал в зоопарк, мог по часу стоять и смотреть именно на тигров! Я обожал на них смотреть. Рона куда-то отходила, а я всё смотрел и смотрел!
В Зелёной Роще Рона рассказывала и рассказывала мне о своём папе. Никакого другого мужчины в её жизни больше не существовало.
Она вопреки всему верила в то, что однажды он к ней вернётся!
Она рассказывала о папе, который не переставал работать с рукописями. А он очень много редактировал и был главным редактором в «Уральском рабочем» и в нем же ещё и выпускающим редактором.
Она рассказывала о домашних животных папы.
Нет белочки в Зелёной Роще мы не встречали.
Рона рассказывала о белочке. Которую убили во время обыска в ту жуткую ночь.
И о попугайчиках, которым – обоим – открутили головы.
Рона рассказывала как рылись в вещах, переворачивали ящики и угрожали маме. Как к ней прижималась заплаканная сестрёнка – маме было без трех дней десять лет. Как молча сжимал кулаки восьмилетний Миша.
А мама только шептала: «Ради Бога! Молчи!»
Как их начали выселять на следующий день, и в квартиру внесли свои вещи наши нынешние соседи.
Как потом пробивали дверь в чудом сохраненную мамой комнату. Как потом уже в эту последнюю обитель вселяли несчастную Зенту.
Мы никогда не говорили с ней о Боге.
Мы говорили с ней только о её Отце.
Рона меня явно тайно крестила.
Маленького.
Потому что я помню, как она водила меня в Церковь напротив Центрального стадиона и причащала.
Ничего мне вслух не поясняя.
Она там теперь и лежит, под тем холмом внизу старого кладбища.
Она никогда не встречалась с мужчинами.
Она вела абсолютно непорочный образ жизни.
И воспитывала меня строго, чисто, возвышенно и благоговейно.
Сейчас я понимаю, что Рона была истинно Святая.
А Зелёная Роща была для неё именно Храмом Господним.
Потому и дни для Посещений она выбирала не всякие.
И разговоры со мной вела не всякие.
И теперь, когда я хоть немного приблизился к пониманию места Женской обители в моей и её жизни, мне кажется, что пока билось её сердце, она тайно служила Всевышнему оставаясь одной из тайных монахинь этого монастыря.
Монахиней не по форме, не по атрибутике, а по самой своей сути.